Хрусталь на крови

Легенда о Фаберже

Туман, густой и липкий, как паутина, окутал ночной Петербург, превращая огни фонарей в расплывчатые, дрожащие желтки. Электричка, пахнущая сырой шерстью, табачным дымом и тревогой, с лязгом и стоном вползала под ажурные своды Витебского вокзала. Екатерина сидела, вжавшись в холодное стекло, и смотрела на проплывающие мимо огни невидящим взглядом. Каждый мускул ее тела ныл от напряжения и пережитого ужаса, царапины на лице и руках горели огнем. Но физическая боль была ничем по сравнению с ледяным, колючим комком, что застыл где-то под ребрами. Она нашла. И ее нашли. Эта простая истина отменяла все, что было раньше, перечеркивала ее тихую, уединенную жизнь в уютном мирке «Феникса», выстроенном на обломках прошлого. Теперь прошлое явилось за ней, и у него было грубое лицо с приплюснутым носом и нож в руке.

Она сошла на перрон вместе с редкими ночными пассажирами, кутаясь в пальто, которое казалось теперь ненадежной, бумажной защитой. Воздух вокзала был тяжелым, пропитанным запахами креозота, угля и несбывшихся надежд. Она не пошла к стоянке такси, где из машин с шашечками гремела попса и курили хмурые водители. Инстинкт, обострившийся до животного уровня, кричал ей, что нужно раствориться, стать невидимой. Она пошла пешком, погружаясь в лабиринт сонных, пустынных улиц. Город, ее город, казался чужим и враждебным. Величественные фасады доходных домов смотрели на нее сотнями черных, слепых окон. Атланты, поддерживающие балконы, казались не стражами, а тюремщиками. Даже влажный ветер с Невы, который она так любила, теперь нес угрозу, шепча что-то в темных подворотнях, заставляя вздрагивать от каждого шороха, от каждого проехавшего мимо автомобиля. Ей казалось, что из каждой тени за ней наблюдают, что тяжелые шаги ее преследователя вот-вот зазвучат за спиной на мокром асфальте. Она несколько раз переходила на другую сторону улицы, оглядывалась, но видела лишь собственное одиночество, отраженное в мокрых витринах.

Под свитером, прижатый к телу, лежал холодный кожаный несессер. Он был одновременно и ее проклятием, и ее единственной надеждой. Он был ключом не только к сокровищам, но и к пониманию того, почему убили Орлова, почему ее жизнь внезапно превратилась в бегство по лезвию ножа. И почему тень ее покойного мужа, Олега, снова возникла на этом пути, упомянутая сначала Волковым, а потом и Лариным. Все было связано, все нити сходились в один тугой, кровавый узел, и она держала в руках одну из этих нитей.

Дверь «Феникса» встретила ее знакомым скрипом, который сегодня прозвучал как стон. Внутри царил привычный полумрак, пахло воском, старым деревом и пылью – аромат времени, который всегда ее успокаивал. Но сегодня он не принес утешения. Она заперла дверь на все замки, провернув ключ дважды, опустила тяжелый засов. Задернула плотные бархатные шторы. Она отрезала себя от ночного города, но чувствовала, что настоящая опасность уже проникла внутрь вместе с ней. Магазин больше не был крепостью. Он стал ловушкой. Каждый предмет, казалось, молчаливо наблюдал за ней. Фарфоровые пастушки на полке застыли в немом испуге. Темные провалы раскрытых секретеров напоминали разинутые в безмолвном крике рты. Даже тиканье часов в корпусе из красного дерева, сердце ее маленького мира, теперь отсчитывало не спокойные секунды вечности, а мгновения до катастрофы.

Она прошла в свою каморку, щелкнула выключателем. Яркий свет настольной лампы ударил по глазам, заставив зажмуриться. Не раздеваясь, она опустилась на рабочий стул. Руки дрожали так сильно, что она с трудом смогла вытащить из-за пазухи несессер. Она положила его на стол, под свет лампы. Небольшой, из темно-коричневой, почти черной кожи, потрескавшейся от времени. На крышке все еще угадывалось потускневшее золотое тиснение – двуглавый орел, символ исчезнувшей империи. Она долго смотрела на него, не решаясь открыть. Словно боялась, что тайна, заключенная внутри, окончательно поглотит ее, не оставив пути назад. Но пути назад уже не было. Он был отрезан в тот момент, когда за ее спиной в осеннем парке хрустнула ветка.

Она осторожно откинула крышку. Внутренняя обивка из темно-синего бархата почти истлела, но все еще хранила благородный оттенок. И на этом бархате, в своих гнездах, лежали они. Три предмета. Три осколка великой трагедии. Первым был ключ. Маленький, серебряный, сложной, почти ювелирной работы, с ажурной головкой. Он был похож на тот, что лежал в палисандровой шкатулке, но бородка была другой. Еще один замок, еще одна дверь в прошлое. Вторым предметом была карта. Сложенная вчетверо, она была выполнена не на бумаге, а на тонком, как лепесток, куске пергамента. Екатерина развернула ее. Это был не план парка. Это был детальный чертеж какого-то здания, выполненный от руки с каллиграфической точностью. План этажа. Она не узнавала это место. Несколько комнат были обведены красными чернилами, а в одной стоял крестик и какая-то пометка, сделанная тем же выцветшим фиолетовым почерком, что и на обороте фотографии. Разобрать слова было почти невозможно, они слились в сплошную тонкую линию.

И наконец, третий предмет. Он лежал в самом глубоком отделении, на подушечке из бархата. Сердце Екатерины замерло. Она видела тысячи произведений искусства. Ее пальцы помнили холод мрамора, тепло дерева, гладкость эмали, тяжесть бронзы. Но ничего подобного она не держала в руках. Это была миниатюрная фигурка, не больше ее мизинца. Ангел. Он был вырезан из цельного куска горного хрусталя такой чистоты и прозрачности, что казалось, он состоит не из камня, а из застывшего света, из лунной дорожки на ночной воде. Работа была невероятной. Каждое перышко на крыльях, каждая складка на хитоне были проработаны с микроскопической точностью. Лицо ангела выражало тихую, неземную печаль. А глаза… глазами были два крошечных, почти невидимых бриллианта старинной огранки «роза». Когда Екатерина чуть повернула фигурку, они вспыхнули живым, разумным огнем. Казалось, ангел смотрел прямо на нее, и в его взгляде была вся скорбь мира. Это было творение гения, произведение, в котором техническое совершенство соединилось с глубочайшим духовным смыслом. Это был Фаберже. Не тот парадный, официальный Фаберже пасхальных яиц, а другой, сокровенный, творивший для души, а не для протокола. Это был он. Первый осколок «Царского хрусталя».

Екатерина дышала так тихо, словно боялась своим дыханием растопить этот ледяной шедевр. Она почувствовала себя не просто антикваром или реставратором. Она почувствовала себя хранительницей. На ее рабочий стол, в ее маленькую каморку в хаотичном, жестоком Петербурге девяностых, упал луч света из другого, погибшего мира. И этот луч обжигал. Он был прекрасен, но он был смертельно опасен. Теперь она понимала одержимость Орлова. Это было не просто желание коллекционера заполучить редкую вещь. Это было прикосновение к чуду, к легенде. И за это прикосновение он заплатил жизнью.

Она сидела так, наверное, час, а может, и два, не отрывая взгляда от фигурки. Время остановилось. Не было ни страха, ни усталости, только тихое, благоговейное созерцание. Но реальность вернулась вместе с первыми предрассветными звуками за окном – гулом мусоровоза, далеким лаем собаки. Нужно было что-то делать. Прятать находку было бессмысленно. Тот, кто напал на нее в парке, знал ее в лицо. Он знал, где находится ее магазин. Они придут. Это был лишь вопрос времени. Она могла бы пойти к Ларину. Отдать ему все – несессер, ключ, карту, ангела. Рассказать об нападении. Он бы завел дело, приставил бы к ней охрану. Это был разумный, правильный путь. Но мысль об этом вызывала в ней глухое сопротивление. Отдать это чудо в казенные руки, чтобы оно стало «вещественным доказательством номер три», чтобы его положили в сейф, описали в протоколе сухим, безжизненным языком? Чтобы тайна стала очередной строчкой в уголовном деле?

Она вспомнила его слова: «Есть тайны, которые нельзя доверять протоколам». Она сама это сказала. И теперь не могла отступить. Ларин был частью системы, частью закона. А люди, которые охотились за «Царским хрусталем», действовали вне закона. Они уже доказали, что человеческая жизнь для них ничего не стоит. Чтобы противостоять им, нужно было понять их мотивы, понять, что именно они ищут. Они ищут не просто семь хрустальных фигурок. Они ищут то, что спрятано с их помощью. Карта. Ключ. Ангел был лишь частью шифра. И ей нужно было разгадать этот шифр первой. Не ради сокровищ. Ради выживания.

Она аккуратно, кончиками пальцев, положила ангела, ключ и карту обратно в несессер и закрыла его. Спрятала его в тот же тайник, где раньше лежала шкатулка. Затем она подошла к раковине в углу мастерской, смыла с лица и рук запекшуюся кровь и грязь. Холодная вода немного привела ее в чувство. Она посмотрела на свое отражение в маленьком треснувшем зеркале. На нее смотрела незнакомая женщина с темными кругами под глазами, с диким, загнанным взглядом. Но где-то в глубине этого взгляда уже зарождалось что-то новое. Холодная, твердая решимость. Решимость человека, у которого отняли все, кроме собственной воли.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.