Громов: Хозяин теней – 5

- -
- 100%
- +
Он взял череп.
Поднял его.
– Профессор показывал картинки. Плакаты. Слышал про теорию Дарвина?
– Что человек произошёл от обезьяны?
– Почти так, если упрощённо. Святой Престол её не одобряет.
Я думаю.
– Профессор проводил раскопки. В Африке. И обнаружил некоторые весьма любопытные останки, которые подтверждали эту теорию. Они не принадлежали людям, поскольку имели другое строение черепа, но и не были в полной мере обезьянними… – Мишка повернул череп, потом вовсе перевернул.
– Вроде этого?
– Похоже на то… но он говорил, что существа эти жили миллионы лет тому. И что кости, конечно, сохранились, но в очень плохом состоянии… а тут идеально… вот, видишь?
– Дыру?
Это не совсем дыра, – Мишка перевернул череп. – Это место крепления позвоночника. Тут спинной мозг восходит и соединяется с головным.
Ещё один естествопытатель на мою голову.
– У обезьян это отверстие расположено сзади, там, где затылок. Это потому что они ходят на четырёх ногах и голову держат под наклоном. А вот у человеческого черепа эта дыра расположена…
– Внизу, – встрял Метелька.
– Именно.
– Значит… значит, это человек? Был человек? Древний? – Метелька глядел на череп с восторгом. – Савка, твой отец нашёл где-то древнего человека и…
Он замолчал.
– Договаривай уже, – хмыкнул я. – Замучил его до смерти.
Потому что всё начинало складываться.
– Только где он его здесь нашёл? – произнёс Мишка, возвращая череп в ящик.
Ответ я знал.
– Не здесь, – я оглянулся. – Он нашёл его не здесь.
Глава 4
Именно разум выделяет человека средь прочих творений Господа, возвышая его над ними и целым миром. Искра света его, однажды зажжённая во тьме по воле Всевышнего, год от года, век от века разгорается лишь ярче. И во времена нынешние свет разума, окончательно растопив тьму невежества, озаряет путь для всего человечества – путь истинного познания, который…
Из выступления князя Романова пред студиозусами Петербургской академии.А что? Всё вставало на свои места. Ну, не совсем всё, но многое прояснилось.
Папенька оборудовал себе лабораторию под домом. Оно-то понятно, надо же человеку где-то работать. Только работа, как подозреваю, была не той, которую людям показать можно с гордостью. Вот лабораторию и сделал тайную, чтоб никто ненароком не сунулся.
И хитро ведь.
Ни тебе подсвечников, которые поворачивать надо. Ни книжного шкафа с книгами, чтоб вытягивать особым порядком, ни камушков для нажатия. Только хардкор – кровь и сила. Но это ладно. Как человек опытный, я к чужой паранойе с уважением отношусь. Но вот дело не только в ней.
Там, дома, папенька эксперименты ведь не на людях проводил.
Эксперименты на людях дед бы точно не одобрил. А он из тех, принципиальных, которых ни обещанием будущих богатств, величия или блага всеобщего, не проймёшь. Чую, первым бы сыночка Синодникам сдал. Ну или, что гораздо вероятней, лично шею свернул бы.
А вот тени – дело другое.
– О чём задумался? – спросил Мишка, который вполне сноровисто выдвигал один ящик стола за другим. Но судя по тому, что задвигал их обратно, ничего интересного не находил.
А жаль.
Инструкция к этой хренотени крепко бы пригодилась. Даже не нам. Передал бы Карпу Евстратовичу, пусть разбираются, как оно работает.
– Да… знаешь, он там, в поместье, ставил опыты на тенях. И такие, что Призрак эхо их через годы почуял.
Я потянулся к Призраку. И тот угукнул.
Тьма… молчала.
Настороженно так. Опасливо.
Да я не он. Я вас не дам ни на какие опыты. И, пожалуй, поспешил я чутка. Нельзя это вот показывать. Никому. Не стоит обманываться тем, что Алексей Михайлович человек благородный. Нет, он благородный. Но государственная целесообразность и не таких пережёвывала. Тем паче там, на верхах, и помимо Слышнева люди имеются. И как знать, не взбредет ли кому гениальная идея использовать установочку уже в государственных интересах.
А что, вместо каторги пойдут люди на пополнение госэнергетического запасу.
От такой мысли прям дурно стало.
Или не от мысли, а от осознания, что в нынешних реалиях эту мысль и не сочтут такой уж уродливой. Так что забыть. И уничтожить. Всё, до чего доберемся, чтоб и следа не осталось.
– А там ставили опыты на людях, – понимающе кивнул Мишка. – Тень… знаешь, беспокоится.
– Имя так и не придумал?
– Да как-то не придумывается, – признался он. – Хотел наречь Демоном, чтоб сильно так. Внушающе. А с другой стороны, ну какой это демон? Так, мелкий бес. Ещё и обижается.
– Чувствуешь?
– Как ни странно, да.
Его тень стала больше за прошедшие месяцы. Плотнее. Но по-прежнему не пыталась обрести форму. И это уже было как-то связано не с питанием, которое благодаря Тьме было регулярным. Нет, дело было именно в их с Мишкой связи.
И в том, что он никак не мог эту связь толком наладить.
– И что сейчас?
– Сейчас… ему тут не нравится. Или ей. Кто оно вообще?
– Вот кто захочешь, тем и будешь. А что не нравится, так понятно. Если тут и вправду эксперименты были… хотя, погоди, можешь света дать?
Мишка подхватил лампу.
В поместье Громовых пол был исчерчен рунами. А здесь он выглядит гладким. Но только выглядит. Стоило присмотреться, и вот они. Не высечены, как дома, а… нарисованы? Я присел на корточки. Руны шли по кругу, в центре которого и располагалась установка. Три кольца, соединённые отдельными цепочками. И это не мел. Я послюнявил палец и потёр, убеждаясь, что стереть эту фигню не выйдет.
Ну или не слюной.
Правильно. Если я что-то понимаю, то процесс нанесения – долгий, да и сама эта схема должна была быть стабильной…
– Влей силы, – Мишка поставил светильник на пол. – Я бы сам, но… у тебя больше.
Это признание далось ему непросто. Но я кивнул. Так и есть. У меня точно больше. Я поставил ладонь на пол, растопырив пальцы, накрывая узел из туго переплетенных рун, больше похожих на змеиный клубок. И силу выпустил. Несколько мгновений она висела этаким маревом, а потом вдруг впиталась. И руны засветились.
– Это… что? Оно работает? – я мысленно проклял себя за косноязычие. – А почему тут так? Чем это намалёвано?
– Специальная краска. Я просто слышал, что артефакторы давно уже не высекают руны на камне там или дереве. Это долго, сложно и далеко не все умеют.
Ну да, они ж из аристократии большею частью, а не потомственные камнерезы.
– Вместо этого придумали разного рода составы на основе энергопоглощающих элементов.
– Каких?
– Большей частью кости тварей. Или кровь. В общем, там целая градация. В том числе от силы твари, из которой материал был получен. Методика довольно сложная, потому что изначально требует очистки сырья от силы, чтобы он мог поглощать новую, стабилизации, измельчения…
Я думаю.
– Туда добавляют и драгоценную пыль. Когда серебро или золото, а когда и алмазы тёртые, но это уже по необходимости. Бывает, что нужно усилить проводимость, или наоборот, отделить дорожки друг от друга, чтобы силовые потоки не пересекались.
– Изолировать?
– Именно. Так что работать с красками, конечно, проще, даже в том плане, что если ты неправильно что-то сделал, то переделать нарисованное возможно.
В отличие от того, что вырублено.
– Но это дорого. Очень. Краски с высокой степенью проводимости мы закупали для индивидуальных амулетов. И то… махонький флакончик мог потянуть на двести рублей.
А тут, судя по росписи, не одно ведро ушло.
Только что-то подсказывает, папенька не на рынке закупался.
Причём не только из соображений экономии. Что-то подсказывает, что за такими вещами надзор ведётся негласный. И одно дело, когда ты берешь пару тюбиков при наличии своего специализированного производства, и другое – пару вёдер для домашнего пользования. Оно, конечно, законом не запрещено, но всё одно заставляет задуматься.
– Хотя… – Мишка тоже дошёл до логичного вывода. – Если он их сам делал… толковый артефактор и в алхимии разбирается.
– Он у нас вообще гений, – буркнул я, глядя как расползается сияние. – На всю голову.
Силы я дал побольше. Не столько в надежде установку запустить, сколько чтобы света прибавилось. А вот должно быть здесь и другое освещение, от электричества независящее. Или на худой конец генератор. Но ставлю на артефакт.
И я оказался прав. Когда свечение добралось до края, я увидел чёрную треногу, что стояла у самой стены и с ней сливалась. И круглый камушек на ней.
Стоило влить в него каплю силы, и он засветился. Причём хорошо так, ярко. А вон ещё одна… и ещё. Мишка тоже сообразил, что делать. Его способностей хватило, чтобы камни зажечь. Вот теперь стало видно получше.
К примеру, явное разделение комнаты на две части. И по полу, для особо одарённых, проходила широкая такая рунная линия. На чистой стороне находились шкафы с ингредиентами, стол, и даже запрятанный в дальнем углу топчан. А вот сундук, установка-паук и ещё пара весьма странно выглядевших приборов расположились на другой половине. И приборы, в отличие от сундука, были окружены вязью из рун.
А вот к стене уже крепился не топчан, а серебряное полотнище.
Зеркало?
– Погоди, это, кажется, так, – Мишка что-то нажал или, наоборот, дёрнул, и полотнище опустилось, превращаясь в стол. Такой вот весьма характерный стальной стол. Со стальными же крепежами по периметру. И тонкими желобками, по которым должно было что-то… чтоб, и думать не хочу, кого он тут разделывал.
– Плохо. Больно, – Тьма внутри заворочалась. – Плохо, плохо…
– Тише, ты что-то вспомнила?
– Нет. Плохо. Здесь. Нет. Убить!
Ну вариант решения проблем она выбирала стабильно-определённый. Хотя, глядя на эту вот фигню, я готов был с нею согласиться. Некоторым гениям лучше не выходить из подвалов.
Но меня интересовало другое.
– Где-то здесь должен быть проход, – я медленно поворачивался, стараясь не упустить ничего.
Порядок.
Здесь всё находилось на своих местах. Тетради с записями. Книги. Склянки, банки, шкатулки. Белья на топчане нет, матрас имеется, как и одеяло с подушкой. Всё это добро прикрыто стёганым покрывалом. Рядом, на вешалке, старая куртка висит. Но не похоже, что забыта. Другой одежды или обуви я не вижу. Хотя тут понятно. Скорее всего поднимался и отдавал в стирку.
Что матушка думала?
А вряд ли его интересовало, что она там думала.
Но… проход должен быть.
– На ту сторону? – Мишка тоже осматривался и лампу не выпускал. Понятно. Артефакты артефактами, но лаборатория чужая. И как понять, не сработает ли тут ловушка…
Хотя, надеюсь, папаня не настолько параноик.
– Ну да… он ведь откуда-то притаскивал подопытный материал.
А судя по тому, что сундук был заполнен костями до верха, материала этого хватало.
– Метелька! – окликнул я Метельку, который эти кости разглядывал. Череп поставил на пол, рядом – второй, поменьше, но по очертаниям такой же.
Зачем ему кости?
Хотя… это ведь тот самый материал, из которого можно сделать краску. Или не краску, но что-нибудь ещё, полезное в артефакторном деле. О том, почему они такие чистые, лучше не думать.
– Метелька, может, ты наверх? Если проход…
– Я с вами, – Метелька черепа оставил. – С вами оно как-то… привычней. А то и вправду, вдруг там какая тварюга, которая с ума сведёт? Ну, как эта тётка говорила.
Разумно.
Тварей Тьма не обнаружила, но я не настолько самонадеян, чтобы решить, будто их вовсе нет. Скорее уж, если что-то и было, то оно могло спрятаться, ощутив силу Тьмы. Поищем.
Обязательно поищем.
Хотя бы для понимания, насколько оно опасно для окружающих и можно ли оставить этаким сторожем.
– Найдёшь? – поинтересовался я у Тьмы, которая точно не желала вылезать. И нежелание её было щедро приправлено страхом.
Вот что он такого делал, что настолько мощная тварюга до сих пор дрожит?
– Выход. Та сторона. Ведь дует же.
Сказал и понял, что и вправду дует, что энергия кромешного мира просачивается, пусть и не трогая руны, верно, этот момент отец тоже продумал.
Но вот…
А если… я в кино видел, как пламя свечи указывало направление. Свеча нам тут не поможет, но это если обычная. Но сама идея…
– Мишка, Метелька, давайте в центр.
Комната разделена… так, думай. Руны… руны я читать не умею. Мишка, судя по тому, как долго он на них пялится, почесывая подбородок, тоже не особо втыкает, что там написано. Подозреваю, тут нужен или ещё один гений, или хотя бы человек с университетским образованием.
У Тимохи образование было, но…
В общем, потом прочтём.
Может, я после гимназии в университет поступлю, хотя, конечно, я всё-таки не по научной части. Ладно. Руны рунами, а сила силой. И я вытянул руку, создав на ладони бледную тень-свечу с ещё более бледным венцом призрачного пламени.
Моя сила откликается на ту, иную, и значит, что-то… может, что-то и покажет.
Пламя качнулось. Присело.
Не знаю, как это работает, но свечка вышла вполне натуральной, кривоватой, с восковыми потёками. Огонёк потрескивал и то приседал, то вытягивался. Ага, я медленно повёл рукой вправо, и пламя, словно возражая, вытянулось влево. Прям нитью легло.
И если влево? Так, стало больше… и нить тоже больше.
– Что ты делаешь? – поинтересовался Мишка.
– Понятия не имею, – я старался своим не врать. – В теории ищу, откуда сквозит. Там и должен быть проход.
Только сумеем ли мы его открыть?
Нить силы тянулась и я сделал шаг.
Второй.
И ещё… по чистому полу. К стене. И стена эта выглядит вполне цельной. Но теперь я явственно ощущал, что сквозит именно оттуда. Огонёк силы разгорался, и вот уже не одна, но целый пучок нитей потянулся к этому камню.
Метелька, хмыкнув, вытащил револьвер.
Камень гладкий.
Тут ни краски, ни вообще каких-либо следов, вот только нити силы расползаются по нему, что вьюнок, обнимают, сплетаясь в единое полотно.
– Сим-сим откройся, – буркнул я, увеличивая поток силы. Кровь? Да нет, вряд ли. Дырявить себя – так себе удовольствие. И если там, в подвале, была нужна защита, то здесь отец вряд ли кого опасался.
А если так, то зачем оно?
И да, сквознячок усилился. И Мишка, поёжившись, буркнул:
– Ты и вправду собираешься вот прямо сейчас туда сунуться?
– А есть варианты?
– Закрыть. И вернуться позже. Подготовиться.
Логично, если так-то.
– Боюсь, я… не уверен, что смогу это закрыть. А потом – открыть. И как готовиться? За Еремеем съездить? Значит, и Таньку со Светкой придётся. И в гостинице где-нибудь они точно не усидят. А мы… так-то… вон, Призрак есть.
Тьма.
Будет кто на той стороне, скажут. Если опасный, то не полезем. Если мелкий – подкормятся.
Тьма уже видела трещину и, позабыв о страхе, замерла перед ней, принюхиваясь. Невидимый ветер шевелил туман в её гриве, и Тьма щурилась, вдыхая его.
– Чтоб тебя… – буркнул Мишка.
И дверь открылась.
Глава 5
И принёс ворон воды живой да воды мёртвой. Полил он тело богатыря мёртвою водой, и затянулись раны его. Полил живою – и открыл богатырь глаза.
Сказ об Иване-богатыре и Море Моревне, проклятой царевне.Ладно, не дверь.
Полынья.
Только здесь она выглядела, как мутное зеркальное полотнище, выступившее из стены. И поверхность полыньи была гладкой, мёртвой. Я протянул руку, касаясь. Силу тянет. И значит, живая вполне.
Как у отца получилось?
Может, он искал дом, а в подвале обнаружил это вот? И потом уже использовал по своему разумению? Но… нет, он же как-то закрывал, чтобы твари не лезли.
Лаборатория опять же.
– Вперёд, – я уступил место теням. И Тьма с готовностью нырнула в проход.
Плёнка рвётся с лёгким хлопком и сквозняк усиливается, а границы полыньи тают. Она становится шире и больше, пока не упирается в тончайшую светящуюся рамку.
Значит, есть ограничение.
И значит, даже если полынья возникла естественным путём, то дальше отец её доработал.
Я прислушиваюсь к теням. Тревоги нет, одно лишь любопытство и… снова страх?
– Что там? – Мишка изо всех сил вглядывается в поблескивающую поверхность.
– Без понятия. Идём?
И я делаю шаг.
Переход… переход почти и не ощущается. Так, легкая дезориентация и головокружение, которое проходит почти сразу. И я отступаю. Будем надеяться, что дверца не захлопнется за спиной. Приходит запоздалая мыслишка, что надо было бы оставить кого на той стороне.
Лучше всего – Мишку. Он тоже Охотник и если вдруг, дверь открыл бы. Но Мишка уже здесь.
И Метелька.
И… надо что-то с этим делать. В смысле, с моей внезапной порывистостью. То ли тело молодое на мозгах сказывается, то ли башку мне всё-таки слегка отбили.
– Воняет, – Метелька вскидывает руку, зажимая нос. – Чем тут так…
Запах стоит и вправду своеобразный.
Место…
Здесь сумрачно. Не темно, но именно сумрачно. Слева стена. Сизая, неровная, изрезанная светящимися прожилками. Чуть выше они собираются вместе, образуя этакие восковые наплывы.
– Пещера? – Мишка оглядывается. – Не знал, что там есть пещеры…
– Думаю, тут много чего есть.
Я тоже смотрю.
И вправду пещера. Большая. Я бы даже сказал, огромная. Стены уходили в стороны и ввысь, выгибаясь куполом, с которого свисали всё те же светящиеся наплывы. Одни короче, другие длиннее. Похожие поднимались и с пола, вытягиваясь навстречу сталактитам.
– На пасть похожа, – сказал Метелька.
И вправду, похожа.
Местами сталактиты и сталагмиты смыкаются кривыми белесыми зубами. И… и дальше-то что? Отец просто сюда приходил… значит, должны остаться следы его присутствия.
Какие?
Тьма свистнула.
Нашла?
Что-то определённо нашла. И вот снова этот страх. И чувствую, что находка мне не понравится.
Что ж, я оказался прав.
Пещера была частью комплекса. Она сужалась, выводя в узкий и длинный коридор, что протискивался в каменном теле горы. В какой-то момент я буквально всею шкурой своей ощутил тонны камня там, снаружи. И то, как давит он, как…
Ощутил и отвесил себе пощёчину.
Мысленно.
Не хватало ещё истерику устроить. Да, подземелий, похоже, не люблю. Но это ж не повод вот… стоило пройти чуть дальше, и коридор выплюнул развилку.
Снова пещера. На сей раз махонькая. И в ней ничего-то особенного, кроме, пожалуй, гладкой чаши в полу. Над чашей завис огромный клык сталактита, с которого свисала полупрозрачная светящаяся капля. Капля дрожала, готовая сорваться, и сорвалась-таки, беззвучно нырнув в плотную с виду белую жижу, что наполняла чашу. Причём поверхность жижи даже не шелохнулась.
– Стой, – я перехватил Мишкину руку. – Не трогай. Мало ли. Вдруг отрава.
Уж больно оно на воду не похоже. Какое-то вязкое, тягучее даже.
– Да. Извини. Не подумал, – руку Мишка убрал.
И мы двинулись дальше.
Ещё закуток.
И поворот.
И Призрак, усевшийся на этом повороте, явно не по своей инициативе. Он раскрыл клюв и издал тонкий мяв, в котором послышалось возмущение. Мол, где вы ходите?
Тут ходим.
А вот следующая пещера была большой. Не настолько, как та, в которой оставалась полынья, но вполне приличной. Ага, сталактиты убрали. Сталагмиты тоже.
Следы?
Я хотел следы? Они тут имелись.
Узкий стол, правда, не блестящий – металл потемнел и местами обзавёлся россыпью мелких дыр. Ржавчина? Но почему чёрная? Я коснулся края и под пальцами хрустнуло.
Хрупкое всё.
А главное, что здесь – почти как там. В смысле, в лаборатории.
Шкафы вытянулись вдоль стены, пусть и покрытые пушистым сизоватым мхом. Стёкла давно осыпались, и этот тускло светящийся живой ковёр забрался внутрь, спеша обжить новое пространство. Он затянул и полки, и склянки…
Это нормально вообще?
Моховые потёки на стенах. И наше появление явно нарушает покой этого места. Воздух приходит в движение, и над потёками появляются облачка слабо светящейся пыли?
Пепла?
Спор?
– Платки надо завязать, – я вытаскиваю из кармана. Благо, стараниями сестрицы, платков у нас хватает. Может, не лучшая защита, но что-то не хочется мне дышать этой перламутровой дрянью.
Мишка следует моему примеру.
А Метелька чешет нос и бормочет:
– Давно пора было. Но воняет тут…
Запах и вправду стал сильнее.
Я иду. Не на него – на нить, что связала нас с Тьмой. Та ждёт. Она явно хочет что-то показать. А я вот не очень хочу смотреть, но придётся.
Мох и на полу.
Он мягкий и сухой. И ноги проваливаются в него, что в ковёр. Мох похрустывает рисовой бумагой, но следы затягивает почти мгновенно. А пещера тянется. Она длинная и чуть загибается вправо. Пол идёт под уклон, и моховой ковёр становится плотнее. Он полностью укрывает камень, но то тут, то там изо мха выглядывают тонкие ножки грибов. Шляпки их несуразно огромны. И надо будет взять с собой, вдруг да что-то ценное…
С хрустом что-то ломается под ногой. И я останавливаюсь. Это не мох. Это что-то крупнее…
Кость.
Длинная и чуть изогнутая, с характерными выпуклостями по обе стороны. Чья? Человеческая? Тварей? Не знаю. Но папенька мог бы и убраться.
Хотя…
Он убирался.
Пещера делала поворот, выплёвывая очередной отнорок. И здесь уже вонь становилась практически невыносимой.
– Что там?
Тьма волновалась. Она перетекала из одной формы в другую, будто не способная определиться.
– Плохо. Там. Плохо. Плохо-плохо…
Она рассыпалась туманом, который завис над землёй.
– Я посмотрю.
– Плохо!
– Опасно?
– Нет, – моё присутствие, кажется, её успокаивало. – Там… там плохо.
– Савелий, что там? – Мишка с Метелькой-таки пошли за мной.
– Пока не знаю, но ей это не нравится.
– Моей тоже. Спряталась.
– Меня сейчас стошнит, – буркнул Метелька. – Я вас тут… в стороночке… ладно? Сдаётся мне, я не хочу видеть, чего там будет.
И правильно.
В этой пещере свет тоже имелся, тот же белесый, рождённый непонятными прожилками то ли металла, то ли чего-то другого. Главное, что света хватало, чтобы разглядеть.
Ещё одна пещера.
Круг на полу. И в центре его – каменный столб, что уходит в потолок.
Руны вокруг.
И эти уже не нарисованы – вырезаны. Краска в этом мире не держится? Или в другом дело? Главное, что вездесущий мох остановился на пороге этого места, не смея пересечь вырубленную в камне границу.
Вонь…
Вонь пробирала до самого нутра. И мне приходилось часто сглатывать, чтобы и самого не вывернуло.
Взгляд выхватывал какие-то отдельные элементы. Малые круги, словно бусины на ожерелье, центром которого и была игла. В каждом – груды чего-то… я не сразу понимаю, что это что-то определённо чуждое окружающему камню было живым. Раньше. А теперь живое стало грудой плоти. Вот… вот неправильно это. Что бы тут ни случилось, любая плоть должна была бы разложиться. А это… Как будто только вчера… или нет, позавчера, потому что разлагаться плоть явно начала, но потом отчего-то передумала.
Я зажал нос пальцами. Если дышать ртом, то оно как-то полегче получается.
Вдох.
Выдох.
И снова вдох. И шаг. Ступать на рунный круг страшновато, вдруг эта хрень ещё работает, но… нет, ничего не произошло. Точнее вот ощущение, что я преодолел невидимую стену. Такое сходное, как в лесу, когда вдруг влетаешь мордой в липкую паутину, и она облепляет щёки и нос, и к волосам привязывается намертво.
– Сав…
– Миш, не лезь пока. Если что, будешь вытаскивать.
Братец кивает. И хмурится. Ну да, он старший, он должен рисковать и вообще о нас с Метелькой заботится. А мы вот сами всё, бестолковые.
Тьма ворчит.
Она тоже не хочет сюда входить, но идёт за мной. И отряхивается. Липкое – это какая-то защита. Подозреваю, что не столько от неожиданных гостей, сколько от мха и в целом этого мира. Внутри вонь становится более… терпимой, что ли? Или это я просто пообвыкся?
Может, и так.
А защитная пелена изнутри видится этакой мутью, как стекло во время дождя. И за стеклом этим проступают силуэты Мишки и Метельки. Я помахал им.
– Всё в порядке… только, похоже, тут он ставил какие-то эксперименты.
Экспериментатор хренов.
Рунная вязь плотна. А круги теперь выделяются даже чётче, потому что по краям каждого вбиты скобы, от которых отходят цепи. И металл на них отливает прозеленью.
Изменённый?
Похоже на то.
Стало быть, в кругах этих кого-то привязывали… хотя почему «кого-то». Я даже вижу, кого. Существо ещё не настолько разложилось, чтобы превратиться в груду плоти.
И я склонился над телом… обезьяны?
Или всё-таки человека?
Мишка с черепом угадал.
– Что там? – ему явно не терпелось.
– Заходи, – всё-таки опасности я не чувствовал. Тьма и та успокоилась, теперь ходила по кругу, что-то ворча. – Только тут трупы.










