- -
- 100%
- +
Птица Гамаюн и Царь Вышень
В тридевятом царстве, в тридевятом государстве, где небо с землёю сходится, стоит Древо. Ветви его в поднебесье уходят, а корни – в самую глубь Земли матушки. На том древе дивном сидит Птица Гамаюн, вещая. Крылом одним касается мира яви, а другим – мира нави.
И шли к тому древу люди: добры молодцы, красны девицы да старцы умудрённые. Каждый нёс в душе вопрос заветный, а в руках – нить судьбы своей, светлую либо тёмную, крепкую либо тонкую. Подойдёт человек, прикоснётся нитью к перу, а мысль свою, словно птицу, отпустит навстречу Тайне.
Но не сразу внемлет Гамаюн шёпоту сердечному. Помолчит малость, а после возьмёт и запоёт песню многоголосую. И в той песне, мудрой да туманной, для каждого звучит отгадка его судьбы. Услышит пахарь про дождь благодатный, воин – про меч булатный, а девица – про суженого далекого. Не ясно говорится, а намёком, чтобы ум сердцем подкреплял, а не одну лишь голову слушал.
И шёл тогда человек обратно, о песне той думая, и находил в ней правду свою, как находит путник в ночи тропу при свете месячном.
В те времена дальние, незапамятные, царствовал над тем краем светлым царь по имени Вышень. Не для власти земной правил он, а для порядка вечного. Был он хранителем завета между миром людей и тайной небесной.
Владел Вышень для того дивным орудием – «Веретеном Рода». Не простое то веретено было, а волшебное: когда подходил человек к Древу, царь Вышень запускал сие веретено. И нить судьбы человека, ложась на него, сама собой начинала движение неторопливое.
И вот какое чудо происходило далее. Едва касалась нить веретена как окутывался человек лёгкой дымкой, и забывал обо всем на свете: о заботах своих, о дороге домой, о самом себе. Лишь вопрос его сокровенный оставался в сердце.
Ложилась нить на перо Гамаюн. Птица вещая, ощутив прикосновение, начинала петь. И в песне её, для каждого в его коконе, звучал тот самый туманный ответ.
И было сие отлажено, как ход светил небесных. Пока царь Вышень неусыпно запускал веретено, сердцем угадывая чья нить к чьему сердцу тянется, в царстве царили мир да лад. Пахарь знал, когда сеять, купец – когда торговать, а воин – когда меч точить. И процветала земля та. Ибо был в ней порядок, установленный свыше.
Шли века за веками в ладном порядке, да случилась в подземном царстве Нави беда великая. Взбунтовались упыри окаянные, перестали кости умерших стеречь, стали к свету явиться норовить. Возмутился покой усопших, задрожала земля над могилами.
Не мог царь Вышень такого беззакония стерпеть. Призвал он дочь свою единственную, Зорюшку-свет, да и молвит:
– Дочь моя любезная, приспела нужда моя в царство Нави сойти. Взбунтовавшихся упырей вразумить. Оставляю тебя на свое место, береги Веретено Рода пуще зеницы ока. Помни, доченька: крути его справно, без хитростей, чтоб нить шла за нитью, вопрос за вопросом. Не дай узорам запутаться, не слушай речей посторонних.
Поклонилась Зорюшка отцу в пояс:
– Не сумлевайся, батюшка. Сберегу порядок заветный.
Ушел Вышень во тьму подземную, а Зоря осталась у Древа. Первое время верно слушалась наказа родительского, аккуратно веретено крутила.
А у Древа того, в тени коварной, притаился Змей. Он с завистью наблюдал за стройным бегом веретена. И приметив, что сменил Вышня молодой страж, возликовал он в сердце своем черном.
Подполз он к девице неслышно, да и шепчет голосом, что мед слаще:
– О, Зорюшка-краса, дитя света! Неужели не видишь ты какая в нитях твоих красота сокрыта? Гляди-ка, как они на солнце играют, каждая цвет свой имеет, песню свою таит. А ты их в одну унылую вереницу строишь.
Но молодо-зелено сердце девичье, задумалась Зорюшка.
Змей, видя то, шепчет дальше:
– Истинная-то красота песни Гамаюн – в вольном плетении нитей! Сплети их в узор замысловатый, пусть одна с другой повивается, третья с четвертой резвится. Тогда и песня Птицы зазвучит богаче, мудрее станет, и каждый ответ обретет силу новую, небывалую!
Захотелось Зорюшке, чтобы красиво было. Залюбовалась она, как нити судьбы переливаются на солнце, как бы их сплести бы в дивный узор… Сладко стало на сердце от мысли, что может она красоту явить миру, а не просто службу нести. Позабыла она наказ отчий строгий, ухватилась за веретено руками нетерпеливыми… и нарушила ход вековой, начала нити судьбы в узоры прихотливые плести.
Стал кузнец про острый меч спрашивать. А в песне Гамаюн прозвучало: «Ищи семя, что спит в тени плачущего камня». Бросил кузнец молот свой, стал тень от камня ловить да в горн кидать – искал тот меч целый месяц. Только уголь перевёл, а меча нет как нет.
А воевода, что о войне спрашивал, услышал: «Исцеление в пении синей птицы на рассвете». Тут же рать свою распустил, велел воинам птиц синих ловить. И остались рубежи без охраны.
Девица-краса, суженого ища, в песне про улов в кипящем озере услышала. Побежала к гейзеру, чуть живьём не сварилась – жениха искала.
Лекарь, что зелье от хвори спрашивал, увидел во сне тень девичью да сердцем к ней так прикипел, что забыл про больных, всё на дороге сидит, на проходящих дивчин глядит.
Садовник же, о семени диковинном спросив, услышал: «Самый сладкий хлеб родится из дрожжей, вскормленных смехом младенца». Стал он хлеб в грядки закапывать, смех растить пытаться. А земля ему горькие корни родила.
Рыбак про улов спросил – а в песне ему битвы да сечи привиделись. Бросил сети, подушку в руки взял, да как пойдёт фехтовать по горнице! А рыба в реке так и плещет нетронутая.
И поползла по царству смута великая. Реки вспять потекли, хлеб в печах горчить стал. Рыцари в реках невест искали, рыбари в палатах больных – рыбу. Хвори не лечились, рубежи без защиты стояли, а красны девицы у наковален кузнечных толпились – мечи ковать норовили. Совсем мир перевернулся, одичал без порядка Вышнего.
А жил в тех краях добрый молодец по имени Добрыня. Не княжеского он был роду, не боярского, а простого, но умом остр и душой чист. Частенько приходил он к Древу, не с вопросом, а с разумением – любил он наблюдать, как нити судьбы текут по веретену, как песня Гамаюн разливается над миром.
И вот когда беспорядок по земле пополз, Добрыня суть беды уразумел. Видит: Птица поёт правду как прежде, да ответы не по адресу попадают. Не в Птице дело, а в порядке нарушенном!
Не он стал ждать, пока царь Вышень вернётся, не стал звать дружину на помощь. Взяв на душу свою тяготу, за ум взялся.
А Змей стал Добрыне являться. Не когтями рыскал, не жалом сверкал, а словами ядовитыми шептал:
– Зачем тебе, добрый молодец, этот скучный порядок? Посмотри, как весело ныне живется! Всяк творит что хочет, вольная воля настала!
Но Добрыня лишь головой качал:
– Не воля это, а безумие. Без ума – смятение, без порядка – распря.
Усмотрел он однажды, как вода в ручье несёт сучки строго друг за другом, ни один перед другим не заскакивает. Осенило его тогда!
Срубил Добрыня дуб вековой, выдолбил из него желоб длинный, а в него запустил челноки помеченные, чтоб шли чередой неспешной, один за другим. Назвал он изобретение сие «Рекой Порядка».
И объявил народу:
– Кто с вопросом к Гамаюн идёт, тот пусть нить свою в челнок кладёт. Первым пришёл – первым и ответ услышишь!
И потекли челноки по желобу ровной чередой, восстанавливая нарушенную связь времён. А Змей, видя это, в тени ветвей притаился, лишь шипит каждому приходящему:
– Послушайте, ведь можно же красивее, пёстрее…
Но народ лишь отмахивался:
– Отстань, окаянный! Видишь, очередь движется. Мой челнок уже у Птицы.
Ибо «Река Порядка» сия была проста до гениальности, надёжна в своей простоте и для любого глаза прозрачна. Негде было лжи укрыться, не за что хитрости зацепиться. Пахарь, получив наконец ответ про дождь благодатный, вернулся к своему полю. Рыбак, услышав, где косяк рыбы ходит, понес сети к реке. И песня Гамаюн, попадая к уму и сердцу предназначенного, снова стала нести благо и ясность.
Вышел тогда Добрыня к народу и указал на Змея:
– Смотрите! Враг наш не страшен более! Сила его – в пустословии, а против дела настоящего пустословие бессильно!
И народ, видя, что коварный искуситель бессилен, стал над ним насмехаться. Кто в него шишкой пускал, кто словами укорял:
– Иди, Змей, ворон считать да с камнем плачущим беседы вести! Нет тебе более места среди людей разумных!
И пополз он в пещеру свою тёмную, чтобы укрыться от позора.
И вот вернулся из Нави царь Вышень, усталый да запыленный, битвой подземной изможденный. Ждал он увидеть смятение великое, а узрел – порядок пуще прежнего. Челноки по желобу дубовому бегут, нити судьбы ровной чередой на крыло Гамаюн ложатся, а люди у Древа тихо стоят, друг перед друга не толкаются.
Диву дался царь, и вышла к нему Зорюшка, да не с гордым взором, а с повинной головой. Упала в ноги родителю, слезами горькими обливается:
– Прости, батюшка, ослушалась я завета твоего, поддалась речам лукавым… Чуть не погубила царство своею глупостью.
И рассказала все как было – и про Змея-искусителя, и про хаос на земле, и про доброго молодца Добрыню, что умом своим да смекалкой беду отвел.
Призвал тогда Вышень Добрыню пред свои светлы очи. Глядит на него – не княжеский сын, не витязь закованный, а разум в очах его светится ясным светом.
– Заслужил ты, добрый молодец, награду великую. Проси чего хочешь – хоть полцарства, хоть звание первое при дворе.
Поклонился Добрыня мудро и ответил:
– Не надо мне, государь, ни злата, ни чинов. Дай лишь «Реку Порядка» в вечное свое попечение – дабы никто более стройности вековой не нарушил.
Тут Вышень в бороду улыбнулся:
– По уму твоему вижу – достойнейшего избрала судьба. А коль так – сочетую я ныне красу девичью с умом молодецким, дабы вовеки престол мой мудростью да гармонией укреплялся.
И сыграли на всей земле той свадьбу великую – не для пища гордого, а для союза истинного. Стала Зорюшка царевной не по рождению, а по добродетели, а Добрыня – правителем не по крови, а по разуму. И жили они в ладу да согласии, а «Река Порядка» при них вечно текла, ни на день не сбиваясь с верного пути.
Сказка о Мосте и Волшебном Порядке
В великом Волшебном Царстве Арифметики всё подчинялось строгому порядку. Реки текли по формулам, деревья росли по законам геометрии, а самый главный Мост, соединявший два берега пропасти «Незнания», строился по волшебной формуле:
«(Доски + Гвозди) * Прочность»
Серебряные Скобки «( )» в этой формуле были самыми важными. Они указывали строгий порядок: сначала должны были соединиться «Доски» и «Гвозди», и только потом эта прочная конструкция умножалась на «Прочность», становясь несокрушимой.
Каждое утро мудрый Царь-Функция выходил на мост и, поправляя Скобки, напевал свою волшебную песню:
«Действий порядок, ты всем нам дороже!
Сначала мы сложим, а следом умножим,
Скобки нарушить врагу не позволим!
Тот, кто нарушит – того мы уволим!»
Его голос вибрировал так, что отпугивали главного врага царства – коварного Скобковора. Эта тварь из Пустоты НедоВычисления питалась ошибками и обожала, когда всё шло наперекосяк.
Однажды Царю-Функции пришлось срочно уехать на Совет Мудрецов в соседнее царство. Наказывая своему стражнику по имени Элемент, он сказал строго:
– Запомни, Элемент: на рассвете ты должен совершать Ритуал. Пой мою песню у моста, и Скобки будут в безопасности. Без этого мост рухнет!
Первые два дня Элемент исправно выполнял приказ. Но на третий день ему стало лень брать вибрирующую ноту.
– Эка невидаль! – проворчал он. – Что за детские песни? Мост и так стоит. Царь просто старомоден.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.