Дурная школа

"Я же не специально, девочки, – как будто виновато пожимала плечами сдержанная, холодная Лариса Евгеньевна, – что-то пока не лежит ни к кому душа. А каких мужчин называть настоящими, я не знаю. Может, потому что сама – не вполне настоящая женщина. Моя главная задача – воспитать у Тёмки чувство собственного достоинства. Если это сумею сделать, то буду знать, что свой материнский долг я полностью выполнила."

Отшучиваясь подобным образом, Лариса Евгеньевна в глубине души признавала правоту подруг и, после недолгих раздумий, со свойственной себе рациональностью записала сына на секцию самбо. Занятия вёл неулыбчивый, строгий, но любящий детишек тренер, и, к радости Ларисы Евгеньевны, Артём с воодушевлением начал заниматься борьбой. Таким образом, пытаясь компенсировать сыну отсутствие отца и загладить перед ним свое чувство вины, Лариса Евгеньевна сумела найти для Артёма занятие, которому приносило ему удовольствие, а себе – крепкого помощника в воспитании дисциплины и воли у ребёнка в лице тренера.

Со своей стороны Лариса Евгеньевна прививала Артёму самостоятельность, такт и уважение к себе и окружающим на собственных примерах. Ни разу от неё мальчик не слышал грубых, уничижительных слов в адрес других людей. Изображения отца на фотографиях не вымарывались из семейных альбомов, более того, на прикроватном столике в спальне матери неизменно стояла больших размеров цветная фотография: красавец богатырского сложения на фоне калининского роддома держал тряпичный свёрток – спелёнутый новорождённый будущий сыщик Артём. Рядом с шикарным букетом роз в руках стояла худенькая мама. В объектив камеры она не смотрела, чуть повернувшись лицом к сыну, и так сияла её счастливая улыбка, преобразив невзрачное лицо, что оно стало не просто красивым, а по неземному одухотворённым.

В душе маленького Артёма зародился разлад. Очень рано он стал задаваться вопросами, почему отец не живёт с ними. Папа не мог быть плохим человеком, по крайней мере, ничего ужасного про него Артём никогда не слышал. Внешность типичного положительного голливудского героя тоже сыграла свою роль, – невозможно было представить, что такой красавец мог оказаться никудышным человеком, подобные мысли отторгались на каком-то глубинном подсознательном уровне. Но и маму Артём обожал, она, по мнению сына, просто неспособна была на глупый или злой поступок. Напрашивался очевидный вывод: родители расстались по его вине. Хороших детей отцы не оставляют.

Лариса Евгеньевна могла дать ответы на все вопросы и ни одну из проблем сына не считала мелкой и недостойной внимания. Со всей серьёзностью выслушав на этот раз, действительно, непростые вопросы Артёма и его горестные догадки, она, сделав скидку на возраст сына, как можно подробнее объяснила, почему отец с ними не живёт, и добавила:

– В том, что мы расстались с папой, твоей вины нет. Я могу ежедневно напоминать тебе об этом, а хочешь, даже плакат повесим с этими словами в твоей комнате? – мама грустно улыбнулась, – но есть ответы, которые попадают в уши и глаза человека, не проникая в глубину его сердца, понимаешь? Я никогда не врала тебе, сынок, но правдивость моего ответа ты поймёшь, только с возрастом, когда вылезешь, как птенчик, из скорлупы детского эгоизма. Просто верь сейчас, что ты ни в чём не виноват, а твоё сердечко почувствует это позже.

Наверное, впервые за всё время слова матери не принесли Артёму облегчения. Что это за ответ такой, больше похожий на загадку, которую он должен разгадать сам, и не сразу, а спустя какое-то время? А слова про детский эгоизм и вовсе резанули, как кромка листа бумаги тонкую кожу пальца – до крови, остро и болезненно. Он уже давно не ребёнок! Хотя на момент этого разговора Артёму было одиннадцать лет, он чувствовал себя вполне взрослым, умея самостоятельно справляться со всеми бытовыми делами. Больше на эту тему мальчик не заговаривал.

И внутри Артёма продолжало расти недовольство. Он легко учился, завоёвывал награды в соревнованиях по борьбе, а благодаря дисциплине и строгому режиму дня всегда успевал находить время и для ещё одного своего страстного увлечения – мальчик обожал детективы, запоями читал как художественную литературу, так и более серьёзные книги по криминалистике. Но отец всё не приходил и не искал встречи с ним. Жизнь сложилась так, что Ларисе Евгеньевне и Артёму не пришлось переживать ужас и отвращение от пьяных настойчивых визитов человека, чей облик уже не имел ничего общего с изображением на семейной фотографии.

Если бы это происходило, Артём, вероятно, легче бы расстался с угнездившимся в сознании образом отца, как изгнанного из семьи гордого красавца, но тот именно благодаря эффектной внешности, не испытывал нужды ни в деньгах, ни в жилье, ни в общении с бывшей семьёй. Быстро позабыв о жене и сыне, он в пьяном угаре кочевал по квартирам своих многочисленных женщин. Впрочем, чем дальше, тем меньше напоминали женщин его избранницы: тронутые разложением хронической алкогольной зависимости лица, деградировавшие голосовые связки, превратили своих обладательниц не в женщин и не в мужчин, в нечто среднее. Алкоголь словно выводил породу одинаково грубых, бесполых существ.

Артёма же раздирали внутренние демоны. Успехи в учёбе и спорте дарили ему ощущение превосходства над сверстниками. Но это сладостное чувство диссонировало с жутчайшим комплексом неполноценности. В этом кипящем котле выплавлялись противоречивые черты характера мальчика: упрямство, нежелание признавать авторитеты и в то же время желание получить одобрение взрослых. В дополнение к этому подсознательно он постоянно ожидал подвоха со стороны окружающих. Обуреваемый этими чувствами, Артём вступал в пору подросткового возраста. Лариса Евгеньевна тяжело переживала взросление сына: его конфликты с учителями и тренером, пренебрежение личной гигиеной и порядком в собственной комнате, длительные отлучки из дома, дурные компании, но сумела осознать и принять необходимость личной внутренней трансформации. Мать ребёнка должна переродиться и стать матерью подростка, решила Лариса Евгеньевна, иначе быть беде. Действовать по наитию, методом проб и ошибок, она считала опасным для семьи решением.

Будучи кандидатом медицинских наук, женщина со всей врачебно-научной щепетильностью и системностью подошла к изучению психологии подростка и развитию мозга, консультировалась с коллегами из смежных медицинских областей. Шаг за шагом между матерью и сыном крепли дружба и доверие.

Мучаясь тем, что болезненную ранимость приходится маскировать неприятными для себя самого грубостью и хамством, Артём часто испытывал перепады настроения: на фоне вечного раздражения накатывали, чередуясь, волны угрюмости и эйфории.

– Мам, я иногда не врубаюсь, что вообще происходит. Фигня какая-то. Внутри как будто злой гном живет, – жаловался Артём. Подобные откровенные разговоры были уже не редкостью с того момента, когда строгую и беспокоящуюся по каждому поводу мать, сменила мать-друг, старшая и опытная наставница Артёма, поборовшая в себе привычку осуждать и тотально контролировать подрастающего ребёнка.

Лариса Евгеньевна удержалась от того, чтобы погладить лохматую голову сына – эти проявления нежности он не терпел, даже оставаясь с ней наедине, и, улыбнувшись, ответила:

– Ты, Тёмка, не так уж далёк от истины. Мозг и бушующие гормоны, – это и есть твой злой гном, очень точно подмечено. Такой у тебя парадоксальный возраст, сынок, когда небольшое сумасшествие является абсолютной нормой. Даже желаемой. Ничего, перерастёшь.

– Да ла-адно, – растягивая гласные, недоверчиво протянул Артём – посмотри на родителей Кирюхи. Они тебе ровесники, а своих злых гномов что-то не переросли.

Кирилл Сапронов, сын соседей и близкий друг Артёма, жил с родителями, которые были и в самом деле неуравновешенными супругами и периодически устраивали громкие семейные сцены с криками и битьём посуды.

– Они взрослые люди с не закалённым самодисциплиной характером. Их поведение – добровольный выбор, а не то цунами гормонов, которое обрушилось на тебя.

– Фу, мам, но это ведь ужасно, – вырвалось у Артёма.

– Ну а для кого-то мы с тобой ужасны. Я мать-одиночка, ты – неуправляемый подросток, – уже открыто смеялась Лариса Евгеньевна. – и не забывай: осуждать других – это ведь тоже отсутствие самодисциплины.

Немного подумав, Артём возразил:

– Не согласен. Может, в чьих-то глазах мы выглядим не блестяще, но я-то, мам, знаю, что у нас с тобой отличные отношения. Кирюха мне завидует, понимаешь? И как не осуждать его родителей? Они же сына страдать заставляют, да и нам их ночные разборки иногда не дают нормально уснуть.

– Когда я была в примерно твоём возрасте, – ответила мать, – то не сомневалась, что практически всеми без исключения людьми движет эгоизм. В наших актах милосердия и благотворительности, в заботе о детях и животных лежит только любовь к себе. И даже в том, что мы горюем и плачем о ком-то – всегда о себе плачем. А вот когда я уже отучилась и стала врачом, то увидела вдруг, какое огромное количество людей на самом-то деле наплевательски относится и к себе. Сейчас конкретно в моей сфере, стоматологии, не могу не заметить, что люди стали относиться к себе с большей заботой. Побогаче стали жить, образованнее. Не сравнить с временами моих родителей. Но внимание к зубам – точечные меры. Я же пациентов комплексно оцениваю. Как только они в кабинет заходят, сразу понимаю, как человек питается, какие вредные привычки имеет, есть ли проблемы со сном. Зубы сейчас – красивый фасад, за которым всё так же, как и раньше, скрываются горы мусора. Так вот, я пришла к выводу, что люди и себя-то не любят. Хотели бы – да не умеют.

– А почему?

– Тяжело очень. Проще отдать бразды управления собственному мозгу, которого ты злым гномом назвал. А мозг ищет самые простые и лёгкие пути. На диване полежать. Вкусного поесть. Примитивно порадоваться с помощью алкоголя или сигарет. Поорать на другого, если что-то не понравится. А то и ударить. Даже убить. Запомни, Тёма, зло всегда примитивно, потому что лёгкими путями идёт.

По глазам матери Артём понял, что сейчас она думает о его отце. При мысли об этом Артёму почему-то стало неприятно, и он снова горячо возразил матери, чтобы отвлечь её от горестных воспоминаний:

– Ты не права. Я, между прочим, получше тебя разбираюсь в истории криминальных структур. Мощные мафиозные группировки во всём мире создавали люди далеко не глупые и не ленивые. Ты же не будешь спорить, что мафия – это зло. Такое зло точно нельзя назвать примитивным, рождённым ленью. Ни одно государство не способно его одолеть.

Артём победно посмотрел на мать и с радостным облегчением увидел знакомое выражение задумчивости на её лице. Обычно его безапелляционные, часто грубоватые суждения, вызывали раздражение у сверстников и учителей, всё больше распаляя упрямый нрав юноши и порождая ожесточённые споры.

– Мафиози, конечно, люди далеко не глупые и не ленивые. Но их империи только лишь перераспределяют то, что создано другими. Созидать сложнее, чем распихивать по карманам готовое. Даже если делать это с хирургической ловкостью рук.

– А как же известное утверждение, что лень – двигатель прогресса? – не сдавался Артём.

– Господи, сынок, у тебя же по физике сплошные пятёрки, – изумилась Лариса Евгеньевна, – без энергии ничего двигать невозможно. Только падать некоторое время под тяжестью собственного тела.

– Мам, ты ничего не понимаешь, – с нажимом произнёс Артём фразу, неизменно приводящую его в бешенство, когда он слышал её в собственный адрес.

Он внимательно вгляделся в спокойное лицо матери и дал себе обещание научиться сохранять такое же невозмутимое выражение в любой ситуации – poker face, как модно было говорить. Артём со временем отшлифует этот навык до совершенства, и поймёт его полезность: способность сохранять невозмутимое выражение лица в любых ситуациях, оказывается, понемногу уравновешивает и внутреннее состояние всего организма. Правда, Артём так и не перестал краснеть, испытывая сильные эмоции вроде злости или обиды, и стеснялся этого, пока однажды не прочитал, что Александр Македонский набирал себе воинов из числа мужчин, которые именно краснеют, а не бледнеют лицом, реагируя на испуг. Обычная вегетативная реакция, которую Артём считал позорной, стала его предметом гордости.

Сейчас же он со всем юношеским упрямством переводил обычный разговор в русло жаркого спора, желая разбить в пух и прах аргументы матери. С горячностью Артём продолжил:

– Ты, мам, рассуждаешь со своей медицинской колокольни. Для вас, врачей, все причины проблем в том, что пациенты пьют, курят, обжираются и на диванах лежат. И наверное, в бытовом плане, ты права, – это всё от лени, физической и душевной распущенности. Но не забывай, что кроме врачей существуют другие профессии. Я тебе как будущий оперативник точно могу сказать: настоящее зло имеет десятки мотивов. Ненависть, жажда власти, эгоизм, ревность, страх, зависть… Да много всякого. А ты всё сводишь к одному, так не бывает. И люди все разные.

– Да-да, – охотно откликнулась мать, – люди, мало того, что разные, они ещё склонны со временем менять собственные взгляды. Это свойство живого разума. Так что, надеюсь, через несколько лет я не утрачу способности смотреть на вещи совершенно другими глазами и изменю своё мнение.

Взгляд матери искрился весельем, и Артём так и не понял, отшутилась она, не желая, как обычно, ввязываться в спор, считая это бессмысленной тратой времени, или, действительно, признаёт его правоту.

Этот разговор прочно засел в голове Артёма. В дальнейшем слова матери помогли ему справляться с раздражением, когда он замечал бесцеремонные поступки окружающих. А одним из главных критериев оценки человека он выбрал отношение к труду и изо всех сил избегал разъедающей мертвечины праздности. Но невольно Лариса Евгеньевна своими словами укрепляла его подозрительность и недоверие сына к людям.

А спустя год, когда юноше было уже шестнадцать лет, представился очередной случай поговорить об отце: Лариса Евгеньевна с Артёмом узнали, что тот разбился, вывалившись из окна подъезда многоэтажного дома в состоянии сильного алкогольного опьянения.

Артём хорошо помнил этот вечер. Он достал семейный альбом и долго держал в руках фотографию, на которой, глядя в объектив, ослепительно улыбался рослый широкоплечий красавец-брюнет, положив руку на плечо маленького Артёма. Мать сидела за ноутбуком – готовила доклад к сентябрьской стоматологической конференции.

– А он ничего был такой… – начал фразу Артём и запнулся. Хотел сказать про отца – красивый мужчина, но почему-то постеснялся.

– Ничего? – усмехнулась Лариса Евгеньевна, повернувшись к Артёму, – настоящий красавец был. Все женщины головы сворачивали, когда он по улице шёл.

В шестнадцатилетнем Артёме уже явно проявились черты внешности, унаследованные от отца: крепкая фигура с широким разворотом плеч и густые чёрные волосы. Ростом, правда, был среднего – не такого богатырского, как отец. Артём не был лишён мужской привлекательности и обаяния, но голливудским красавцем, как мужчина на фотографии, он не был.

– Ты как знала, что всё так будет. Ну, я имею в виду, что всё так закончится рано или поздно.

– Этот сценарий написан под копирку, Тёма. Исключений практически не бывает.

– А тебе трудно было вот так… уйти сразу от него, мам?

– Нет, сынок. Говорят, что алкоголизм – это болезнь. Даже врачи так считают. Мы живём в плену непродуманных крылатых фраз и якобы народных мудростей. Ведь больного человека принято жалеть, носить ему апельсины и сок. А алкоголизм – это характер. Распущенный характер. Впрочем, как врач, скажу тебе, что и соматическая болезнь – это чаще всего тоже характер. В кресло садится пациент и просит быстро решить проблему, которую сам создавал себе десятилетиями. И будет продолжать заниматься этим и дальше, если успешно вылечится. Мы как-то уже говорили на эту тему. Людьми, Тёма, управляет их мозг и довольно редко бывает наоборот. Как невоспитанный пёс управляет собственным хозяином.

– Мам, вообще-то алкоголизм является самой настоящей болезнью. Я читал. При алкоголизме же физическая зависимость развивается, – заспорил Артём.

Лариса Евгеньевна вышла из-за стола и медленно походила по комнате, разминая руками затёкшую поясницу.

– Тёмка, я же не нарколог. А всего лишь одна из миллионов женщин, неудачно выбравшая спутника жизни. Но вот что я тебе скажу, – Лариса Евгеньевна присела рядом с сыном на диван и взяла у него из рук фотографию, – когда твой папа начал выпивать по две бутылки пива каждый вечер, а потом перешёл на напитки покрепче, я и не думала от него уходить. Понимала, что это нехорошо, разговаривала с ним, пыталась воздействовать. Но разводиться даже не думала. А заявление о разводе я написала на следующий день после того, как услышала от мужа очень страшную фразу. Помню, как утром он вышел на кухню, суббота была. Накануне он с коллегами отмечал что-то чуть ли не до потери сознания. Помятый, с больной головой, перегаром несёт изо рта, глаза виноватые. Обнял меня и говорит: «Лара, а ведь без тебя я совсем пропаду». Это симптоматичная фраза, Тёмка. И она как раз про характер, а не про болезнь. Ну а что такое алкоголизм, особенно в семье, где растёт ребёнок, ты хорошо знаешь. Смертельная угроза.

Артём внимательно слушал мать. Благородство манер сыграло с Ларисой Евгеньевной злую шутку: никогда не жалуясь и не ругаясь на бывшего мужа в присутствии сына, она сохраняла в сознании ребёнка положительный образ отца. К шестнадцати годам Артём уже вкусил очарование той лёгкости и раскрепощённости, которые дарят сигареты и алкоголь, и сейчас был особенно восприимчив к холодным словам матери и её жёсткой непримиримой оценке пьющего человека. Пройдёт немного времени, и Артём мысленно поблагодарит отца за то, что тот примером собственной никчёмной жизни навсегда отвратил сына от пагубной привычки.

– Да, мам, это точно. Большинство тяжёлых преступлений совершается именно в состоянии опьянения.

– И тебя не смущает перспектива разбираться с такими вот преступлениями, когда станешь сыщиком, сынок? – усмехнулась мать. Вложила фотокарточку в альбом и поднялась с дивана.

– Нет, не смущает. – Уверенно ответил Артём. – Поначалу, конечно, придётся работать по самым простым делам. Но это временно и даже необходимо, чтобы набрать очки опыта. Я ведь буду хорошим сыщиком, мам, быстро вырасту до серьёзных дел. Не всё сразу.

Он так и не отступил от своей детской мечты стать полицейским. Преступники и преступления бывают разными. Есть такие преступники, которые хладнокровно выслеживают жертву, собирают информацию, тщательно готовятся и планируют преступление. Но настоящий охотник – всё-таки сыщик, а не преступник, – был убеждён Артём. И мальчик очень хотел стать таким охотником. Мама никогда не отговаривала сына, только повторяла иногда, чтобы Артём поменьше романтизировал выбранную профессию… да и вообще всё, что происходит с ним в жизни. Молодого талантливого оперативника приметил начальник убойного отдела главного управления внутренних дел Никифоров Павел Викторович, и Артём охотно перевёлся к нему из окружного управления полиции, где служил первые два года после окончания обучения. Романтические представления о профессии благополучно пережили этот недолгий период, когда Артём работал в округе, в атмосфере непрерывного мата, ругани, примитивной бытовухи преступлений. Никифоров же в отличие от прежнего начальника Артёма, был спокойным пожилым интеллигентом, разговаривал хоть иногда и грубовато, но чистым, без мата, языком, тихо досиживал до пенсии. Перед высшим руководством он умел отстаивать свою позицию, по мере сил прикрывал промахи и ошибки своих сотрудников, а с подчинёнными вёл себя порой требовательно и резко, был крайне скуп на похвалу.

Но именно в убойном отделе под руководством Павла Викторовича с Артёма стала слетать шелуха романтических представлений о работе опера, чудом сохранившихся после двух лет службы «на земле». Количество раскрытых дел и скорость работы и на прошлом месте ставились во главу угла, но всё-таки "на земле" справляться с ними было проще: бытовые преступления часто большого ума не требовали. Чего там раскрывать, если убийца порой, не выпустив из рук колюще-режущего орудия преступления, пьяно храпит рядом со своей жертвой?

Убойный отдел, возглавляемый Никифоровым, занимался раскрытием преступлений куда более изощрённых, нередко попадались дела резонансные, гремевшие на всю область. Вдумчивый, внимательный, невероятно работоспособный Артём вдруг столкнулся с тем, что к раскрытию более сложных преступлений применяется всё тот же поверхностный подход, как и "на земле". Раскрытие должно быть быстрым – и точка. Даже если не все версии до конца отработаны. Даже если некоторые факты или улики явно притянуты за уши. И даже если место виновного за решёткой займёт случайный человек. С недоумением и протестом Артём начал осознавать, что книжный сыск не имеет ничего общего с реальной работой в Системе, перемалывающей психику и жизни всех в неё включённых людей, – как преступников, так и правоохранителей. Твердокаменное упрямство Артёма, – мелкого винтика равнодушной Системы, – не способно было изменить плавную работу её слаженного механизма. Долгов убедился в этом, работая по одному из запутанных дел. Увлёкшись собственными версиями, более перспективными, как он считал, Артём начисто проигнорировал указания следователя. Тот не преминул высказать в резкой форме замечания Никифорову, и, обычно спокойный Павел Викторович взорвался, пригрозив Артёму выговором. И хотя к успешному раскрытию дела привела именно одна из неожиданных версий сыщика, Никифоров в сугубо воспитательных целях долгое время загружал его рутинными простыми задачами, требуя быстрые показатели, а на самом деле – воспитывая подчинение правилам.

– Ты неплохой сыщик, Артём, – однажды заявил Никифоров. В его устах это звучало наивысшим признанием профессионализма, которого удостаивался редкий подчинённый. – В других реалиях ты один стоил бы десятка оперов. Невелика цена раскрытию, когда преступника задерживают местные жители из числа неравнодушных и сдают органам. Преступники мельчают, да и мы умнее не становимся. Считаешь себя тем пресловутым микроскопом, которым я гвозди забиваю? Так и есть. Только, Артём, я ведь и не биолог в лаборатории. Найдутся и для тебя дела под стать, да и поможешь молодняк учить, сам видишь, что сейчас с кадрами происходит. А моё слово для тебя главный закон. Если я сказал, что нужен быстрый результат, значит, ты мне его дашь, засунув свои амбиции и блестящий интеллект куда поглубже. Или сейчас же пиши рапорт.

Похвалу Павла Викторовича Артём принял с благодарностью, а из всего остального сказанного начальником сделал вывод, что сохранить работу он сумеет только научившись гибкости и дипломатичности. Никого не интересует, из какого сплава стали созданы упрямство и принципиальность сотрудника. Людям важна мягкость оболочки, которая покрывает этот стержень.