Детство

© Анатолий Давыдчик, 2022

ISBN 978-5-0055-0729-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Детство

– Пороть будешь? – спросил я у матери, которая нервно сжимала в руках ремень с массивной латуневой бляхой.

– Надо бы! – в сердцах проговорила мама и продолжила, – Тебе в школу скоро, а ты… Папа, ну хоть ты сделай что-нибудь?..

В ожидании выхода деда я прислушался к происходящему на улице. Шум утихал, сгоревшие два стога сена, на окраине села, тушили всем миром, но меня согревало понимание того, что я оказался прав, учитывая влияние ветра и погодных условий в виде жары я выиграл спор у Вадика, соседского пацана и по совместительству моего друга.

– Я так и знал!.. – со своей коронной фразой дед выходит в коридор. – За одним ребёнком уследить не могут… Сильно горело? – Дед улыбаясь смотрел на меня. Я лишь кивнул. Зная характер деда, я просто выдохнул, пороть не будут, это точно.

– Папа, председатель милицию вызовет или уже вызвал.. – в слезах проговорила мама.

– И чё? – дед был абсолютно спокоен. – Ну сжёг он это сено, и чё? Дальше двора они не пройдут, убью на хрен…

Несмотря на шутливый тон, зная деда, я тогда уже понимал, он это сделает, и причём с такой же лёгкостью, как каждую осень рубил курицам головы.

– Иван Александрович, – послышался голос бабушки, – отстаньте от ребёнка, сено не люди, потушили и забыли, а у ребёнка сегодня занятия…

– Хорошо, роднусик. – вздыхает дедушка, а я боком вдоль стены проскальзываю в большую комнату, где за столом с неизменным пасьянсом сидела моя бабушка Анна Ивановна; до сих пор для меня остаётся величайшей тайной, как потомственная дворянка, выпускница смольного института, ну и дочь врага народа, вышла замуж на фронте за лейтенанта гопника, детдомовца. Но факт остаётся фактом, по иерархии семьи бабушка была основой семьи, и даже сейчас, с гордой осанкой восседая за столом, ей было достаточно удивлённо поднять бровь и конфликт был исчерпан.

– Иван, – проговорила бабушка, – я не желаю видеть в своём доме не только председателя этого учреждения, но и представителей карательных органов, а теперь, внучек, возьми вон ту книгу…

Последующие пару часов пролетели незаметно, опираясь на мои бесконечные «почему», бабушка с лёгкостью и доступно рассказывала всё, от истории до географии, от физики до химии.

– Ты пугач сделал? – спрашивала она, чуть заметно улыбаясь.

– Ну да. – с гордостью говорил я.

– Свинец в трубку залил?

– Конечно, бабушка, он же не стрельнит. – тараторю я.

– Не стрельнит, а не выстрелит, – поправляет она, – а почему не выстрелит?

– Ну это, потому, ну… Все так делают… Баа-буу-шка, – законючил я.

И тут же, в доступной для детского понимания форме, я прослушал лекцию по химии, физике и о том, что для мальчика оружие – это естественно, впрочем последнее относилось скорее к матери, которая пыталась что-то возразить, ссылаясь на мой крайне юный возраст. Лай нашего дворового пса Шарика на время прекратил учение и я, пользуясь моментом, вылетел во двор, переступая через порог я уже вступал во владения дедушки, ибо дом – это вотчина бабушки, а вот остальной мир – это было безоговорочное владение деда. У калитки трехметрового забора стояли наш участковый дядя Серёжа и председатель совхоза.

– Иван Александрович, – официально начал председатель…

– Привет, – перебивает его дед, – смотрю сморкаться научился, – кивает дедушка на уголок носового платка, что торчит из нагрудного кармана пиджака.

– Мы постановили… – не обращая внимания на дедушкин выпад, продолжает председатель.

– Что ты там постановил? – усмехается дед, – Ты забор второй год поставить не можешь, поймаю твоих курей у себя в огороде, порублю на хрен, и вообще, шёл бы… Ты мне в школе надоел, как был дурак, так и остался; интересно, а власть всегда дураков любит?

Дед абсолютно спокойно, как на уроке, рассматривает нашего председателя. А почему, как на уроке, да все просто, дедушка и бабушка всю жизнь работали учителями в школе, после войны, когда их сослали на сто первый, работы не было, ну не говно же на ферме месить, тем более с их образованием. А так как предыдущий пред совхоза мечтал чтобы его сын вырвался из деревни в город, то он, наплевав на многое (тем более вскоре оттепель нагрянула), и принял их на работу в школу. Сына лоботряса бабушка подтянула, в итоге тот поступил в московский вуз, стал диссидентом и сел за самиздат, но это другая история. А нынешнего председателя понять можно, вроде и меры принять нужно, а с другой стороны, зная крутой нрав деда ещё со времени школы…

– Дедушка, а ты застрелишь его? – выглядывая из-за спины деда и глядя на председателя, говорю я.

– Обязательно, внучек, сам думаю, почему раньше не сделал. – усмехается дед.

– Какой хороший мальчик, сразу видно – порода. – вымученно произносит председатель. А дядя Серёжа произносит самое тупое, что я слышал до сих пор.

– Это чей же такой будешь, мамин или папин?

– Дедушкин, – отвечаю я и добавляю – и бабушкин.

Дед, глядя на этих двух представителей власти, вдруг резко меняет тон.

– Значит так, сено спишешь, с внуком я поговорю, он больше не будет. Не дай бог, – дед тычет пальцем в грудь председателя, – ты меня знаешь, меня не посадят, а твои сиротами останутся. Серёжа, – дед удостаивает наконец-то взглядом участкового, – бумагами своими жопу подотри, надеюсь все поняли?

Те кивают и вскоре разговор перешёл на неинтересные для меня хозяйственные темы, а я тем временем умчался в сарай, переживать случившееся. Получалось как-то неправильно, были вдвоём с Вадькой, отвечаю я, хотя идея то его опять же. За этими переживаниями меня и застал дед.

– Пошли, покурим, – говорит он мне и через минуту, на крыльце в тени, дед закуривает, а я приготовился слушать.

– Видишь ли, внучек, – начинает дед, – ты оказался дурак, но это проходит, объясню почему… Ты был с Вадькой и ты позволил чтобы он руководил тобой, вот поэтому, внук, отвечаешь ты, а не он.

– Ну он же друг, – возражаю я.

– Когда вы воробьёв из рогатки стреляете, друг, а что сейчас? Когда нужно было кого-то наказывать, он что сказал? Правильно, это не я это он.

– Дедушка, но почему, он же друг? – Окончательно запутался я.

– Всё просто, дружба – вещь затратная и она штучная, а ты мне сам скажи, что для тебя больнее будет, когда тебя ремнем лупить будут или Вадика?

– Конечно меня. – не задумываясь говорю я.

Ну вот ты сам и ответил, – усмехается дед, – пошли, пугач свой покажешь.. Детство.

В сарае я достал свою гордость – гнутый гвоздь, медную трубку, приплюснутую на одном конце, ну и жгут в виде резины от велосипедной камеры.

– Ну давай, собирай, – усмехнулся, – посмотрим, как оно на деле.

Я, затаив дыхание от волнения, собираю пугач: сера с двух спичек крошится во внутрь, для верности внутри трубки прессуется гвоздём, жгут натянут. Понтовито отставив руку, жму на жгут, резкий грохот выстрела заставляет вздрогнуть. Я с гордостью смотрю на дедушку, однако тот моих восторгов не разделяет.

– Неплохо, внучок, – говорит он, – звучно бахнуло. А теперь скажи, зачем это надо?

Я путаюсь мыслями, пытаюсь объяснить свою радость от грохота, запаха, как кажется почти пороха, и так далее… Но дедушка поднимает руку и произносит:

– Толик, внучок, ты пойми, есть бессмысленные вещи, такие как твой пугач. Ну бабахнул ты, возможно, кого-то напугал, но дальше то что? – И, видя моё замешательство, продолжает, – Я поговорю с бабушкой. Возможно, и постреляем из настоящего ружья…

У меня от грядущих перспектив перехватило дыхание. В мечтах я уже с ружьём, спасаю всех, кого не попадя. Естественно, от фашистов, потому что других врагов на то время никто не знал. От переизбытка чувств я решил сгонять в соседнюю деревню, благо не далеко. Дело в том, что между старой деревней и селом расположилось озеро, почти круглое, диаметром ну максимум с километр. По сути озеро использовали как пруд и карась, даже если в нём был, то крайне редко, поэтому, пробежав километр, я очутился во дворах деревни.

Зачем я сюда пришёл, не было понятно даже мне, но я бродил по вымершей улице и предавался своим детским фантазиям. Как-то так получилось, что друзей у меня не было (чуть позже я скажу, почему) и мой придуманный мир на то время заменял мне всё. Я был, как говорили в то время, «выблядок»… Всё потому что мать с отцом были в разводе, отца я никогда больше не видел, да и не помнил, а мать до конца своих дней просто тихо ненавидела меня за то, что я «поломал ей жизнь». И поэтому соседские мамки запрещали своим отпрыскам дружить со мной, чему я поначалу был огорчён, но потом всё потихоньку устаканилось. Ближе к вечеру, уже другой дорогой, я возвратился домой. Зайдя во двор со стороны картофельного поля через задние ворота, я столкнулся нос к носу с мамой.

– Нагулялся? – спросила она и, не дождавшись ответа, сказала, – Иди, тебя дедушка ждёт…

Дедушка на добровольных началах исполнял роль моего личного повара. Ворча себе под нос вечное «ребёнка угробите», он кормил меня убийственным для современных детей и не только, рационом: на сковородке тонкими ломтями жарилось сало с огромным количеством лука, запах стоял умопомрачительный.

– Во, наконец то! – обрадовался дед, – Садись, уже всё готово.

Странно конечно, но дед всегда чутко знал время моего прихода, каким образом – до сих пор не знаю.

– Бабушка думает, мол, не рано ли тебе ружьё в руки давать, хотя мелкашку, думаю, в самый раз… Ну так придумал, что ответить, на что тебе пугач? – с усмешкой спросил он, зная мою привычку додумывать потом.

– Знаю, – ответил я и стал перечислять доводы, – у мальчишек есть у всех, потом это зыканско – стрелять…

– Подожди. – перебивает меня дедушка, – Вот к примеру, враги напали, а ты с пугачом что ли?

– Нууу… Яяя… Это, ну дедушка… – законючил я.

– Так вот, внучок, у всего должна быть цель: к примеру, есть ружье, ты стреляешь, или во что-то, или в кого-то, правильно?

Я кивнул; меня одновременно и пугала, и завораживала манера бабушки и дедушки разговаривать со мной, как со взрослым, это и вроде как возвышало, но в то же время и накладывало какую-то ответственность.

– Понимаешь, многие люди как твой пугач – грохот есть, а толку нет. – продолжает дед, – И то, что у других есть – это, конечно, хорошо, но у тебя есть выбор – или как все, или сам по себе…

– Александрович, не рано учишь? – раздался голос бабушки.

– Да нет, потом, сдаётся мне, некому будет: Тамарка замуж выйдет, дети другие будут, а наш никому будет и не нужен. – с какой-то горечью провидца отвечает дед и добавляет, – Поешь – сходи к бабушке.

Я торопливо доедаю и бегом в комнату, рядом с «императорским» местом бабушки стоял уже приготовленный для меня стул. И началось… Хохоча над бабушкиным юмором, я в своеобразной форме, на примерах узнавал, вернее, познавал мир.

– Внучок, самое страшное – это когда говорят: «Подумай, перед тем как что-то делать». Это не всегда так: если ты действительно хочешь – то делай, если будешь думать – то не сделаешь никогда. – говорила, посмеиваясь, бабушка.

– Это как, баушка? – сверкая глазенками спрашивал я.

– А вот так… – отвечала она, – Ты ведь хочешь собаку?

– Конечно хочу! – выпаливаю я.

– Так что мешает? – продолжает бабушка.

– Мама против. – погрустнел я в ответ.

– Так собака-то твоя. Ты готов за неё взять ответственность? – выделяя слово «ты», проговорила бабушка.

– Я понял! Я всё понял! – закричал я в ответ, расцеловал бабушку и на улицу. Хандры не было, я могу всё, в меня верят, несмотря на возраст, в меня верят! Хотелось поделиться этим, но не с кем…

Между тем, народ собирался на улице, время девять вечера – время возвращения частного стада, у каждого дома с открытой калиткой стояли хозяева Мурок, Бурёнок, Красух и так далее. По негласному расписанию, жизнь на селе начиналась после вечерней дойки, поэтому молодёжь уже готовилась. И вот, поднимая клубы пыли и оставляя лепёшки, как лавина потекло стадо; на несколько сот дворов приходилось такое же количество коров… Хотя вру, плюс тёлки, бычки, и у многих были по две, а то и три коровы. И вот эта лавина, вперемешку с баранами, двигалась по улице. И не было ни одного дня, чтобы потом до полночи кто-нибудь не носился по селу в поисках баранов или коровы.

В середине стада, гордо тряся кольцом в носу, двигался чёрный приземистый бык. По слухам, он не раз уже менял пастухов, поэтому его боялись. Но когда он поравнялся с нашим домом – не знаю, почему, рука опустилась в карман, спички накрошились сами, жгут до упора, гвоздь зафиксирован… Бросок в быка, пугач попадает в бок, отскакивает и уже ударившись о землю… В общем, пугач с восьми серных головок спичек разнесло. Вернее, гвоздь вылетел точно, на мгновение стадо застыло, бык заорал (не замычал, а именно заорал) и началось…

Детство

Бык рванул со скоростью хорошей гончей собаки, разгоняя на своём пути всех вверенных ему животных. Я же, не ожидав такого, застыл с открытым от изумления ртом.

– Пугач отдай. – тихо проговорил невесть откуда-то появившийся дед. Я жалобно посмотрел на него, он вздохнул и произнёс, – Надо было чтоб выпороли.

А на другом конце улице бык, с красными от боли и страха глазами, как говорится, не вписался в поворот и, снеся створки ворот, гостеприимно снёс капот новой копейки главбуха тёти Оли, казалось бы все, но бык, будто понимая что свершилось непоправимое, и теперь одним битьем на скотном дворе не ограничится, видно совсем съехал с катушек и рванул «задами», тоесть огородами. Муж тёти Оли, дядя Серёжа, на свою беду возвращался огородами после банного дня, изрядно румяный после встречи с друзьями, с тазиком и авоськой, с грязным бельём, открывая калитку со стороны огорода, внезапно очнулся на куче навоза, снесенный мощным торсом быка. Как обошлось без серьёзных травм – тайна тайная, но в знак своего чудесного спасения дядя Серёжа напился в умат, избил тётю Олю, выпорол сына и, с чувством собственного достоинства, удалился через озеро к тётке Нине, местной давалке. Та имела неоспоримое преимущество, не имела не только коров, но и куриц, но был самогонный аппарат, который впрочем стоял без дела, ибо брага выпивалась раньше, чем приходила мысль о её переработке. Всё это я услышал, сидя на кухне, пока мою судьбу решали взрослые в «зале». Бабушка хохотала, дед усмехался, одна лишь мама с отчимом, дядей Геной (по совместительству сыном указанной выше Нинки), что-то пытались доказать.

– Внук, иди ко мне. – услышал я голос бабушки. Чтоб не попасть ненароком под материнскую руку, я проскользнул в «залу».

– Он больше не будет. – твёрдо сказала бабушка, гладя меня по голове, – Ребёнка не трогать, а то, что он такой, вина ваша.

– Я так и знал, – раздаётся коронная фраза дедушки, – за одним ребёнком проследить не могут…

– Папа… – начала была мама, но осеклась под суровым взглядом деда.

– Лучше не папкай, – заявил дед, – пошли, внучек.

И мы вышли в комнату деда. Надо сказать, что бабушка, как дворянка (причём потомственная), терпеть не могла коров, ей скорее всего казалась, что с появлением этих животных статус будет утерян. «Пока я жива, я не позволю ни себе, ни кому-то из семьи оскотиниться!» – говорили она, я по наивности думал, что это относится только к коровам, но… И лишь много позже я понял, что она люто ненавидела советскую власть и все что с ней связано, и даже своего отца, лихого рубаку друга и начштаба Фрунзе, имевшего за гражданскую два красного знамени, и как вследствии отсидку в посёлке Ош Кухта Якутской ССР, тоже не очень любила, хотя и не отказалась по обыкновению многих в то время. Не знаю о дальнейших последствиях, так как наступил новый день и новые заботы поглотили меня с головой. Дед разбудил меня рано и, заговорщиски шепча, произнёс. – Давай, внучек, завтракаем и на озеро.

Я, в предвкушении чего-то нового, быстро проглотил все что было, и мы с дедом вышли на задний двор. Каждую весну трактор пахал всю линию улицы за домами, шириной метров сто, где все дружно на майские сажали картошку. И вот тут, между двух тропок, дед достал вожделенное мною ружье.

– Ну, внучек, у тебя почин сегодня, – ласково произнёс дед, переламывая двухстволку и загоняя в неё патроны. Установив ствол на рогатину, он поманил меня.

– Держи приклад крепче, так, так, молодец… – приговаривал дед, стоя позади меня и руководя процессом.

– Я сам… – хрипло проговорил я шёпотом. Внутри меня все пело, я ощущал себя взрослым и уже мысленно представлял себя, как я свысока буду смотреть на сверстников, ещё бы, ведь только недавно мы вдыхали запах, упоительный запах стрелянных гильз, украденных у взрослых; и те, у кого были отцы, хвастались их не существующими трофеями, где они, сыновья естественно, играли главную роль. А тут я, безотцовщина, могу просто, как будто нехотя, говорить о калибрах, отдаче…

– Ну давай, родной, не спеши. – слышу я голос деда… С силой уперев в плечо приклад, я, потеряв дыхание, как говорится, рву курок… Грохот выстрела оглушил меня, плечо онемело и, если бы не руки деда, опозорился бы точно, отлетев на пару метров; но с открытым ртом, не замечая его рук на своих плечах, я уже уверенно жму на второй курок… Когда утих шум в ушах и стала улегаться эйфория, я вдруг увидел себя как бы со стороны, с улыбкой идиота, сжимающего в руках ружье, а рядом стоял дед… Все верно и правильно, ребёнок, если он мальчик, с детства должен приучаться к оружию, оно делает из тебя ответственного и дисциплинированного человека, с оружием ты не как местный дурачок Горохов, а уже почти мужчина.

– Пошли к бабушке чай пить. – говорит мне дед, принимая из моих рук ружье. Ох, как мне не хотелось отдавать его, продлить эти минуты обладания, но…

Дома я, стараясь не сорваться на щенячий визг, пытался степенно рассказать бабушке, как оно было. – … Ничего такого и не было, стрельнул и стрельнул. – как казалось степенно закончил я свое повествование.

– Не стрельнул, а выстрелил, – поправила меня бабушка, – рука сильно болит? – Видя как я поморщился, спросила она.

– Да не очень. – стараясь терпеть произнёс я.

– Понятно. – бабушка грозно посмотрела на деда. – Ты куда смотрел?

Дедушка лишь вздохнул.

– Ох, порода ваша. – покачала головой бабушка. Меня намазали мазью, напоили чаем и уложили отдыхать. Я уже тысячный раз прокручивал в голове картину своего триумфа на улице, как в обед пришёл неожиданный гость…

В этот раз участковый дядя Серёжа был сух и строг. Сначала он потребовал деда сдать ружье и, когда был послан по конкретному адресу, пригрозил судом и умчался в райцентр на разъездном совхозном «бобике». А дед только посмеивался, и он также пребывал в хорошем расположении духа, когда отчим, придя на обед, рассказал что случилось. Дело в том, что за нашим домом, прямо за нашим участком картошки, перевернутой буквой Г стояла котельная труба, а в высокой части обитали электрики, слесари и так далее. Стреляя второй раз, так как ствол находился на рогатину, я отвёл ружье в сторону…

– Короче, Иван Александрович, – говорил дядя Гена, – мы с самокрутом с напарником с обхода шли, слышем выстрел, над бошкой пролетело, ну мы и присели, я остался, а самокрут побежал до котельной…

– И чего? – усмехается дед.

– У Райки, фельдширицы, сидит жопой в тазу, – продолжает отчим.

– Надо же так… Хорошо пошла, кучно, молодец внук. – удовлетворённо говорит дед, – Хорош «лизунец».

– А холостыми нельзя было, папа? – произносит появившаяся мама.

– Так я соль «лизунец» испытывал. – говорит дед, подмигивая мне. Я выскочил на улицу, меня душила злоба на все, сначала на себя, мне надо было, как пионеру герою, признаться, но что-то говорило внутри меня что это то неправильно. И вскоре я уже злился на участкового дядю Серёжу. Ведь он угрожал неприятностями самому родному и близкому мне человеку – Дедушке. Побить я его не мог, сжечь его дом я не мог (из-за его злобных собак бегающих по проволоке). Поэтому решение возникло сразу, где боевые патроны у деда я знал, где стоит ружье я тоже знал… Я мужчина и я убью его… Тем более он в райцентр уехал, затемно должен возвращаться. Ну, дядя Серёжа, я отомщу, плохо ты нашу породу знаешь, вертелось в голове. До вечера оставалось не много, ждём как говорится… Детство

До вечера оставалось не много, ждём, как говорится…

Время до нужного часа тянулось долго; я бесцельно шастал из комнаты в комнату, под насмешливые взгляды дедушки и бабушки. Наконец, все стали расходиться по комнатам, ночь брала своё, но несмотря на усталость, сон меня не брал. Внутри все кипело, детская решимость – великая сила; и вот, когда по моему мнению все должны были уснуть, я выбрался из под одеяла. Осторожно, стараясь не шуметь, я пробрался в кухню, там в углу, рядом с газовым баллоном, был люк в подпол, а там за банками и стеллажами было вожделенное царство, царство оружия, патронов, пороха, все то, что является мечтой любого нормального мальчишки. Как можно тише, я, не включая свет, нашарил металл ствола, патроны в ящике, на ощупь пару штук и на выход.

– Далеко, внук, собрался? – услышал я в темноте голос деда, от неожиданности я растерялся и… разревелся.

– Ну-ну, успокойся. -гладил меня дед по голове. – Пошли на улку. – ласково говорит он и выводит меня на крыльцо. Закурив, он выжидательно смотрит на меня.

– Я просто, я хотел, – начинаю лепетать я что-то в своё оправдание.

– Никогда, слышишь, внук, никогда, никому не обьясняй зачем ты что-то делаешь, тем более не смей оправдываться. – раздаётся позади меня тихий, уверенный голос бабушки.

– Так вы знали, вы все знали… – шепчу я, и мне становится обидно от того, что я ещё по сути маленький, и многое не могу. Бабушка присаживается рядом.

– Я горжусь тобой, ты молодец. – ошарашивает она меня. В голове каша, как так, я приготовился к самому суровому наказанию, а тут… Мне всегда импонировало то, что бабушка и дедушка всегда воспринимали меня всерьёз и обращались, как с равноправным взрослым; на все мои «почему» всегда находилось время и ни разу я не слышал привычное как от матери «тебе рано» или «уйди не мешай». Вот и сейчас бабушка, улыбаясь смотрела то на меня, то на деда.

– Если ты, Толя, решил что-то, то делай, это твоё право, но сначала нужно взвесить и решить, так ли это. – по своей учительской манере продолжает бабушка. – Помни, что рядом есть мы, мама, и как это может отразиться на нас.

Многое я, конечно, недопонимал, но впитывал, как губка, чтобы потом, спустя время, ещё раз пропустить через себя.

– Бабушка, – наконец решаюсь я задать главный вопрос последнего времени, – а почему мама говорит, что я ей всю жизнь сломал?

Бабушка вздыхает и, подбирая слова, решает все же ответить:

– Это она сама сломала, но люди всегда ищут кого-то, на кого можно свалить. Поэтому, Толик, всегда ищи причину неудач в себе. К примеру, вот ты на велике ехал и упал, поцарапал ногу, кто виноват?

– Велик, то есть цепь, она слетела. – уверенно говорю я.

– Так, – улыбается бабушка, – а почему она слетела?

– Так я натянуть забыл…

– Ну, и кто виноват?

Бабушкин вопрос ставит всё на свои места: оказывается, всё проще, чем кажется и я уже не вспоминаю то, что случилось, и начинаю сыпать вопросами. А по вопросу о сломанной жизни я уже потом нашёл ответ. Все дети сельской местности старались учиться как можно лучше, чтобы потом поступить хоть куда-то, но в городе, остаться там навсегда и забыть деревню как страшный сон; многие родители того времени помнили ещё советское крепостное право, когда паспорта хранились в сельсоветах и без справки оного даже в райцентр выехать было проблематично. Вот поэтому и бухала деревня, корчилась в муках, и как бы не идеализировали то время, было всякое… Все мои тётки и дядьки разъехались по городам, кто-то лучше устроился, кто-то хуже, но а моя мама была для всех неудачницей, а таких у нас во все времена любят, тем более баба приехала «с прицепом», то бишь со мной. И, когда я был рядом, я словно напоминал об её ошибках, и от этого… А тогда я был счастлив, рядом были бабушка и дедушка, и беззаботное детство.

Ба-бах!!! На огороде раздался грохот выстрела.

– Иван! Ты опять за своё? – нарочито строго спрашивает бабушка.

– Да, Пинигин за закуской в огород полез, хотя надо в медпункт зайти, узнать. – флегматично отвечает дед.

Дело в том, что высокий палисадник дед по просьбе бабушки делать не стал, дабы не портить вид из её окна, но проблему деревенских алкашей, ныряющих за закуской, решил просто и по военному. Была взята доска, на ней установлена трубка под патрон, жгут, собачка по типу самострела, электрод, заточенный, и нитка, натянутая вдоль грядок, и… Вскоре делегации в медпункт стали напрягать местную фельдшерицу и не только. Вот и сейчас дедушка усмехаясь продолжил.