Дурная школа

- -
- 100%
- +
Быстро сблизившись и переведя рабочие отношения в крепкую дружбу, коллеги научились не задевать больных мозолей своих непростых характеров. Артёму тоже было чему поучиться у напарника: специфику работы в убойном отделе Никита принимал легко, не скатываясь при этом в небрежную легкомысленность. Тяжеловесной рефлексией, как его напарник Артём, он не страдал.
Каждое новое расследование обязывает оперативника общаться с десятками людей, столкнувшихся с тяжёлыми жизненными обстоятельствами. Никита как будто обладал врождённым даром и с каждым фигурантом дела отмерял идеально выверенную порцию сочувствия, вовлечённости или негодования – в зависимости от того, что требовала ситуация. Работать Никите было, безусловно, легче и проще, чем Артёму. С той же лёгкостью он подчинялся любым приказам начальства, не скорбя о том, что в полицейской работе указания руководства нередко похожи на могильные плиты, под которыми покоятся здравый смысл и элементарные понятия справедливости.
Как бы там ни было, работая в паре, Артём с Никитой были максимально эффективны. Но только ли по этой причине Павел Викторович подключал Долгова с Романовым к работе по самым сложным делам, часто перегружая своих лучших оперативников сверх меры?
Артёму иногда казалось, что таким способом Никифоров ещё и даёт ему возможность сменить роль наставника на роль ученика и поучиться у младшего по званию коллеги иному взгляду на работу. Не обламывая, как Никифоров поступал прежде, в открытом противостоянии своенравие Долгова. Не ругая и не угрожая ему со своей вышестоящей позиции начальника. А используя молодого коллегу и по совместительству друга Артёма, чтобы упрямый оперативник осознал, наконец, все торчащие занозы своего характера и необходимость избавиться от них.
Дверь Артёму открыла молодая женщина с покрасневшими от недосыпа и слёз глазами. Невысокая, худенькая, с тёмными, густыми волосами, которых со вчерашнего дня не касалась расчёска. Жадный жаждущий взгляд быстро погас, когда женщина осознала, что вместо пропавшей дочери на пороге квартиры стоит широкоплечий мужчина с удостоверением в руке. Артём, к сожалению, уже не раз видел такой взгляд. Родители пропавших детей живут, подпитываясь безумной надеждой, поддерживающей в них ещё и беспрерывный ужас неопределённости.
Сыщик прошёл с женщиной на кухню, где находился Никита и ещё один незнакомый Артёму молодой оперативник из районного отдела, рослый длинноногий шатен, на фоне которого коренастый Никита казался совсем невысоким. Оперативник скрестил руки на груди и переминался с ноги на ногу, на вошедшего на кухню Артёма он бросил взгляд, в котором сквозила плохо скрываемая растерянность. «Недавно совсем на службе, – определил Долгов, протягивая ему руку, – а уж в такой тягостной атмосфере, где каждой клеточкой тела ощущаешь беду, вообще, похоже, оказался в первый раз».
– Артём Долгов, – представился он парню и приветственно кивнул Никите.
– Дмитрий Прохоров, – ответил молодой оперативник на рукопожатие.
– Вы успели поговорить? – Артём взглядом указал на женщину, которая, сгорбившись, обессиленно села за стол и спрятала лицо в ладонях.
– Я только объяснение успел взять. Отец, оказывается, минут двадцать назад уехал с «Лиза Алерт», я хотел сейчас выезжать следом за ним, – ответил Никита, передавая Артёму бумаги и фотографии пропавшей девочки. На пороге кухни появился дежурный следователь, кивнул Артёму:
– Так, ребятки, давайте в темпе распределяйтесь. Эксперт сейчас заканчивает. Никит, созванивайся с отцом пропавшего ребёнка и езжай, перехвати его, чтобы не тратить время. Дмитрий, с участковым пройдись по соседям и потом сразу направляйся в школу. Участковый в подъезде ждёт, здесь уже не протолкнуться.
– Ирина Сергеевна, нам нужен предмет, которым пользовалась Оля – зубная щётка или расчёска… – послышался из коридора голос эксперта. Мама потерявшейся девочки поднялась и медленно вышла из кухни.
– Я с Ириной Сергеевной тогда пообщаюсь, – полувопросительно сказал Артём, следователь ещё раз кивнул и вышел в комнату.
– Никит, а в школе кто сейчас работает? – спросил Артём.
– Игорь Фоменко поехал. Ладно, мы тоже побежали. Созвонимся, Тём.
Никита и Дмитрий потянулись на выход. На кухню вернулась мама Оли и села за стол.
Артём присел за соседний стул и взглянул на женщину. Она словно не замечала того, что происходит вокруг, взгляд был устремлён в одну точку, в руке она крепко сжимала два смартфона – свой и дочери. Артём раскрыл блокнот и приготовил ручку.
Особенностью майора была крайняя недоверчивость к людям. Частично этому способствовало влияние матери, которая любила рассуждать на тему человеческих поступков. «Сынок, люди крайне иррациональные существа, – часто говорила она, – мало кто способен дисциплинировать ум и обуздывать свои импульсы». Артём, зачитывая матери вслух истории криминальной хроники, любил обсуждать с ней мотивацию преступников, логику оперативно-следственной работы и допущенные обеими сторонами уголовного дела ошибки. Больше всего его потрясали истории, где собственных детей лишали жизни родители, искусно имитируя перед сотрудниками милиции горе. «Это миф, Тёма, что все родители поголовно любят своих детей, а дети – родителей. Я и от врачей часто слышала, якобы после родов у женщины включается родительский инстинкт, хотя врачам полагается знать, что мозг человека гораздо сложнее реле с надписью «вкл.» и «выкл.». Никто не знает, какая древняя программа, заложенная в мозге, сработает в той или иной ситуации. Откровенно говоря, мы сами ничего не знаем о себе и о своём мозге, где уж нам понимать что-то про других».
За время службы в полиции Артём лишь утвердился в недоверии к людям. Он ожидал от людей совершенно любых поступков – бессмысленных и абсурдных, губительных и злых.
Вот и сейчас, сидя с блокнотом перед женщиной, дочь которой уже несколько часов никто не мог найти, Артём хладнокровно допускал, что Ирина Сергеевна или её муж вполне в курсе, где может находиться Оля, и мастерски разыгрывают спектакль. Да и полицейская статистика во всём мире неумолимо свидетельствовала против ближайших родственников жертв. Артём обладал довольно эффективным средством в общении с людьми – низким, бархатистым, с выраженной хрипотцой, голосом. Артём не знал, как это работает – или такая тональность делала его более значительным. Или собеседники (а особенно собеседницы) чувствовали в Артёме силу и защиту, но это своё оружие он научился использовать мастерски, что неплохо помогало в работе. Вот и сейчас сыщик вкрадчиво и мягко начал диалог, пытаясь говорить короткими фразами, доступными для восприятия шокированной женщины:
– Ирина Сергеевна. Сейчас дорога каждая минута. Крайне важно, чтобы вы полностью сосредоточились на нашем разговоре и подробно отвечали на вопросы.
Ирина Сергеевна внимательно посмотрела на Артёма:
– Простите, я не расслышала, как вас зовут…
– Артём Владимирович.
– Артём Владимирович, вы найдёте мою дочь?
– Олю уже сейчас тщательно ищут десятки людей. Но то, что мы с вами будем обсуждать – это самый важный этап поиска, так как у ребёнка двенадцати лет нет никого ближе и роднее, чем мама, – неторопливо ответил Артём. – Ещё раз прошу вас сосредоточиться. Ради дочери.
У Ирины Сергеевны внезапно зазвонил телефон, и она, вздрогнув, посмотрела на экран одного из смартфонов, до сих пор зажатых в руке. Внимание, с которым она смотрела в лицо старшего оперуполномоченного, сменилось нетерпением, и она поспешно смахнула зелёный символ трубки на экране и чуть ли не выкрикнула:
– Да, Юра, что?.. А, поняла. Нет, я сейчас с полицией. Конечно.
После этого Ирина Сергеевна решительно положила оба смартфона на стол экранами вниз и твёрдо посмотрела на Антона:
– Спрашивайте, Артём Владимирович, я отвечу на все ваши вопросы.
Глава 5
Оля из-под свисающей чёлки настороженно смотрела на Кристину Александровну. Женщина неторопливо допила чай, откинулась на скамейку и вынула из узкого футляра длинный серебряный мундштук. Вставила туда тонкую сигарету, достав её из белой пачки с затейливым рисунком и надписью «Capri Magenta» и закурила:
– Тебе не предлагаю. Общественность осудит нас.
– Я и не курю, – ответила Оля.
– А я раньше курила довольно много. Как раз в твоём примерно возрасте начала. Но в последнее время стараюсь не больше трёх сигарет в день: после еды. Иногда получается, – рассмеялась она.
– А вы давно здесь живёте? – Оля постеснялась сказать, что и внешний вид Кристины Александровны, её вычурный мундштук, странные сигареты, как и этот уютный уголок живой природы в целом никак не подходят для такого заброшенного района города.
– Давно? Пожалуй, на земле нет места, про которое я могла бы сказать, что давно там живу, – Кристина Александровна слегка улыбнулась, – постоянно переезжаю из одного места в другое. А этот район точно не хуже многих других, где я уже побывала.
– Родители говорят, что здесь живут только нищие, мигранты и маргиналы, – решилась Оля.
– Да-да, и люди, которым не к кому прийти. Ощущающие себя в ловушке, из которой им не выбраться, – сейчас Кристина Александровна уже без улыбки смотрела на сидящую перед собой девочку.
Оля принялась натягивать рукава тоненькой замшевой куртки на пальцы. Именно так она и чувствовала – ловушка, капкан, из которого нет выхода. Но что может знать об этом элегантная насмешливая немолодая женщина? Взрослые всегда принимают всезнающий важный вид, хотя на самом деле ни черта не разбираются в том, что происходит у них под самым носом.
– А вы считаете, что выход, конечно, всегда есть? – исподлобья глядя на собеседницу, спросила Оля.
– Сложно ответить, – Кристина Александровна медленно выпустила дым. Ее речь была немного странная, тонкий слух Оли улавливал еле различимый акцент, который бывает у иностранцев, длительное время разговаривающих только на неродном языке, проживая в чужой стране. Согласные звуки в конце слов она проговаривала отчётливо, чуть продлевая их звучание, как будто выдыхая их. – Люди все разные и ситуации у них тоже разные. Но найти выход, оказавшись внутри лабиринта, гораздо сложнее, чем искать его, разглядывая этот лабиринт сверху, как в детской головоломке. Но, как бы невероятно ни казалось со стороны, человек, оказавшийся внутри ловушки, всегда выбирает для себя наименее болезненный путь.
– Вы, наверное, психолог? – попыталась угадать Оля. Она недолюбливала психологов. В гимназии, где она училась, психологини – как их называли одноклассники Оли – были молодыми жизнерадостными женщинами как будто с приклеенными улыбками на лицах. Оле казалось их дружелюбие показным и натужным, словно сами психологини сомневались, что без этой своей радостной маски они смогут наладить контакт с детьми.
– Нет, просто внимательно наблюдаю за людьми и слишком долго живу, – Кристина Александровна снова улыбнулась, и в подтверждение этой фразы от уголков её глаз разошлись тонкие лучики морщин.
* * *Артём вышел из дома и сел в машину. Было уже десять вечера, он только что закончил беседовать с одним из одноклассников Оли и его родителями. Поблизости жила мать Артёма, и он решил ей позвонить:
– Мам, я случайно недалеко от тебя оказался. Ты дома сейчас? Сможешь накормить меня ужином?
– Конечно, сынок, приезжай, хорошо, что предупредил, сейчас быстренько разогрею что-нибудь. Тебе сколько ехать до меня?
– Примерно минут десять, а вот место на парковке могу искать долго – вечер уже.
Только оперативник нажал отбой, как телефон завибрировал, звонил Никифоров:
– Ну что, Артём, предварительно накопали уже что-нибудь? – без церемоний спросил он.
– Пусто пока, Павел Викторович. Работаем. А что, есть какая-то информация? – осторожно спросил Долгов. Без повода начальник звонить бы не стал, чтобы не отвлекать от работы подчинённых, дождался бы утренней оперативки.
– По делу назначен Григоренко, он звонил, ждёт тебя завтра прямо с утра. – Это означало, что дело об исчезнувшей девочке передано постоянному следователю Григоренко Олегу Семеновичу, – Никита Романов вместо тебя на оперативке доложит о результатах за сегодняшний день, а ты сразу отправляйся к следователю.
– Понял, – коротко ответил Артём.
Олега Семёновича Григоренко он хорошо знал. Немолодой скрупулёзный следователь на первый взгляд производил впечатление медлительного тугодума, но Артём после совместной работы с ним сразу понял, что за видимой медлительностью и вязкостью скрывается острый ум и цепкая память. Григоренко никогда не суетился, не нагружал бессмысленной работой и не имел привычки нервно дёргать сыщиков каждые десять минут – ценные качества, особенно в расследовании дела о пропаже ребёнка, где каждая минута на вес не то, что золота, – какое уж там золото, кому оно нужно в такой ситуации? – а на вес человеческой жизни. Со следователем, можно считать, повезло, и Артём немного приободрился.
Место для парковки у дома Ларисы Евгеньевны удалось найти быстро и почти рядом с её подъездом, – Артём дождался, пока отъедет чей-то автомобиль, аккуратно припарковался в освободившемся «кармане» и уже через пять минут вошёл в квартиру матери, наполненную запахами жареной картошки и мяса.
– Привет, Тёмчик, – в коридор вышла Лариса Евгеньевна, вытирая руки полотенцем, – переодевайся, мой руки и иди за стол.
На кухне Артём с аппетитом приступил к ужину, Лариса Евгеньевна почистила себе грейпфрут и села на соседний стул.
– Наташа опять уехала? – спросила она.
– Да, в Краснодар на пару дней. В субботу вечером уже вернётся.
Девушка Артёма работала в event-агентстве и занималась организацией праздников, свадеб, корпоративов. Она часто проводила выездные мероприятия, в том числе и за границей. Весёлая, жизнерадостная Наташа обожала свою профессию и Артём иногда задумывался о том, могла бы девушка мириться с его непредсказуемым графиком работы в полиции, если бы не её собственный разъездной характер работы. Но не только любовь к своему делу превращала девушку в трудоголика – Наташа с Артёмом по мере сил копили деньги – они планировали со временем продать однокомнатную квартиру Артёма, и, добавив накопленную сумму, купить просторную двушку, а там уже можно было бы подумать о детях.
– Сынок, я завтра тоже уезжаю. Пригласили на неделю в питерское представительство нашей клиники, имей это в виду.
– Ничего страшного, Туся скоро вернётся, примет эстафету по вечерней кормёжке уставшего мента, – пошутил Артём.
– Кстати, слышала сегодня о пропавшей девочке, и объявления у нас везде развесили. – вдруг сказала Лариса Евгеньевна. – Не знаю, будет ли тебе это полезно, но Оля в начале года была у нас на приёме, и я хорошо её запомнила.
– Расскажи поподробнее. Запомнила ведь не случайно? Это когда точно было? – Артём внимательно посмотрел на мать, оторвавшись от еды.
– Точно не скажу, самый конец зимы, кажется, во второй половине февраля. Это я смогу потом посмотреть. Клиника у нас недешёвая, сам знаешь. Цены приличные даже по московским меркам, но и врачи высочайшей квалификации. Девочка пришла с родителями. Так я сначала подумала, по крайней мере, выглядели они как классическая семья – женщина, мужчина и их ребёнок. Мужчина был такой… – Лариса Евгеньевна поискала слово, – надменный и самоуверенный. Олю держал за руку, с порога заявил, что ему надо здесь самого лучшего врача, ведущего специалиста, со степенью не ниже кандидатской. Секретарь подумала, что с острой болью ребёнок, хотя, конечно, непохоже было, ну ладно, девочка молоденькая, не разобралась. В общем, я их приняла сразу в перерыве. Ничего существенного. Немного искривлён зубик, этот мужчина настаивал на брекет-системе, причём наиболее дорогой. Я осмотрела Олю, показаний не было даже капу ставить, настолько минимальна проблема. Пригласила их к нам в клинику через год-два, когда прорежутся седьмые моляры.
– А почему ты сказала, будто сначала решила, что это были родители Оли? Это всё-таки потом оказалось не так? Как понять твою фразу?
– Женщина точно была матерью. Оля называла её мамой при мне. К мужчине девочка никак не обращалась. А вот женщина его несколько раз поблагодарила. Когда он на ресепшене разорялся, что ему самого опытного врача подавай, и потом, уже в конце осмотра и консультации, начал опять петь песни из своего репертуара – мол, вот придём через год, лучшую систему поставим, дорогую и качественную. И женщина несколько раз ему сказала что-то вроде: спасибо, ну что ты, спасибо. Мужей обычно не благодарят. Когда люди живут в браке столько лет, Тёма, что у них вырастает дочь-подросток, в супруге уже и человека-то не видят, где уж там в благодарностях рассыпаться. Оглоблей могут родного человека зашибить и не извинятся даже. Поэтому я подумала, что это не муж. Сходство внешнее тоже было, может, брат с сестрой.
– А по имени она мужчину называла?
– Да, но я уже его не помню.
Артём для чистоты эксперимента не стал называть имя брата Ирины Сергеевны. Как знать, может, она в клинику с любовником приходила, это же всё только предстоит выяснять – наличие любовников, любовниц, бывших супругов и прочие тайные и явные связи родителей Оли Кравцовой. А фотографию Родиона Артём всегда успеет потом матери показать, если это окажется важным.
– Мам, постарайся вспомнить, ладно? Как получится, позвони мне. А что-то ещё необычное было? Как вела себя девочка?
Лариса Евгеньевна задумалась.
– Девочка была спокойная, молчаливая. От телефона не отрывалась, как это сейчас принято. Нет, ничего необычного больше не помню. Только вот мужчина этот с повадками нувориша из девяностых, я уж думала, таких не осталось.
– Я понял, мам, спасибо тебе. И за вкусный ужин, кстати, тоже спасибо, – улыбнулся Артём.
Глава 6
В пятницу утром Долгов сидел в кабинете следователя.
– Итак, Артём, давай подытожим, что нам известно на сегодняшний момент. Кравцова Ольга Юрьевна, 2011 года рождения.
Позавчера в четвёртом часу вечера Оля одна, без компании, покинула гимназию и направилась домой, но до места проживания не дошла. С семи вечера родители пытались найти девочку самостоятельно, прошли несколько раз по маршруту от дома до гимназии, поискали во дворах, звонили одноклассникам, учителям, писали в чатах, заглянули во все магазины по маршруту и так далее. Кто-то из знакомых им сказал, что в полицию можно обращаться только через три дня, язык бы этому советчику оторвать. Упустили время, но вчера утром всё-таки побежали с заявлением в местное отделение.
Мать – Кравцова Ирина Сергеевна, бухгалтер коммерческой фирмы «Орион». Отец – Кравцов Юрий Алексеевич, руководитель отдела продаж компании «Текстиль-Профи», оба работают в Москве. Опрос соседей, и участкового показал, что семья благополучная, дружная, по крайней мере, в шумных конфликтах не замечены. Есть бабушка и дедушка по линии отца, проживают в Минске. На всякий случай ориентировку по этому направлению дали, вдруг девочка подалась к ним. У Ирины Сергеевны есть старший брат, Стеценко Родион Сергеевич, активно участвующий в жизни семьи Кравцовых; на момент исчезновения девочки он с супругой пребывал в заграничном отпуске в ОАЭ, обратно они вылетели в четверг ночью. Проверили данные по рейсу, пассажирам – всё совпадает.
Девочка домашняя, ровный и спокойный характер, подростковые бунты практически не устраивала. Учится хорошо, на пятёрки с редкими вкраплениями четвёрок, с одноклассниками планами побега не делилась, ничего необычного никто не мог припомнить. Послушная тихая девочка.
Олег Семёнович побарабанил пальцами по столу.
– Ну что, версии у нас будут классические. Первая – побег. Возраст подходящий, а для поиска семейных скелетов одного дня недостаточно, бурить надо глубоко. По словам родителей ссоры иногда с дочерью возникали, но, если им, конечно, верить, – ничего серьёзного, типичные для возраста подростковые капризы без видимых причин и упрямство. Соседи характеризуют семью, как благополучную – приветливые, вежливые люди, скандалов, пьянок или мордобоев за ними никогда не водилось. В протоколах опросов учителей есть сведения, что девочка посещала разные кружки, студии и факультативные занятия в гимназии, но вчера она неожиданно покинула класс после основных уроков чуть ли не первая. Никого не предупредила, для неё это, по словам преподавателей, не характерно. Ещё не совсем понятен маршрут девочки. По камерам уличного наблюдения видно, что она вышла из гимназии, прошла немного по Владимирской улице и дальше уже повернула во дворы. Это у нас получается… – следователь задумчиво прищурился, – крюк она большой заложила, если считать, что шла всё-таки к дому, а не куда-то ещё. Убегала от кого-то? Или, наоборот, торопилась с кем-то на встречу? Большую часть маршрута она прошла там, где камер, к сожалению, нет, а те, что есть оказались неисправны. И судя по тому, что вчера удалось выяснить, пропала она в районе Октябрьской улицы. Дальше след обрывается, а улица-то немаленькая. В машину села? На руках её кто-то унёс? Вчерашний ливень как назло не вовремя, кинологи не смогли нарыть ни малейшего следа. Криминалисты сейчас работают с изъятым ноутбуком и смартфоном девочки, возможно, какие-то подсказки найдутся, ждём результатов экспертизы. Версия вторая – умышленное преступление: Оля Кравцова стала жертвой сексуального преступления или грабителей. Если говорить про сексуальных преступников и прочих маньяков – займись сводками за последние несколько месяцев, как полагается. У нас в городе ничего подобного не было, я бы не забыл, а по области и Москве надо запросить. Проверим «потеряшек» подходящего возраста и типажа девочки.
– Тогда уж не только «потеряшек», Олег Семёнович, – нахмурился Артём. – Трупы подростков тоже надо отрабатывать.
– Ну это само собой. Эту задачу ставлю в приоритет и надеюсь, что самый несчастливый билетик мы не вытащим. Серии нам в городе только ещё не хватало. Идём дальше. По грабителям тоже версия вполне подходящая: одежда, обувь, рюкзак Оли – совсем недешёвые вещи, тем более для населения района, где прогуливалась девочка. Злоумышленники вполне могли сделать вывод, что у ребёнка полны карманы денег или карточка с внушительной суммой на счету. Версия три – похищение. Мама у нас бухгалтер, хоть и рядовой, но может, понадобилось от неё что-то. Но самое главное – дядя девочки крутой бизнесмен, друг нашего мэра, и к племяннице относится, как к родной дочери. Дорогие вещи, скорее всего, его подарки. Собственно, Долгов, я тебя и вызвал с утра пораньше по поводу этого персонажа. Мне этот настойчивый Родион Сергеевич позвонил и напросился в гости. Как я понял по разговору, господин Стеценко к отказам не привык. Я-то с ним побеседую с удовольствием, добровольный свидетель – радость следствию, а заодно подготовлю его к вашему визиту, надо будет и мадам Стеценко не обделить вниманием. Ну что, всё мы учли?
– Олег Семёнович, ещё есть мысль насчёт похищения. Но, сразу скажу – сырая.
– Давай, Долгов, выкладывай. Посмотрим, что из неё можно приготовить будет.
– Как я понял, этот богатенький Родион девочку считал чуть ли не своей собственностью. Решал за родителей, как её лечить, где ей учиться. Думаю, во всех вопросах так, не удивлюсь, если он решал, куда и с кем ей отдыхать ездить. Могло это надоесть родителям? Или хотя бы одному из родителей?
– Так. А дальше что? – нахмурился следователь. – Ребёнка они куда-то дели, а потом что предпримут? Увезут в другой город и будут жить там вместе без жёсткой опеки Родиона Сергеевича? Маме-то, мне кажется, самый профит иметь богатенького братца. С такими, прости господи, страхолюдными мужиками бабы спят ради денежек, а тут – родная кровь, все заботы на себя взял добровольно, деньгами закидывает племянницу без счёта. Ты знаешь, сколько год обучения в этой гимназии стоит?
– Может, не вместе уедут, – продолжал настаивать Артём, – уедет отец, например. Допускаю, что моральные страдания у него всё-таки наличествуют, битву за звание альфа-самца он Родиону проигрывает, причём в собственной семье. А Ирина Сергеевна может быть и не в курсе.
Олег Семёнович потёр пальцами лоб.
– Чёрт его знает. Отец выкрал дочь? И такое бывает, конечно, даже чаще, чем кажется. Надо отрабатывать, Артём. Давай тогда, займитесь тоже. За вчера вы с ребятами многое сделали, но взяли пока количеством. А время идёт. Кого Никифоров пристегнул ещё к этому делу?
– Никита Романов из наших, а из районных оперов – Игорь Фоменко и какой-то новенький парень, Дима Прохоров. В первый раз его вчера увидел. Временно такой состав, а там уж как получится.
– Новенький из района? Без опыта, без агентуры? Странно, зачем его к такому серьёзному делу пристёгивать, хотя Никифорову, конечно, виднее. Ладно, дружочек, работайте. Держи-ка протоколы допроса. Я наберу потом, расскажу, как у нас прошла беседа с другом мэра, а с вас тогда допрос супруги этого господина Стеценко.




