- -
- 100%
- +
Глава 1
– Алиса, ты меня слушаешь? – голос свекрови в трубке звучит как всегда надменно. – Борщ нужно варить только на втором бульоне. Никак иначе. И свеклу отдельно тушишь, с уксусом. А то у тебя в прошлый раз получилась какая-то бледная жижа. Витенька даже есть не стал.
Я закатываю глаза, радуясь, что свекровушка этого не видит. Витенька. Моему мужу сорок девять лет, он успешный хирург, а его до сих пор называют Витенькой. И беспокоятся о том, поел ли он супчик.
– Спасибо, Маргарита Семёновна. Обязательно учту на будущее. Больше никаких бледных жиж.
На другом конце провода – осуждающее молчание. Свекровь не любит мои шутки. Вообще, она не любит всё, что связано со мной: мой борщ, мои волосы (слишком рыжие, почти медные), мою карьеру (бросила ради Виктора, хотя иногда жалею), мою бездетность (не сложилось у нас с детьми).
Эти лекции по готовке я слушаю практически ежедневно. Поэтому ни сил, ни желания их запоминать уже нет. Я и так еле тащу два пакета продуктов из магазина. А тут свекровь – уже полчаса зудит на ухо.
– Тебе всё шуточки, а вот Витенька привык к нормальному питанию. Мужчина работает с утра до ночи, спасает жизни, а дома – сырая капуста в воде. Это питание, по-вашему? Алиса, ты у нас дама с характером. Но женщина должна быть гибкой. Особенно с такими мужчинами, как мой Витенька.
Открываю дверь в квартиру, телефон всё ещё прижат к уху. Скидываю туфли, мыча в трубку что-то типа: «Угу-угу, ага-ага».
И внезапно – застываю на месте.
Из спальни доносится женский голос. Низкий, мурлыкающий:
– Ещё, пожалуйста, ещё…
И чье-то тяжелое дыхание. Громкий шепот моего мужа:
– Вот так, моя хорошая.
Я стою, как вкопанная. Ноги не двигаются. В одной руке – телефон, в другой – ключи, которые со звоном падают на пол. Только вот в порыве страсти никто не замечает этого грохота.
– Алиса? Ты чего замолчала? – свекровь явно теряет терпение. – Ты услышала, что морковь нужно натирать на самой мелкой терке? Иначе невкусно. Вот мой борщ всегда получается выше всяких похвал. Витенька его обожает.
Я медленно выдыхаю. Голос свекрови отрезвляет. Выводит меня из ступора.
– Маргарита Семеновна, тут такое дело. Кажется, ваш Витенька мне изменяет.
– Что ты сказала?
– А ещё. – добавляю спокойно. – Вы готовите отвратительный борщ. Просто кислятина.
А затем нажимаю на кнопку сброса звонка.
Так начинается мой понедельник.
***
Наверное, я всегда интуитивно догадывалась, что муж может мне изменить. Ну, не всегда, конечно. Но последние пару лет – точно.
Витя – хирург с именем, уважаемый, к нему очередь из пациентов на год вперед расписана. У него под боком вечно толпятся молоденькие медсестры, которые смотрят на него с немым обожанием.
Он импозантный, статный, в нем видна южная кровь. Годы сделали его лишь интереснее.
А я… Ну, что я? Мне сорок пять лет. Уже не идеальная внешность, не такая гладкая кожа, как раньше. Я слежу за собой, занимаюсь спортом – но всё равно. Возраст берет своё.
Витя постоянно задерживался на работе. Ну а как иначе? Операция может длиться час, а может и целые сутки. Но он клялся, что любит только меня. Что все эти девушки возле него – просто фон, белый шум, не больше. А я искренне верила, хоть внутри иногда и появлялась нехорошая мыслишка: «А вдруг… а если…»
И вот. Сейчас я стою в дверях и довольно отчётливо слышу, кого и как он на самом деле любит.
Я слышу, как надрывается Витин телефон. Он не отвечает, занятый ответственным делом.
Ну да. Куда уж тут оторвешься. «Операция» в самом разгаре.
Р-р-р! Р-р-р!
Ещё раз. И ещё.
Телефон Вити звонит снова. Это наверняка его мама. Маргарита Семёновна не терпит, когда её игнорируют.
– Секунду, – бросает он (ой, какая деликатная пауза) и отвечает на звонок. – Да, мам, что-то важное? У меня срочная операция.
Да-да. Операция. Тут пациент на кровати стонет, так ему нездоровится.
Я мысленно усмехаюсь и иду в сторону кухни.
– В смысле, я изменяю Алисе? – Его голос резко повышается. – В смысле, она сама тебе сказала?! В смысле, она твой борщ раскритиковала?!
Ставлю чайник. Расставляю чашки на столе. Три штуки. Ну а что. Я же воспитанная женщина. Что, не угощу гостью чаем с ватрушками? Она же устала. Выдохлась. Уработалась там вся.
Виктор появляется в коридоре и тут замечает меня. Взъерошенный, в одних трусах. Он пытается спешно натянуть брюки.
– Алиса?! – у него глаза, как у пациента, которому только что сообщили, что удаление грыжи будут проводить без наркоза.
Витя стремительно бледнеет. За ним – недовольная тень в коротком халатике. В моем халатике! Между прочим, мне он почти до колена, а вот длинноногой гостье явно коротковат. Едва бедра прикрывает.
Я медленно поднимаю взгляд.
– Вера…
Морщусь, узнавая племянницу.
Чайник закипает со свистом.
Вера, впрочем, выглядит совсем не виновато. Скорее – как будто собирается ругаться на базаре за помидоры. Вид воинственный, губы надутые.
Витя делает шаг ко мне.
– Алиса, послушай, я…
Он явно собирается придумать какую-то банальность, но я поднимаю руку.
– Только, пожалуйста, не надо про «случайность» и «всё не так, как кажется».
– Теть Алис… – начинает Вера, запахивая халат. – Вы только маме не говорите.
Фига себе. Вот это заявление.
Если честно, когда моя сестра, Сашка, попросила пристроить Веру, я очень обрадовалась. Как-никак родная кровь. С удовольствием помогу! Тем более у Верки образование подходящее. Медсестра. Дальше она учиться отказалась наотрез, сказала, что доктором себя не видит.
Мы еще с сестрой подумали: может, сейчас посмотрит на врачей в престижной клинике – и передумает.
Витя, конечно, закатил глаза – он не любит, когда в его больницу «проталкивают» людей, – но в итоге устроил её на полставки в хирургию.
Да уж. Если бы я знала, чем закончится моя помощь.
Сейчас мне даже смотреть на них не хочется. Тошно. Мерзко. Я пока держу эмоции в узде, но дрожь уже разливается по телу. Это только кажется, что мне плевать.
Конечно же, нет.
Но я не позволю себе проявить слабость перед муженьком в одних трусах и его молоденькой любовницей.
– Алис, давай поговорим, – просит Витя.
– О чем? – морщусь. – Тут говорить не о чем. Я подам на развод, а дальше делай всё, что захочешь.
Мой благоверный резко выпрямляется, словно не ожидал, что я произнесу это вслух.
– Да ты чего? Алиса, подожди. Не руби сгоряча.
– Теть Алис…
– А что такого? Да ты не переживай. Детей у нас нет, разведут быстро. Квартиру поделим пополам. Машины – тоже. Совместная собственность и всё такое. Будете наживать с Верой всё заново. Классно же, да?
Я усмехаюсь, заметив, как в глазах моего мужа появляется паника. Он по природе жадноват. Не жмот, но квартиры-машины так просто отдавать не намерен. Он явно сейчас представил в голове сумму, которую придется мне отвалить при разводе.
Ну а что? Да, я не работала последние пять лет, но в семейный очаг вкладывалась наравне с Витей. Более того, я свою карьеру загубила по его просьбе.
«Я хочу, чтобы меня дома встречал ужин из трех блюд, а не замученная жена», – признался он однажды.
Я подумала-подумала и ушла. На своей работе достигла потолка, поэтому особо не горевала. Быть домохозяйкой меня полностью устраивало. В тот момент.
Потом, конечно, готовка с уборкой надоели знатно. Но первый год я радовалась тому, что не надо никуда вставать спозаранку и ни перед кем отчитываться.
Ну и в любом случае. Из-за мужа лишилась стабильного заработка – так что «с чем пришла» не уйду.
– Алиса, я тебя люблю, ты пойми! Это… это просто глупость! Ошибка! Помутнение! – и он, совершенно внезапно, шлёпается на колени. – Только ты! Всегда была только ты! Эта… ситуация – просто недоразумение!
Вера по-детски обиженно хмурится. Действительно. Это ж она жертва. Так работала, там старалась – а Витенька не оценил. Бедняжка. Мне её почти жалко.
Ну-ну.
Я смотрю на Витю сверху вниз. Он ещё несколько секунд стоит на коленях. Но когда я не кидаюсь его жалеть, не подаю платочек, не опускаюсь рядом – что-то в нём ломается.
Он встаёт.
Медленно.
И вдруг – передо мной как будто другой человек. Лицо каменеет.
– Ну и катись к чертям, – говорит он хрипло. – Думаешь, тебе поверят в суде? Я – хирург. Уважаемый человек. А ты? Бездетная. Фригидная.
Если бы ты была нормальной женой, я бы никогда…
– Не продолжай, – говорю, чувствуя, как в горле поднимается тошнота.
Это не злость. Даже не обида. Это просто омерзение.
Словно весь мой брак – гнилое яблоко, которое я сжимала в руке, пока оно не развалилось на ошметки.
Я хватаю сумку, ключи, телефон – всё на автомате – и вылетаю из квартиры.
– Ты подаёшь на развод? Ха! Попробуй только! – несется мне в спину. – Оставишь здесь всё! Выйдешь из этого брака с голым задом! Алиса, запомни мои слова!
Глава 2
Я прыгаю в автомобиль, выруливаю на шоссе и мчу к маме. Ну а куда еще? Снимать гостиницу на ночь? Разорюсь по отелям кататься. Лезть к подругам? Так у них самих семьи, не до меня. К сестре проситься? Ага, под предлогом: «Тут твоя дочь переспала с моим мужем, поэтому я займу её спальню»?
У меня есть своя, добрачная, квартира, но в ней жильцы. Я не приеду к ним со словами: «Вы не обращайте внимания, я на балконе посплю».
Я стою на пороге маминой квартиры, трясущимися пальцами вдавливая кнопку звонка. Дверь открывается не сразу, словно нехотя.
– Алиса? – мама хмурится. – Что происходит? Ты вся бледная.
Она впускает меня внутрь, наливает чай с чабрецом, ставит вазочку с печеньем. И я всё рассказываю. Получается куце, слова не ложатся на язык. Я путаюсь в них как в рыболовных сетях.
А затем мама обнимает меня и, поглаживая по спине, шепчет фразу, от которой всё внутри меня каменеет:
– Я всё понимаю, тебе больно. Но не делай глупостей, Алисонька. Возвращайся к мужу. Он у тебя хороший.
– Он…
– Он что? Нагрубил? Ну и что. Мужчины все такие. Ты же не ребёнок, чтобы из-за каждой ерунды драму разводить. Изменил? Так ты Верку вини, вертихвостку. Это ж она на женатого позарилась. Ох, наградили небеса внучкой, стыдоба-то какая. Я ей всыплю ещё. Совсем головы нет, к мужьям родни лезть.
Я смотрю на неё во все глаза и внезапно понимаю: в этой битве я совершенно одна.
Даже там, где должна быть поддержка, – только равнодушие.
– Все мужчины одинаковые, – объясняет мама как для неразумного дитя. – Ты думаешь, если разведешься, найдешь принца? В твои-то годы?
Ее вопрос звучит так, будто сорок пять – это не возраст, а смертельный диагноз.
Я сжимаю в руках чашку с чаем, который безнадежно остыл. За окном – серый вечер, капли дождя стучат по стеклу, будто торопятся сообщить что-то важное. Но я уже ничего не хочу слышать.
– Ты не девочка, Алиса. Брак – это не про любовь, это про терпение. Держись за Виктора, потому что второго такого мужа ты не сыщешь.
– Второго такого мне и не надо, – отвечаю уныло.
Мама вздыхает.
– Ну, представь, как ты будешь одна? Без квартиры, машины – ты же сама сказала, что он угрожает всё забрать. И что тогда? Куда ты денешься?
Да уж. Мама определенно не за меня. Она – за брак любой ценой. За статус. За то, чтобы все было как у людей.
– Мам, а если бы папа…
Она резко обрывает меня.
– Не надо. Твой отец – отдельная история.
Мой отец скончался десять лет назад, и вместе они прожили сорок счастливых лет. С самого студенчества вместе. Ни за что не поверю, что он ходил налево. Папа был семьянином до мозга костей. Он бы точно поддержал меня.
– И вообще. Ты слишком многое себе позволяешь, – продолжает она. – Вот в наше время…
О, начинается.
– …если муж ходил налево, жена делала вид, что не замечает. Наоборот, пыталась стать лучше. За собой следила. А ты? Устроила драму. Тебе сорок пять. У тебя нет детей. Ты не девочка. Твой муж – врач! Хирург! Он с виду хоть куда! Да ты с ума сошла, если думаешь, что встретишь кого-то лучше!
Я сжимаю руки в замок на коленях. Мне больше нечего ей сказать. Нечем парировать.
Мама делает характерный вдох сквозь зубы.
– Ты взрослая женщина. А ведёшь себя как обиженная малявка. Привыкай. Ты его благодарить должна, что он домой к тебе возвращается.
Благодарить.
Слово падает, как камень.
Ползать перед мужем-предателем, потому что «второго такого» мне не найти. Пресмыкаться перед ним. Ни во что себя не ставить. Вот она – суть «правильных» отношений.
В этом доме всё такое знакомое, родное – и в то же время абсолютно чужое. Даже запахи – старого паркета, творожной запеканки и стирального порошка – заставляют меня поморщиться.
Я встаю, оставляя кружку на столе.
– Спасибо за чай. Мне пора идти.
– Ты куда?
– Домой.
– Ну вот и молодец, – мама одобрительно кивает. – Помиритесь. Всё бывает. Живые ж люди. А Верке я втык сделаю. Ишь чего удумала, мужиков из семей уводить.
***
Дачный домик в едва живом садоводстве – всё, что досталось мне по наследству от бабушки. Она завещала его мне, потому что вместе мы провели там не одно лето. Сестра воротила нос от дачи, а мне нравилось помогать бабушке, ловить колорадских жуков и уплетать ягоды смородины прямо с куста.
В общем-то, ничего своего, кроме домика, у меня и нет. Ну, квартирка ещё. В спальном районе, крохотная однушка. Её я после переезда к Виктору стала сдавать – а деньги откладывала. Конечно, если придется, жильцов выселю и сама туда въеду. Но деньги не лишние, а пожить первое время можно и на даче.
Не развалюсь.
В общем, в сторону садоводства я еду в полной решимости, что всё получится. Шоссе почти пустое. Радио трещит, и я переключаю станции, пока не нахожу какую-то скучную вечернюю программу.
Но мои планы обламываются в пяти километрах от дачи. Моя машина начинает буксовать в глинистой, размытой дождем дороге. Она фыркает, чавкает в грязи, а затем и вовсе застревает передними колесами в какой-то яме.
Намертво.
Вашу ж мать!
Я выхожу под проливной дождь, который тут же заливает под одежду, и пинаю колесо. Оно, конечно, не виновато. Но мне нужно на ком-то сорваться.
Всё как нельзя некстати.
Кругом – ни души. Только лес, темнота и полное ощущение, что я попала в дешевый фильм ужасов. Телефон – ну, естественно – не ловит.
Для полноты образа не хватает только какого-нибудь маньяка с топором наперевес.
Я пытаюсь подтолкнуть автомобиль, наваливаюсь на багажник, пихаю руками. Бесполезно. Куда мне, со своими пятьюдесятью килограммами, сдвинуть целую машину.
Следующие полчаса я хожу туда-сюда вокруг своей «ласточки» в надежде придумать гениальное решение проблемы.
Пока – бесполезно.
И вдруг дорогу прорезает свет фар. Такой яркий, что на секунду ослепляет меня.
Черный высокий внедорожник подъезжает медленно, с устрашающим ревом. Ну и махина. Он плавно останавливается в метре от моей машинки.
А вот и маньяк.
Мне так мокро и холодно и тоскливо, что я никак не реагирую. Вообще-то эта удача, встретить на проселочной дороге хоть кого-то в столь поздний час. Но сил радоваться – или пугаться – попросту нет.
Стекло опускается.
– Эй, – доносится голос.
Мужской, низкий, вибрирующий… и почему-то заставляющий меня поджаться, съежиться от недоверия.
Я зажмуриваюсь и мотаю головой. Всё это как-то подозрительно. Поздний вечер, подозрительный мужчина. Нет уж. Сама разберусь. Хлопает водительская дверь, шаги приближаются. И я разлепляю веки.
Передо мной стоит мужчина лет пятидесяти. В пуловере и джинсах.
– Заметил вашу машину, – говорит он, перекрывая шум дождя. – Вам нужна помощь? Или у вас всё под контролем?
Язвит.
Он стоит слишком близко. Высокий, широкоплечий, с резкими чертами лица, которые в свете фар выглядят почти зловеще. В глазах – холодная внимательность, будто он уже просчитал все варианты развития событий. Суровое лицо, щетина. Он выглядит очень пугающе.
Я не могу вымолвить ни слова. Рот открыт, глаза квадратные, в голове пустота.
Пауза затягивается. Качаю головой, сжимая ключи в кулаке так, что металл впивается в ладонь. Слова застревают в горле комом. Всё то, что случилось за день – измена, угрозы Виктора, мамин предательский совет – накатывает разом, и я чувствую, как подкашиваются ноги.
– Немая, что ли? – хмурится «маньяк». – Не мокни. Садись в машину, я вытяну.
– Я буду кричать, – внезапно вырывается у меня.
Мужчина замирает, потом медленно изгибает бровь:
– Если я тебе помогу?
– В принципе буду кричать, если вы собираетесь что-то со мной сделать. Например, куда-то увезти.
Крупные капли стучат по капоту моей машины, а мужчина смотрит на меня с неподдельным интересом. Изучает. Впивается взглядом под кожу. Мне не по себе. Потому что я совсем одна и чертовски беззащитна перед ним.
Толку от моего крика на пустынной дороге никакого. Но что я могу ещё сделать? Чем пригрозить? В лицо ему плюнуть?
Он смотрит на меня, качает головой.
– Меня зовут Стас. Я не планировал вас похищать. Единственное, что я собираюсь сделать – вытянуть вашу тачку из канавы. Хотя с такой реакцией, возможно, стоит просто махнуть рукой и поехать дальше.
Пристально смотрю на него, потом на свою увязшую машину, потом снова на него. Наконец выдыхаю и от безысходности киваю.
Как можно было посчитать, что он причинит мне вред? Человек по доброте душевной остановился, помочь решил. А я ему угрожать начала.
– Извините, просто… у меня был очень, очень, очень плохой день.
– Это видно, – бурчит он.
Садится обратно в свою машину, чуть разворачивается как будто специально, чтобы обдать меня грязью из лужи. Всё-таки решил уехать? Но нет. Просто паркуется удобнее.
Мужчина работает быстро – цепляет трос, лебедку, его движения точные, ничего лишнего. А после несколько минут и – вуаля! – моя ласточка вытащена из ямы. Машина дрожит, скребёт дном, но выбирается.
– Всё, – бросает он, отцепляя трос. – Можете ехать. Может, вас сопроводить? А то застрянете ещё где-нибудь.
От его голоса меня всю пробирают мурашки. Все-таки бурное воображение – это не всегда хорошо. Я вон уже себе нарисовала сценки, как меня закапывают в кустах.
– Нет, спасибо большое. Дальше дорога значительно лучше. Я буду внимательна.
Я ещё раз благодарю мужчину. Тот лишь машет подбородком в ответ. Машина дергается, колеса взрывают грязь, и я улепетываю так быстро, будто за мной гонятся.
В зеркале заднего вида его силуэт еще виден – он не уезжает, просто стоит там, в темноте.
И даже спустя несколько километров и несколько затяжных поворотов мне всё ещё не по себе.
Не от страха – от взгляда.
Потому что он впивается мне под кожу.
Глава 3
Заброшенный участок встречает меня скрипом калитки, которая вот-вот отвалится от ржавых петель. Надо бы починить, да всё руки не доходили. Забор – одно слово, какие-то косые-кривые доски. Дом стоит, слегка накренясь, словно пьяный, с потемневшими от времени стенами и ставнями, которые давно не закрываются.
Но хоть электричество есть. Не зря я все эти годы исправно платила за свой клочок земли – на всякий случай. Глядите-ка. Пригодилось.
Лампочка загорается не сразу, несколько раз мигает. Но всё же заливает веранду тусклым светом.
Здесь нет центральной канализации и горячей воды. Подъездная дорожка давно заросла травой по пояс. Я редко ездила сюда в последние годы. Всё как-то не было необходимости.
Идеальное место, чтобы спрятаться от мира, который внезапно оказался фальшивкой.
Я закидываю сумку на древнюю кровать и глубоко вдыхаю. Пахнет пылью, прошлым и… почему-то свободой.
Включаю электрический обогреватель, который тут же начинает потрескивать. Надо бы разжиться дровами и растопить печь. Одним обогревателем сыт не будешь. Но это завтра.
Переодеваюсь в вещи, которые нашла тут же. Сажусь на кровать, укутываюсь в плед и пытаюсь ни о чем не думать.
Но мысли настойчиво лезут в голову. Что дальше? Развод? Судебные тяжбы?
Горло сжимает ком. Комнатушка наполняется медленным, ленивым теплом.
Телефон надрывается. Виктор. Мама. Снова Виктор. Пропущенные вызовы горят красными значками, будто предупреждающие сигналы.
Потом звонит Света. Ей я отвечаю.
– Алис, что случилось? Мне твои названивают и спрашивают, где ты ходишь?! – ее голос звучит возмущенно.
Светка – единственная моя подруга. Не скажу, что лучшая. Но единственная, да. Других у меня нет. А с ней мы знакомы со школы. Многое пережили вместе, например, её трех мужей. Нет-нет, вы не подумайте, мужья эти живы-здоровы. Просто давно уже бывшие.
– Витя изменяет мне, – выдыхаю я и тут же чувствую, как с плеч падает груз.
Света точно не осудит. Её второй муж периодически ходил налево – и был изгнан из дома без какого-либо сожаления. Вещи он долго собирал по всему двору, потому что Светка выбрасывала их из окна.
– Да ты что?! – Подруга присвистывает. – Ну и сволочь! С кем? Медсестричкой какой-нибудь?
– Бери выше. С моей племянницей. Верой.
– Ничего себе! – в трубке раздается грохот, будто Света вскочила так резко, что опрокинула стул. – Да я ему… да я ей… да они оба… – она бубнит что-то невнятное, но от этого становится легче.
Мне не хватает такой вот эмоциональности. Реакции какой-то. Одобрения.
Мы говорим еще час. Света клянется, что Витя – последняя свинья, а Вера – предательница, и что я заслуживаю лучшего. Я слушаю, киваю и потихоньку оттаиваю.
– Знаешь что? – фонтанирует идеями Света. – Сожги его вещи. Или машину. Или всё сразу. А лучше давай я приеду. Посидим, поболтаем? Ты где сейчас?
– Не надо. Свет, у тебя дети дома, куда тебе срываться. Я всё равно на даче. Ты сюда не доедешь без машины.
– Эх, твоя правда. Но если что – звони.
После в доме становится ужасно тихо. Проходит ещё час или два. Я готовлюсь ко сну: застилаю кровать, кипячу чай, проверяю замки на дверях. Даже поставила греться воду, чтобы помыться. В спальне перебрала старое бельё, по-быстрому протерла пыль. В голове уже начинает выстраиваться план: сначала – подам на развод, потом – разбор документов, потом…
За окном доносятся звуки. Шуршание гравия под колесами. Шум тормозов у подъездной дорожки.
Я застываю на месте.
Кто-то приехал.
Сердце колотится так громко, что кажется, его слышно на улице. Подхожу к окну, чуть раздвигаю занавеску. Смотрю в темноту.
Горло пересыхает.
Кто-то приехал.
К дому.
Сюда. В глухомань.
Мне становится не по себе.
***
Я прижимаюсь к оконному стеклу, затаив дыхание. Темнота снаружи густая, но свет фар выхватывает из мрака знакомый силуэт.
Виктор.
Он выходит из машины, в руках – букет пионов, который выглядит нелепо в этом заброшенном месте. Его дорогой костюм мгновенно промокает, волосы слиплись от дождя. Он идет к дому с видом человека, который готов на всё.
Как он догадался, что я поеду сюда?!
Я отскакиваю от окна, сердце колотится где-то в горле.
Стук в дверь. Такой настойчивый.
– Алиса, я знаю, ты там! У тебя горит свет! Открой, пожалуйста!
Я не двигаюсь.
– Я не уеду, пока ты не поговоришь со мной!
Медленно подхожу, отворяю дверь ровно настолько, чтобы он видел мое лицо, но не мог войти.
– Уходи, Виктор. По-человечески тебя прошу.
– Я не отдам тебя просто так, – он протягивает пионы. – Я готов извиняться. Исправляться. Всё, что угодно. Скажи, что тебе надо?
– Мне уже ничего от тебя не надо, – отвечаю глухо.
– Тогда я останусь спать в машине, – заявляет он. – Хотя у меня завтра важная операция. Но ради тебя я готов отказаться от работы. Ты важнее всего.
– Спи хоть на крыше, – хлопаю дверью.
Он глушит двигатель, но не уезжает.
Забросив уборку, я ложусь в постель. Сон не идет. В голове – кадры из прошлого. Слишком много воспоминаний, и они не дают уснуть. Я лежу, уставившись в потолок, и думаю о нас. О нём. О себе.
Мы познакомились десять лет назад. Меня направили на плановую операцию, но я забоялась идти в обычную больницу и решила сделать её платно. А там он. Мужчина как из другой реальности.
Высокий, красивый, статный, с этим своим обволакивающим голосом и длинными пальцами, которые спасают людей. С полной уверенностью в каждом своем слове. Умеющий поддержать.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.