Бездонная яма

– Почему?

– Моя душа сгинет, не доставшись никому, – просто объяснил брюнет, взяв Джину за подбородок, – Это лучшее, в сравнении с бесконечными днями заточения. Мы хоть и "дети"нашего Отца, но я совершенно не заинтересован в том, чтоб распивать с ним чай. Это не та Смерть, которую хотелось бы попробовать на вкус.

Светлые брови взметнулись вверх, вызвав усмешку. Он знал ее следующий вопрос, и его подмывало стереть глупое выражение с личика блондинки, заставив испытать-

Что? Шок? Рука вцепилась в волосы на затылке Данте. Гаденькая дымка возбуждения затмила взор.

Забавно, что перед лицом Смерти и в прямом и в переносном смысле, внутри головы Бада творился полный хаос, и он отпускал поводья, дав себе слететь с катушек и творить черт пойми что. Прямо, как сейчас.

"Мне уже на все наплевать".

– А какой вкус у Смерти? – непонимающе протянула Джина, подтверждая его мысли. Брюнет надавил на ее голову, и они встретились в легком касании губ, – Такое воз-… Стой, – нахмурилась она, – Бад, что ты-

– Заткнись, Джина, – устало застонал Кьезе, и тут же накрыл непослушный рот этой крикливой идиотки своим.

***

Бад раздражал.

Ивэт думала об этом, смотря за тем, как стройная спина его старшего брата нагибалась над столом, исследуя травы, собранные ею когда-то. Гаспар с любопытством брал каждое высушенное растение, поднося его на свет и после принюхиваясь.

– Это Корона Короля? – обернувшись к ней, поинтересовался брюнет, – Наша земля не имеет благоприятных условий для выращивания.

– Да, – хмыкнула она, решив оставить размышления о ненависти к младшему из Кьезе на потом, – Когда я странствовала, мне приходилось обменивать серебро на редкие травы, чтоб иметь их в должном запасе.

Мужчина улыбнулся и, добавив в ступку немного эстрагона, принялся толочь содержимое. Он готовил для Бада очередную порцию мази, чтоб после приняться за создание настоя от снятия боли и облегчить муки брата. Пока воспаление поддавалось его манипуляциям и сходило на нет ближе к утру, Гаспар всеми руками цеплялся за любую соломинку, способную помочь. Смотря на него, Ивэт испытывала дискомфорт в груди.

Ее подмывало все рассказать Отцу, но это значило передать Джину в руки Нечистого, предать доверие Гаспара и обернуть против себя, потерять Жака, так и не рассчитавшись по счетам.

За всем этим она потеряла концентрацию и не сразу заметила, как лицо брюнета оказалось в опасной близости к ее лицу. Кончики пальцев саднило от того, что он соприкоснулся с ней.

– Так почему же? – похоже, она прослушала его вопрос. Ивэт убрала прядь за ухо, робко улыбнувшись мужчине:

– Прости, я витала в своих мыслях..

– Я спрашивал для чего тебе эти травы? – возвратился к своему занятию Кьезе, подхватив со стола ступку и пестик, – Разве твое тело может угаснуть? Какое дело демонам до склянок с зельями?

– Вы живете со странным пониманием нашего мира и существования в вашем, – задумчиво пробормотала она, но Гаспару удалось ухватиться за слова. Он тут же поспешил извиниться, и Ивэт фыркнула, стараясь не засмеяться от того, как он был почтителен к ней.

"Не то, что его брат ".

– Ты прав, у нашей жизни нет определенного срока, но это не значит, что нас нельзя уничтожить, – Ивэт подошла к мужчине и завела руку за его ухо, вытаскивая тонкую веточку эстрагона, запутавшуюся в длинных волосах, – Нам порой необходима помощь, энергия, кровь, в конце концов, мы привыкли существовать под землей, а не на ней. От природы нашего происхождения зависит и то, что из вашего мира может влиять на нас, и, если демон заточен в человеческом теле, то велика вероятность того, что ваши отвары могут не навсегда, но на время ослабить нас.

Гаспар кивнул, понимая о чем она говорит.

– Вот почему отвар Абель тогда не смог подействовать на него в полном объеме, – дошло до него.

– Да, у этого хитрого лиса на все найдется лазейка. Как бы мне не хотелось признавать, Гаспар, однако Джерод не просто собачонка, привязанная к будке. Он может кусаться в ответ, а Жак, – она прорычала, бросая эстрагон в ступку в руках брюнета, – Если бы я только знала, что этот мальчишка подпишет меня…

– Ты жалеешь, что помогаешь нам, – предугадал ее направление мыслей брюнет, – Думаешь, он найдет Абель, если сможет выбраться?

Ивэт стиснула зубы, и образ озлобленного собрата пронесся перед ее глазами.

"Я должен был с-стать… Предвестником Н-… Нового Начала, и, потерпев поражение р-раз, Ветер Перемен… Он все еще обо мне, Люсинда… И ты это т-тоже… Чувствуешь…".

Розоволосая встрепенулась, чувствуя, как капля холодного пота скользнула вдоль каждого позвонка. Она посмотрела на бледные кисти колдуна, удерживающие небольшую каменную посудину, и накрыла его ладони своими.

Кровь в его венах бежала ускоренно. И хоть Кьезе был слегка удивлен ее поведению, за всем этим она видела в нем боль от беспомощности, и прикрыла глаза, стараясь отогнать плохие мысли.

Он спрашивает ее не об этом.

Он хочет знать, есть ли хотя бы один шанс на то, что с его братом все будет хорошо.

И самое ужасное заключалось в том, что Ивэт не знала, а он смотрел на нее так, словно сейчас она была всем его миром, и это знание сжигало изнутри.

Раньше ей казалось, что за столько прожитых жизней, за столькими убийствами, – нет ничего, чтобы могло пошатнуть ее холодное самообладание. Но вот он стоит перед ней, распахнутый настежь, и Ивэт сыпется на месте, желая исчезнуть, как можно скорее.

– Гаспар…, – девушка проморгалась, собираясь с духом, и посмотрела прямо. Ладони Кьезе дрогнули, и Ивэт заскрипела зубами, делая глубокий вдох, – Я…

– Нет, – освобождаясь от ее холодных пальцев, Гаспар отвернулся, отставляя ступку. Руки его уперлись в стол, – Я не готов к тому, что ты собираешься мне сказать, Ивэт, или как мне лучше к тебе обращаться теперь…, – он накрыл лицо ладонями, со вздохом опуская их вниз, – Я уже ничего не понимаю, черт побери..

И все же, как Бад ее раздражал… Своим эгоистичным поведением, детскими выходками и буйным нравом. Она понимала намерения старшего, но найти логическое оправдание в действиях мальчишки, вызывающем в ней только злость и желание размазать его по стенке…

Этого она не могла сделать. И все же вопрос, который беспокоил ее больше всего, до сих пор оставался открытым.

Отыскать иголку в стоге сена или нарушить слово и спуститься к Отцу?

– Мне нужно спуститься в погреба, здесь не хватает белладонны, – размеренный, глубокий тембр его голоса говорил о том, что он уже что-то для себя решил. Ивэт обернулась ему в след, но дверь уже громко захлопнулась.

***

Касание губ к губам отдавало щекоткой. Джине хотелось засмеяться, но испуг захватил ее столь ярко, что она не могла пошевелиться. И когда губы Бада отпряли на секунду, а темные глаза оценивающе прошлись по ее лицу, блондинка моргнула один раз, чувствуя жар, спиралью раскручивающийся где-то внизу живота. Ей жизненно необходимо вдруг нужно было выпалить:

– Зачем-

Оставшаяся часть вопроса погрязла в пространстве, что они поглотили, когда Кьезе в очередной раз притянул ее к себе, и горячие сухие губы коснулись ее еще раз. Джина судорожно выдохнула, обескураженная поведением того, кто относился к ней, как к собаке.

Бад целовал ее нетерпеливо, сгребая светлые волосы в кулак, пока его вторая рука скользила вдоль худощавого тела, забираясь под разодранные тряпки, которые и одеждой язык не повернется назвать.

Джина дрогнула, выгнувшись дугой, – ледяная ладонь коснулась ее живота. Внутри все билось в истерике, тревога смешивалась с кровью, спотыкаясь в гонке до сердца, едва остановившегося от этого безумия.

Что он с ней делал? Зачем?

Нижнюю губу оттянули зубами, прикусывая тонкую кожицу затянувшихся ранок, и она зажмурилась, ощущая пощипывание.

Никто никогда не прикасался к ней так, как это делал Бад, и она не могла понять, нравилось ей или нет. Данте уперлась ладонями в грудь брюнета, но этого было ничтожно мало, чтоб показать свое сопротивление, и брюнет зарычал ей в рот, хватая девушку за бок. Она вскрикнула, когда они неожиданно поменялись местами, и горячее тело младшего Кьезе прижало ее к лежаку. Их позиции менялись до абсурдного часто.

– Н-не на…!

Горящий блеск черных глаз навис над ней, горячее дыхание Бада, запах трав, исходящих от него, – его было так много, что блондинка вот-вот могла потеряться в нем. Ее лица касались руки, чужой нос игрался с ее собственным, а губы безостановочно атаковали, мяли, раз за разом то прижимаясь, то снова отрываясь.

Дыхание дрожало, но стоило Кьезе зарыться носом в тонкую шею, наваливаясь на Джину всем весом, дрожать стало не только дыхание – она вся тряслась от страха неизведанности.

– З-зачем? – всхлипнула девушка, чувствуя, как слезы собираются в уголках глаз. В ответ губы Бада мазнули ко коже, и он сгреб блондинку в охапку, усмехаясь самому себе.

Вкус его Смерти нес яблочный оттенок, смешанный с женьшенем, но ей это знать совсем необязательно…

***

По детству Берта часто повторяла ей, что в будущем, когда она станет прекрасной девой, и душа ее будет столь же чиста, – в жизни появится важный человек, принимающий Джину со всеми изъянами, царапинками и гранями взбалмошного характера.

Давид говорил, что влюбленность похожа на сладкий сон, на духоту лета, от которой воспламеняется нутро, но Джина не могла постичь в этом понимания, как и поверить в то, что кто-то может обратить на нее внимание, не испытывая при этом жалости, либо же отвращения.

Само понятие любви воспринималось ею чем-то должным. К кормилице, другу, но они твердили о том, что это было нечто иное – не объяснимое разуму, но понятное сердцу.

Она коснулась подушечками пальцев своего рта, бесчисленное количество раз обводя нижнюю губу – Бад прихватывал ее, оттягивал, покусывал – все это заставляло ее жмуриться, стоило воспоминаниям всплыть. Снова и снова. Из-за Кьезе ей не довелось сомкнуть глаз ни на секунду за прошедшую ночь.

И как это понимать?

Что Бад хотел сказать этим?

Когда Джина отважилась спросить его еще раз – брюнет вновь обрушился на нее внезапным потоком, завлекая в пылкий поцелуй. Он отрывался от блондинки только тогда, когда необходимость в воздухе резонировала на грани между жизнью и смертью. Джина не отвечала. Она не делала ничего, боясь лишний раз пискнуть и вызвать злость со стороны колдуна.

Чужие губы мяли ее собственные, прижимались в целомудренном поцелуе, но таком отчаянном и резком, что это выбивало всякую почву из-под ног. Она потому и не дышала – все это казалось слишком…

Да просто.

Слишком.

И все же что Бад с ней делал? Это был новый вид наказания или своеобразная пытка? Неясный способ, чтоб вывести кого-то из колеи, но достаточно действенный, однако в чем можно было уловить логику?

В том, как его пальцы зарывались в светлые растрепанные волосы?

Или в том, как он кусал Джину всякий раз, когда собирался отпрянуть, чтоб прильнуть спустя мгновение?

"Меня раздражает то, сколько ты думаешь, – это мешает мне спать, девчонка"– разразился громкий голос в голове, подорвавший девушку с места.

Джина обернулась по инерции, смотря по сторонам, но вокруг кроме тряпок да чаши с водой для умывания – ничего не было.

– Кто здесь?

Смешок, точно плевок на землю – быстро и резко раздался внутри.

"Ты достаточно неуважительно относишься к тому, кто подарил тебе это…"– стул перед глазами начал медленно расплываться, а цвета тускнеть, образуя одни серые лужицы. Джина проморгалась и провела по сомкнутым векам руками, потирая их, но это мало чем помогло, и тогда ее охватила мелкая дрожь.

Она поняла. Ресницы затрепетали, и Джина прикрыла глаза, касаясь груди там, где беспокойно трепетало сердце.

Перед ней выросла высокая клетка из металлических колонн. Блондинка сделала несколько шагов, оказавшись в плотную к заточенному демону, и встрепенулась, чувствуя волны горячего дыхания, опаляющего ее кожу. Щеки горели.

Она осмотрелась, замечая только тусклый свет, словно бы находилась в каком-то плохо освещенном помещении, где источником мог выступить факел, торчащий в стене.

– Я-я знаю, что ты здесь, – пальцы коснулись раскаленного металла, и Джина отдернула руку, тряся ею и шипя. Ей было не ясно, как в подсознании боль становилась реальна и ощутима, как настоящая. Может, это все проделки демона, заточенного в ней?

– Какая ты догадливая, – хохотнул ее двойник, показавшийся из-за соседней железной стены. Она выглядела в точности, как Джина, идентичная той, которая показалась в ее комнате перед тем, как мир успел перевернуться с ног на голову. Тогда Данте еще радовалась тому, что ей дали возможность видеть. Сейчас этот вопрос ставил блондинку в тупик.

Джерод переместился в мгновение ока, став к Джине лицом к лицу. Горящие ободки сияли ярче начищенного серебра. Он смотрел на нее с долей насмешки, издеваясь и призирая, побуждая Данте сделать одно – вжаться головой в плечи и не выказывать возражений на любое слово демона.

– Почему ты вновь лишаешь меня возможности видеть? – ропот прошелестел, и гортанное эхо пронеслось вдаль, поглощаемое чем-то, известным только Джероду. Демон кровожадно улыбнулся, и острые клыки обнажились, пугая блондинку пуще прежнего. Джина хотела сделать шаг назад, но тело не слушалось – приросло мертвым грузом к полу.

– Правильнее спрашивать "Чего Вы желаете, Господин?"…

В глазах вновь помутнело, тупая боль стала чем-то, вроде напоминания о том, чего можно ожидать от того, Кто стоял напротив нее.

Такая "Джина", какой она видела себя напротив, ей совсем не нравилась. Было странно смотреть в свое же отражение в горящих куполах глаз, каких-то отчужденных и… Хищных что ли. Казалось, зверь находился в клетке, но от чего-то в клетке себя ощущала именно Данте. Вопрос отношения младшего Кьезе к ней отошел сам собой на второй план. И вдруг страх сменился чем-то, смутно напоминающим сопротивление. Она нахмурилась – что-то явно было не так…

– Я не хочу никому делать плохо, – заранее предупредила Джина.

– Ты исчерпала возможности что-либо "хотеть", – не растерялся демон. Его длинные когти впились в металл, и скрежет резал слух Джины, когда как для другого был музыкой. Вторая рука демона обвела глаза пальцем в воздухе, рисуя бесконечный овал, – Вот это исчерпало все твои "хочу", и ты знаешь – я могу сделать так, чтоб свет погас для тебя навсегда.

Сопротивление вылилось в напряжение. И хотя колени ее заметно дрожали, Данте вздернула нос, стараясь не сдрейфить перед своим двойником.

– Ты каждый раз требуешь больше и больше, отмахиваясь тем, что я получила свыше того, что д-должна была, – она молила, чтоб голос не дрогнул, стараясь говорить громко, с расстановкой, – Но я не получила ничего. Ты приманил меня, точно ребенка конфеткой, зная, что я п-пойду на все, лишь бы увидеть свет!

– Посмотрите, как она заговорила, – наигранно смахивая воображаемые слезы, гаденько рассмеялся демон. Ободки вспыхнули, окрашиваясь из золотого в цвет рубина, и Джина поняла – она ступает по тонкому льду, беря на себя больше, чем просто "достаточно". Вероятно, отсутствие понимания того, какой силой обладает существо напротив нее во всем своем великолепии и ужасе, предоставляло блондинке чуть больше храбрости. Чуть больше наглости. И чуть больше глупости.

– Здесь только Я получаю то, что хочу, девчонка, – шорох ткани, и рука, резко выброшенная вперед, схватила девушку за потрепанную ткань. Нитки затрещали, и от неожиданности, Джина оттолкнула демона от себя, падая на лопатки. Джерод вцепился в прутья, скрежеща зубами, – Подойди сюда, соплячка, и я покажу место, достойное такого ничтожества, как ты!

– Н-нет..

– ТЫ ОБЯЗАНА МЕНЯ СЛУШАТЬСЯ И НАЙТИ ЕЕ!

– Нет! – принимая сидячее положение, вскрикнула Данте, – И я не буду искать Абель! Если бы я знала, что для меня это закончится темницей и существами, жаждущими моей смерти из-за тебя же, – я бы ни за что не согласилась тогда заснуть и дать тебе действовать, как заблагорассудится! Я хочу домой! К Берте и Давиду! Туда, где еще не знала тебя!

Постукивание ноготков о металл – быстрое, оно нервировало Джину, натягивая ее нервы подобно струнам и тут же обрывая их.

Трынь.

Трынь.

Это они безжалостно оборваны грохочущим смехом, гортанным, злым и бесконечным.

– Прекрати! – блондинка встряхнула головой, зажимая уши ладонями, но ничего не помогало – смех окутал ее со всех сторон, словно исходил отовсюду, так, что не деться.

В глазах резануло то ли от боли, то ли от яркого света, и Джина зажмурилась, чувствуя, как щиплет.

– Хватит! Хватит! Исчезни!

И в миг все остановилось.

Пропал смех, боль – все исчезло, оставляя за собой подозрительную легкость.

– Ну, давай, – тихонько позвал ее Джерод, – Открой глаза, Джина, все закончилось… Как ты и хотела…

Девушка всхлипнула, касаясь носа и смахивая влагу под ним, не спеша разомкнуть сжатых век.

Нет…

Это же демон…

Ей не раз говорили, что любое существо, названное не человеком или животным имеет природу обмана и азарта. А значит верить ему с самого начала было ошибкой…

– Я н-не хочу…

– Открой, так уж и быть – я дам тебе то, чего ты теперь хочешь сама, – мягкость голоса, источаемая от Джерода походила больше на угрозу, чем на просьбу.

Да умело ли вообще это существо просить? Все это походило на чей-то розыгрыш или затянувшийся сон.

Господь Милосердный, будь это так, как бы ей хотелось сейчас очнуться ото сна и обнять своего друга… Услышать его голос и заливистый смех, наполняющий Джину чем-то, схожим по оттенку с небывалым счастьем и ощущением душевного покоя…

Пушистые ресницы затрепетали, и она, закусив до боли губу и сжавшись, со страхом неспешно открыла глаза, смотря себе под ноги. Спины коснулось что-то мягкое, и блондинка дрожаще испустила последний глоток кислорода, ощупывая поверхность позади себя.

Это точно пол ее спальни.

Данте поняла это по мягкому одеялу, память о котором была так же свежа, как утренняя роса. Она столько раз пропускала его через пальцы, что закрытыми глазами смогла бы отыскать его в горе тряпок. Голова резко повернулась в сторону кровати, и она, не веря тому, что видит, схватилась за края одеяла, утыкаясь в него носом и делая глубокий вдох.

– Джина…, – позвал ее голос, от которого сердце девушки сжалось, удерживая подступившую кровь в тисках. Она сглотнула, дрожа всем телом, так и оставшись сидеть спиной к двери, в которую раздался тихий стук, – Ты там, Джина?…

Все это нереально… Демон играется с ней, щекоча нервы так, как ему удобно…

– Бенил вытащил меня ни свет ни заря и поволок к тебе, я даже одеться толком не успел! – возмущался Давид, и вздох его монотонно донесся до блондинки. Джина отвела глаза к распахнутому окну, откуда несло запахом яблонь – сейчас как раз был сезон их созревания, – Давай прогуляемся, пока Берта не поволокла тебя на рынок? Черт, я не видел тебя сколько? Два дня? Три? Дурочка, ты что… Ты все еще спишь?

Ручка двери опустилась, и легкий щелчок заглушился протяжным скрипом несмазанной двери. Мягкие шаги, короткие и неспешные отбивали в висках Джины, и сердце ее вторило тому количеству, которое сделал Давид по направлению к ней. Дышать стало физически больно.

Она не видела его.

Никогда.

Это было чем-то сокровенным сейчас, и блондинке казалось, словно весь этот мираж – предательство по отношению к Сонье, ведь, если Джина сейчас развернется – она увидит его впервые и точно потеряет дар речи навсегда, когда как иллюзия не сможет показать ей истинного спектра эмоций на лице друга, по которому она так горестно скучала все дни и ночи в разлуке…

Последний шаг Давида стал чем-то вроде точки между ними.

Джина оторвал свою ладонь от материи, сместив ее за спину, и коснулась холодной вязкой жидкости, тут же отдергивая руку от неожиданности.

Что это такое?

– Ч-что ты сделала?! – звук голоса, пропитанного ужасом и шоком, сподвигнул блондинку обернуться в неконтролируемой панике, не зная куда смотреть сначала – на кровь, испачкавшую ее руки, на бездыханное тело женщины, все это время лежавшее позади нее, или на…на…

Джерод стоял посреди спальни, переминая с ноги на ногу, и улыбался привычно насмешливо. Он вобрал в себя воздух, и голос друга выскользнул из его поганого, вечно врущего рта, заставляя кровь внутри Джины холодеть и вскипать одновременно:

– Что т-ты сделала, Джина? Это же Берта!

Кровь, что мазала руки, была везде.

Джина медленно, спотыкаясь о любой предмет мебели взглядом, опускала глаза, и тело женщины, лежащее рядом, источало холод одной своей неестественной позой.

Она не видел ее лица.

От того ли, что сама никогда не видел кормилицу или подсознательно не мог дорисовать деталей, но лишь по одним ощущениям ее рук на крупном теле Берты, могла примерно понимать, что то, что предстало пред ней сейчас – совершенно точно было ею.

Это же иллюзия, верно?

Демон испытывает ее, проверяет, и к ужасу Джины, у Джерода отлично это получалось, никак иначе она не могла объяснить себе того, как дрожали тонкие спички ног, тряслись руки и учащенным оказалось ее дыхание.

– Ты сейчас счастлива? – не меняя интонации, спросил ее демон, сверкая привычным золотом в глазах. То, что он использовал в своих целях голос ее друга, явно выхваченный из воспоминаний Данте, приводил блондинку в бешенство.

– Прекрати это, – потребовала Джина, вытирая руки об штаны. Она старалась не смотреть на женщину, устремляя свой взгляд вверх – все до точности оставалось таким же, каким было в ее самый последний день.

– Я вернул тебя туда, куда ты того хотела, так почему же эти губы не растягиваются в улыбке? – приторный голос, пронзающий человека вдоль и поперек, подталкивал новый приступ тошноты к глотке. Оставалось только сглотнуть, но и это действие привело бы Джину к тому, чтоб она склонилась в три погибели и зашлась в рыданиях, растерзанная ее самым страшным сном. Отгоняя от себя все, касающееся демона и его гнусного поведения, блондинка сомкнул губы, вытягивая их в тонкую прямую.

Почему-то Джерода это только подстегнуло:

– Ты еще не поняла, что это далеко не вымысел? Посмотри на нее. Посмотри на ту, которая любила тебя. Она мертва.

"Нет, он лжет. Это не может быть правдой ".

– И тебе придется признать это, – настаивал ее двойник, скучающе ступая вперед. Джина поднялась, пятясь назад. Глупо, но ноги несли сами. Инстинктивно пытаясь избежать стычки, – Я дал тебе волю. Дал тебе глаза в обмен на одну единственную ночь тогда, и вот к чему привели твои желания.

– Т-ты лжешь! – не сдержавшись, выкрикнула Джина. Она схватила с прикроватной тумбочки здоровый том, что по вечерам ей читала кормилица, и швырнула в демона, совершенно забывая о том, что мир, в котором они находились, был создан именно Джеродом. Шелест листов и глухой удар о пол, а на теле демона ни царапины – книга просто пролетела сквозь него, и Данте, растерявшая последние капли рассудка, устремилась вперед, истошно крича, – Я ненавижу тебя! Ты – чудовище!

– Ахаха, твои комплименты лестны, – демон легко уклонился, перехватывая Джину и притягивая к себе. Лоб в лоб они столкнулись друг с другом, и в голове блондинки раздался резкий звон, оглушающий и выбивающий из колеи. Руки уперлись в худосочную, такую же, как у нее самого, грудь, но сил противника оказалось в разы больше. Золотой блеск перекатился в кроваво-красный, и голос Давида наконец исчез, обнажая грубый баритон:

– Да ты сама на себя посмотри, девчонка. Я и ты – мы одно целое. И как думаешь, за кем начнут охотиться, когда прознают? А они прознают, едва взглянув! Ты сдохнешь, отдав это тело мне или сдохнешь, сгорев заживо за все, в чем успела засветиться твоя унылая мордашка!

Ноги Джины оторвались от пола. Она задыхалась, ночная рубашка душила ее, перекрывая такой значимый для жизни кислород, и руки беспомощно болтались, собранные в замок кровожадного демона, явно наслаждающего развернутой картиной. Она даже не сразу осознала, как оказался вновь на полу, освобожденная от Джерода, и горло ее зачесалось, вызывая приступ неконтролируемого кашля. Джина зажмурилась, тут же открывая один глаз, и мираж, напущенный демоном, рассеялся, оставляя блондинку хватать ртом воздух, валяясь напротив огромной клетки.

Рычание демона грохотало, но и оно исчезло вскоре, вытаскивая Данте в реальность, где она оставалась на том же месте, на котором она изначально была – лежаке. Напротив нее стояла Ивэт, оттряхнув дымящуюся ладонь. Горящие ободки полыхали неистовым огнем, и она недовольно прошипела:

– Не стоило тебе даже пытаться с ним войти в контакт.

– Он первым заговорил, – в свое оправдание сказала Джина, голос которой больше походил на хрип.

– Его место за семью печатями, – резко ответила розоволосая.