Бездонная яма

– Но моя семья…

Она замолчала, встречаясь с ее жестким взглядом. Этого стало достаточно, чтоб все понять.

– Забудь о ней. Нет ее больше.

***

Бад стоял около распустившегося дурмана, безмятежно поглядывая на громоздкие бутоны, что склонились к земле. Ступни его едва касались ветхой оградки, которую надо бы сменить, да все руки не доходили. Почему-то всегда казалось, что времени полным-полно, а как показала практика…

В моменты неминуемого осознания своей обреченности младший Кьезе всегда вспоминал мать, словно она была наваждением к тому, что не хотелось признавать, но что обязательно произойдет вне всякий правил и желаний. Он сидел, прислонившись к стене старого дома, обнесенного мхом с одной стороны и плетущегося бурьяна с другой. Солнце едва касалось крыши, и брюнет, скрытый за тенью нависшего дома, искал взглядом точку для опоры, не понимая, что ему делать с отведенным временем.

Черт побери, как же ему не хватало ее совета, теплых рук, как тогда, окутывающих все его тело и слов о том, что всякие невзгоды – короткий миг среди череды счастливых часов. Она всегда говорила то, что он хотел, чтоб ему сказали вслух.

Старший брат терялся в многочисленных коридорах, красноречиво дав понять, что нет необходимости рваться наружу, чтоб что-то решить, доказать себе, повторить о насмешливости во всей истории, приключившейся с ними за какую-то горстку серебряных монет. Он раздраженно и шумно выдохнул через ноздри, гоняя туда-сюда прохладный воздух, и посмотрел на свои руки, расслабленно лежащие на коленях.

Оторванные огрызки ткани вместе с кожей лежали сбоку. Подступала третья неделя его личного проклятья, и Бад мысленно взмолился к тому, чтоб все либо прекратилось, либо добило его окончательно. Ноющее и тянущее – это чувство вводило Кьезе в легкую горячку, подталкивая к тому, чтоб навсегда сорваться вниз. Истерия появлялась так же, как почки на ветках с наступлением плодовитой весны. И это был совсем не страх.

Отнюдь.

А вместе с тем, он вчера сделал то, что не поддавалось логическому объяснению. Совет матери пришелся бы как нельзя кстати. Неужели он настолько обезумел или оставшиеся дни стали ему столь не милы, что младший Кьезе решил и вовсе закончить все здесь и сейчас, вытеснив разум Джины за рамки, дав демону еще одну чудесную возможность бесчинствовать? Последнего, к его удивлению, так и не удалось застать, а осадок от выходки до сих пор вводил брюнета в чувство опустошенности, неясной, точно погода после отшумевших циклонов.

Зачем он так поступил? Показалось забавным утолить свое любопытство, разглагольствуя с этой девчонкой о таких вещах, как сама Смерть. Раз жизнь с ним так обошлась, то от чего же он не смел поступить аналогично с кем-то, повинным в его печалях?

Здоровая рука потянулась к губам. Кьезе мог поклясться себе, что ощущение дыхания Джины до сих пор оставалось горячим следом. Она лежала под ним, точно изваяние, не дергаясь, в страхе ожидая следующего броска, точно Бад был самой настоящей коброй.

Это продолжалось несколько раз. Едва блондинка успевала вымолвить крохи слов, как он сгребал сальные волосы в кулак, чувствуя грязь и пыль, въедающуюся в кожу. Когда в его голове возникла мысль отвести Джину в купальню, чтоб навсегда избавиться от скребущего ощущения песка под пальцами и ногтями? Он вытер ладонь об штанину, вспоминая об этом, и в который раз за день окинул ее взглядом с двух сторон. Отросшие ногти и собравшаяся под ними грязь намекали на то, что ему и самому не прочь бы посетить душную комнату, стирая с себя пыль и расчесывая ранки, с каким-то садизмом и наслаждением сдирая присохшие корочки.

Брюнет оперся руками в колени и лениво поднялся, заслоняя солнце ладонью, что так нагло било в лицо. Он поморщился, разворачиваясь в сторону дома, и обошел его, спускаясь в узкий проход, ведущий под землю. В старом погребе оставались одежды времен его юношества, когда Гаспар еще не пришел к мысли о том, что мало быть просто мудрым взрослым. Их родители ходили по земле, а не лежали под ней, и самым страшным казалось не гонение сельчанами с последующей казнью, а то, каким сегодня окажется хлеб на их столе – только испеченным или настоявшимся и остывшим.

Бад остановился, когда воспоминание о сорванном поцелуе с уст девушки промелькнуло пред глазами столь неожиданно.

Вотоно– это ощущение.

Точно горячая пышка из печи, обжигающая рот, но соблазняющая к тому, чтобы вновь к ней припасть. Младший брат Гаспара тряхнул головой, толкая старую дверь внутрь прохода.

Вот еще. Глупое наваждение.

Ошибка, совершенная в минуты его слабости.

Не больше, чем прихоть.

Он распахнул сундук, зарываясь двумя руками внутрь в поисках чего-то подходящего.

***

– Воды…, – шептали губы.

Ивэт оторвала подбородок от руки, вскидывая голову. Вначале она решила, что ей показалось, но стоило губам вновь зашевелиться, как девушка вскочила, хватая с ветхого стола жестянку с водой. Ивэт просунула руку под голову рыжеволосой, помогая ей слегка подняться. Жидкость смочила губы, и Абель сделала первый глоток, тут же цепляясь в запястье демона. Ее зеленые глаза едва раскрылись, и Ивэт поняла, что та все еще находится где-то на границе между долгим сном и осознанием того, что этот сон, наконец, закончился. Зелья ведьмы от повторного использования после Джерода хватило с лихвой, чтоб проваляться больше трех дней.

Какой же он все-так лис…

Они думали провести его, исключая самую примитивную человеческую потребность, а он обернул варево в свою пользу, смешав его со своей кровью и задав прямо противоположный эффект.

Маленькая ведьма слизнула последние капли, разжимая запястье Ивэт. Расфокусированный взгляд блуждал по комнате без цели, Абель посмотрела в глаза розоволосой, и тонкая ниточка осознанности надорвалась, заставляя ее глаза буквально выпадать из глазниц. Она повторно ухватилась за руки Ивэт, но уже довольно грубо, и скользкий ужас отразился на ее лице:

– Он пришел за мной, да? Я помню, как он....! – Абель спохватилась, тут же отрывая руки и разглядывая внутренние стороны ладошек. Ахнув, она вертела ими туда-сюда, не веря в происходящее. Смена эмоций от ужаса до изумления, неосознанности, страха и совсем чуть-чуть толики радости – все это мелькало так быстро, что Ивэт не могла ухватиться за что-то, чтоб начать разговор о том, что действительно было важно, как для всех, так и для самой Абель, – Г-Госпожа, он залечил мои раны!

– Послушай…, – порядком устав, Ивэт потерла средним пальцем бровь, приглаживая жесткие волоски, – Конечно, это чудесно, что тебе был дан шанс выжить, но сейчас самое главное не это, уж прости.

Маленькая ведьма недоуменно уставилась на нее, вызывая в Ивэт по меньшей мере еще один тяжелый вздох. Все это действовало ей на нервы, и розоволосая ощущала себя прислугой при доме, следящей то за одним малышом, то за другим. Сколько раз она клялась себе, что свернет шею Жаку за то, через что ей приходится проходить?

Ивэт прикрыла глаза на мгновение, обнажая перед Абель свой истинный облик. Ободки вспыхнули, горящими искрами отбивая эмоции, хранящиеся глубоко внутри, и демон придвинулся к девушке, внимательно наблюдая за реакцией оной. Ей польстило, когда ее слух ухватил замершее сердце в груди рыжеволосой.

– Вы хотите у-убить меня? Вы от Г-господина, верно?

– Нет, Абель, я хочу знать, как ты смогла попасть на эту землю, – мягко подвела к интересующему ее вопросу Ивэт, – Не может быть, чтоб твои предки обитали вблизи четы Данте. Ваши ветви находятся слишком далеко.

Она опустила свой взор к рукам, обводя пальцем края свежего шрама, стянувшегося в кратчайшее время. Розоволосой не понравилось молчание, воцарившееся следом и вставшее между ними стеной.

– Абель, – окликнула маленькую ведьму Ивэт.

Зеленые болотца качнулись из одной стороны в другую.

Стоило ли применять свою силу, чтоб залезть в ее голову еще тогда, когда она лежала без сознания? Джерод мог сорваться в любой момент, стоило бы Джине разозлиться или получить какое-то эмоциональное потрясение. Вопрос времени вставал костью в горле, царапая тонкие стенки в кровь. Как Нечистый мог согласиться забрать ее душу в обмен на столь жалкую силу, зная, кем бы она могла быть ее собрату? Ведь совершенно точно Отец не мог не знать, кем была Абель, когда пришла к нему с распахнутой грудью и помыслами, пронесенными множеством предков до нее самой.

– Я чувствовала, что здесь мне найдется место, – прошептала ведьма, боясь смотреть в глаза демону. Ивэт коснулась ее подбородка, слегка вздернув его, но опущенные веки упрямо оставались в своем положении, – М-мне было страшно, когда я увидела его. Я знала, что он может меня убить, но…из раза в раз он дарил мне то, что я страстно желала п-получить, Госпожа…Он…, – ресницы ее взмахнули вверх, и Абель посмотрела на демона блестящими от слез глазами. Она накрыла руку Ивэт своей, опуская их сплетенные ладони вниз, – Он пришел за мной, да? И дело совсем не в Баде, в-верно? Когда он обернул мое оружие против меня, – оно не погубило тела. И каждый раз он-

– Ты хоть понимаешь, что говоришь? – услышанное ввело Ивэт в оцепенение, – Твои предки раз за разом обновляли кровь и погибали ради того, чтоб вы никогда не смогли отыскать друг друга! Да дело даже не в Ветре Перемен, черт побери!– отмахнувшись от нее, прошипела розоволосая, – Его печати стоят не ради забавы, как ты не можешь понять? Какая сила может тебя вести к нему?! Он залез в твою голову, да? Что он тебе показал, пока ты пребывала в беспамятстве, Абель?

– Он не делал ничего во вред мне, – упрямилась маленькая ведьма, качая головой.

– Он сидит в твоей голове и сейчас, да? – горько усмехаясь, сделала свой вывод Ивэт, – Что он тебе пообещал за то, что ты его освободишь?

– Госпожа…

– Хорошо, я сама погляжу, – хватая за черный ворот одежд ведьмы, Ивэт притянула ее маленькое тельце к себе.

Глаза демона вспыхнули недобрым огнем, и едва острый ноготок коснулся виска рыжеволосой, как бегущая змейкой молния боли пронзила всю кисть демона, и та вскрикнула, отдергивая от Абель руки. Ноги сделали несколько шагов назад, она вскинула голову, поражаясь тому, что Джерод успел поставить на девчонку печать, пресекая все шансы проникнуть в голову или поместить в иллюзию.

– Ты…, – угрожающе протянула Ивэт, показывая на ведьму указательным пальцем. Пламя злости норовило выплеснуться, сжигая все вокруг. Сейчас здравый рассудок проигрывал эмоциям, расчетливость была не на стороне демона, а это значило лишь то, что для Абель все могло кончиться весьма плачевно.

Шестеренки в ее голове вращались без устали. Она в самом деле стала думать о том, сильно ли разозлится Гаспар, если сейчас рука Ивэт так некстати свернет Абель шею. Тогда Джерод ни за что не подумает пойти навстречу ей, чтоб замять долг перед Жаком и вернуть старшему Кьезе его поганого братца. Хотя нет…

Ее, в принципе, все раздражало.

– Я засуну тебя в такую дыру, в которую и луч солнца не заглянет, – надвигаясь на Абель, отчеканивал демон. Стены вокруг них дрожали, но от глупости ли, может, от чар ее собрата, ведьма стояла неподвижно, точно верный воин, несущий волю своего короля. Это было так абсурдно, что Ивэт сплюнула с отвращением на пол, желая развидеть развернувшуюся картину, – Спрячу там, где человеческий шаг тянется следом мук и страданий, Абель. Где все твои предки, коим выпала честь познать наш мир, больше не вспомнят о ветви семьи Данте, и после смерти ты не сможешь увидать никого. Только пламя нашего Отца, его хлыст, обгладывающий кости и радушие, после встречи с которым ты будешь жалеть всю свою Смерть, что не открылась мне, – Ивэт ткнула в грудь девушки, заканчивая свою тираду.

Как жаль, что эмоции нельзя скомкать в грязный ненужный комок бумаги и выбросить вон, чтоб глаза не видели. Нельзя сжать весь этот мир в маленький брусочек, сломать напополам, утоляя детское любопытство в том, что могло бы скрываться в сердцевине мира, а после расслабить пальцы, выпуская прочь игрушку, теряя к ней всякую заинтересованность.

Абель смотрела сквозь нее, куда-то наверх, не слыша ничего из того, что бы Ивэт так отчаянно пыталась до нее донести. Сердце ведьмы не дрогнуло, и розоволосая, слыша в голове размеренное биение, смахнула остатки человеческого, подобно пыли на полке, и впилась когтями в мягкую плоть девушки.

Запах крови тут же ударил в нос.

Она глубоко затянулась, отмечая сладость сандала, пряность корицы и мягкость хлопка.

Кровь Абель пахла не примечательно.

Она пахла изумительно.

Сил с лихвой хватило бы на то, чтоб стереть кости в труху, а кровь слизывать с пальцев, наслаждаясь ею, точно самому выдержанному вину в многолетних бочках.

Ивэт призвала себя к собранности, и бесстрастно окинула ведьму взглядом, понимая, что варианта лучше того, что она знала, никто дать не в силах. Либо так, либо никак.

Тело не пострадает. Только не так.

– Потом не говори, что я не давала тебе и шанса, Абель. Ты сама до этого довела.

***

– Подними руки.

Джина выдержала долгий взгляд обсидиановых глаз и раздражение, не скрывшееся от нее, подтолкнули Данте к тому, чтоб выпалить первое, что пришло в голову:

– Ивэт заходила.

Недовольство Бада вылилось в наспех сдернутых тряпках с груди девушки. Он осмотрел их и с отвращением швырнул в сторону, игнорируя стыд, с которым Джина прикрыла верхнюю часть своего тела. Однако перечить ему никто не стал.

– И что хотела? – чуть запоздало спросил он и опустил взгляд, хватаясь за шнурок на штанах Джины.

Стоило ли ей говорить о том, что она вытащила ее из заключения собственного сознания, взятого под контроль некоим демоном?

Демоны мысли читать умеют.

Распространялось ли это только на Джерода или же Ивэт тоже могла спокойно копаться в ее голове – Джина не знала. Но могло же быть так, чтоб Бад тоже имел возможность знать, о чем думает блондинка?

"Ты меня пугаешь"– подумала она, наблюдая за реакцией, мельчайшими изменениями на лице Кьезе.

"Ты делаешь все, что тебе хочется, и это выводит меня из себя", – продолжила она, перехватывая одной рукой руки брюнета, находящиеся в опасной близости, чтоб стянуть с нее штаны. О чем этот колдун только думает?

"Ты поцеловал меня", – встречаясь с ним взглядом, бросила последний козырь Данте.

"Зачем, Бад?"

– Если ты сама этого сделать не в силах, то не вижу смысла сопротивляться, – скидывая с себя руку блондинки, сказал Кьезе.

Джина обомлела, слыша, как в ушах разносится отчетливый звук молота, коим было ее сердце, отбивающее во всем ее слабом тельце.

– Ч-что?

– От тебя за версту несет, как от промокшей псины. Ты либо снимаешь эти тряпки с себя сама, либо я сдираю их с тебя живьем без разговоров, – терял терпение парень. Данте моргнула пару раз, и жар прилил к ее щекам от понимания всей абсурдности сложившейся ситуации.

– Отвернись! – вскрикнула она, требуя от него малейшего уважения. Бад цокнул, закатывая глаза, и тихий ропот его ругательств заполнил комнату. Он скрестил руки на груди и нехотя развернулся.

Джина схватила шнурок, развязывая крепкий узел, и спустила штаны, оставаясь в исподнее. Осмотревшись по сторонам, она подошла к лежаку и стянула с него тонкую ткань, скрывая от чужих глаз свою наготу.

Несмотря на жаркий сезон Флоренции, в старом доме, где ее держали, прохлада задерживалась подолгу. Легкий сквознячок потянул по ногам, и Джина съежилась, стыдливо опускаясь на лежак. Когда она была слепа, это не вызывало никаких эмоций, но рядом с Бадом, пристально всматривающегося в нее, становилось не по себе.

Брюнет развернулся, слыша долгую возню, и очертил ее взглядом с макушки до пят несколько раз и вышел за дверь, предварительно подхватив жалкие клочки одежды с собой.

В том, что дверь заговорена, сомнений не оставалось. Она свыклась с тем, что все принимали ее за дурнушку, не способную на что-либо без своей неугомонной зверушки.

И ладно.

В конце концов, если верить словам демона ( а она не верила), то за дверьми ее ждала неминуемая погибель. От руки семьи, от рук колдунов – все одно.

Джина пришла в себя лишь тогда, когда эти же руки вывели ее вон, заводя в небольшую купальню. Взгляд упал на огромную тару с водой, и она опустилась на холодный каменный пол, изучая неясный дымок, исходящий оттуда.

– Что с ней? – не понимала она. Бад открыл было рот, чтоб тут же выдать что-то язвительное, но, придя к какому-то выводу, лишь хмыкнул, криво улыбаясь уголком губ.

– Это пар от кипятка. Значит, что вода горячая и с ней нужно быть осторожным. Если нет – вероятность получить ожог достаточно велика. Кожа покроется пузырями с водой и при их надрыве, очаг поражения здорово подпортит тебе жизнь.

Кьезе объяснял неспеша, подбирая слова, которые Джина смогла бы понять правильно, учитывая ее малую познавательность во всем, что касалось зрительной памяти. Она выставила руку над тарой с позволения брюнета, чувствуя, как жар лижет ей кожу. Теплая тряпка, смоченная водой, опустилась на ее спину, и Данте оцепенела, замерев на месте.

– Что ты делаешь? – возмутилась девушка, оборачиваясь к нему. Бад поднял руку, показывая ей лоскут влажной ткани:

– Успокойся, ненормальная, я просто сотру грязь с кожи, – его слова не убедили ее, и он устало вздохнул, сдаваясь под истерическим натиском этой девчонки, – Хорошо, я буду смотреть в сторону, пока обтираю твою спину.

– Я не отвернусь.

– Тоже мне угроза, – усмехнулся Бад и вернулся к своему занятию.

Она действительно внимательно следила за тем, что он делал, но Кьезе оказался верен своему слову, и все то время, что его пальцы скользили по волнительной коже ее спины, темные глаза оставались намертво прибиты к точке, находящейся за ее правым плечом. Когда Джина немного успокоилась, он нарушил неловкое молчание:

– Так что же говорила Ивэт? – переспросил у нее Бад, убеждая блондинку в том, что он никогда ничего не пропускает мимо ушей и не склонен забывать что-либо, выскользнувшее из уст человека.

Данте склонила голову, опуская взгляд в тару – на дне лежала еще одна тряпка. Она потянулась к ней, и чужая рука опередила ее, отталкивая в сторону:

– Горячее же! – шикнули на нее. Она надул губы, бормоча в ответ:

– Ничего.

– Что?

– Ничего не сказала! – чуть громче фыркнула она, – Хотела сменить твою повязку и принесла немного воды и еды. Я не стала есть.

– Почему? – руки Бада выжали лишнюю влагу, и горячая ткань коснулась шеи, из раза в раз провоцируя девушку подскакивать на месте от неожиданности. Она вцепилась в свои колени, подмечая влагу на белье, и сглотнула, размышляя о том, даст ли младший брат Гаспара вымыть хотя бы эту часть ее тела самой. Она же девушка, черт его дери, что он о себе возомнил?

– Она мне…не нравится, – прикрыв ладонями полыхающее лицо, вымолвила Джина. Периодически локоть слетал с коленки, и ладони соскальзывали с закрытых век, вызывая тем самым тихое возмущение. Спустя несколько долгих унизительных минут, черная макушка появилась перед ней, а бледные ладони, холодные, коснулись подтянутого живота, скрытого жалким куском ткани. Мурашки табуном устремились вперед.

– Мне тоже, – признался Кьезе, стирая грязь и пыль с ее предплечий, – Она слишком раздражающая.

Джина содрогнулась, чувствуя, как смех норовит вырваться наружу от всех этих манипуляций. Он касался ее везде. Задевал ступни, бедра, скользил по талии – все это сводило ее с ума.

– Пожалуйста, Бад, пожалуйста, прекрати, – перехватывая запястья парня, взмолилась Данте. Черные угольки глаз метнулись навстречу, и она выудила тряпку, опуская ту в тару с остывающей водой. Ивэт говорила, что, когда они встретились впервые, все ее лицо было перепачкано в крови. Может, тогда она сама обтерла ее?

Нет.

Это не могла быть она.

Но вполне мог быть он.

Его потрескавшиеся губы теперь навечно сохранятся в памяти Джины.

Видом.

Ощущением.

Она коснулась серого пятнышка грязи на лице Кьезе, легонько мазнув вниз. Полоска влаги тянулась следом, и Джина протянула вторую ладонь, касаясь челюсти парня подушечками пальцев. Легкая щетина царапала кожу. Она сама не заметила, как слегка улыбнулась, вспоминая о своем далеком друге и том, как Давид постоянно потакал капризам блондинки, отдаваясь в руки этой неугомонной девушки.

– Можно? – тихонько попросила Данте, тыльной стороной касаясь щек Бада.

Смешок.

– Ты уже это делаешь, дурочка.

Джина прополоскала тряпку, выжала настолько, насколько вообще хватало сил и вновь припала к коже, изучая лицо напротив, пока ее оппонент просто стоял на коленях, позволяя той несколько минут вольности.

Небольшой шрам рассекал верхнюю губу. Еще один сползал под подбородок, и каждый из них Джина считал нужным обвести, отмечая неровности сращенной кожи. Бад отпрянул, и блондинка невольно потянулась следом, распахнув губы в невысказанной претензии. Вторая тара, находящаяся сбоку от младшего Кьезе, была высоко поднята над ними двумя.

– …Бад?

– Не визжи, как сумасшедшая, – предупредил напоследок брюнет.

– Да что ты такое гово....АААА!– недоумение сменилось истеричным криком, когда поток холодной воды хлынул на их головы, разбиваясь о костлявые плечи, сползая вниз по спинам.

Джина отскочила в сторону, шипя от холода, и искры ненависти метнулись к брюнету, вызывая в нем смех. Он, видимо привыкший к условиям куда хуже здешних, проследовал к выходу, подбирая с пола сухую одежду. Пара тряпок полетела в сторону блондинки, и она перехватила брошенные вещи, удивляясь на секундочку собственной реакции. Кьезе успел накинуть на себя вещи, ставшие привычными для Джины – излюбленные черные тряпки, мешковатые и тянущиеся за брюнетом шлейфом. Он взъерошил волосы, смахивая капли воды в стороны, и непослушные пряди, отказывающиеся быть приглаженными, забавно встали торчком на затылке.

– Я не буду смотреть, – тихо проронил Кьезе.

Бад отвернулся от нее, и девушка смогла со спокойной душой спустить исподнее, быстренько обмывшись, вытершись до суха, чтоб накинуть свежую ( если так можно было сказать) одежду. Босые ноги покалывал остаточный холодок, и Джина переминала с одной ноги на вторую. Кьезе пошевелил пальцами, привлекая внимание к себе. Блондинка подошла вплотную, ощущая свежесть, исходящую от Бада. Она коснулась его плеча, и когда Бад не дернулся в ответ, показывая ясное сопротивление действиям Джины, Данте вцепилась крепче, заставляя брата Гаспара развернуться к себе.

– Я еще в тот раз хотела сказать тебе, – решаясь, произнесла твердо она, – Мне очень жаль, что даже косвенно, я повинна в том, что ты-… В твоей немину-… Что ты…

– Да подумаешь, сейчас я погибну от той твари, что сидит внутри тебя или от вил селян, решивших, что колдунам не место на их земле… Все это бессмысленно, – легкомысленно отмахнулся от нее Бад, но его глаза выдавали его с потрохами, шокировано распахнувшись в ответ. Он собрал тонкие пальцы в кулак, сжимая и дрожа то ли от злости, то ли от холода. В последнем Джина сомневалась куда больше всего остального.

– Спасибо, что дал мне воду, одежду, да и вообще… Спасибо, что не отравил в тот раз, не выпотрошил, как курицу при возможности, – попытка пошутить не увенчалась успехом, плечи ее опустились, и разочарованный вздох вырвался наружу, – Верни меня в ту комнату что ли, я не буду больше пытаться сбежать или злиться, если ты беспокоишься о том, что та, "другая"я вырвется на волю, как в прошлый раз… Я правда сожалею о том, что…

Поток ее щебетания прервался вслед за тем, как Бад приложил пальцы к горячим губам. Взгляд его стал стеклянным, и он погладил маленькую впадинку на подбородке Джины, смещая ладонь влево и обхватывая лицо девушки одной рукой.

– Б-Бад? – удивление мелькнуло в голосе.

– …можно?..– знакомая хрипотца в тихом шепоте вернула Данте в прошлую ночь. Она не могла сосчитать, сколько раз споткнулась об собственные мысли, все гадая о том, чем был движим брюнет, поступая с ней подобным образом, и единственное, на что ее хватило, оказалось только:

– Да когда ты спрашивал…

Руки обняли ее, холодный нос уткнулся в изгиб между плечом и шеей, и прерывистое дыхание щекоткой спустилось вниз, подгоняя заторможенную реакцию тела:

– Я не понимаю тебя, – призналась Джина чуть погодя, решив все же высказать колдуну все, что думает о его поведении.

– И не надо…, – шептал Кьезе в ответ, чувствуя ноющую боль в открытой ране.

Все это сводило с ума.

А больше его спутанных мыслей, неясности будущего, пугало и то, что когда-то давно демон внутри Джины смог пристыдить его, поставив на место всего парой фраз. Искушение одолевало парня хуже незаслуженных горсток серебра за непыльную работу. Почему он вспомнил об этом именно сейчас? Не оттого ли, что ноги блондинки предательски дрожали, а искренность ее слов хватала за мертвое сердце, сжимая в тисках?