Черным по белому

1

Дети так любят создавать шум. Иногда кажется, что без него они не способны жить, ведь даже ночью они всегда просят рассказывать им сказки или отказываются выключать телевизор, из-за которого родители не могут уснуть даже в соседней комнате.

Дети смеются и плачут, играют и учатся, бесятся и жалуются друг на друга. Они берут от детства все, пока им позволено вести себя несерьезно. В день восемнадцатилетия все их привилегии, как по щелчку пальцев, исчезнут. И никого не волнует, наигрался ли ты, хочешь ли ты во взрослую жизнь, хочешь ли ты работать и заводить семью.

116 статья Наказуемо-важного Кодекса страны Ийахю – ребячество.

«Лица, достигшие совершеннолетнего возраста (18 лет) должны вести себя, как полагается взрослому человеку. Если по достижении совершеннолетия человек не определился со своей деятельностью; не нашел семьесоздающего партнера; играет в предназначенные для детей игры; читает предназначенную для детей литературу и смотрит подобные фильмы; в течение недели съедает сладкого более, чем на 500г; общается с ребенком, как с равным, – ему полагается наказание в виде работ в городах офисного назначения (работа в офисе в городах офисного назначения от 1 до 5 лет в зависимости от решения суда). При рецидиве – заключение в психиатрическую больницу на срок, установленный лечащим врачом преступника.»

Детям же, кто ведет себя как взрослый, никаких наказаний не предназначается. Такое поведение поощряется в обществе, а государство даже учреждает премии для несовершеннолетних, преуспевающих в своем роде деятельности. Так, если ребенок создал свою музыкальную композицию – ему будут платить больший процент от продаж, чем взрослому. Если он разработал полезную компьютерную программу, то государство выпишет ему премию, а его шансы устроиться в крупную компанию по достижении совершеннолетия будут выше, чем у других претендентов.

Потому София и Павел Нерес казались самыми счастливыми родителями в маленьком городке Хэшфорд, что недалеко от столицы – Марр. Когда акушерка только вручила матери ее новорожденную дочь, София не увидела ни слезинки на лице девочки, она и не кричала вовсе. Ребенок был абсолютно спокоен, словно с самого рождения уже знал, что его ждет большое хорошее будущее. Быть может, уже тогда она знала кем хочет стать и чувствовала, что ее семьесоздающий партнер совсем рядом: играет в игрушки с друзьями во дворе; будучи духом летает над городом, еще только выбирая семью, где хотел бы родиться; или лежит на руках матери в соседней палате роддома.

Новорожденная девочка махала ручками, пытаясь что-то нащупать, и быстро успокоилась, схватив за палец маму.

И в наши дни, когда дети в привычной им манере носятся по футбольному полю, гоняя мяч или играя в теннис без сетки, девочка в длинном легком платье в цветочек сидит на пледе и читает книгу. Она, выглядящая как ангелочек: с волнистыми русыми волосами и наивными глазками олененка, пахнущая всегда сладко, то печеньем, то ягодами, то ванилью, смотря какие духи подарит ей папа на праздник, – уже несколько часов была призраком для всех вокруг, а все вокруг было взаимно незамеченным ею. Поглощенная историей девочки Рины, которая в шестнадцать лет отправилась в кругосветное путешествие, а после достижения совершеннолетия пыталась уговорить чиновников, что именно путешествия и есть ее работа и призвание, Алисса совсем отключилась от реальности, что так не приветствовалось в обществе.

«Жизнь идет каждую секунду. Не потеряй ни одной них!» – гласил лозунг на одном из плакатов в метро.

Как только сюжет повернул в самую неожиданную строну, отчего девочка открыла рот от удивления, ей в голову прилетел мяч. И даже после этого она еще не сразу услышала громкий смех и обзывательства, посыпавшиеся на нее. Когда же она поняла, что произошло, она подняла на ребят хмурый взгляд. Те засмеялись пуще прежнего. Лишь мальчик Леша, который и побежал за отлетевшим мячиком, поджал губы и, пройдя мимо девочки, негромко, чтобы никто не услышал и не заметил, сказал:

– Прости, Алисса. Будь внимательнее.

Наградив его тем же недовольным взглядом, она демонстративно отвернулась от детей и снова уставилась в книжку.

«– К твоему большому сожалению, – сказал важный чиновник, важно поправив свой важный галстук, – работа – это то, за что люди получают деньги. Мы не можем платить тебе за то, что ты путешествуешь. Если бы ты вела блог, снимала его на профессиональные камеры и ясно давала понять, что хорошо лишь в нашем родном Ийахю, а остальные страны – второсортный мусор, тогда бы мы еще могли что-то с этим сделать.

– Другие страны и вправду отстали от нашей, но во время своих визитов я показываю остальным, как нужно жить! Я рассказываю про нашу прогрессивную страну и вижу вдохновение в лицах иностранцев!

– Рина, я высказал тебе решение государства. Если в скором времени, по наступлении совершеннолетия, ты не найдешь настоящую работу, мы будем вынуждены отправить тебя в город офисного назначения.»

Слезы подступили мгновенно. Алисса аккуратно выглянула из-за плеча, чтобы убедиться, что ребята не заметили ее эмоций, а потом, кинув книгу на плед, скомкала его, прижала к груди и побежала к дому. Ее дом находился недалеко, однако путь пролегал через людные улицы, а потому она бежала со всех ног, боясь, что кто-то спросит, что произошло, и ей придется соврать.

Забежав домой, она захлопнула за собой дверь. София выбежала в коридор и удивленно уставилась на дочь. Она подбежала к ней, встала на колени и обхватила руками лицо девочки. Та, уже совсем не сдерживаясь, рыдала навзрыд.

– Что? Что произошло? – спрашивала София, рассматривая дочь, но не находя никаких видимых причин ее настроения. – Что случилось?

– Ей не позволили… – попыталась объяснить Алисса и заплакала еще сильнее. – Рине не позволили заниматься тем, что она всей душой любит.

– Кто такая Рина? – удивленно спросила София.

Девочка молча развернула плед и протянула маме книжку в красивой фиолетово-зеленой обложке. София облегченно выдохнула и взяла книгу в руки.

– Алисса, это всего лишь выдуманная история, из-за нее не нужно плакать.

– Но это так несправедливо. Ведь такие люди и впрямь существуют, и им не разрешают работать тем, кем они хотят. Вот представь, тебе запретят лечить животных! Чем ты тогда займешься?

– Да чем угодно. Работа и не должна приносить тебе удовольствие, она должна приносить деньги, на то она и работа. А теперь успокойся, умойся и постарайся запомнить, что книжки – это лишь набор слов, которые не должны волновать тебя больше, чем твоя настоящая жизнь.

София улыбнулась и, поцеловав дочь в лоб, снова скрылась на кухне. Алисса улыбнулась ей вслед, но улыбка сразу пропала, когда мама зашла за угол. Она посмотрела на оставленную на тумбочке книгу, снова пробежалась взглядом по нарисованным на обложке зеленому кораблю и фиолетовым волнам и, оставив ее лежать, ушла.

Алисса пошла в свою «очень взрослую» комнату. Стены серые; полки квадратные, голубо-черные; кровать застелена так идеально, что на одеяле нет ни складки. В комнате слишком пусто, но Алиссе удавалось раскрашивать ее так, как она только хочет, и никто никогда об этом не знал. Ей помогало воображение. На полках вместо школьных учебников и тетрадей она представляла самые разные книги: новые с яркими красивыми обложками и старинные, потрепанные временем и множеством владельцев. Вместо самой простой в конструкции кровати она воображала гамак, натянутый меж двумя вековыми дубами. А единственная среди серых грязно-голубая стена в ее воображении превращалась в объемные фотообои: лес поздним летом, когда преобладающий цвет все еще зеленый, но желтые и оранжевые оттенки начинают приковывать к себе внимание.

Она легла на кровать и уставилась в потолок, все прокручивая в голове сюжет прочитанной книги, представляя его себе словно фильм, и как только она видела отчаяние в глазах всю жизнь мечтающей о путешествиях девушки, сердце ее неприятно сжималось. Алиссе было так жаль, что ее воображение позволяет ей путешествовать, а у Рины был вариант лишь и впрямь собирать чемоданы и ехать. У нее отобрали и эту возможность.

Алисса резко села в кровати. Страх окутал ее, а в голове возникла мысль: «Вдруг они запретят мне мечтать». Девочка снова заплакала, представляя, как важные мужчины с важными галстуками подключают ее к похожему на детектор лжи аппарату и следят за показателями на мониторе, пока она, под действием ранее введенного внутривенно препарата, совсем не контролирует свои мысли и уплывает глубоко в мечтания. Они видят показатели, понимают, как ей плевать на реальность, и решают навсегда закрыть ее в психиатрической больнице, даже не советуясь с врачами.

Так же быстро и неожиданно, как Алисса заплакала от страха, так же неожиданно она засмеялась. В реальности забрать мечты невозможно, это, опять-таки, придумано ее воображением. Ее мечты останутся с ней навсегда, и никто не помешает ей строить свои миры и сюжеты. И она чувствует несправедливость. Людям могут запретить заниматься тем, что им нравится, но только не ей. Да, ей не будут платить за то, что она мечтает, но ей будут платить за другое. Так и быть, она найдет себе профессию, но мечтать не перестанет. А вот Рина, которая, смирившись с судьбой, станет учительницей, продавщицей или кондукторшей, больше никогда не будет путешествовать.

Алисса вскочила с кровати, подбежала к столу и, достав одну из новеньких школьных тетрадок, кинула ее на стол. Она включила настольную лампу, приятно обволакивающую белый деревянный стол мягким желтым светом, и открыла тетрадку. Она долго смотрела на пустой лист, не решаясь сделать то, что навязчивой мыслью крутилось в голове и теплом отдавалось в сердце. Она обернулась, убедилась, что дверь в комнату закрыта, повернулась обратно и, вытерев вспотевшие ладошки о платье, взяла из органайзера черную гелевую ручку.

«Несправедливость. Несправедливость она везде. Она у Вас под столом, в Вашем холодильнике и в воздухе. Справедливо ли то, что пока Вы ночью ничего не видите, люди на другой стороне Земного шара наслаждаются светом солнца? Несправедливо. Справедливо ли то, что пока Вы сидите в своей машине в пробке и одиноко слушаете радио, люди в автобусе рядом живо о чем-то беседуют и смеются? Несправедливо. А как же птицы? Птицы, не получая никаких виз и разрешений, повидали весь мир! А Вы видели весь мир? А половину мира? Как думаете, какую часть мира Вы видели?

Маленькая девочка Мариса легко ответит на этот вопрос: «Назови самое маленькое существующее число, именно ту часть мира я видела». У нее нет свободы, как у птиц. И у нее нет той свободы, что есть у других людей.

Сидя в инвалидной коляске, она часто смотрит в окно, где другие дети балуются, во что-то играют. Она никогда не общалась с кем-то из них. Иногда ей даже кажется, что они ненастоящие, просто изображение телеэкрана. Справедливо ли то, что дети абсолютно уверены в ее существовании и избегают ее по своей воле, а она просто не имеет возможно убедиться в их реальности?

Н Е С П Р А В Е Д Л И В О….»

Алисса не останавливалась ни на секунду, абсолютно кривым и непонятным почерком под диктовку своего воображения выписывая слово за словом. Она не слышала ничего, что происходило вокруг. Не слышала ни плача своей новорожденной сестренки в родительской комнате, ни криков матери с просьбой проверить сестренку, ни открывшейся двери.

– Алисса! Ты опять что ли в своих наушниках?

Девочка резко развернулась, ручкой случайно царапая и пачкая левое предплечье. Она уставилась на маму, стараясь собой закрыть черновик, лежащий на столе.

– Я… Что?

– Лола плачет. Попробуй ее успокоить, пожалуйста, мне совсем некогда! Мне нужно еду приготовить, убраться.

– Хорошо, хорошо, конечно. Прости, мам, – кивнула Алисса и продолжила сидеть на месте, понимая, что если сдвинется, то мама, во-первых, увидит ее кривой почерк, а во-вторых, прочитав написанное, поймет, какую же неблагородную профессию хочет выбрать ее дочь. Профессию писателя.

– Спасибо, – пробормотала София и вышла из комнаты.

Алисса, облегченно выдохнув, повернулась обратно к столу, закрыла тетрадку и спрятала ее под подушку.

Когда она зашла в родительскую комнату и склонилась над детской кроваткой, Лола перестала плакать, вместо этого она потянула ручки к сестре, на ее собственном детском языке прося еды. Алисса приготовила смесь в бутылочке и протянула ее девочке. Мама запрещала отдавать бутылочку сестре, потому что Лола еще слишком маленькая, чтобы ее держать и контролировать количество съеденного. Но Алисса понимала, что лучше уж так, чтобы ее сестра чувствовала себя взрослее своего возраста. Всем сердцем девочка хотела, чтобы Лола стала надеждой для родителей, потому что, хоть пока они все еще верили в светлое взрослое будущее старшей дочери, Алисса сегодня, наконец, призналась самой себе, что ее спокойствие и ум – это не признаки взрослости, а доказательства ее отстраненности от реального мира и склонности к писательству. Рано или поздно родители узнают и разочаруются. Лола должна в этот момент стать их спасательным кругом. Не может же в семье оказаться сразу два бракованных ребенка.

1

Алисса обожает вечера, когда семья собирается вместе в гостиной. Иногда они играют в настольные игры «Юный бизнесмен» или «Головоломки», иногда просто болтают. А иногда они и вовсе не взаимодействуют, занимаясь каждый своим делом.

Тот вечер был именно таким. Павел смотрел новости, включив их так тихо, что их можно было не услышать вовсе, сев в противоположном от телевизора углу комнаты. Все это, чтобы не мешать Софии и Лоле. Сидя по обе стороны от широкого плоского подлокотника дивана, они читали книгу для развития детей с пометкой «разрешено для прочтения взрослым, воспитывающим детей». София прочитывала предложение, и Лола, пальчиком водя по буквам, по слогам повторяла.

Алисса сидела в другом углу от них и, обложившись учебниками и делая вид, что учит уроки, писала свою книгу.

С тех пор, как она написала первые предложения, прошло уже четыре года. Спрятав тогда тетрадь под подушку, она не доставала ее оттуда неделю, потому что ей было противно от того, что она и впрямь это сделала, что она написала нечто не имеющее смысла. И она чувствовала, как хочет снова взять ручку и написать продолжение, вариантов которого у нее была уже масса.

Она писала с большими перерывами, заставляя себя отогнать мысли о писательстве, но потом срывалась и от тетрадки не отлипала: она таскала ее с собой везде, пыталась незаметно писать в ней на уроках, изображая, что делает упражнения; дома, пока никого больше рядом не было, или была только Лола, которая еще не совсем понимала, чем занимается Алисса, да и не обращала внимания, поглощенная своими детскими делами и заботами, она забывала о всех домашних обязательствах. Она стала носить с собой по несколько тетрадок, потому что, бывало, она исписывала одну полностью, а затем боязно писала продолжение с обратной стороны учебных тетрадок, откуда потом эти листы приходилось вырывать.

Сейчас ее книга была практически дописана, отчего она и вовсе не могла от нее оторваться, воодушевленная тем, чтобы узнать, как закончится история. Она, сама того не замечая, дразнила саму себя, снова и снова перечитывая написанное и исправляя ошибки. Она знала, что все равно исправит их, перенося текст на ноутбук, и не понимала, что слишком боится чувств, возникающих при написании самых последних глав.

Она не знала, как написание последних глав рукописи эмоционально переносили профессиональные авторы, пишущие за рубежом. Здесь, в Ийахю, им наверняка все равно на свои детские книжки и профессиональную литературу – единственное, что можно писать и читать взрослым. Но за рубежом… Алисса несколько раз находила в интернете бесплатную зарубежную литературу. Многие из книг она не успевала даже дочитать, когда сайт блокировали, но даже без этого она была поражена и воодушевлена. Ей понравилось, как люди пишут обо всем на свете: о любви, мечте, увлечениях, сексе, страхах, пороках, смерти, философских размышлениях. И иногда большинство этих пунктов в одной только книге!

В написанной ею книге были приключения и осуществленная мечта, что уже «слишком» для литературы Ийахю, для подростковой книги, а также она планировала добавить в сюжет новые интересные повороты, которые бы затрагивали другие темы. Она все еще надеялась, что книгу воспримут хорошо, что она понравится другим детям и подросткам, может, воодушевит их, как однажды ее воодушевил рассказ о девочке Рине.

Алисса уже даже придумала себе псевдоним (под настоящим именем она публиковаться точно не хочет, иначе ее взрослая жизнь будет сломана, никому в семейных отношениях и работе не нужны мечтатели. Практически все подростки-писатели берут псевдонимы, кроме, разве что, всяких «революционеров»). Она хочет подписаться как Рина Черина (ни в коем случае не Риана, подписываться полными именами можно лишь взрослым в их научной литературе). Имя, естественно, в честь ее любимого персонажа, а фамилия – фамилия ее лучшего друга Леши.

В дверь постучали. Павел, на момент наименее занятой из семьи, пошел в прихожую. Посмотрев в глазок, он заметно напрягся: выпрямился и потер подбородок рукой, словно размышляя, стоит ли вообще открывать. Но кое-что заставило его это сделать – авторитет, стоящих за дверью.

– Здравствуйте, – слегка улыбнувшись, сказал он.

– Здравствуйте.

В квартиру вошли два полицейских. Один – пожилой мужчина с густыми лохматыми бровями и хмурым взглядом. Второй – заметно моложе, но раза в два старше Павла. Выглядел он безучастно и даже безобидно. Первый осматривал квартиру, а второй прожигал взглядом ее хозяина.

Алисса медленно просунула свою тетрадку в щель между диванными подушками, а в голове вертелась мысль, что пришли за ней, хотя она и понимала, что никто ее не арестует, пока ей всего пятнадцать.

– Павел Нерес?

Спросил тот полицейский, что помоложе.

– Да, это я.

– Мы должны Вас арестовать, – сказал полицейский, и тот, что постарше, подошел к нему с наручниками.

В растерянности Павел раскрыл рот и не смог ничего сказать. В коридор выбежала София.

– Что? Почему? В чем дело?

– Неоднократные доносы по статье 116 Наказуемо-важного Кодекса Ийахю.

Выбежавшая в коридор Лола подбежала к папе и, обхватив его ногу, стала плакать.

– Это какая-то ошибка. Мой муж – уважаемый хирург, не занимающийся ничем подобным. Как вы можете себе представить, что он, приходя домой под вечер после нескольких операций, еще успевает «побыть ребенком»?

– Доносчик согласен пойти в суд. Там и разберетесь.

– Папа! – крикнула Лола, когда Павла пытались увести.

– Все хорошо, доченька, – улыбнулся он сквозь слезы. – Я скоро вернусь домой.

Под выкрики Софии «Да как вы смеете!», «Какое вы имеете право?», «Да мой муж никогда…» Павла вывели из квартиры.

София и Лола, смотря в окно, проводили взглядом полицейскую машину. София заплакала тоже и обняла плачущую дочку.

– Все будет хорошо, – шептала она.

Алисса смотрела на них, не понимая, что чувствует. Ее сердце разрывалось на части, но она не могла ни заплакать, ни пойти успокоить родственников. Она была в ступоре. Ей стало больно и обидно и больше всего на свете она не хотела признавать – хорошо ничего не будет. Она понимала, почему забрали ее отца. Леша не раз рассказывал ей, как ее папа приходит к ним на футбольное поле, смотрит, как они играют. Это не запрещено, но часто мальчики звали его с собой и тот, поддаваясь нечту детскому в себе, соглашался сыграть «до первого гола», а в итоге оставался на весь вечер.

Леша часто подходил к Алиссе утром в школе и с воодушевлением рассказывал, как Павел научил его финтам или помог выиграть их команде, даже хоть их и было меньше, чем противников.

Из детства Алисса помнила, как папа часто играл с ней в игрушки, когда у нее еще не было сестренки, а одноклассники с ней играть не хотели, потому что ее игры «слишком скучные и взрослые». Иногда он с интересом разглядывал обложки детских книжек на полках, а потом Алисса замечала их пропажу.

Она никогда не обращала на это внимания, лишь сейчас понимая, что не хотела признавать, что ее папа ведет себя как ребенок. Ребячество. Самый страшный грех, как сказали бы верующие. Видеть взрослого человека, профессионала в некой области, занимающимся детскими делами, – противно и неестественно.

Алисса и Лола не замечали этого, сами будучи детьми, а София просто закрывала глаза. Глупо будет сказать, что жена, самый важный в жизни человек – семьесоздающий партнер, не замечала наклонностей мужа. Конечно, она все это видела и понимала, и не раз ее ночные слезы в подушку были связаны с очередной найденной в вещах мужа художественной книгой; с количеством сладких и вредных продуктов в чеке, которые после она не видела на кухне; с его отношением к дочерям и другим детям, он часто вел себя с ними так, будто они друзья, словно он – взрослый человек, отец, хирург – на равных с несовершеннолетними.

Софии было больно от этого, ведь такое лицемерие казалось ей предательством. Теперь она постоянно будет ловить на себе осуждающие взгляды людей, которые не понимают, как она могла позволить себе связаться с таким противным человеком.

И больше всего она стала переживать за девочек, над которыми теперь могли начать издеваться в школе, в случае с Алиссой, и в садике, в случае с Лолой. И больше всего, конечно, она переживала за Алиссу, ведь старшую дочку и так многие считали странной и избегали.

София через плечо младшей дочки посмотрела на старшую. Алисса смотрела на нее в ответ. Хоть Алисса и выглядела крайне спокойно и безучастно, София знала, как та выглядит, когда на самом деле в порядке. В тот же момент в ее взгляде читались отчаяние и сильный испуг.

Кивнув головой, София подозвала Алиссу к ним, и та тоже плюхнулась в объятия матери. Как только ей в ухо врезались рыдания Лолы, Алисса расплакалась тоже.

2

Вечер был долгим, София все пыталась найти слова, чтобы успокоить Лолу и тактично объяснить, почему же дяденьки-полицейские забрали ее папу с собой. Алисса весь вечер просидела с ними в гостиной, одновременно слушая семейные диалоги и уйдя в себя. Из-за этого она очень мало спала и в школу пришла уставшей и в плохом настроении.

Как только Алисса зашла в кабинет, все обернулись на нее. Значит, слухи разносятся куда быстрее, чем она ожидала. Она надеялась хотя бы на один нормальный день, перед тем, как кто-нибудь сунет свой нос в их семейные дела.

Подойдя к своей парте, девочка побоялась за нее сесть. Она уставилась на Лешу, ожидая его разрешения. Ей и так было жаль, что парень общался с ней, чем портил свою безупречную репутацию, и теперь она боялась даже подойти к нему, когда на них смотрит весь класс.

Леша поднял на нее взгляд и одним уголком губ улыбнулся. Хоть ему, сыну известного в регионе политика и оратора, пророчили вырасти серьезным парнем со своим мнением, люди не ожидали, что он станет немногословным, и все его мнение будет оставаться при нем. Лишь его близкие друзья догадывались, что парень не поддерживает политические взгляды своего отца, но боится ему перечить.

Алисса села за парту и устало уложила голову на плечо друга.

– Ну что, уже вся школа знает?

– Пока только в классе шепчутся. Так это правда?

– Правда.

– Мне жаль.

Алисса поднялась с чужого плеча, улыбнулась и кивнула.

– Так оно и лучше. Может, его вылечат, и он станет нормальным адекватным взрослым человеком. Мне… Мне противно, что он такой.

Алисса глянула на Лешу, а тот, поймав ее испуганный взгляд, означающий лишь «я тут вру, и мне нужно убедиться, что ты ведешься», закивал головой: «я сделаю вид, что повелся».

Девочка, сидящая перед ними, Лана Виан, вдруг обернулась и, широко улыбнувшись и уложив свое лицо на ладонь, уставилась на Алиссу.

– Дамочка, – противным писком обратилась она, – да что ты говоришь! А сама ты не в своего папочку пошла? Тебе пятнадцать, а ты все еще по ночам под одеялом с фонариком «художку» читаешь.

– Я уже давно не читаю «художку», – сморщившись, ответила Алисса.

– Да конечно. Мне мама рассказывала, что ты у них в библиотеке опять художественной литературы набрала.

– Я взяла всего одну книжку, и это для моей сестры, она учится читать.

– Да? А ты в библиотеку записана ради профильной литературы, правильно я понимаю? Ну расскажи тогда, кем ты мечтаешь стать, что за книжки для этого читаешь?