Креативное агентство «Шумер»

- -
- 100%
- +
– …выйдет замуж, бросит работу, и кто будет заниматься этой фигней, которую она так смиренно терпит?
– Так тебя это беспокоит – что мы без Наташи останемся? Ха-ха-ха!
– Выпьем.
– Выпьем, – выпили дружно по полной кружке, как Энки и Нинмах, когда по пьяной лавочке создавали нас, человеков.
Пьяная грустная Саша вдруг произносит пьяную грустную речь:
– А если я уйду, никто даже не заметит. Я была лучшей в универе! Я писала лучшие эссе! Я работала в издательстве детской литературы! А ты, Аня, мне даже маленьких текстов не даешь писать. И толку было просить устроить меня сюда… Вот знайте, связи – фигня, если тебя все игнорируют.
Следующие минут сорок мы утешаем плачущую Сашу. Бар начинает пустеть. Настроение уже не то, да и пора расходиться по домам. В метро – сплошь бухие клерки, компашками или по одному. Мрачные или веселые, сонные или гиперактивные. Это наше время. Это наш подземный мир.
Исключение № 2 из правила № 1
По пятницам можно всё, даже пить с коллегами! Главное, веселиться, а не грустить. Если грустно, лучше поехать домой и напиться в одиночестве. В понедельник, независимо от событий на пьянке, делать морду кирпичом. Да пребудет с нами всеблагой бог Вечерпятницы! Да отступит его злая богиня-сестра Утропонедельника!
Вначале были числа
Учет и отчетность, налоги и взносы, счета-фактуры, ведомости, проводки, деньги, выписки, платежки – что ты об этом ведаешь? Ведь язык письменный, числа были изобретены ради записи расходов, счетов, доходов, накладных, а не для высокого художественного слова. О, как они этим гордятся! Смотрят на нас, как на второсортных. Именно они начисляют нам зарплату. А ведь зарплата – единственная причина, почему все мы здесь ежедневно с десяти до семи.
Правило № 2
Если бы не зарплата – кто бы на нее ходил, на эту работу?
Эту истину открыла мне бухгалтер на моей самой первой работе, куда я пришла юной девчонкой, наивно считающей офисное рабство временным неудобством. Я училась на вечернем, потому что знала, что без работы не протяну и дня. Нет-нет, не без работы, а без зарплаты! Прояснилось – и стало тошно и грустно. Ведь правда. Да, я заставляю себя испытывать к работе интерес. Что‐то мне даже нравится – например, когда после долгой дороги в автобусе, метро, потом десять минут пешком, я прихожу в теплый (или, наоборот, прохладный) офис, сажусь в кресло, включаю компьютер и наслаждаюсь временным покоем. Вот, я пришла. Больше не надо никуда бежать. Но зачем я пришла? Зачем прихожу каждый день, кроме субботы и воскресенья? Ради звонкой эсэмэски дважды в месяц, которая приносит весть о начисленном авансе и официальной части зарплаты. Ради маленького конверта, в котором лежат заработанные мной за месяц денежки. И кто же начисляет мне рублики на карточку? Кто выдает вожделенный конверт? Бухгалтерия. Эти небожители, вечно занятые, с тревогой на лице, они помыкают нами, повелевают нами. Безграничная власть дана им генеральным директором, что велик, как Энлиль, суров, как Нинурта, справедлив, как Энки (но это не точно).
Мы, правда, делаем вид, что их вообще не существует, кроме единственного дня, когда необходимо пройти через Унижение Конвертом. И это в эпоху карточек и интернета! От налогов укрывается руководство, но страдают почему‐то сотрудники, которых о том, что большая часть их зарплаты будет выдаваться наличкой, оповещают на последнем этапе собеседований, когда решение принято с обеих сторон.
К каморке, где сидела бухгалтерия, – так именовались Музыкова, огромная дама лет сорока пяти, и молоденькая, исчезающе худая студентка-практикантка при ней, всякий раз разная, – выстраивалась очередь из желающих получить деньги первыми. Остальные ждали, когда их вызовут. Оба способа были еще унизительнее, чем сам факт получения «серой» зарплаты. Я предпочитала ждать в кабинете. Уверяла себя, что лучше доделаю статью или отчет, пока остальные толпятся в коридоре. Вместо этого кусала губы и нервно вздрагивала, когда звонил чужой телефон. Вот еще один коллега ушел за своим конвертиком. Вот он вернулся – счастливый, словно ему сделали подарок, словно он не горбатился за этот конверт целыми днями, выслушивая крики начальства и ехидные комментарии гламурной секретарши по поводу мятых штанов. Словно вечное пребывание в этом чересчур светлом, заставленном столами, шкафами и коробками душном помещении стоило этих нескольких десятков тысяч, большая часть которых тут же спускалась на быт, транспорт, коммуналку и что‐нибудь модное и страшно дорогое, например на новый айфон. Наконец звонит мой телефон.
– Васильева, подойдите. – Голос бухгалтерши, одновременно бодро-командирский и приглушенный, словно она что‐то жует, может быть даже телефонную трубку.
Встаю и стараюсь как можно медленнее шевелить ватными ногами. Волнуюсь почему‐то каждый раз, словно иду сдавать экзамен в институте, который закончила десять лет назад. Но получение зарплаты у огромной, как шар, Музыковой тревожнее экзамена по теоретической стилистике, на котором даже не помню что отвечала, так громко и где‐то у горла билось сердце.
Когда заглядываю в кабинет бухгалтерии, Музыкова разговаривает по мобильному. Бросает на меня взгляд, значение которого не понимаю. Недовольный? Равнодушный?
– Чтобы в восемь был дома, – кричит на кого‐то в трубку бухгалтерша и бросает телефон в груду бумаг на столе. Кивает в сторону стула и погружается в свои записи, пытаясь отыскать мою фамилию и мой конверт. Пока ищет, начинает жаловаться. Я знаю, что с ней это случается: хоть она и считает нас всех ничтожествами, иногда ей надо выговориться.
– Вот оболтус, – говорит, положив тяжелую руку на ведомость, – шляется с какими‐то своими друзьями, пропускает занятия, торчит вечно в этих торговых центрах, тратит деньги непонятно на что, какие‐то нелепые шмотки! – Я терпеливо жду, когда она даст мне расписаться в ведомости, но Музыкова не спешит. Как только я поставлю подпись и получу конверт, сразу исчезну, и она это понимает. – По древнему шумерскому обычаю разве не должен сын следовать по стопам родителей? Мы с мужем жизнь положили на его образование, он учится в престижном вузе на экономиста, чтобы стать как мы, стать лучше нас! А он прогуливает и картиночки свои рисует. На гитаре играет. Друзей заводит среди художников, музыкантов и прочих бездельников, эх, сгубит он свое будущее!
Наконец я расписываюсь и ухожу, зажав в руках конверт. Мне вдогонку несется бормотание Музыковой, продолжающей ругать сына.
До конца рабочего дня еще так далеко! Я понимаю этого пацана, сына Музыковой. Зачем, думаю, я училась много лет? Чтобы сидеть тут, писать идиотские тексты о стиральных машинах, уставать от бессмысленных разговоров? Но тяжесть отпускает меня. Я снова свободна – впереди целый месяц до нового свидания с Мужиковой. Так ее обычно называют новенькие, пока не запомнят правильно. Как она злится! Еще часто ударение ставят неправильно. О Энки, хранитель знаний, владыка искусств и ремесел, в чьем слове правда, хвала тебе за то, что умеешь ты отомстить за великую власть чисел над нами!
Слово его весомо на небесах и на земле
Наши великие боги-руководители Сергей и Алексей – братья, но старший и главный, конечно, Сергей. Леша возглавляет Swan Cosmetics, свое любимое творение, но лишь маленькую часть огромной Сергеевой корпорации. Когда он пришел к брату со своей такой оригинальной бизнес-идеей, Сергей по-братски предложил ему офис, кадры и крыло. К Леше никто не относился всерьез – все знали, что он мечтатель, сибарит и эстет. Он носил яркие шарфы, обтягивающие водолазки, очки в роговой оправе, а в его кабинете стоял проигрыватель и коллекция пластинок. По вечерам он жег там ароматические палочки и свечи. Он доводил дизайнеров до безумия, когда придумывал идеи для банок, коробок и этикеток, но в итоге получалось по-настоящему стильно. Он мог отвергать коротенькие, в десяток слов, тексты для соцсетей и заставлять снова и снова их переписывать, чем страшно бесил копирайтеров. Но за пределами своего мирка он никакой власти не имел. Если ему срочно что‐то было нужно, а сотрудники были заняты поручениями от Сергея, Леше приходилось смиренно ждать. В нашем корпоративном мире Сергей был велик, как бог Энлиль. Слово его весомо на небесах и на земле, в кабинетах и в электронных письмах, на совещаниях, кропотливо записанное секретарями и писцами его и брошенное походя в офисных коридорах. Велико оно в небе, заполняет все пространство, а на земле оно – основание, которое невозможно разрушить.
Про Сергея ходили самые невероятные истории, и Юрик, работавший здесь уже очень давно, уверял, что все они – правда. В далекие дни, давно прошедшие дни, в те ночи, что давно исчезли в водовороте времен, в годы, что рассеялись в тумане памяти, работал в нашей конторе копирайтер Толян. Писал он отлично: быстро, качественно, с ключевыми словами в именительном падеже и на любые мыслимые и немыслимые темы. Сергей сразу его оценил и завалил работой – да так, что Толян на работе почти ночевал. А зарплату не повышал и сверхурочные не выплачивал, так как Толян был на испытательном сроке. Обещал, что повысит и даже наймет помощников, но строго по истечении трех месяцев. И даже в штат его пока не оформлял – испытательный же. Толян был актером в любительском театре, сам писал пьесы и вообще‐то мечтал снимать кино, а службу в нашей конторе считал, разумеется, временной, каковой ее считали все, кто работал здесь до, во время и после него. Но из-за огромного объема работы он больше не мог ходить на репетиции, на творчество у него не оставалось сил, а в выходные он с горя беспробудно пил и всех ненавидел. Вся жизнь Толяна, и настроение, и дух его стали черными-черными, как туча, богом Ададом насланная. И не доработав испытательного срока, он уволился.
И что же сделал Сергей? Сказал, что Толян нанимался на три месяца согласно договору. Это, знаете, такой договор, который подписывают на испытательном сроке, чтобы не заносить запись сразу в трудовую книжку. Кто вообще читает эти договоры? И там, оказывается, действительно было написано, что Толян не может так вот запросто взять и уйти посреди испытательного срока. То есть может, но тогда ему заплатят только белую часть зарплаты, указанную в этом самом документе за подписью Толяна. А это, понимаете, курам на смех. А если он хочет все деньги, тогда должен доработать еще месяц, хотя бы и удаленно. Вот уж настоящее испытание! И еще целый месяц бедный Толян трудился на Сергея в поте лица, присылая ему пяток текстов в день.
Был и противоположный случай уже на моей памяти. Работала у нас Варя Пархоменко, мечтавшая стать ученым-физиком. Она только что окончила институт, училась в аспирантуре, и ей немного не хватало денег на жизнь, вот и устроилась она в нашу контору ассистентом – это значит обзванивать кого надо, готовить материалы, составлять рассылки, подбирать референсы, в общем, делать всякую мелкую работу, на которую занятым сотрудникам отдела маркетинга некогда было отвлекаться. Она была в своем деле очень хороша, но однажды, когда все копирайтеры то ли разболелись, то ли ушли в отпуска, а внештатники не откликались, я поручила Варе написать пару текстов. И она так хорошо справилась, что я попросила Сергея ее повысить и в должности, и в зарплате. Мол, ассистентом может быть любой, а такого копирайтера поди поищи, тем более она уже знала всю внутреннюю кухню. Сергей согласился и даже воодушевился, а Варя начала чахнуть. Ей понравилось писать, но страдала аспирантура и уже заволакивалась туманом ее мечта о карьере ученого. Она проработала копирайтером почти год, а потом все‐таки ушла. Приняла решение – идти за мечтой, перебиваться случайными заработками, но все‐таки окончить аспирантуру и стать тем, кем хотела.
Когда она ушла, я решила работать с ней удаленно. Я вела внештатных авторов, и мне казалось логичным давать заказы тем, кого я знаю. Варя всё делала хорошо, в срок, и деньги ей были нужны… Выдав первое задание – надо было написать и отредактировать несколько текстов для одного из уже знакомых ей клиентов, – я пошла в бухгалтерию согласовывать гонорар для Вари. Спустя пару дней меня вызвал Сергей. Сказать, что я волновалась, – ничего не сказать. Пыталась вспомнить, где накосячила и что не так сделала или сказала… Но оказалось, дело в Варе. Сергей не разрешил мне работать с ней. Потому что она подло, предательски уволилась.
– Но ведь она хорошо знает материал, отлично пишет, просто предпочла науку, ее можно понять! Не могла же она с такими мечтами вечно работать в нашем агентстве?
– Вот и пусть не работает больше никогда ни у нас, ни на нас, – отрезал Сергей и закрыл вопрос.
Схема ухода от налогов помогала Сергею уходить и от ответственности. Больше всех страдал отдел продаж, набиравшийся хаотично и гнувший шеи под ярмом суровой и властной Алевтины. Их редко оформляли по трудовой, кормили обещанием, что вот-вот, мы только встанем на ноги, ну и вы, ребята, должны себя показать, потерпите немного… Всю свою небольшую зарплату они из месяца в месяц получали в конверте. Если выплату задерживали, то им платили позже всех (кроме Алевтины, конечно, ведь она была полубогиней). Больничные дольше трех дней строго карались вычетами, что уж говорить о серьезных травмах, требовавших длительного восстановления. Когда Наташе Авченко потребовалось лечь в больницу, она, насмотревшись на них, сразу отправилась к Леше с заявлением (у которого была в непосредственном подчинении, но знала, что все решает Сергей и только Сергей). Леша испугался и пошел к Сергею просить за Наташу.
– На сколько ее кладут?! – возмутился Сергей. – Правильно она к тебе с заявлением пришла.
– Но я больше никого не найду, на ее место придется брать двух человек! Она и бренд-менеджер, и в составах разбирается, она мне все линейки придумывает… Может, даже троих придется брать!
Договорились, что за месяц стационара она получит только белую часть выплат по больничному. Наташа была согласна на все, лишь бы не потерять работу в такой сложный момент. Здесь она получала в полтора раза больше, чем могла бы получать в другом месте, но при этом руководству стоила намного дешевле, чем целая команда, которую пришлось бы взять на ее место. Такие доводы действовали на Сергея безотказно.
Но то бесценная Наташа. А вот продажник Петр, однажды зимой сломавший ногу по дороге в контору, выбыл из наших рядов не на три недели гипса, а навсегда. Пару раз он пытался приезжать работать, но его грустный вид на костылях подрывал боевой дух всего отдела. Сергей давил на Алевтину, чтобы она срочно нашла замену. Выйдя с больничного, Петр забрал небольшую компенсацию и исчез из нашего офиса и из нашей памяти.
Была еще странная история с юристом Людмилой: она была в штате и решила уйти в декрет. Мы не понимали раньше, как это Сергей, который не любит платить деньги зря, берет на работу так много женщин и даже не задает никаких вопросов на собеседовании? Оказалось, и на этот счет у него была своя стратегия. Он договорился с Людмилой, что та уволится на время декрета, а потом он возьмет ее обратно. Выплатил ей разово внушительную сумму (но, конечно, меньшую, чем заплатил бы ей по закону в течение полутора лет). Но когда она из декрета вернулась, он не спешил оформить ее обратно в штат. Проработав еще полгода на договоре за меньшие деньги и без каких‐либо гарантий, Людмила уволилась.
Таков наш бог, великий Энлиль, чье слово прочно, как камень, чье властвование и управление незыблемы, приказы неоспоримы, а планы не подлежат обсуждению, отец наш Энлиль, славим тебя! А мы все еще здесь, терпим невзгоды, выполняем волю богов, преодолевая усталость и недомогания. Стараемся приходить на работу каждый день в добром здравии и настроении, откладывая собственные мечты и планы на вечер, на выходные, на потом.
Война секретарш
Мой стол уныл. На поверхности ничего лишнего. Монитор, телефон, стакан с карандашами, лоток для бумаг. Все остальное хранится в тумбочке. У меня нет ни фотографий, ни фигурок, ни календарика, ни дурацких статусов вроде «А когда уже отпуск?» или «Терпение и труд прощаются до понедельника». Ни засохших цветочков, подаренных два года назад на Восьмое марта, ни окоченевшей шоколадки. Порой я вяло думала о том, что можно бы завести растение в горшке. Маленькую лейку и маленький опрыскиватель. Офисные помещения с их белыми стенами, серым ковролином и унылой мебелью чем‐то напоминают пустынные земли, изредка оживляемые слегка подвядшей монстерой на лестнице или подсохшей пальмой, притулившейся в углу. Гибискус на подоконнике рядом с Наташиным столом иногда даже цветет – и тогда взгляд невольно падает на огромные алые цветы на фоне давно не мытого серого стекла, за которым дождь, или снег, или безотрадные панельки соседнего офиса. Но даже самые неприглядные зеленые кустики приносят ощущение свежести, покой и радость. Словно маленькие сады среди злых ветров и песчаных бурь, кажется, они защищают нас, обычных работяг, от гнева богов и богинь. Пока я чисто теоретически прикидывала, где и какое растение купить, чтобы принести на работу, мое желание неожиданно осуществилось. Наша секретарша Вера принесла мне маленький фикус бенджамина в чудесном миниатюрном горшочке. Когда я написала об этом удивительном событии в своем блоге, на который Вера, конечно же, подписана, как подписана она на все соцсети всех сотрудников, чтобы бдить и следить, она написала мне в директ и возмутилась тем, что я назвала ее секретаршей. «Я помощник генерального директора!» – бушевала она. Гнев ее был подобен гневу бога Ана, способного проклясть все земли разом, бога Энлиля, несущего злые ветра, богини Нинмах, обращающей в прах одним взглядом, бога Энки, могущего направить реки вспять, и бога Уту, чей солнечный глаз испепеляет и жжет. Я поняла, поняла. Конечно. Больше не буду, о великий наш ВСЕкретарь Вера, обещаю тебе.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.





