Бездонная яма

– Мы исчерпали единственную возможность Давида быть в безопасности, – Джина вздрогнула, как от пощечины, и ее голова еще ниже склонилась над Бадом. Она не смела вымолвить ни словечка, очевидно понимая, что все, произошедшее здесь, – только ее вина.

– Что мне делать? – спросил он Ивэт, чувствуя острую необходимость оттолкнуть девчонку в сторону, чтоб она больше никогда не касалась не то, что кожи – даже ресниц его брата. Злость захлестнула его, и он переступил порог комнаты, молниеносно сокращая расстояние от двери до ребят, распластавшихся на полу.

Гаспар грубо отпихнул ее руки прочь и подхватил Бада, прижимая худощавое тело парня к себе. Он сглотнул, чувствуя дрожь, охватившую младшего Кьезе, и чуть громче и настойчивее повторил:

– Что мне делать, Ивэт?

Она покачала головой:

– Не имею ни малейшего понятия. Отнеси его в другую комнату. Возьми настой валерианы, который я оставила на столе и заставь Бада выпить – это поможет унять его дрожь. Если в доме есть какие-то тряпки – укрой вплоть до кончиков пальцев на его ногах. Сейчас ему необходим покой. Я разберусь с ними и найду тебя.

– И как же? Ты сказала, что заклинать двери бесполезно. Как она останется здесь, если без проблем может выйти наружу?

– Иногда тебе стоит быть более внимательным к моим словам, – упрекнула розоволосая колдуна, – Она не сможет выйти без помощи Джерода. Сейчас он волен гулять там, где вздумается, но не Джина. Поэтому нет нужды беспокоиться о том, что она причинит какие-то неудобства.

– Какие-то неудобства? – язвительно повторил Гаспар, – Теперь ты так это называешь? По ее вине он едва дышит, Ивэт, и ты смеешь говорить об этом, как о какой-то несущественной мелочи?

– Я-я останусь, – тихо подала голос Данте, вжав голову в плечи, – Мне жаль, что все т-так обернулось… Я не хотела…

– Верится с трудом, – не контролируя себя, зло прошипел брюнет. Его радужки окрасились в багряный, и он переступил с ноги на ногу, радуясь тому, что его руки заняты, – Я столько раз уверял себя в том, что ты не способна навредить Баду, что все дело лишь в твоем проклятии, но теперь я ясно вижу – ты ничуть не лучше чудовища, сидящего внутри тебя.

Он знал – его слова были хуже хлыста, рассекающего плоть до костей, но Гаспар ничего не мог с собой сделать – злость была выше его здравого рассудка, и он плевался ядом, стараясь сделать девушке как можно больнее.

Чтоб знала свое место в этой истории.

Чтоб понимала, что ее жизнь – лишь милость, по которой она все еще дышит, и его брат – единственная причина, являющаяся доказательством этого неоспоримого факта.

Он развернулся, моля свои ноги унести его прочь, чтоб не сорваться с цепи и не свернуть ее хорошенькую шейку. Серые стены дома отражали его душевное состояние, и ему стало паршивее в сто крат, пока он нес Бада в безопасное место.

Распахнув заветную дверь, Гаспар склонился над лежаком и аккуратно опустил тело младшего брата, тут же накрывая его по шею тонким одеялом. Он бросился в комнату Ивэт, отыскал вышеупомянутый настой и вернулся обратно, откупоривая склянку на ходу.

Черт побери! Как же его трусило!

Он сел на лежак, опуская голову брюнета на свои колени, и обхватил лицо Бада, нажимая на челюсть, чтоб та разжалась. Влив большое количество настоя ему в рот, он тут же захлопнул его, прикрывая рукой. Бад поморщился и попытался выплюнуть жидкость обратно.

– Пожалуйста, ты должен потерпеть, – взмолился старший Кьезе, прижимая ладонь к бледным губам. Спустя какое-то время он прекратил сопротивляться, и его тело обмякло. Размеренное дыхание наполнило комнату, и Гаспар облегченно выдохнул, впервые за ночь поддаваясь эмоциям, опустошившим его в мгновение ока.

Да, он был зол на Джину за столь безответственное отношение к сложившейся ситуации. Но так же он и жалел о словах, сказанных ей в порыве гнева. Его истина, до смешного простая, била ему прямо в лицо. Ведь правда была не в том, что Данте виновата во всех несчастьях, свалившихся им на голову, нет. Это он, Гаспар, с самого начала был не прав.

И в тот день, когда отправил брата на верную погибель ради нескольких монет.

И в тот день, когда своими же руками подписал их Душам смертный приговор на дне котла с Адским пламенем.

– Только посмотри, до чего нас довела моя жадность, Бад, – горько усмехнулся мужчина, вглядываясь в белесое лицо единственного дорогого ему человека. Он склонился над ним в той же позе, в которой застал Данте, – Мне жаль, мне так жаль, что я обошелся с тобой чудовищным образом, не дав возможности решать самому, как прожить свою жизнь…

***

– Впредь держи свои эмоции под контролем, Джина, хорошо? – мягкость тона, с которым говорила Ивэт, насторожила блондинку. Она все еще не доверяла демону, но ей ничего не оставалось, и Данте кивнула в ответ, бросая робкий взгляд на спину друга.

Его высокая фигура плыла перед ее глазами, и она неуверенно скользила от курчавой макушки к плечам, отмечая ширину его тела. Он был ей знаком, но в то же время так нов, что глаза сами раз за разом находили Давида, стараясь зацепиться за каждую деталь, которую она упускала будучи слепой. Например, загорелую кожу его предплечий, то, какими сильными казались ей его руки и сколь широк был шаг Сонье, увеличивающий дистанцию между ними.

– Остановись, Давид, мы пришли, – окликнула его Ивэт, задержавшись у комнаты Джины. Он замер и тут же обернулся, скрывая ладони за широкими карманами своих потрепанных брюк. С тех пор, как все закончилось, они не обмолвились и словечком, перемещаясь по дому в сравнительной тишине.

Она охнула, замечая свежий порез на щеке Давида, и не смогла скрыть своего огорчения, догадываясь о причинах его помятого вида.

Еще бы, одежда друга походила на старые лохмотья, его шея была расчесана, а руки покрыты мелкими царапинами. Он не спешил заверить ее в том, что с ним все хорошо. Да и стоило ли? Она и сама бы не купилась на столь очевидную ложь.

Ивэт пропустила их вперед, оповестив о том, что ей придется заговорить дверь, и перед тем, как отправиться проведать братьев Кьезе, она еще раз попросила Данте о том, чтоб та отдохнула и не переживала по напрасну.

– Но как же…, – не согласилась с ней Джина. Розоволосая отвела от ее лица несколько прядей, лезших в глаза, и улыбнулась:

– С Бадом все будет в порядке, – заверила ее девушка, похлопав по плечу, – Я хорошо знакома с его состоянием, так что позволь себе немного расслабиться и не забивать голову негативными мыслями. Нам это сейчас ни к чему, верно?

Краткое воспоминание о собрате Ивэт промелькнуло перед глазами Данте, и она вцепилась в рукав демона, когда та уже собиралась уходить:

– Когда я была там, я видела… Не знаю, чем это было, но там была девушка, похожая на Абель… Джерод назвал ее Сиерой… Ты знаешь ее?

Если Ивэт что-то и знала, то мастерски не подала виду, улыбнувшись ей добродушно и мягко:

– Все это осталось позади, – опустив ладонь на светловолосую макушку, ответила девушка, – Ты, должно быть, сильно вымотана, и сейчас должна отдохнуть. Я загляну на рассвете и принесу вам что-нибудь перекусить, хорошо? Отдыхайте.

Дверь за ними спешно закрылась, и шаги Ивэт затихли, растворившись в тишине ночи.

Данте вздохнула, оборачиваясь к другу, и отступила от неожиданности на шаг, когда крепкие руки парня опустились на талию, притягивая девушку к себе.

Она затаила дыхание, не зная, как реагировать на резкий порыв Давида. Он прижался щекой к ее виску, по-медвежьи обнимая Джину:

– Господи, я так испугался, что с тобой что-то произойдет, – прошептал он в ее волосы, согревая кожу головы своим горячим дыханием, – Просто места себе не находил…

– Т-ты не боишься меня? – заикаясь, испуганно прошептала девушка. Она страшилась возможности прикоснуться к нему, помня, чем закончился первый и единственный раз их долгожданной встречи, о которой она мечтала столько ночей.

Давид оторвался от нее, его карамельные глаза изучающе опустились к ее лицу, и он улыбнулся самой чистой улыбкой, способной растопить девичье сердце за считанные секунды:

– Ты совсем дурочка? – беззлобно спросил он, все еще держа блондинку в своих объятиях, – Разве ты способна навредить мне?

– Но демон внутри меня-

– Тш-ш-ш, – Сонье приложил палец к ее губам, – Ничего не хочу слышать о нем. Мы с Бенилом не для того рвали свои задницы, чтоб сейчас я видел страх в твоих прекрасных голубых глазах, Джина.

Услышав кличку любимого питомца шатена, Данте распахнула губы, бросая очередной обеспокоенный взгляд на друга:

– Бенил? Он с тобой?

Парню пришлось отпустить ее, и он почесал затылок, выдавливая из себя недовольно:

– Ты же знаешь этого блохастого засранца. Стоило только почуять жареное – он тут же дал деру, оставив меня один на один со всем этим д-…, – Давид запнулся и издал смешок, – Небось гоняет своих белок в гордом одиночестве. Но я даже рад, что он не застал нас, иначе боюсь представить, чем бы обернулось его знакомство с этой зверушкой.

Под "этой зверушкой"определенно подразумевался Джерод, чуть погодя дошло до блондинки. Она хвостиком проследовала за другом, и они присели на лежак Джины, находясь в нескольких сантиметрах друг от друга и соприкасаясь своими коленями.

Это все еще виделось ей чем-то диковинным. Он сидел здесь, такой живой, яркий и теплый – такой же, каким она чувствовала его, не смея разглядеть за слепой пеленой своего проклятия. Его мозолистые пальцы касались ее рук, и он время от времени припадал к ее плечу головой, делясь тайной о том, как попал в этот дом.

– Так он не хотел навредить тебе? – удивленно переспросила она, когда Давид поведал ей о своей первой встрече с Бадом.

– Сложно однозначно ответить, – пожал плечами парень, – Он выглядел пугающе. Бенил слетел с катушек, и он не давал четких ответов на мои вопросы, чтоб я мог понять, что его связывает с тобой. Если бы Ивэт не появилась вовремя, боюсь, эта встреча закончилась бы нашей дракой или, что хуже, чьей-то гибелью, – он заметил ее удрученное состояние, и прикоснулся к щеке, мягко поглаживая бархатную кожу, – Эй, все в полном порядке. Я жив и нашел тебя. Целую и невредимую. Сейчас это самое главное.

– Но они держали тебя взаперти…

– Вряд ли мы симпатизируем друг другу, но уступи парню пару серебряных, Джина, – отмахнулся Давид, пытаясь развеять ее грусть, – Он так же думал о том, что все могло закончиться весьма и весьма плачевно. Меня никто не бил и исправно кормили, чтоб я не смог зачахнуть от голода в четырех стенах. Будь все иначе – мое тело бы давно покоилось на дне какого-то несчастного болота.

– Не говори так! – всплеснув руками, воскликнула Данте. Его улыбка и сейчас не смела сходить с лица, и она, раздраженная его радостью, схватила шатена за щеки, растягивая в глуповатой физиономии, – Мое сердце чуть не остановилось, дурак, а ты смеешь шутки шутить! Какой же ты легкомысленный!

Звонкий смех Давида колыхнул переполненную чашу внутри Джины. Она судорожно вздохнула, раздираемая счастьем от того, что с ее единственным другом все было в порядке. Одно лишь напоминание о ее бесконтрольных действиях, задевало нервы внутри девушки, и она осторожно, боясь спугнуть, провела кончиком указательного пальца чуть ниже открытой раны на его щеке. Скорбь исказила ее лицо, и она сконфуженно взглянула в глаза Давида:

– Болит, правда?

Нежность, с которой он глядел на нее, была ей не ясна́. Как он мог так смотреть на Джину, когда она была повинна в ущербе, нанесенном его телу? Как мог относиться с тем же трепетом и преданностью?

– Нисколько, Джи-Джи, меня не сломить такой мелочью, – он накрыл ее руку своей и слегка повернул голову, касаясь губами внутренней стороны девичьей ладошки, оставляя на коже призрачный след поцелуя.

Этого стало достаточно, чтоб ее сердце нашло покой.

И в то же время достаточно, чтоб оно замерло.

***

Запах сырости, коснувшийся его чутья, заставил разлепить тяжелые веки.

Перед глазами ехидно плясали тени, но это не заставило его подорваться так, как образовавшаяся тишина, обернувшая его страх в реальность.

"Где она?"– первая мысль, выжженная на груди, придала Баду сил, и он свесил ноги на пол, сбрасывая с себя несколько слоев тонкой ткани. Озноб все еще держал его в плену своей власти, но это мало чем интересовало младшего Кьезе. Он пододвинулся к стене и припал к ней плечом, вынуждая тело подняться из своего теплого маленького рая.

Бад медленно протащил себя вдоль стены и двумя руками обхватил ручку двери, выталкивая оную вперед.

Почему вокруг стояла гробовая тишина?

Почему он проснулся в одиночестве, не видя перед собой золотистых волос своей маленькой пленницы?

И где Гаспар, вечно кудахчущий над ним, как курицы-наседка над своими яйцами?

Он помнил, как еще несколько секунд назад его руки касались хрупких плеч этой девушки. Она завывала в его объятиях и медленно погружалась в сон, убаюканная чтением колдуна. Его пальцы до сих пор ощущали тепло тела Джины, а нутро билось в сладкой истоме от одного только запаха ее кожи.

Как она могла исчезнуть? Как посмела оставить его в безмолвном одиночестве, пока тело предательски подводило Бада, лишая всяких сил?

У него же получилось, верно? Он смог достучаться до нее, чтоб она вернулась назад, иначе и быть не могло!

Он чувствовал себя таким жалким и брошенным, словно его заново засунули в слабое человеческое тело. Эмоции, к проявлению которых он был так скуп в последние десятилетия, одолели его, напоминая о том, что Бад не совсем растерял крохи ощущений, присущие всему живому на этой земле.

Так вот, как чувствовал себя Гаспар, когда он оставил его с кинжалом, торчащим в боку по самую рукоять?

"Отвратительно".

Младший из Кьезе пыхтел, продвигаясь вперед короткими перебежками, и хватался за голые стены, смахивая руками многолетнюю пыль. Тонкие полосы света, выглядывающие из-за прогнивающих досок, освещали ему путь. Он не знал, сколь долго тащился по коридору, проклиная свою слабость, и лишь единожды его слуха коснулся звон колокольчиков девичьего смеха.

Ноги колдуна приросли к полу. Его дыхание замерло вслед за сердцем, беспокойной птицей бьющейся в своей клетке.

Это не было похоже на тот безумный гогот и злобное хихиканье, нет.

Ее смех походил на симфонию из жидкого шелка, окрашивающую все вокруг Бада в теплые оттенки.

Джина смеялась – это неоспоримый факт не должен был радовать его. Не в той степени, в которой пребывала его душа. Но все признаки были на лицо – уголки губ парня дрогнули, и он опустил голову, пряча за ладонью облегчение от посторонних глаз, выраженное в скромной улыбке.

Но что так рассмешило ее в столь ранний час? Кьезе придвинулся немного к двери и для пущей уверенности, что за ним никто не следит, обернулся, заглядывая себе за́ спину. В своем собственном доме Бад чувствовал себя маленьким воришкой, позарившимся на чужое добро. Да и было ли оно чужим?

За дверью слышались чужие перешептывания. Брюнет прижался ухом к дереву, кожей ощущая печать Ивэт, и прикрыл глаза, сосредоточившись на голосах:

– Он пытался взобраться на дерево, когда заметил соседскую кошку, – по голосу Кьезе понял, что это был Давид, – Я сказал ему, мол, приятель, это слишком, у тебя нет той цепкости и острых когтей. И мне показалось, что его не удовлетворило мое замечание, потому что в следующую секунду Бенил отошел от дерева на приличное расстояние и-…

– Не-е-е-т, – хохоча, возразила Джина, – Не может быть!

– Да-да, все так и было, клянусь тебе! Он отошел, разогнался и вцепился пастью в самую низкую ветвь, но она не выдержала его веса, и он свалился вниз прямо мне на́ голову! Боги, Джи-Джи, если глаза кота и могли передать ехидство, то это было именно оно!

Что-то определенно изменилось.

В ней.

Или в самом Баде.

Он не мог логически объяснить того, почему грудную клетку стягивало колючими шипами острой проволоки.

Ее смех – этот проклятый смех никогда не звучал в его ушах так же отчетливо, как он слышал его сейчас. Она бросалась в него обвинениями, порицала его отвратительное поведение и всякий раз не стеснялась напомнить о том, что он обращался с ней, как с придворной собачонкой.

Эта откровенность сводила Бада с ума!

Разве он не был с ней добр в дни, когда делился своим скромным ужином?

Или в те бесчисленные ночи, когда грел теплом собственного тела?

А купальня?

Сады его матери?

Он никому не желал открываться, обнажая самое уязвимое, что имел за заштопанным сердцем!

И как она посмела делиться чем-то настолько живым, спрятав от него все улыбки, весь смех и радость, которыми делилась с другим?

Это он!

Он охотился на дичь, чтоб сварить даже самый захудалый суп и наполнить ее желудок горячей пищей!

Он отдавал последние силы, озаряя путь пред взором Джины, и вдыхал в сухую землю жизнь, чтоб трава щекотала ее босые ноги!

В конце концов, это Бад вытащил Данте из загребущих лап демона!

Тогда почему все лавры доставались Давиду? Почему он имел прав на нее многим больше, когда сам отсиживал тощую задницу на хладном полу, не ударив палец об палец?

Младший брат Гаспара и сам не заметил, как скоро его губы зашептали обратное заклинание, снимая печать Ивэт с двери. Он дернул за ручку, отринув боль в открытой ране, и распахнул дверь, едва не срывая ее с петель. "Гости"его мрачного дома вздрогнули от испуга, и он убедился уже не в первый раз – на лице Джины вряд ли пробежит тень настоящей радости при виде его лика. Она подняла свои небесно-голубые глаза к нему:

– Бад…

– Ваше милое воссоединение подошло к концу, – зло подвел черту колдун. И хорошо, что волосы падали ему на лицо, скрывая свирепый взгляд его алых глаз. Горячая дорожка крови скользнула по губам Бада, и он смахнул ее, совершенно не задумываясь о том, что вредил самому себе.

Все это не имело никакого значения!

Он прошел вперед, неотрывно глядя на их сцепленные ладони, и схватил Джину за локоть, заставляя девушку подняться на ноги. Она уперлась ему в грудь, не ожидая подобного напора, и недоуменно уставилась в ответ:

– Что случилось? Ивэт сказала-

– Сказала, что вам стоит побыть вдали друг от друга на случай твоих неконтролируемых вспышек гнева! – тут же перебил ее брюнет, пресекая на корню всякие препирания блондинки, – Нам нужно идти. Давай, шевелись, у меня нет желания больше нянчиться с тобой!

– Эй, – окликнул его Давид, подрываясь следом. Он вцепился крепкой хваткой в его запястье, останавливая на месте, – Прекрати. Ты делаешь ей больно.

Злость нахлынула на Бада волной, застелив глаза красным маревом. Он резко наклонился и ударил свободной рукой в пол. Сухие сучья деревьев вырвались из-под земли вверх, обхватывая предплечья шатена, и он сжал челюсти от боли, не смея обронить и звука. Его ладонь разжалась, и Кьезе потянул Джину на себя. Пальцы впились в бледную кожу, и он прорычал ей в лицо:

– Игры давно закончились, Данте, или ты решила, что попала в сказку, в которой все будут носиться с тобой, как с принцессой? Я устал чувствовать, как ты испытываешь мое терпение. Его больше не осталось.

Вот он – страх, привычный его глазу. Именно он читался на лице девушки, когда она попыталась вырваться из его крепкой хватки. Это позабавило Бада, и он расслабил пальцы, выпуская ее вон:

– Ты уже знаешь, где находится твоя комната, Джина. Даже не думай вновь свернуть не туда, – она поджала губы и пронеслась мимо него, оставляя их один на один в душной комнате. Шлепки ее босых ног оборвались за громким хлопком двери, и это не могло не радовать брата Гаспара. Он склонил голову набок, лениво наблюдая за потугами Давида, решившего пойти против его силы.

Глупец…

– Ты – чудовище, – сплюнул Сонье, не прекращая сопротивляться.

– Что не ново, – усмехнулся Бад, подбираясь ближе. Он поманил рукой вперед, и сучья дернулись, подтаскивая тело Сонье вплотную к нему, – Хочу, чтоб ты знал наперед и уяснил в своей пустой голове одну вещь.

– Дай угадаю, – не стушевавшись перед ним, Давид задрал подбородок, смотря на него прямым взглядом, – Боишься, что мы сбежим, оставив тебя подыхать в этой конуре, что на вид хуже любой собачьей будки, да?

– Заткнись, – проскрежетал брюнет, сжимая кулак. С губ Сонье слетел болезненный стон, и он прикусил губу до крови, – Каких бы розовых далей ты не пообещал Джине, уверяя ее в том, что с ней все будет в порядке – я найду вас раньше, чем ты успеешь переступить порог этой самой "будки". Твоя жизнь – считай, что блажь. Я в любой момент приду, чтоб свернуть тебе шею. Днем, ночью, да хоть в чертов полдень! Поэтому настоятельно рекомендую прислушаться.

– Да п-пошел ты, Бад, – плюнув колдуну под ноги, ответил Давид, – Гори в Аду.

– Я уже в нем горю, – отмахнулся от него брат Гаспара, – И где место есть для одного – обязательно найдется и для другого, Давид. Запомни мои слова.

Он щелкнул пальцами несколько раз, отпуская тело парня. Тот свалился грудой костей на пол, подсластив напоследок слух Бада своим воем. Дверь за ним закрылась, и печать вернулась на место, в миг погасив ярость в душе брюнета. Он припал плечом к стене, ощутив молниеносную слабость в теле, и усмехнулся сам себе.

Что эта девчонка только делала с ним?

Превращала в какое-то безумное животное.

***

"Когда я была там, я видела… Не знаю, чем это было, но там была девушка, похожая на Абель… Джерод назвал ее Сиерой… Ты знаешь ее? "

Ивэт раздраженно похлопала по своему плоскому животу ладонью. Ее хмурое лицо не спешило смягчаться, а мысли витали перед ее глазами письменами на языке мертвых. Она выталкивала их прочь, пытаясь найти верную цепочку среди хаоса бесчисленных догадок, почему на самом деле Джерод так озабочен жаждой власти. И ничего не приходило на ум, кроме его зажравшегося характера.

Верно, так все и было, пока в ее мысли не вторглась сомнительная переменная, учтиво подкинутая малышкой Данте.

Сколько столетий прошло с тех пор, как она в последний раз слышала это имя?

Рыжеволосая бестия, ворвавшаяся в гнилое сердце ее собрата, совсем недавно раздражала своим присутствием всю Преисподнюю.

И нет, она не гналась за властью, но имела намного больше, чем любой другой смертный, обреченный Договором, – любовь демона, способного взволновать своей яростью само Адское пламя.

Что с ней произошло? Она исчезла так скоро, что Ивэт не сразу заметила всех изменений, произошедших внутри ее семьи.

Однажды Джерод испарился – это все, что она знала, особо не вдаваясь в подробности за ненадобностью. Если уж и клясться чем-то – так лучше непродолжительностью их родственных уз. Мало ли, сколько вокруг демонов? Зачем выделять среди них кого-то одного?

Вот и она сочла верным не вспоминать о нем до недавнего времени.

Но что могло произойти? Неужели он показал Джине что-то важное, связанное с его прошлым?

Когда накануне Ивэт пыталась залезть в его голову – он вытеснил ее прочь, точно мелкую букашку, оставив демона ни с чем.

Отец твердил, что Джерод заносчив, и у Ивэт не находилось поводов не верить ему.

Но если на секунду, всего на одну маленькую секундочку забыть о характере демона и доводах их создателя, то картина складывалась полностью под другим углом.

Могло ли в прошлом произойти что-то, повлекшее за собой исчезновение Сиеры? И приложил ли к этому руку сам Отец?

В таком случае, вероятность заинтересованности Джерода властью возрастала в сотни, а то и в тысячи раз. Что, если за прихотью скрывалось нечто иное?

Он и без того преследовал его, вымаливая душу этой несчастной, однако то, чем закончился этот спор, оставалось открытым вопросом. По крайней мере для нее. Но так ли это?

***

– Место, Матис, – скомандовал Клод псу, слезая с лошади. Он подхватил ружье на случай непредвиденной ситуации и осмотрелся.

Долгий путь остался позади его усталых плеч. Зверская бессонница давила на голову. Его веки слипались, вопрошая о чудесных минутах желаемого сна, но он отгонял от себя дремоту, нащупывая ступнями валуны из сухой земли.

Ветхий дом стоял посреди поля, однако облагороженный сам смутно подтверждал его догадки о том, что здесь давно не проходила нога человека. Разве не подозрительно?

Крыша сыпалась, а заколоченные окна уныло глядели в ответ своими большими и пустыми глазами, но этот сад…

Создавалось впечатление, что совсем недавно его кто-то поливал. Он обогнул пса, оставив его охранять лошадь, и прошел вперед по тропе. Пригнувшись, пальцы коснулись сырой земли напротив каких-то цветов с желтыми хрупкими бутонами.

Раннее утро, листья, окропленные росой, и глухая тишина наводили Клода на смутные мысли.

"Хорошо бы разглядеть меж досок что-то существенное", – подумал Клод.

Мужчина крепче обхватил ружье, подступаясь ближе, и, когда глаза его сузились, всматриваясь в непроглядную черноту дома, пес резко залаял. Он чертыхнулся, понимая, что Матис мог привлечь к ним ненужное внимание. И стоило ему только развернуться, как тяжелый кулак встретился с его лицом, сбивая ищейку с ног.