Законы подлости

Глава 1

Господин Ф. нас знатно всех развлек! Подумать только, указ о дополнительной проверке посетителей дворца. Держим все сумочки открытыми, дамы! Отдел Тайного сыска ищет в наших косметичках шпионов! Хотя, тут стоит отметить некоторую логику. Мы бы тоже обвиняли в преступлении каждую, кто еще пользуется синими тенями. Но что же нас ждет дальше? Раздеваемся и встаем у стеночки? Какие славные времена!

Выдержка из Авьенской Хроники

Этот мир наполнен магией. Магией разных существ. Красочной и прекрасной. Она словно мозаика, что складывается в необыкновенный водоворот волшебства.

Можно часами сидеть в чайной на Приаллейном проспекте, откуда до королевской резиденции десять минут быстрой ходьбы. Надо только свернуть на Династическую аллею, пройтись до пересечения с бульваром Кингсквин, свернуть вправо и попасть в Белый переулок, который выходит прямо на мост короля Герольда. И вот вы уже смотрите на массивные стены дворца песочного цвета. Правда, задние стены. Мы с вами попали к, так сказать, черному входу. Но тот, кто знал, где искать, мог увидеть несколько фресок Темных времен.

Но мы отвлеклись… Вернемся на Приаллейный, в чайную, название которой покрыто тайной, но стоит лишь сказать «Чайная на Приаллейном», и каждый житель столицы поймет, о чем идет речь.

Как я уже сказала, я могла бы часами сидеть на веранде за круглым столиком, правда, с одним условием – только если на улице будет не ниже пятнадцати градусов тепла. К холоду я весьма чувствительна.

Сидеть и смотреть на проходящих людей и, конечно, нелюдей, которыми наша Авьена полнилась изо дня в день, словно резиновая бочка. В столицу приезжали со всех уголков страны. Иностранцев тоже хватало. Четыре столичных вокзала, где паровые магические составы плевались дымом похлеще всякого любителя сигар, плюс два речных и один морской шумели, не переставая ни на минуту, все двадцать шесть часов в сутки на протяжении всех трехсот семидесяти трех дней в году.

Так что, посмотреть в столице было на кого. И я, не стесняясь, этим пользовалась. По улицам, не замечая друг друга, не поднимая головы выше расписаний омнибусов на столбах, шагали, быстро шли, даже бежали и подпрыгивали, а порой почти летели, светлые маги и магиссы, темные колдуны и колдуньи, оборотни и гномы. Мелькали разноцветные волосы фей и высокие фигуры эльфов. Иногда, где-нибудь посреди дороги, открывался пространственный телепорт, что вызывало неразбериху и массовое недовольство. В воздух взлетали испарины магии, делая его плотнее и наполняя всевозможными запахами, ведь магия каждого – уникальна.

И в этом уникальном магическом мире я самое обыкновенное недоразумение. Так я раньше думала, в детстве. Просто, когда рождаешься в семье с аристократическими корнями незаконным ребенком, да еще без какого-либо потенциала к магии, появляются некоторые комплексы.

«Маленькая бедненькая Селиночка» – шушукались за спиной. Но начнем с того, что маленькой я никогда не была, в тринадцать лет я уже на голову возвышалась над всеми ровесниками, а к своим двадцати четырем вымахала, попрошу, ровно сто семьдесят шесть сантиметров и четыре миллиметра, не больше и не меньше. Ну а про бедность, вообще, нечего говорить. Отчим оставил нам с мамой огромное состояние с кучей удачных вложений и акций. Добавьте к этому дом в самом центре столицы, загородное поместье в фешенебельном районе в предместьях Авьены и небольшую яхту, доставшуюся маме от первого брака. Думаю, на «бедную» тяну с приличной натяжкой.

Чай остыл, а ведь я люблю горячий чай. Это был хороший повод встать и засобираться восвояси, но тело напрочь отказывалось двигаться. Для начала осени погода стояла расчудесная, а я любила осень больше других времен года. Именно в первые две недели после лета столица начинала кипеть. Снова открывались многочисленные магические школы и Академии, с удвоенной силой начинали работать все лавки, кофейни и ресторации. Жизнь бурлила. Для тех, кто любил суматоху, шум, ежедневные проблемы и романтические светлые ночи, Авьена была райским местом.

Прожив в столице всю свою недолгую жизнь, я не знала иного и искренне любила город. Город, наполненный магией.

Опустив взгляд на газету на столике, подсунутую подавальщиком, я пробежалась глазами по первой полосе Авьенской Хроники. Как обычно, это были объявления о предстоящих, особо громких, и не очень, свадебных церемониях. Затем следовало длинное, но лаконичное перечисление столичных мероприятий на будущую неделю. Я с волнением нашла: «Осенняя конференция Королевского ботанического общества» и улыбнулась.

В Хронике, конечно, не писали об ожидаемых докладах и не выказывали радости по поводу открытых заседаний, но мне это и не нужно было. Я и так наизусть все выучила, особенно пункт, где говорилось, что на второй день конференции, ровно в двенадцать дня, на кафедре номер три, выступит со своим докладом госпожа Селина Ладье, младший научный сотрудник.

Авьенская Хроника была излюбленным чтивом столичных жителей в начале каждой недели. Я, правда, предпочитала Новости магии и науки, но их мне за столик не преподнесли. Пришлось мириться с Хроникой и листать страницу за страницей, усердно выискивая что-нибудь поинтереснее светских сплетен и некрологов в печальных черных рамочках.

Возвращаясь к первой странице, я взяла чашку и почти отпила холодного чая, как мои глаза наткнулись на знакомое имя.

– Что…

Объявление сообщало о помолвке госпожи Розмари де Лерой и господина Огюста де Грога, совершившейся в аккурат накануне вечером. Свидетелями счастливейшего события стали все посетители ресторации отеля Голдгравия.

Я не сдержала громкого шокированного восклицания, и не скажу, что это восклицание особенно вписывалось в мироустройство приличного общества, зато отлично подходило ситуации.

Я не помню, как вскочила со стула, совсем некрасиво открыв рот, не помню, как оступилась, покачнувшись назад, не помню, как рука с зажатой в ней чашкой взмахнула вверх. Зато я прекрасно запомнила его сурово поджатые губы и горящие зеленые глаза.

Мой чай вылился прямо на черный пиджак сидящего за моей спиной мужчины. Он вскочил, смяв свою газету, как ошпаренный, хотя чай давным-давно остыл, и медленно поднял на меня взгляд, ожидая покаяния.

– Простите… – пробормотала я невнятно.

Другие посетители чайной поглядывали на нас с интересом, явно в предвкушении хорошей взбучки. Два подавальщика вылетели из стеклянных дверей и засуетились рядом, быстро убирая беспорядок в виде разбитой чашки, содержимое которой впитывалось в дорогую ткань костюма незнакомца, словно в губку.

Мужчина всем своим видом напоминал мне темную тучу, готовую вот-вот извергнуться ливнем на мир. Черные волосы, собранные в хвост, длинный нос с характерной горбинкой, высокие, острые скулы и черные соболиные брови над двумя разъяренными темно-зелеными омутами. Колдун, поняла я, что можно определить по глазам: ярким, меняющим оттенки под действием одолевающих эмоций. И сейчас колдун передо мной явно злился.

Мне бы извиниться еще раз, более внятно, объясниться, посмеяться над ситуацией и предложить оплатить чистку костюма, но я почему-то не смогла издать ни звука, даже тихо проблеять. Однако и бури не последовало. Черноволосый мужчина не произнес ни слова. Отшвырнув газету в сторону, он смерил меня таким взглядом, словно я должна пасть ниц, да словно только взглянув на меня, он сделал мне огромное одолжение. Я поперхнулась воздухом и гордо вздернула подбородок. Просто уже давно не позволяла смотреть на меня, как на грязь под ногами.

Он отстранил от себя одного из подавальщиков, пытающегося промокнуть его пиджак салфеткой, и покинул веранду широким шагом.

– Господин, но… – молодой человек растерянно посмотрел на быстро удаляющегося колдуна, явно боясь и остановить его, и получить нагоняй от хозяина чайной, раз не умастил гостя.

Я проследила, как смятая газета плавно спикировала на пол, и тоже повернула голову в сторону исчезнувшего в недовольстве мужчины. Он спускался с веранды по небольшой лестницы, нетерпеливо размахивая серебряной тростью в левой руке. Сделал всего пару шагов по проспекту и исчез. Мне пришлось даже пару раз моргнуть. Никогда я прежде не видела столь чистого и молниеносного телепорта. Вот был человек, а вот его уже нет. И ведь он даже не приложил никаких усилий, чтобы открыть телепорт. Просто шел. И исчез. Невероятно. После него осталось только небольшое зеленоватое зарево, что быстро рассеялось, а еще до меня дошел очень яркий и резкий запах мяты.

– Госпожа, у вас все в порядке? – услышала я тонкий голосок рядом. Глянула на подавальщика и стала медленно возвращаться в свою реальность, в которой никто не исчезал в воздухе за секунду.

– Да, извините за беспокойство, – я улыбнулась. Хоть кто-то из виновников торжества ведь должен успокоить нервы юноши.

Но на самом деле у меня было не все хорошо. Прихватив с собой Хронику, я поспешила в Белый переулок, где оставила магический экипаж. Прогулка до фресок Темных времен подождет. Меня интересовала куда более насущная проблема – помолвка госпожи Розмари де Лерой. Я знала эту женщину, знала даже слишком хорошо.

Вы сейчас подумали, что это какая-то кровная соперница, а Огюст – любовь всей моей жизни, да? По крайней мере, так обычно начинаются остросюжетные любовные романы…

Но нет, все обстояло намного прозаичнее. Ровно двадцать четыре года и одиннадцать месяцев назад Розмари де Лерой произвела на свет меня, Селину Ладье. И по каким-то неведомым мне причинам мать не сообщила своей дочери о столь волнительном событии, как помолвка. Сообщила всей ресторации Голдгравии и всей столице вместе взятой, ведь только ленивый не открывал Авьенской Хроники. Знали все! Но только не я!

Пока доехала до дома, накрутила себя неимоверно. Почему мама не рассказала мне о помолвке? Почему я никогда не слышала имени Огюста из ее уст? А ведь мама не отличалась особой скрытностью, скорее наоборот, порой даже излишней болтливостью. И уязвимостью. Да что там, мама – просто великовозрастный ребенок. А что, если ее заставили? Принудили? Обманули? Шантажировали? Одна идея была ужаснее другой.

Поэтому, когда я зашла в дом, одной рукой на ходу расстегивая жакет, а в другой сжимая Хронику, представляла самое страшное. Не подумайте, что я не желаю маме счастья. Конечно, я хочу, чтобы она жила полной жизнью, радовалась и была рядом с любимым мужчиной. Просто на протяжении трех лет после смерти отчима, который дал мне свою фамилию, который заменил мне отца, мама не удостаивала особым вниманием ни одного мужчину. И тут сразу помолвка? Ведь помолвка – это почти свадьба, не так ли?

При мысли о Лайонеле Ладье сердце заныло. Это был человек потрясающей доброты и удивительного взгляда на мир. Он воспитывал меня с десяти лет. Другого отца я не знала. До Лайонела у мамы было четыре мужа, и все они отличались неимоверной внимательностью ко мне. В этом вопросе мама была особо щепетильна. Любой, кто поселился бы в ее сердце, сначала должен был полюбить меня как родную дочь. Но именно Ладье стал тем человеком, кто научил меня всему, что я знала сейчас. Тем, кто открыл мне мир книг и науки, кто всегда поддерживал и был рядом в самые трудные и важные моменты. Он подарил мне веру в себя. А еще я видела, как он любил маму. Без оглядки на ее прошлое, принимая такой, какая она есть.

Конечно, я уже давно не ребенок и не стала бы называть нового мужа мамы «отцом» или как-то препятствовать ее браку, но ведь она, даже выбирая сорт чая к завтраку, каждый раз советовалась со мной! Как она могла не рассказать о своем новом кавалере? О женихе? О человеке, который смог завоевать ее спустя целых три года жизни без мужчины, а это для мамы весьма тяжело, ведь она всегда была женщиной, обласканной вниманием противоположного пола.

В общем, чем больше я думала, тем больше запутывалась. В этом мы с мамой и отличались: я слишком много думала, она – недостаточно много. Но вместе мы пока справлялись с нашими тараканами.

Розмари де Лерой нашлась в гостиной, около углового эркерного окна. Она балансировала на одной ноге на высокой железной стремянке, о наличии в нашем доме которой я даже и не подозревала, цеплялась за кремовые гардины с кисточками по краю и вытягивала шею вверх, словно разминала затекшие мышцы.

– Мам?

Собственный голос показался мне незнакомым, слишком высоким. Видимо, маму он тоже удивил, так как она резко вздрогнула и пошатнулась. Я тут же кинулась поддержать лестницу.

– А, это ты, – выдохнула она и снова обернулась к окну.

– Что ты делаешь?

Вместо ответа мама шикнула на меня и шепотом спросила:

– Клару ты не встретила?

Я заломила бровь, но все-таки отрицательно покачала головой. Клара была нашим третьим разумом в семье. Иногда казалось, что единственным. Кухарка, домоправительница, большая советчица, а в свое время еще и нянька, хотя, она и сейчас учит нас уму разуму. Я решительно не понимаю, как она терпит меня с мамой все шестнадцать лет, что работает у нас. Но, клянусь, каждый раз, когда удается, я задабриваю ее подарками, дабы Клара потеряла бдительность и потерпела нас еще годок другой.

– Отлично, тогда смотри, – мама кивнула на окно.

Ничего, кроме нашего сада, я не увидела.

– На что?

Мама в раздражении всплеснула руками:

– Селина, зачем ты вымахала выше матери, если все равно ничего не видишь дальше своего носа?

Мне осталось только пробурчать:

– О, это точно… Кстати, об этом.

Момент для того, чтобы наконец начать так интересующий меня разговор, настал, но у мамы были другие планы.

– Лезь, – скомандовала она, спускаясь со стремянки. – Ты просто не поверишь своим глазам.

Подниматься на пошатывающуюся лестницу я не спешила, как вы понимаете.

– Чему я не должна поверить?

– Там госпожа Корш… – таинственно проговорила мама и ударила меня пониже спины, подталкивая к подглядыванию за соседкой.

– И?

– Селина! Лезь, и не перечь матери!

И да, я полезла. Не скажу, что мне было сильно интересно, что же там такое стряслось, раз мама даже отыскала где-то стремянку и притащила ее в гостиную… но разве чуть-чуть.

Госпожа Корш прогуливалась по своему заднему двору, скрытому высоким забором. Любовно осматривала клумбы и напоминала всем своим видом длинный жердь. То есть, ничего нового.

– И? Когда прогулка в собственном саду стала преступлением? – скептически спросила, а мама в ответ закатила глаза:

– Да ты посмотри, что на ней!

На ней были широкие штаны цвета детской неожиданности и розовая блуза.

– Одежда? – предположила я, чем вызвала новый шлепок по мягкому месту.

– Ты чего?

– А ты чего? Не помнишь, что я купила себе такую же блузку на прошлой неделе? Она еще, как увидела ее, сразу сказала, что такой цвет не для женщин моего возраста! Ха и еще раз ха! А теперь посмотри на эту молодую профурсетку! Пятый десяток, а совести как не было, так и поставки не ожидается.

Я глубокомысленно кивнула и уже планировала слезть с трибуны для подглядывания за соседями, как услышала восклицание:

– Да я же сказала, пусть ходит хоть голышом! Селина, и ты туда же?

В арочных дверях появилась Клара, с корзинкой, полной мандаринов. На языке сразу появился вкус моего любимого джема.

– А я ей говорила: нечего заглядывать в чужие окна! Своего белья хватает, – тут же поддакнула мама. Ну, вот честно, захотелось запустить в нее чем-нибудь тяжелым.

– Я просто поправляла гардины, – почему-то признаваться Кларе в том, что я рассматривала чужие владения, хоть и под натиском родительницы, не хотелось. Но на самом деле Клара появилась вовремя.

Спускаясь со стремянки, я скучающим тоном поинтересовалась:

– Мам, а ты, случайно, не хочешь ни о чем нам рассказать?

– А? – она похлопала длинными ресницами и непонимающе улыбнулась: – О чем?

– Как тебе сказать… обо всем, – я развела руками, не зная, как выразить свою мысль получше.

Мама вдруг покраснела. Клару это насторожило и она опустилась в кресло, пристально разглядывая нас.

– Я нашла эту лестницу в чулане! – огорошила матушка.

– Здорово, что спустя столько лет ты узнала, где у нас чулан, – выдохнула Клара и поднялась, – раз это все новости на сегодня, то я пойду….

Как бы не так. Я вообще не поняла, при чем тут лестница.

– Мам, я вовсе не о…

– Ладно! Я нашла там коробочку конфет. Лежала под грудой одеял. Я лестницу потащила и задела их. Они упали, а там конфеты.

– Розииии? – тихо протянула Клара, прищурившись.

– Я только попробовала! Всего одну конфетку…

Мои брови взлетели вверх. На Клару вообще было страшно смотреть. Понимаете, у мамы аллергия на шоколад. Она проявлялась не сразу, лишь через пару часов, а то и через сутки. После поедания чистого яда в виде сплошного искушения мама покрывалась красными пятнами и непрерывно чесалась, задействовав для этого все подходящие поверхности в доме, а также нас с Кларой.

Мама потупилась, словно школьница, и призналась:

– Хорошо, конфета была не одна, а три…

– Мааам! – не выдержала я осуждающего восклицания. Ведь сама потом будет страдать и заставлять нас страдать из-за того, что она страдает.

– Семь… – загробным голосом изрекла она и закрыла лицо руками. Красноречивое молчание Клары заставило и меня, и маму посмотреть на нее. Разочарование в дымчато-серых глазах женщины сделало свое дело. Мама молитвенно сжала руки на груди и начала оправдываться:

– Честно, только семь! Правда! Ну я не могла остановиться! Зачем класть такое на самом видном месте?! Зная, что я совсем слаба… что я не могу вот так взять и… и не съесть! И, вообще, может, все обойдется! Может, я излечилась?

Мы не стали напоминать маме, что коробка конфет была спрятана в чулане, куда та не заходила, наверное, с самого переезда в этот дом. И не стали говорить, что, скорее всего, за две недели, которые прошли с последнего приступа, когда мама съела ложку шоколадного торта в кофейне, она вряд ли излечилась, и что, как минимум, к вечеру стоит ждать начало чесотки.

– Рози, я предупреждаю – на этот раз я не буду тебе делать никаких примочек и чесать твои пятки тоже не собираюсь, – отчеканила строго Клара и, прихватив корзинку, бодренькая зашагала к двери.

– Подождите со своими конфетами и пятками! Мама, а что-нибудь еще не хочешь нам рассказать?

Я уперла руки в бока и сжала губы, всем своим видом показывая крайнюю степень недовольства.

– Еще?

– Праведные грешники, что еще? – одновременно спросили мама и Клара, словно это именно я должна была поведать умопомрачительные новости.

– Серьезно, мам? – я фыркнула и метнулась подхватить Хронику, которую кинула на диван. Расправив измятую страницу, я сунула газету прямо в лицо госпоже Розмари де Лерой, невесте.

Та нахмурилась и забрала газету.

– Ну, Авьенская Хроника. Ты молодец, что принесла, я сегодня ее еще не открывала…

Мама пробежалась глазами по странице, и уголки губ, накрашенных нежно-коралловой помадой, приподнялись в усмешке.

– Да, за синие тени я бы тоже отправляла в застенок… – мама углубилась в чтение и захихикала. Веер морщинок вокруг глаз проступил сильнее.

Подняла голову она только тогда, когда Клара громко покашляла, намекая, что дела не ждут, а развлекаться вы тут можете и без меня.

– Я что-то не пойму, ты издеваешься или как? – я негодующе вырвала у мамы из рук Хронику и, найдя нужное объявление, потыкала в него пальцем.

Мама наклонилась и прочитала. Покачала головой и прочитала еще раз.

– Мммм…

– Что это значит? Ты выходишь замуж?

– Что?! – охнула Клара. Протиснувшись между мной и мамой, она зачитала объявление вслух и воззрилась на Розмари, подобно коршуну. А она это умела. Клара, вообще, была профессионалом соответствующих взглядов на все случаи жизни.

– Я… не знаю.

Мама постучала пальцем по подбородку и прошлась по комнате в задумчивости. Мы с Кларой неотрывно следили за ней.

– Как это не знаешь? Кто такой этот Огюст де Грог?

– О, Огюст… такой мужчина…

– Славно, что не павиан, – кивнула Клара и забрала у меня из рук газету, вновь вчитываясь в объявление о помолвке, будто бы могла узнать что-то еще полезное из трех строчек. Я уже пыталась, так что знаю, что ничего не выйдет.

– Какой «такой мужчина»? Когда вы, вообще, познакомились? Он сделал тебе предложение? Ты сказал «да»? Ты правда вчера ужинала с ним в Голдгравии? Я думала, что ты на встрече Женского благотворительного клуба.

– Селина, сколько вопросов, – мама уселась на диван и принялась водить пальцем по цветочному узору на обивке.

– А ты считаешь, что у меня их не должно быть? Так кто этот господин де Грог? И ты собираешься, в конце концов, за него замуж или нет? Неужели, это такие сложные вопросы?!

– Селина, спокойнее. – Я почувствовала руку Клары на своем плече. – Пусть Рози все сама объяснит. Да, Рози?

Мама стушевалась под нашими взглядами. Признаю, что две нависшие над ней женщины, одна из которых закончила Академию при Военном министерстве, не внушали спокойствия.

– Я… господин де Грог, действительно, сделал мне предложение вчера вечером.

Я села. Не потому, что ноги не держали, просто Клара очень сильно надавила мне на плечо. Наверное, представляла, что вколачивает мамину голову в песок.

– Все было так романтично! В Голдгравии давали концерт, живая музыка, цветы, приглушенный свет. Все, как надо… И да, Огюст сделал мне предложение, – повторила мама, потом подняла на нас свои честные, кристальные голубые глаза, которые мне довелось унаследовать, и улыбнулась. Так, знаете, будто говорила: не судите строго, да, я повинна во всех грехах, но разве можно обвинять такого ангела, как я?

Мы с Кларой переглянулись. Улыбки мамы на нас уже давно не имели того эффекта, который они производили на неискушенную публику.

– Ты согласилась? – уточнила более грубо, чем следовало, но я уже не могла слушать прерывающуюся на вздохи маму.

– Не совсем…

Я потрясла в руке Хронику, напоминая о небольшой детали в этой истории.

– Ах, мне кажется, Огюст меня не понял. Я сказала ему, конечно, что это такая большая честь для меня! Но мне надо было подумать, совсем немного, все-таки это очень важный шаг… Может, потом я ему сказала, что думать мне вовсе не обязательно, ведь он удивительный человек. Мне так повезло! Ну, а после я поняла, что подумать все-таки надо. Ведь я как-никак мать, у меня есть ответственность. Но теперь мне кажется, что я только подумала об этом, и не озвучила всех своих сомнений… Ох, я запуталась! Какой ужас… Неужели он подумал?.. Что же теперь делать… Как быть?

– Почему мы никогда не слышали об этом господине? – Клара задала вполне закономерный вопрос.

На самом деле, любой бы на ее месте уже давно подскочил к маме, стал бы ее успокаивать, увещевать, что все в порядке и запутаться в такой сложной жизненной ситуации мог каждый второй. Но только не Клара. А под ее железной хваткой и я не смела сказать ни одного ободряющего слова. Глаза мамы даже наполнились невыплаканными слезами, но у нее вообще часто глаза были на мокром месте. Последний раз, например, сегодня за завтраком, когда Клара заботливо подогрела для нее уже остывшие гренки, а предпоследний, уверена, когда этот Огюст делал ей предложение.

– О, мы знакомы недавно. Как-то к слову не пришлось…

Мама о чем-то умалчивала – это было видно невооруженным глазом. Врала она плохо, очень плохо. Это мне тоже по наследству передалось. Тем более в то, что у мамы что-то «к слову не пришлось», верилось с трудом.

– Ты могла бы сказать вчера, за завтраком, за обедом, во время нашего похода на рынок, за утренним кофе, или когда просила меня забрать из чистки ковер, – Клара загибала пальцы и, если б ей позволило воспитание, точно бы разулась и задрала ногу, чтобы воспользоваться пальцами и на ней.

– Мы знакомы неделю! – выпалила мама и прикусила нижнюю губу.

– Тааааак, – протянула Клара и припечатала:

– Альфонс!

– Вовсе нет!

– Аферист!

– Совсем нет!

– Уголовник?

– Клара!

– Больной?

– Клара, прекрати! Огюст – приличный мужчина.

– Это в какой день знакомства ты поняла? В первый? Ты его лист от целителя видела? Он точно какой-то хворью страдает! Или просто страдает. Неделя, и жену ему подавай!

Мама всполошилась, нахохлилась и вскочила с дивана.

– А что, я не могу увлечь мужчину так, что он сделает мне предложение всего через неделю знакомства?

– Конечно, можешь, – уверенно кивнула Клара, добавив: – Но тут возникает вопрос, чем ты его так увлекла?

Недвусмысленный намек вызвал у мамы нервный паралич лица. Дело запахло остреньким. Я следила за этим спектаклем молча, но все-таки пришло время вмешаться.