Случайные боги. О людях, невольно ставших божествами

Anna Della Subin

Accidental Gods: On Race, Empire, and Men Unwittingly Turned Divine

© 2021 by Anna Della Subin

© В. М. Липка, перевод, 2022

© Оформление. ООО «Издательство АСТ», 2024

Посвящается Исмаилу и Хуссейну

Я не бог.

Я не бог.

А что же такое этот Бог?

Я спросил землю, и она сказала: «это не я»; и все, живущее на ней, исповедало то же.

Первые ритуалы

Стать божественным человечеству в самом начале предложил змей. «Быть вам богами», – предрек он, пока запретный плод ждал. В мир пришли мудрость, стыд и печаль, но кто может сказать, приблизился ли человек хоть немного к божественности и благочестию? Вновь это проклятое создание, обреченное пресмыкаться, явилось к святому Павлу, выброшенному на остров после кораблекрушения. Змей укусил апостола за руку в тот самый момент, когда тот собрал немного хвороста разжечь костер. Глядя на незнакомца, местные аборигены ждали, что он вот-вот упадет замертво, и полагали, что такая судьба могла быть уготована только убийце. Но когда увидели, что аспид не причинил Павлу никакого вреда, объявили его богом. С ним это было уже не впервые: во время его странствий, когда он проповедовал слово Божье, какой-то калека, неспособный даже шагу ступить, вдруг вскочил на ноги и пошел. Узрев это, окружающие посчитали Павла Меркурием, его спутника Варнаву Юпитером и закричали: «К нам в человеческом обличье спустились боги». Какой-то жрец собрался принести в жертву быка. Однако апостолы лишь разорвали на себе одежды, бросились в гущу толпы и закричали: «Мужи! Что вы это делаете? И мы – подобные вам человеки». Таким образом, слова змея, облаченные в новую оболочку, создали очередную ловушку. Можно приобрести форму и цвет бога, можно стать властным, жестоким и глухим к мольбам, как бог, а можно просто оказаться в нужное время в нужном месте. Ошибки случаются всегда.

В 307 г. до н. э. на горизонте, вынырнув из-за границы между небом и землей, появился флот. Приняв его за корабли своего собственного царя, жители Афин опустили щиты и позволили иноземному завоевателю войти в Пирейский порт. Командующий флотом, Деметрий Полиоркет, на берег не сошел, но обнародовал прокламацию, в которой пообещал вернуться, освободить город, восстановить в нем власть народа, и отплыл обратно. А когда через несколько месяцев возвратился и захватил Афины, вдруг обнаружил, что его чествуют как божество. Вдоль улиц выстроились толпы народа с гирляндами в руках. Когда мимо них проезжал новый бог, его приветствовали криками и танцами, распевая гимн, дошедший до нас благодаря историку Дуриду Самосскому:

Другие боги спали, но Деметрий стоял перед ними во плоти и крови. Отличался красотой и смеялся тоже как бог. Сиял как солнце в окружении свиты блистательных звезд. В отличие от безжизненных деревянных и каменных истуканов Деметрий демонстрировал редкую энергию и способность претворять в жизнь перемены. В том месте, где ступила его нога, когда он сошел с колесницы, воздвигли алтарь. В недавно построенных храмах Деметрия жрецы, кутаясь в облака ладана, то и дело поднимали в честь Спасителя чаши с вином. Покорителя стали осаждать мольбами и просьбами, в первую очередь прося установить мир. «Деметрий и сам при виде всего этого диву давался», – рассказывал впоследствии государственный муж Демохар, отмечая, что если некоторые аспекты поклонения ему Деметрия веселили, то другие смущали и доставляли мучения. Особенно бесцеремонное возведение храма в честь его возлюбленной Ламии, славившейся своей легендарной красотой.

Для древних греков мысль о том, что человек может стать богом, пусть даже сам того не желая, была делом совершенно естественным и в высшей степени логичным. Землю и обитель богов связывали самые тесные отношения. Поэт Гесиод в своей «Теогонии» воспевал рождение богов в рамках генеалогии, тесно переплетавшейся с человеческой. Говорил о смертных, впоследствии ставших демонами; о божественных духах; о полубогах, появившихся на свет в результате смешанных браков; о богоподобных людях или героях, почитаемых за их деяния. Философ Эвгемер(2)утверждал, что обнаружил на затерянном в море острове золотой столб с высеченными на нем датами рождения и смерти бессмертных обитателей Олимпа. В соответствии с его гипотезой, изначально все боги были людьми и жили на земле, хотя происхождение никоим образом не посягало на их космическую власть и не лишало даже малой толики божественности. Их ряды пестрели воителями и мыслителями, от спартанского военачальника Лисандра до философа-материалиста Эпикура (3), уподобленного богам после смерти. В своих «Сравнительных жизнеописаниях» биограф Плутарх отмечал, что у некоторых древних, давно утвердившихся богов новичок Деметрий явно вызывал раздражение. Ураган изодрал на этом выскочке священное одеяние, из-за жуткого мороза ему пришлось остановить праздничное шествие, а его алтарь обвили устрашающие побеги редкой в тех краях цикуты [1].

Когда в Древнем Риме обожествление с помощью официального декрета превратилось в средство, позволяющее узаконивать политическую власть, границы между небесами и землей стал контролировать Сенат. Основываясь на греческих традициях уподобления богам, римляне добавили новую доминанту в виде протокола, обрядов и ритуалов, оказывающих влияние на изменение статуса с человеческого на божественный. В благодарность за завоевательные походы Сенат обожествил Юлия Цезаря(4), предприняв ряд действий, наделяющих его правами живого бога, в том числе построив за государственный счет храм и даровав привилегию носить пурпурную мантию Юпитера. И хотя, с одной стороны, верховный орган таким образом вроде бы наделил его абсолютной властью, с другой – подобная мера позволяла ему эту власть контролировать, что сам Цезарь прекрасно понимал. Уподобив могущественного человека богу, его вполне можно связать по рукам и ногам, а Сенат, возвысив Юлия до ранга Юпитера, заодно установил перечень свойств характера и добродетелей, которыми долженобладать бог (5). В своих речах сенаторы всячески умаляли его склонность повелевать другими, но превозносили до небес милосердие и благородство, выставляя их качествами, определявшими Цезаря в ипостаси бога. В роли новоявленного божества Юлий, дабы соответствовать новой сути, должен был прощать политических врагов и уважать республиканские институты Рима. На Капитолийском холме Сенат установил каменного Юлия с земным шаром у его ног, но, по свидетельству государственного мужа Кассия Диона, тот распорядился убрать из надписи на нем слово «полубог». Цезарь чувствовал, что уподобление богу по велению государства – как благословение, так и проклятие.

Вскоре после возведения в ранг бога Юлия убили, нанеся двадцать три удара кинжалом, и к власти пришел Октавиан, ставший первым императором Рима Августом, но ни он, ни его преемники на этом посту отнюдь не стремились превратиться в живых богов(6). Божественность приобрела зловещий окрас смерти – в силу либо человеческой зависти, либо причин более экзистенциального характера. Август заблокировал строительство посвященного ему мавзолея «Августеум», Клавдий запретил проводить в свою честь ритуалы с жертвоприношениями, а Тиберий отказывался от любых портретов, разве что их располагали как можно дальше от изображений богов. Веспасиан отвергал любые притязания на его божественность, которую признавало даже царство зверей – по одной из легенд, вырвавшийся из ярма бык вторгся в трапезную императора и распростерся у его ног. Когда тот или иной император умирал, его преемник проводил узаконенный государством ритуал превращения покойного в божество. На погребальном костре сжигали восковую статуэтку, из пламени в небо взмывал орел (7)– крылатым Хароном, переносившим усопшего на небеса. Факт смерти никоим образом не подрывал претензии политика на бессмертие. Кончина представлялась лишь избавлением от телесной оболочки, наподобие того, как сбрасывает старую шкуру змея.

В качестве инструмента управления государством уподобление божеству консолидировало политические династии, но зачастую также служило выражением скорби и любви(8)в тех случаях, когда человек умирал неожиданной, трагической смертью. Император Адриан уподобил богам свою жену и тещу, но наивысшую небесную участь уготовил своему юному возлюбленному Антиною, утонувшему в Ниле при невыясненных обстоятельствах.

Когда Юлию Друзиллу в возрасте двадцати двух лет подкосил вирус, ее брат Калигула, во всем склонный к максимализму, провозгласил ее Пантеей, т. е. «богиней всех богов». В 45 г. до н. э., через месяц после родов, скончалась дочь Цицерона Туллия, и осиротевший оратор, преисполненный решимости превратить ее в богиню, задействовал для решения этой задачи весь свой недюжинный ум(9). Дабы поставить общество в известность о новом божестве, он решил выстроить ей усыпальницу и поручил одному из архитекторов подготовить соответствующий проект. Вместе с тем сенатор зациклился на вопросе оптимального расположения святилища, без конца размышлял о том, где его лучше разместить – в стенах дома или на улице, и беспокоился, кто же в будущем станет собственником этой земли. Изводил себя мыслями о том, как лучше всего преподнести Туллию Риму, дабы снискать расположение как бессмертных богов, так и вполне смертного общественного мнения. «Что бы ты ни думал об этом плане, покорнейше прошу тебя меня простить…» – писал он в письме одному из друзей, вслух задаваясь вопросом о том, не станет ли ему от этого странного начинания только хуже. Но в случае с Цицероном, вышедшим в своей скорби за любые человеческие рамки, стремление оказалось неуемным. Уподобление дочери богине для него было чем-то вроде утешения.

Век, определивший новый отсчет времени(10), начался с человека, который, по всей видимости, лишь по чистой случайности стал божеством. Поскольку самые первые Евангелия были написаны спустя десятилетия после его смерти на Голгофе, и даже свет не может разогнать тьму гробниц прошлого, разглядеть его в деталях сложно. Ученые, пытающиеся определить, какое место в истории занимал этот диссидентствующий проповедник из Назарета, решительно бросивший вызов римским правителям и богам, установили его причастность к политике тех дней. Вместе с Иоанном Крестителем он практиковал обряд крещения на берегах реки Иордан, называя его избавлением от греха и кабалы империи, которая на тот момент оккупировала Иерусалим. Подобно многим другим своим современникам Иисус предрекал апокалипсис, утверждая, что действующий мировой порядок с его угнетением и несправедливостью скоро падет и сыны Израилевы восстановят свое царство. За это пророчество его и арестовали, обвинив в государственной измене. При этом исследователи в целом согласны с тем, что в Евангелии от Марка, наипервейшем письменном источнике, Иисус никогда не претендовал на божественность, не называл себя ни Богом, ни Его Сыном. В священных писаниях более раннего периода в ответ на вопросы о том, можно ли считать его мессией и помазанником божьим, он постоянно уклонялся, отмахивался и открещивался от этого титула, а мессией всегда называл кого-то совсем другого, чье время еще не пришло. Одновременно с этим без особой охоты творил чудеса, то и дело почти упуская поводья нарратива из рук. Марк говорит, что, исцелив глухого, Он «повелел им не сказывать никому, но, сколько Он ни запрещал им, они еще более разглашали».

В последовавшие за его распятием десятилетия, когда были написаны и распространены первые Евангелия, уподобление римских императоров богам приобрело столь рутинный характер, что Веспасиан, лежа в 79 г. н. э. на смертном одре, смог язвительно заметить: «Ничего себе, я, кажется, становлюсь богом». Отказывая в почтении боготворимым римским диктаторам, ранние христиане лишали их дарованных им титулов «Бога», «Сына Божьего», «Господа» (11), «Божественного спасителя», «Искупителя» или «Освободителя», наделяя ими человека, которого Рим казнил как преступника. В Писании апостола Павла, ярко живописующем образ воскресшего Христа, Иисус выступает в роли космического существа совершенно нового вида – вечного Сына Божьего. Если языческие политики возносились на небеса, круто взмывая на крыльях орла, то Иисус попросту сам спустился оттуда на землю, по словам Павла, вселившись в тело крестьянина (12). Павел хоть и пришел в ужас, когда его по ошибке приняли за языческого бога, но все же проповедовал мистическую возможность, позволяющую всему человечеству разделить божественность Христа. Возвысившись над земной политикой, этот диссидент превратился в божество, которое превзошло всех божков Рима. Когда Всемогущий облек его в плоть, Иисус стал силой, способной завоевать империю – что в итоге и случилось. По Евангелию от Иоанна, написанному одним из последних, накануне своего распятия Христос сравнивал себя со змеем сродни тому, которого Моисей закрепил на шесте, когда Бог приказал ему спасти от мора народ. По примеру этой рептилии, Иисус указывает путь к божественности, свернувшись клубком внутри каждого из нас. Во II веке существовала секта офитов (13), которая поклонялась Иисусу в образе змея, ссылаясь на то обстоятельство, что на этих пресмыкающихся чем-то похожи человеческие внутренности. Существуют письменные свидетельства того, что во время причастия они запускали на стол змею, которая сворачивалась кольцами вокруг буханки хлеба. К III веку греческий неофит Климент Александрийский смог заявить, что «божественностью теперь в равной степени пропитано все человечество». Всем последователям учения Христа предстояло «быть сотворенными по образу и подобию учителя – стать земным богом во плоти» (14)

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

1

Растение, внешне похожее на борщевик и не менее ядовитое. –Прим. пер.