Осмысленный взгляд

СВОБОДНОЕ ТЕЧЕНИЕ ГУМАНИСТИЧЕСКОЙ МЫСЛИ

Писать предисловия к книгам – часть моей издательской деятельности. Поэтому, когда Дарио Эргас попросил меня написать предисловие к этой книжке, я задумался и тут же понял, до чего же нелёгкая и в то же время захватывающая задача мне предстоит.

Эта книга никак не хочет вписываться в классические рамки литературных жанров. Это не роман, потому что не следует привычным правилам повествования. Несмотря на несколько включённых в книжку стихотворений, это не поэтический сборник. Может, это эссе? Ну да, что-то в духе этих глубокомысленных антропологических или философских очерков, вот и название вроде подходящее. Или что-нибудь мистическое? Их немало выпускается в наши дни, этих «священных книг». Вроде похоже, но форма изложения совсем другая.

Так что же это? Думается, это новый способ письма. Здесь нелишне будет уточнить, что это не первый опыт такого рода; во-первых, потому, что это вторая книга автора – в предыдущей, «Смысл бессмысленности», он уже испробовал такой способ изложения; во-вторых, некоторые приметы подхода, который порождает такой способ общения, мы можем найти в некоторых работах Сило – например, в книге «Гуманизировать жизнь на Земле» или в его «Письмах к друзьям» – взять хотя бы вот этот отрывок, в котором говорится о человеке:

«Итак, поговорим о человеческой жизни. Когда я вглядываюсь в себя – не с физиологической, а с экзистенциальной точки зрения – я вижу себя, помещённого в этот мир – мир, который я не строил и не выбирал. Я вижу себя в контексте ряда феноменов, носящих неизбежный характер – начиная с моего собственного тела».[1]

Главное здесь заключено в словах «когда я наблюдаю за собой» – то есть когда я подключаюсь к собственному опыту, к тому, что мне довелось пережить. Это – точка отсчёта любого гуманистического дискурса: всё начинается с частного, личного опыта, чтобы потом сообщить что-то, что может иметь общечеловеческое значение.

Другая особенность такой манеры изложения – это подчёркнуто уважительное, доверительное отношение к читателю, которому предлагают на равных поучаствовать в искреннем диалоге. Здесь нет ощущения законченности; то, что автор хочет сказать, не носит абсолютного и вечного характера, оставляя возможность для свободной интерпретации, которая может быть очень плодотворной.

Итак, для чего написана эта книга? Для того, чтобы поделиться опытом и размышлениями, которые могут пригодиться на пути к освобождению – пути, который, без сомнения, должен пройти каждый из нас.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Бессмысленность – вот что преследует меня всю жизнь и не даёт мне покоя.

Есть ли на самом деле смысл у жизни – у моей жизни?

В своей книге «Смысл бессмысленности» я попытался поговорить о самых мучительных состояниях сознания и найти способ выбраться из тёмных лабиринтов, в которых этому сознанию так легко заблудиться. Наша задача заключалась в том, чтобы освободиться от страдания, чтобы оно не мешало нам правильно поставить перед собой вопрос и жизни и её смысле.

Цель этой новой книги – уже не решить ряд конкретных вопросов, а получить доступ к опыту Смысла.

Мы попытаемся совершенно по-новому взглянуть на происходящее в нашей жизни. До сих пор, чтобы одержать победу над страданием, нужно было долго и мучительно брести, увязая в бессмысленности, пытаясь выбраться из неё. На этом пути нас всегда подстерегали ловушки – попадёшь в такую, и сразу летишь в пропасть, из которой, казалось только что выбрался. Очутившись на самом дне, мы снова были вынуждены браться за нелёгкую задачу – подняться, чтобы выбраться к свету из тьмы сознания.

Подойдём к этому вопросу по-другому. Мы предположим, что у жизни действительно есть смысл, и попытаемся угадать, что может нам облегчить доступ к этому опыту. Иными словами, если жизнь имеет смысл – а мы утверждаем, что это так – нам следовало бы найти способ приблизиться к нему и осознать его. Если на этом пути нам предстоит пережить опыт, подтверждающий эту гипотезу, значит, она верна; опираясь на это знание, мы попытаемся приблизиться к осмысленности. Повторяю, нам нужен именно опыт, а не просто интеллектуальное понимание – там мы неминуемо забредём в область сомнительного и спорного.

Итак, если нам удастся подтвердить эту рабочую гипотезу, последствия будут огромны. Неважно, как мы себя чувствуем в этот момент, неважно, что мир кругом рушится, что какое-то обстоятельство кружит нам голову, неважно, что удушающая рутина не оставляет времени остановиться и задуматься. Чтобы ни творилось в твоей жизни, когда ты будешь читать эту книгу, прими как гипотезу, что жизнь не бессмысленна, что она не кончается со смертью, что всё не напрасно.

Если в жизни человека действительно есть что-то по-настоящему важное, это «что-то» должно каким-то образом заявить о себе; должен также быть какой-то способ до него добраться. Раз уж мы предположили, что это «что-то» действительно существует, значит, стоит поискать к нему дорогу. Логично также будет спросить себя: если есть на свете что-то настолько большое и настоящее, дающее смысл нашему существованию, почему познать его и объяснить – настолько трудная задача? Мы знаем, куда хотим прийти, но не знаем пока, как это сделать и что именно мы там найдём; тем не менее, при таком подходе наш поиск будет становиться всё интенсивнее.

Есть ли в человеке что-то не зависящее от тела, или мы – это только наше тело и больше ничего?

Если то, что не зависит от тела – не выдумка, если оно существует до появления тела и продолжает существовать после него, как познать его, как до него добраться?

Если оно действительно существует, то должно подавать какие-нибудь сигналы, и нам необходимо узнать, каким образом мы можем их уловить. Раз такой сигнал поступает, сознание наверняка как-нибудь его интерпретирует, и он находит отражение в каком-нибудь человеческом проявлении.

«Познай самого себя». К чему на самом деле призывает меня эта древняя фраза Дельфийского оракула? Что же такое надо узнать, чтобы тебе открылось будущее? И как мне познать самого себя, если предполагается, что я сам с собой сосуществую. Может, это самое важное из того, что сказал оракул. Может, я живу с кем-то, кого не знаю? Может, рядом со мной, с тобой, с ним живёт кто-то очень важный по имени «я сам», и т. д. – моя, твоя, его сущность, кто-то, кого я, ты, он совсем не знаем? Если во мне живёт что-то бессмертное, сущностное, то, что было до появления на свет моего тела и останется жить после его смерти, интересно было бы с ним познакомиться. Привет, дорогой незнакомый друг, мы идём к тебе.

Говоря о Смысле (Sentido), мы используем это слово как минимум в двух значениях. Во-первых, sentido – это «смысл, значение» – жизнь, обретающаяся за пределами собственной эволюционной механики, жизнь, представляющая из себя нечто большее, чем островок посреди пустоты, имеет смысл. А ещё мы употребляем это слово в другом значении; sentido как «направление»; у жизни есть направление, она движется «куда-то» и «откуда-то». Спросить, есть ли у чего-то sentido – значит задать сразу два вопроса: «есть ли в этом смысл?» и «в каком направлении оно движется?».

Если в жизни есть смысл, появление человеческого начала – не случайно. Мы привыкли рассматривать человека и человеческое начало как продукт эволюции. Жизнь эволюционирует, усложняется, порождает сознание и мы предполагаем, что человеческое начало и сознание – это почти одно и то же. Но так ли это?

Когда оно возникло, человеческое начало? Когда гоминид впервые встал на две ноги? Или оно уже присутствовало задолго до этого?

Возможно, человеческое присутствовало с самого начала, с тех пор, как зародилась жизнь. Возможно, это именно оно, человеческое начало, прокладывало себе дорогу, пока не дошло до сознания. Человеческое, извечный спутник жизни, искра свободы, вспыхнувшая миллионы лет тому назад в мозгу какой-нибудь неведомой нам обезьяны, встряхнувшая её, пробудившая от животного сна. Человеческое начало, которое прокладывает себе путь сквозь сознание, и не устанет подгонять и тормошить его, пока не добьётся своего полного воплощения в мире.

Обычно мы ставим перед собой цели и следуем за ними, добиваясь их исполнения. Такую погоню за целью мы часто путаем со смыслом. Нам кажется, что у нашей жизни есть смысл, потому что мы поставили перед собой некую задачу. На выполнение этой задачи у нас может уйти время – может, даже немало лет. Когда наконец мы выполним её, будет ли это означать, что мы реализовали свой смысл жизни? Потому что жизнь – она ведь не оканчивается после достижения цели. Достигнув её, мы не умираем. Жизнь продолжается, мы снова будем искать что-нибудь, что даст нам смысл, но в чём же тогда он заключается? Может, мы выдумываем его себе? Кроме того, если у всего, что мы можем себе вообразить, есть ограниченный срок для выполнения и время это оканчивается со смертью, которой всё равно, насколько мы близки или далеки от цели, мы не сможем реализовать его после смерти. А если есть что-то, что продолжается после смерти, если это действительно так – есть ли у нас цель?

Мы привыкли мерять свой путь маленькими отрезками времени и считать, что смысл заключён в этих целях, которые мы ставим перед собой по дороге. Мы предполагаем, что цель будет достигнута примерно к концу пути. Но если у дороги нет конца, как пройти её целиком? Как идти по дороге, которая никуда не приведёт, дороге, чья суть – в том, чтобы просто быть дорогой? Долгой-предолгой дорогой домой. Неважно, с какими трудностями нам предстоит столкнуться, неважно, что дорога порой будет пролегать через унылые места, будет петлять и сворачивать куда-то вбок; всё равно это – долгая дорога домой. Вот он, мой дом; я подхожу поближе, и он тает в воздухе – передо мной снова дорога, уходящая вдаль.

Под влиянием послания Сило, который он распространил в конце 2001 года, описания упражнений по работе с внутренней силой и медитаций о «Пути» у меня постепенно менялся взгляд на действительность. Я почувствовал, что могу выбирать – продолжать смотреть на жизнь с точки зрения Бессмысленности и мучительно пытаться из этой Бессмысленности выбраться, или взглянуть на неё с точки зрения Смысла и преодолеть препятствия, преграждающие нам путь к этому опыту.

ЭПОХА[2]

Движение во времени. Разочарование Запада. Направление или смысл истории

Почему так трудно ощутить смысл жизни?

Потому что ты – это твоя эпоха, а она несёт на себе печать разочарования.

Ты чувствуешь то же, что чувствует твоя эпоха, вы с ней мечтаете об одном и том же, ты веришь в то, во что верит она.

Твоё поколение путешествует по времени вместе с тобой. Ты – всего лишь кусочек времени, уместившийся между твоими родителями и твоими детьми – вернее, теми, кем станут твои дети. Эта волна экзистенции, которая движется, чтобы с грохотом разбиться о меняющуюся реальность.

В рассветные часы истории занимающееся солнце освещает всё вокруг первыми утренними лучами; на заре мы видим его очертания в небе, мы ощущаем Бытие и предвкушаем радость от его выражения в жизни.

Когда наступает полдень, солнце – над нашими головами, и нам его уже не видно. Мы просто знаем, что оно там; Бытие занимает собой всё пространство, но если попытаться взглянуть на него в упор, можно ослепнуть. Нам нужно поймать его, удержать, уяснить себе его суть, прийти к нему через тень, порождаемую солнечным светом при столкновении с нами – с человеческим началом.

На закате мы снова видим очертания солнца, видим, как оно гаснет, погружаясь в море. Близится ночь. Мы глядим на закат с щемящей тоской – тоской по утраченному, несбывшемуся и уже несбыточному. Последние солнечные лучи холодят душу.

Некоторое время тому назад последние солнечные лучи западной цивилизации потухли на горизонте. Ночная тьма сгущается, скрывая от нас смысл, заставляя нас забыть о бытии.

История – континуум, создаваемый поколениями, которые борются за власть и сменяют друг друга. Когда поколение, находившееся у власти, дряхлеет и умирает, на смену приходят те, кто моложе; одновременно с этим ещё одно, ещё более молодое поколение борется с тем, что находится у власти. Мы говорим об Историческом Моменте, чтобы поймать этот континуум, попытаться понять, откуда мы пришли и куда идём. Исторический момент – абстракция, запечатляющая мгновение, в котором сосуществуют несколько поколений: нарождающееся (1), то, что собирается с силами (2), то, что борется за власть (3), то, что находится у власти (4), то, что было отстранено от власти (5), и, наконец, поколение умирающее (6).

Несколько поколений образуют Исторический Момент. Несколько исторических моментов образуют период. Несколько периодов – Эпоху. Согласно Ортеге-и-Гассету, мы можем выделить три эпохи внутри каждой цивилизации: Эпоху Традиционализма, Эпоху Рационализма и Эпоху Разочарования.

Первая эпоха (традиционалистская) характеризуется приверженностью к уже явленным истинам. Центр притяжения (тяготения) жизни – религия, Бог, его заповеди, его церковь. Желанное будущее отождествляется с «утраченным прошлым». На заре цивилизации связь с источником смысла ещё не утрачена. Новая цивилизация – это новая духовность, которая начинает воплощаться в мире людей.

Вторая эпоха – эпоха разума. При помощи разума человек рассчитывает достичь мира утопий; рождаются великие идеи, и человек пытается привести действительность в соответствии с ними при помощи революций. Будущее мыслится результатом революционных изменений. Взгляд устремлён в будущее; наука и техника, продукты разума, воспринимаются как орудия преобразования мира.

Последняя эпоха – эпоха разочарования. Ни традиция, ни разум не смогли приблизить нас к обретению желанного мира, к счастью и свободе. Разочарованная душа теряет надежду на будущее. Сознание начинает вглядываться в небо в поисках чего-нибудь магического, такого, что бы избавило его от одиночества. Вот как описывает Ортега-и-Гассет в эпилоге «Заката революций» эту эпоху Разочарования:

«После поражения смелого идеалистического устремления человек совершенно деморализован. Он утрачивает всякую непосредственную веру, вообще не верит /…/ ни в традицию, ни в разум, ни коллектив, ни в индивида. Его жизненные ресурсы истощились, ведь они поддерживались верованиями. А сил для того, чтобы достойно встречать тайны жизни и космоса, более не осталось…/…/ Приходит царство малодушных – странный феномен, наблюдавшийся и в Греции, и в Риме (на него до последнего времени не обращали должного внимания). В здоровые времена средний человек обладает такой дозой личного достоинства, которой достаточно для того, чтобы честно встречать превратности жизни. В указанные времена истощения подобное достоинство превращается в редкое качество, каковым обладают немногие. Храбрость теперь относится к профессии, а профессионалы образуют ту солдатню, которая готова смести любую общественную власть и глупейшим образом подавляет все общественное тело.

Это всеобщее малодушие проникает во все самые деликатные сферы души. Человек во всем оказывается трусом. Блеск и грохот теперь пугают так же, как они пугали в самые первобытные времена. Уже никто не верит в способность одержать верх над трудностями посредством собственной смелости. Жизнь ощущается как зависимая от случая, от тайных и скрытых сил, действующих по своему прихотливому капризу. Оподлившаяся душа уже не способна оказывать сопротивление судьбе, она ищет средства подкупа этих тайных сил в разных практиках суеверия. Самые абсурдные ритуалы привлекают массы людей. В Риме начинается поклонение всем тем чудовищным азиатским божествам, которые еще парой веков ранее заслуженно презирались.

Короче говоря, утратив способность стоять на собственных ногах, дух начинает искать ту доску, за которую можно схватиться во время кораблекрушения; он начинает смотреть на мир глазами смирного пса, ищущего покровителя. Суеверная душа и в самом деле является собакой, ищущей хозяина /…/ …У человека появилась невероятная жажда рабства. Он желает служить – императору, колдуну, идолу, вообще кому-нибудь, поскольку иначе он чувствует ужас встречи с одиночеством, с собственным сердцем, с напором бытия.

Так что наилучшим наименованием для духа, возникающего на закате революции, будет следующее: дух рабства».

Длительность этих периодов различна из-за колебаний темпов исторических изменений. То, что эти темпы активно ускоряются, означает, что ценностям и убеждениям, характерным для этой эпохи, требуется всё меньше поколений, чтобы сформироваться и исчерпать себя. Например, Средние века – традиционалистская эпоха Запада – длились около тысячи лет. А вот рационалистическая эпоха – только триста. Нынешняя эпоха, эпоха разочарования, скорее всего, исчерпает себя раньше, чем за триста лет, если учесть, с какой скоростью сейчас возникают и устаревают нравы, обычаи, ценности и убеждения.

Начало новой эпохи отмечено появлением «критического поколения». Такое поколение рождается на свет в момент, когда прежний социальный уклад теряет актуальность; иными словами, переживают кризис ценности и верования эпохи. Это поколение, которое ищет новые ответы; ему удаётся сформулировать вопросы, но ответа на них нет – либо они ещё не стали частью социального пейзажа. Критическое поколение получает возможность выразить себя лет через тридцать-сорок после своего рождения, когда оно приходит к власти (имеется в виду власть в широком смысле слова – не только в политическом). Пейзаж, на фоне которого формируется такое поколение – это поиск чего-то пока неизведанного и трудноопределимого.

Поколение наследников рождается, когда новые нравы и обычаи, свойственные эпохе, становятся частью пейзажа. Это поколение находит (или наследует) ответы, которые искало критическое поколение; оно формулирует то самое «новое и неизведанное», которое предыдущему поколению так и не открылось.

Амплитуда поколения – примерно около пятнадцати лет. Это цикл, в течение которого оно действует, пока не придёт к власти.

Поколение, находящееся у власти, формируется примерно лет за тридцать или сорок до того, как встать у руля – в социально-историческом контексте того времени. Этот момент исключительно важен, так как историческая динамика представляет собой результат борьбы разных социально-исторических «пейзажей» – контекстов, в которых формируется мировоззрение. Поколение у власти всегда консервативно и пытается навязать обществу «пейзаж» уже не существующего мира. Поколение, которое борется за власть, стремится изменить эти «декорации»; придя к власти, оно в свою очередь пытается навязать уже свой «пейзаж», к этому времени тоже уже прекративший существование. Мы говорим о социальном времени в движении. Расстояние между ценностями, актуальными в момент, когда это поколение формировалось, и ценностями мира, в котором это поколение занимает центральное положение в обществе, в наши дни настолько велико, что ускорение исторического tempo[3] может стать совершенно непредсказуемым.

Сегодня мы приближаемся к концу Эпохи Разочарования. Тенденция к сосредоточению власти и богатства и распад старых институтов, тормозящих экспансию глобального капитала, в конце концов приведут нас к последнему этапу Эпохи Разочарования западной цивилизации: к мировой империи.

Когда мы работали над этим очерком в начале 2001 года, всё, казалось, указывало на то, что именно западной культуре предстоит трансформироваться в первую мировую империю. Несмотря на то, что с западной сосуществуют различные культуры (Китай, Индия, Япония, исламские страны, страны Ибероамерики), именно Запад сосредоточил в своих руках политическую, экономическую и военную власть, дающую ему неоспоримое преимущество. В эпохи традиционализма и рационализма центром западной цивилизации была Европа. Сейчас, в Эпоху Разочарования, центр власти переместился в Соединённые Штаты – молодую страну, почти без истории, завладевшую техникой (европейским изобретением!) в полном объёме – на чём, собственно, и основывается её господство.

Тем не менее, всего три года спустя после написания этого очерка, когда я наблюдал реакцию на теракты в Нью-Йорке, последствия американского вторжения в Ирак, расширение Европейского Союза за счёт присоединения к нему стран Восточной Европы, впечатляющее экономическое развитие Китая, распространение ядерного оружия в разных регионах мира, у меня создалось впечатление, что шансы этой страны превратиться в эпицентр мировой империи падают с каждым днём. Вполне возможно, процесс концентрации власти будет многополярным, охватывающим различные регионы планеты, с центрами не только в Соединённых Штатах, но и в Европе, России, Китае и Индии. Кроме того, исламский мир, включающий в себя значительные территории в Африке, Европе и Азии и переживающий потрясения в связи с западной агрессией, так же мог бы превратиться вполюс власти на этой новой международной арене.

Начало Эпохи Разочарования на Западе можно увидеть в возникновении нацизма, сталинизма и разрушении Хиросимы и Нагасаки. Мы говорим о поколении Гитлера, Сталина и Трумена, но также и поколении Ортеги-и-Гассета, Хайдеггера, Сартра и Пикассо. В качестве точки отсчёта мы можем взять 1887 год, так как именно в эти годы рождается поколение, которому предстоит прийти к власти к моменту начала Второй мировой войны. Ортеге-и-Гассету в восемьдесят седьмом было четыре года, Гитлеру исполнилось три; мы говорим о конце XIX века.

То, что разум (а с ним и Эпоха Рационализма) потерпел крах, стало очевидно в начале XX века, когда общественную сцену заполонили иррационалистические идеологии, которые в конце концов привели к развязыванию самой чудовищной войны в новейшей истории. С другой стороны, физико-математический разум ставит под угрозу само существование человечества, и развитие философии не пошло дальше феноменологии, экзистенциализма и критики исторического разума. Начиная с этого момента начинается упадок философии; теряется (а потом и вовсе пропадает) целостное видение процесса.

Когда в Европе эпоха революций уже осталась позади, в Латинской Америке они только начинались. Мир, не охваченный глобализацией, в то время ещё не успел настроиться на одну общую волну. Кубинская революция и «Теология освобождения» в Новом свете, Америке – отзвук уже умершей эпохи. В партизанских движениях шестидесятых мы видим иррациональный романтизм, свойственный Разочарованию. О смене эпохи сигнализируют одновременный – на различных широтах – всплеск молодёжного движения в шестидесятых и высадка на Луну первого человека; начинается эра глобализации.

Мы можем увидеть, как глобализация даёт о себе знать в восьмидесятые. Это эпоха экспансии Разочарования. Сознание становится прагматичным, краткосрочным, антиисторичным. Коммуникационные технологии объединяют все точки планеты. Деньги превращаются в высшую ценность и мерило истины. Бурно развиваются технологии. На конец восьмидесятых приходится распад Советского Союза. Приходит конец биполярности, царившей на международной арене с послевоенных времён; начинается движение к созданию первой мировой империи – на этот раз без противовеса. Девяностые – это уже зрелый этап глобализации. Разочарованное, прагматичное сознание достигает своего апогея: наступает «конец истории».

Поколение тех, кто родился между 1950 и 1965 годами – это так называемые «новые правые» и «новые левые». Это поколение противозачаточной пилюли, борьбы против устоявшейся морали, поколение фантазёров у власти, оно вытесняет поколение, сформировавшееся в годы Второй мировой. Прагматический подход, заявивший о себе при Рональде Рейгане и Маргарет Тэтчер, после прихода к власти следующего поколения становится доминирующим. Представители этого поколения (родившиеся в период между 1950 и 1965 гг.) – вольнодумцы-прагматики, без чёткой идеологической платформы, правой или левой. Решения, которые они принимают – краткосрочные. Далеко они не заглядывают – период, который способно охватить их воображение, это даже не их собственный жизненный цикл – скорее речь идёт о сроке полномочий, об отрезке времени от выборов до выборов. Мир окажется в опасности.