Стихотворения
полная версия
- -
- 100%
- +
«Снилось мне, что боги говорили со мною…»
Снилось мне, что боги говорили со мною:Один, украшенный водорослями и струящейся влагой,Другой с тяжелыми гроздьями и колосьями пшеницы,Другой крылатый,Недоступный и прекрасныйВ своей наготе,И другой с закрытым лицом,И еще другой,Который с песней срывает омегИ Анютины глазкиИ свой золотой тирс оплетаетДвумя змеями,И еще другие…Я сказал тогда: вот флейты и корзины –Вкусите от моих плодов;Слушайте пенье пчелИ смиренный шорохИвовых прутьев и тростников.И я сказал еще: Прислушайся,Прислушайся,Есть кто-то, кто говорит устами эхо,Кто один стоит среди мировой жизни,Кто держит двойной лук и двойной факел,Тот, кто божественно естьМы сами…Лик невидимый! Я чеканил тебя в медаляхИз серебра нежного, как бледные зори,Из золота знойного, как солнце,Из меди суровой, как ночь;Из всех металлов, которые звучат ясно, как радость;Которые звучат глухо, – как слава,Как любовь, как смерть;Но самые лучшие сделал из глиныСухой и хрупкой.С улыбкой вы будете считать ихОдну за другой.И скажете: они искусно сделаны;И с улыбкой пройдете мимо.Значит, никто из вас не видел,Что мои руки дрожали от нежности,Что весь великий сон землиЖил во мне, чтобы ожить в них?Что из благочестивых металлов чеканил яМоих богов,И что они были живым ликомТого, что мы чувствуем в розах,В воде, в ветре,В лесу, в море,Во всех явленияхИ в нашем теле,И что они, божественно, – мы сами…«Нет у меня ничего…»
Нет у меня ничего,Кроме трех золотых листьев и посохаИз ясеня,Да немного земли на подошвах ног,Да немного вечера в моих волосах,Да бликов моря в зрачках…Потому что я долго шел по дорогамЛесным и прибрежным,И срезал ветвь ясеня,И у спящей осени взял мимоходомТри золотых листа…Прими их. Они желты и нежныИ пронизаныАлыми жилками.В них запах славы и смерти.Они трепетали под темным ветром судьбы.Подержи их немного в своих нежных руках:Они так легки, и помяниТого, кто постучался в твою дверь вечером,Того, кто сидел молча,Того, кто уходя унесСвой черный посохИ оставил тебе эти золотые листьяЦвета смерти и солнца…Разожми руку, прикрой за собою дверь,И пусть ветер подхватит ихИ унесет…Марсий говорит
Пусть так! Он сам хотел. Я – победитель бога.Привет тебе, земля, так долго и так многоМеня питавшая! Леса мои! РодникТекучих вод, где срезал я тростник,В котором трепетно смеется и рыдаетМое дыхание – растет и ропщет, тает,То всхлипами ручья, то шумами листвы.Лица, над водами склонившегося, выУж не увидите. Мне не следить глазамиВ небесной синеве за стройными ветвями!Накажет грозный бог сатира. Взрежет ножМой мягкий бурый мех, сдерет покровы кож,Кровавя шерсть мою. Умру я. Но напрасноЗавистник царственный, соперник мой опасный,Рукой неопытной наладивши свирель,Мой голос отыскать захочет… А теперьВы тело Марсия, дрожащее от боли,Из кожи вынете, заре не все равно ли,Что я уйду с земли: мой голос не умрет,Покамест ветр морской в стволе сосны поет!«Приляг на отмели. Обеими руками…»
Приляг на отмели. Обеими рукамиГорсть русого песку, зажженного лучами,Возьми и дай ему меж пальцев тихо течь.А сам закрой глаза и долго слушай речьЖурчащих волн морских да ветра трепет пленный,И ты почувствуешь, как тает постепенноПесок в твоих руках. И вот они пусты.Тогда, не раскрывая глаз, подумай, что и тыЛишь горсть песка, что жизнь порывы волн мятежныхСмешает, как пески на отмелях прибрежных.Медали
Смотри: из серебра, из янтаря, из бронзы,Из золота, смотря по городам и странам,Запечатлен на них незыблемый чекан –Символ – божественный или гражданский знак.Сии сокровища, что весишь ты в ладони, –Пускай их оттиск груб иль безупречен стиль,Монеты Греции, Сицилии и Рима,Обол, и драхма, и статер – всё суета.Эгина, Кос, Халкис, Кизик и Сиракузы,Тарент! Не примут их сейчас в меняльной лавке,Им жизнь оставила одну лишь красоту.Но их металл так чист, как ритмы оды.Тем с большей радостью они несут теперьИ розу Родоса, и колос Метапонта.Человек и боги
Земля еще горит следами былых богов.Еще все боги живы в человеке, как хмель в вине –Он тлеет, ждет, трепещет, грезит, бродит раньше,Чем встать и выпрямиться в человеке,Который чувствует, как в нем единым взмахом –От горла до сознанья прянет быстрый огонь и яростное пламя.Боги живы в человеке, и плоть его – их прах.Их грозное молчанье слышно умеющему слушатьВ ветре их вещие уста.Жив человек – и боги будут живы!Поэтому иди, гляди, следи и слушай:Умей увидеть факел в руке, покрытой тенью.Смотри на воду текучую иль дремлющую,На реку или ключ, фонтан или ручей,Покамест в ней не станет видима наяда или нимфа,Смотри так долго на дуб, сосну иль ясень,Покамест ствол раскроется, кора не разомкнетсяНад голою дриадой, смеющейся от радости свободы.Если душа твоя дика, полна высоких шумов,Ты будешь видеть в закатах солнца,В крови дымящейся и в пурпуре горящемВсегда пылающий костер Геракла,Покамест в нас – мечтой расплавленной – трепещетСправедливость, окрылявшая его могучую десницу.И так во всём – в огне, в воде, в деревьях, в ветре,Что дует с гор иль веет с моря, –Ты уловишь эхо былых богов:Так глина сохраняет вкус вина.И ухо твое еще хранит в себеИ песнь Сирен, и ржание кентавра.Иди и, пьяный от древних таинств,Которыми украшено прошедшее земли,Смотри перед собой на всё, что остаетсяОт них в мерцаньях зорь и в сумраке ночей.И знай: ты можешь по воле своего безумьяВновь воссоздать сатира из козла,А этот конь в ярме, что пашет поле, может,Если захочешь ты, ударив золотым копытом,Пегасом стать крылатым и летучим.Ты – человек, а глазу человекаДана живая власть творить земле богов!Дионисии
Я землю пробегал, ища былых богов…Она одета всё тем же туманом сказочным,Откуда родились божественные лики.На прогибах холмов еще приносит осеньГроздь вескую – серпу и хмельную – точилу.Но виноградари, бредущие устало,Склонивши головы однообразным кругом,Ступая тяжело по плантажу, по грязи,Нерадостно ведут, согбенные под ношей,От виноградника к точилу колесницуСбора – безмолвную и вялую.Амфора в их руках безрадостна, как урна.Напрасно стонет жом, напрасно брызжут гроздиПод голою пятой: никто не славит в танцеНи пыла радости, ни смеха своей любви.И я не вижу больше красной и сильной руки,Поднявшей в исступленьи, как в древней оргии,Корзину алую и обагренный серп,Ни бога, ведущего смеющуюся яростьТорсов обнявшихся и влажных потом грудий,Который – вечно стройный юношеским телом –Высоким тирсом правит воскресшим празднеством.И, гроздь держа у губ, у плющ у бедр, кидаетШишки сосновые и клики призывныеВ разнузданные толпы и мешаетВ смятеньи радостном, ликующем и звонкомХмельных Силенов с окровавленными Менадами.Как гулкий тамбурин из жесткой кожи с медью,Еще рокочет ветр в глубоких чащах леса.Он бродит, подвывает и потягивается,И кажется, когда прислушаешься к звукамТаинственным, глухим, и вкрадчивым, и дикимСредь рыжего великолепья осенних рощ,Которые он рвет то зубом, то когтями, –Что слышишь тигров, влекущих колесницуНеистового бога, чей сон насыщен духомВеликолепных бедр, вздувавшихся под ним,И он, вытягиваясь, чувствовал дыханьеГорячее простершегося зверяСреди пахучих трав, где до утраПокоился их сон – и божий, и звериный.