- -
- 100%
- +
1. Новые гости столицы
В Итирсисе: 30 июля, воскресенье
Базиль Карнелис поглядел на даму с дочерью. Они показались так беззащитны в окружении гомона и пыли почтовой станции, что мужчина исполнился к ним самого душевного участия.
Его супруга приветливо сажала их в старый семейный экипаж («Нисколько вы нас не стесните! Почтовых вам здесь ждать до вечера!»), но он-то знал – в оставшиеся два часа до столицы случайные попутчицы сполна заплатят ей за эту доброту. Анна Гаспаровна не зря держит всю стопку писем от Виолы поближе к сердцу и к доступу.
Дамы благодарили, жались в широких юбках на истертом сидении против Карнелисов и не ведали своей участи. Стоило экипажу толкнуться вперед, Анна Гаспаровна глубоко вдохнула и с любезностью развернула пытку:
– Как же вы совсем без багажа?
Старшая из попутчиц приняла учтивый вид, приличный для вояжной незначительной беседы.
– Мы выезжали только на день, – легко поделилась она. – Если бы не задержка с переменой лошадей – регулярный рейс уже вернул бы нас в Итирсис.
Леди Анна чуть прибрала свой благодетельный тон – скромные дамы без провожатых оказались нежданно столичными птицами.
– Искали простора и вольного воздуха? – предположила она тогда с пониманием вопроса.
Нисколько не городская, леди Карнелис полагала жизнь в Итирсисе почетной каторгой для родовитых дворян. Кабы не давняя надобность проведать своих птенцов – сама «Ближних Улиток» век бы не покинула.
Однако, старшая спутница и тут не вписалась в предложенную картину.
– Пейзажи дивно хороши, но нас влекла забота, – сказала она.
Эта забота как будто составляла ее гордость не менее, чем виолины письма для Анны, и леди благодушно прибавила:
– Осматривали приобретение.
– Землю? – оживился Базиль Себастьянович.
– Поместье с тремя деревеньками, – уточнила любезно леди. – Как говорят, доходу среднего.
«Тремя!»
Карнелисы владели лишь одною – та отстояла на целый день пути подалее, и «средним доходом» никто ее отродясь не чествовал. Первое впечатление о дамах совершенно обмануло Анну Гаспаровну, не дав угадать за пригретыми леди такого достатка. Поздравив себя наивной провинциалкой, она все-таки продолжила лить непритворное радушие.
– Чудное приобретение! Думаете покинуть шумный Итирсис?
Если дамы ищут такого же деревенского покоя, каким владеет в «Улитках» она сама – это еще как-то их сравняет.
Спутница равняться не желала и тонкой рукою поправила шляпку, по виду – совершенно новую.
– О, столичная жизнь еще нисколько нас не утомила. Усадебку пишем за дочерью, к остальному приданому.
Впрочем, горделивость ее была не надменной, а лишь типично материнской. Девица вовсе порозовела и непроизвольно заправила за ухо светлую прядь – жест был таким простодушным, что не вязался со статусом богатой невесты.
– Должно быть, жених уже сыскался? – подметила леди Анна этот славный искренний румянец.
Попутчицы улыбнулись обе.
– Весьма достойный молодой маг, многим нынешним не чета, – заверила старшая из леди все с той же важной ноткою.
Анна Гаспаровна удержала вздох: конечно, столичные лебедушки на нищих самоучек и не смотрят. Бедняжка ее Себастьян, как-то приходится ему среди таких боярынь?
Полгода уже минуло, как ее дети отбыли в Итирсис. Писали прежде каждую седмицу, но после – все реже и туманнее. Виола разливалась трелями о своих декорациях к постановке оружейников, о славной погоде, о добрых соседях – и матушка чуяла нутром, что за этим кроются большие трудности с делами.
Муж, Базиль Себастьянович, увещевал ее не тревожиться («Денег-то птенцы пока не просят!»), но Анна все качала головою. Не просят – верно, задолжали всем. Той же леди Астер, она девица знатная – даже удивительно, что Виоле помогает. Как дочери не тушеваться с тою рядом?
А молодой Алвини! Поначалу в текстах значилось, что «Алессан Диегович имеет павлиньи наклонности», но скоро виолины эпистолы сменили его статус на «большой умница, пусть порой и забывается». Об этом франте Анна тут же расспросила всех знакомых, и насплетничали ей немало – супруг насилу крепким чаем отпоил, уверяя, что рядом с братом Виоле ничто не грозит.
Последнее письмо в середине июля и вовсе было не к добру: взволнованно танцующие буквы объявляли леди Анне, что «новости скажу я вам уже при встрече».
Себастьян, очевидно, скептически смотревший на сестрины кривые посулы, прибавил к ним своим ровным уверенным почерком: «Вы только не волнуйтесь, матушка», – чем, разумеется, вконец ее добил.
Леди Анне стоило больших усилий не выехать к ним раньше уговоренного срока. Она не имела представления, в каком состоянии найдет дела своей доверчивой Виолы и диковатого Себастьяна.
«То-то в столице невесты взыскательные! – вздохнула теперь про себя хозяйка экипажа. – Куда пристроить моего затворника? Хоть без деревенек бы барышню, и деньгами не надо много. Но какая ж его разглядит – головы из-за книг не видно.»
– Настоящий счастливец! – сердечно позавидовала леди Анна вслух. – Невеста красавица, да при манерах и состоянии. Дай им Бог!
Девица очаровательно смутилась и опустила очи.
– Моя дочь вам ровесница, но у той одни хлопоты на уме, – продолжила Анна, покрывая этой жалобой зуд бесконечной вины.
За неунывающей Виолой поместий не полагалось. В ее приданом числились только скрипом скопленные суммы, вызывающие к ней более сострадания кавалеров, чем их интереса. Дочери уже двадцать, и не будь у нее так мало перспектив среди редких соседей – не отпустили бы ее ковать свое счастье на чужую городскую сторону.
– Вращается в столичных кругах? – вежливо спросила попутчица.
Вот уж у Виолы круги так круги: резчики да оружейники. Только бы попутчица не взялась поминать, встречала ли хоть раз эту блистательную барышню.
– Да, с самой зимы, – ответила Анна, крепясь. – Едем проведать ее и сына.
Если прежде она и думала зачесть избранные места из отчетов дочери, то вне родных стен пелена будто спала с глаз и все победы птенцов показались грошовыми. Даже бурная повесть о себастьяновом спасении страны предстала, наконец, в своей первозданной нелепости – бойкая дочь всегда мастерски взращивала слона из мухи.
– Хотя мою Виолу едва ли повстречать в салонах, – упредила леди Анна, пока аристократки не принялись ее ловить на лжи. – Ее более занимают магические прожекты.
– Как! Леди Виола Карнелис – ваша дочь? – воскликнула старшая леди так восхищенно, будто Анна представилась по меньшей мере матерью фельдмаршала.
Анна озадаченно моргнула, а ее супруг, почти задремавший в углу после плотного обеда на почтовой станции, изволил очнуться и разделить испуг.
– Себастьян Базилевич приходится вам сыном? – все не могла поверить собеседница.
Лицо ее исполнилось одобрения и признательности, а юная барышня отчего-то совсем заалела. После сего конспиративного провала мы станем уже звать их именами, которые угадать не трудно: в карете Карнелисов по странному случаю оказались Арис и Леонора Терини.
Леди Анна застыла с поднятыми бровями.
– Вы знаете моих детей? – в тон ее пробралась такая обнадеженная жалкость, что пришлось даже два раза кашлянуть в платочек.
– Несколько, – призналась Арис, впервые подавая свой затрепетавший голос. – Господин Себастьян… весьма теперь прославился.
– В самом деле? – снова вспыхнула леди Анна, вымещая на платке свое нервозное ликование.
«Ах, птенчики мои!» – горделиво переглянулась она с Базилем, который как будто сумел еще надуться, даже спустя полчаса от обеда.
– О, поверьте! – убежденно сообщила Леонора. – Земский приказ возлагает на них особые надежды.
Трудно ей было сию же минуту не поймать приятную хозяйку экипажа за мягкую руку и не сойтись по-настоящему тепло. Однако Себастьян еще не писал в «Улитки» о счастливом сватовстве, и Леоноре пришлось промолчать, оставляя за ним это важное слово.
Старшие Карнелисы ничего не знали, но семья Арис же готовилась к свадьбе со всею доступной энергией. Пока дамы занимались платьями и шили туфли, Флавий ревизировал финансы, тут же спуская изрядную часть на приданое своей наследницы. Кроме денег и драгоценностей, он взялся добывать и земли.
Царевич отчаянно жаждал отбросить всякий расчет и забрать жену с дочерью в свой столичный дом, под крыло неусыпной заботы. Однако, время еще не пришло – после встречи в кабинете Диего они виделись только на людях, не смея перекинуться и словом. Осмотр нового поместья, условленный в письмах, пришлось обставить с высокой секретностью – и туда, и обратно они добирались порознь. Диего намекал, что пригляд за бывшим узником ослабили, но привлекать внимание к его леди пока не следует.
Флавий слушался и тосковал. Арис он обожал с первой минуты узнавания, до боли жалел, что пропустил этапы взросления дочери, а теперь не может быть рядом в ее волнениях перед свадьбой. Так она и уйдет в свою новую семью, не успев разделить с ним прежней.
Перед Леонорой же терялся как мальчишка. Была ли это ее заслуга, или рядом с нею царевич ощущал отъятую пленом юность – но ему едва хватило смелости взять пальцы жены в свои, когда они шли по садовой дорожке на осмотр купленного дома.
Леонора до сих пор обмирала, вспоминая это осторожное касание – как будто одна ее часть вела беседу в экипаже, а другая еще незримо светилась перед высоким крыльцом усадьбы.
Только после опознания в добродушной паре будущей родни леди, наконец, вернулась в настоящее, и они с Арис предались нежнейшему любопытству.
Мужчины не очень-то говорят о детстве – зато ненадежным кладезем их тайн выступают матери. К этой роли Анна Гаспаровна была вполне готова, но, услышав просьбу рассказать про знаменитые «Улитки», не вдруг поверила своим ушам.
Спутницы покорили ее совершенно, так что скоро в деталях ведали обстановку себастьяновой комнаты, его любимые блюда, а также клички всех кошек в округе. Видя негаснущий интерес, леди Анна расширила свой экскурс до целого земства и подчеркнула, что это никак не захолустье: кроме дивных лесных угодий край хвалится лучшими колоколами, а на реке нашли редкий участок перепада высот и скоро построят новейшую водяную мельницу для производства бумаги – между прочим, только третью в Ладии!
Базиль Карнелис внимал через дрему, как попутчицы жадно дознаются у Анны о быте чужих им «Улиток», и вывел одно: женской природы ему не постичь вовеки.
***
Скрип родного экипажа истомившаяся Виола распознала за версту. Вылетев на крыльцо первой, она едва дождалась, пока Себастьян поможет матушке спуститься, и бросилась к ней с поцелуями. Глаза туманила соленая вода – только теперь бойкая барышня открыла, как соскучилась по милым, неспешным своим родителям.
Анна Гаспаровна тоже не таила слез.
– Доченька! – лобзания встречали то волосы, то щеки цветущей Виолы.
Когда та переметнулась к батюшке, леди прижала к себе и сына, все еще дивясь внезапной взрослости когда-то тощего подростка с длинной шеей.
О спутницах припомнили не вдруг.
Они еще в дороге наотрез отвергли провожание к дому, решив прогуляться от «Щепки» пешком. Леди Анна снова дивилась их скромности и не могла даже помыслить, что те устыдились родной избушки на Зеленой улице.
– Помоги дамам выбраться, – спохватилась, наконец, леди Анна, подталкивая сына к распахнутым дверцам экипажа.
Обернувшись, тот нежданно встретился с любезными сердцу очами.
– Как! – воскликнул юноша. – Вы уже познакомились?
Подшагнув, он выпустил старшую леди Терини, затем подал руку и нарядной Арис.
Анна Гаспаровна обнаружила, что не спросила даже имени чудесных спутниц.
– Не вполне, – призналась она. – Но добрые леди скрасили нашу дорогу.
Не отпуская девичьей руки, Себастьян посмотрел на обоих своих родителей.
– Тогда я прошу вас полюбить их всей душою, – волнуясь, обратился он. – Леди Арис – моя невеста.
Анна Гаспаровна миг смотрела на скромную красавицу с тремя деревеньками за плечами и производила в уме диагноз – не может ли все оказаться сном? Пожалуй, что и в грезы ее Себастьян пробирался всегда со скучною книгой, нынче же весь растворился в сиянии. Стыдливая его барышня стояла рядом и, кажется, держала голову прямо из последних сил.
Эта новость никак не могла быть правдой – но, кажется, ею была.
– Доченька! – сызнова всхлипнула леди и бросилась теперь на шею второй девице.
Виола, еще пребывая в экзальтации встречи, сию минуту припала к этому союзу.
– Я знала, знала, что Арис вам понравится!
Оттиснутый подальше Себастьян в умилении смотрел на сценку и гадал: пора ли уже сообщить матушке, что к Арис Терини следует обращаться «ваше высочество»?
2. Хозяева столицы
В Итирсисе: 30 июля, воскресенье
Захваченный трудами, Алессан пропустил уже столько светских раутов, что это становилось неприличным. В лицо ему не выскажут укора, но общество жестоко мстит затворникам не словом, а забвением.
Чуя близость этой грани, Лис еще третьего дня вывел согласие на карточке Элены Филипповны.
Ее вечер в городской усадьбе традиционно звался «молодежным». Рано лишившись мужа, бездетная леди посвятила себя заботе о юных отпрысках благородных фамилий: уже лет пять итирсяне начинали выезжать именно с ее салона.
Обстановка была в меру камерной – только две гостиных с широким общим балконом – и почти совсем непринужденной, так что барышни не слишком тушевались, а уж кавалеры слетались в усадьбу как осы на сахар. Даже мужи постарше, «случайно» причисленные к молодежи, редко отказывались от приглашений.
Это значило, что кроме прекрасных глаз тут водились полезные собеседники – и добрую половину приема Алессан воистину работал.
Само внимание и тактичность, в «мужской» гостиной он обошел всех сколько-нибудь влиятельных лиц, для каждого нашел маленькую приятность, кого-то сумел разговорить и выказал самое душевное участие к предмету. Порою – очень мягко – юный маг вставлял и свою остроту.
Волнение было напрасным – сына Диего Алвини, главы Земского приказа, мужи отлично помнили. Он оживлял беседу своей молодой энергией, а кроме того – стоял достаточно высоко по рождению, чтобы его даже совсем зеленым было выгоднее иметь приятелем, а лучше – подопечным. Не стоило пренебрегать и родством юного честолюбца с ее величеством.
Лет пятьдесят назад по приглашению правящего дома в Ладию прибыли две сестры, гиарские принцессы. Обе устроились благополучно: одна стала женою цесаревича (ныне – императрицею), вторая составила счастье мага древней фамилии Алвини, приходясь теперь Алессану бабушкой. Пятеро детей, армия внуков и правнуков пожилого императора были для Лиса не такой уж далекой роднею.
Словом, Алессана встречали тепло, раз даже спросили об участии в деле с тассирским шпионом и деревом. Он излагал охотно, выверенно-скромно, замечая и роль Себастьяна в раскрытии этой интриги.
– Молодой Карнелис? Наслышан, – отметил надзорщик столичного судоходства. – Ладия богата на таланты. Как вы о нем судите?
– Замкнутый, немногословный, – задумался юноша, – и человек дела. Империи нужны такие люди.
– Темпераментом в отца, полагаю, – кивнул глава Почтового приказа с большим пониманием вопроса. – Все Карнелисы таковы.
Алессан приподнял бровь, подумав о неукротимой Виоле Базилевне, но разубеждать сановника не стал – пора привлечь несколько внимания к другой барышне.
– Не забудемте и роль его невесты в этом деле, – прибавил Алессан. – Одаренная особа, красавица, очень продвинувшая нас в раскрытии злодейской защиты дерева.
По лицам двоих собеседников Лис угадал, что роль барышни обсуждалась в свете куда менее. Однако задача стояла торить дорожку Себастьяну и Арис в общество – света им не избежать, так что лучше сразу обернуть знакомство с ними честью.
– Кто же эта муза господина Себастьяна? – спросил почтовый глава.
Алессан сделал загадочное лицо.
– Благородная леди Арис пребывает в столице инкогнито, – сказал он. – Однако, будь я вправе дать рекомендацию, советовал бы при встрече не обманываться простотой ее манер.
– Иностранка? Принцесса?
Юный маг изобразил на своих губах задвижку и значительно улыбнулся – мол, он и так уже чрезмерно разболтался.
– А как же его высочество? – напомнил он, как будто меняя тему, хотя лишь перевел ее с дочери на тайного отца. – Флавий Максимилианович тоже оказал следствию значительную поддержку. Что слышно из дворца?
За судьбу Флавия Лис искренне печалился, выделяя того среди двоюродных дядек после совместных приключений с деревом. Лишь весною вернувшийся из двадцатилетнего тассирского плена, царевич не мог похвалится доверием первых лиц.
Надзорщик судоходства выказал сочувствие к этой беде, хотя внешнее мало значило в этих стенах.
– Я обедал с императором о той седмице, и Флавий Максимилианович был за семейным столом, – поделился он. – Едва ли тассирский след забудут скоро, но смею думать, его позиция крепнет. Ее величество уже смотрит на сына совсем тепло.
– Увидим ли мы его у Элены Филипповны? – спросил Алессан. – Он жил при тассирском дворе и мог бы украсить вечер экзотическими баснями.
Хозяйка салона знала и чувствовала свет. Если Флавий будет ею приглашен – стало быть, и во дворце лед уже тронулся.
– Кажется, пока хозяйке достанет и ваших рассказов о тассирских резидентах, – улыбнулся собеседник. – Она весьма сокрушалась вашим долгим отсутствием.
О, довольно о нем, роль героя – не для этой публики.
– Элена Филипповна так снисходительна, – поделился Лис, – терпит неучей вроде меня, хотя, разумеется, более предпочла бы разузнать о северных землях Ладии.
Надзорщик носил звание контр-адмирала и орден за взятие морской крепости в северной войне, так что юноша аккуратно сместил центр беседы на его боевую ностальгию.
Когда Алессан отходил к другому кружку, его догнало лукавое «Далеко пойдет!»
Маг был жаден и до новостей.
Для начала в копилку легли толки о новых назначениях в Совет – ничего неожиданного, отметил он. Юноша пока не мог предречь выбор императора, но логику за переменами вполне усматривал.
В ином кружке предприимчивый коммерсант сокрушался о проблемах экономических. Более полугода Ладия втянута в торговую блокаду Валиции, что сильно поднимает цены на стекло и мыло (разумеется, все равно ввозимые через третьи страны). Кроме того, валицианцы имеют множество рычагов для мести – и войну они изберут последней. К примеру, процент фальшивых серебряных лун в общей денежной массе Ладии угрожающе подрос. Маги Казначейского приказа, определявшие подделки без весов, били уже тревогу – за ловким ходом узнавалась рука валицианского патриция.
Надежду возлагали на невиданную в Ладии новинку – бумажные ассигнации. Новые деньги выпустили с началом июля, и толки об их пользе и недостатках были в самом разгаре. Курс ассигнации к серебряной луне на рос на первом ажиотаже, но магистры качали головами – чародейская защита от подделки не достаточна. После истории с цветами провал по части древесного кода в империи стал очевиден, а бумага имеет прямое к нему касательство.
Алессан сделал мысленную пометку для разговора с Себастьяном – заодно пора научить его держать ухо востро в отношении магических открытий. С Карнелисом интересно говорить об артефакторике и не только, но знания его устаревают, а с таким талантом следует быть на острие прогресса.
Благополучно освежив свои знакомства, Лис позволил себе, наконец, расслабиться. Можно отложить роль «подающего надежды» наследника Алвини и вздеть привычные лавры первого кавалера любого салона.
Торопиться некуда, размяться можно издалека – посидеть на просторном балконе с видом уставшего от света человека. С большой вероятностью там же окажется кто-то из барышень, особенно беззащитных против его чар.
Нет, Алессан был не дурак, чтобы опускаться до скандала. Он всегда пудрил головы с такой деликатностью, что ему и предъявить потом было нечего. Когда барышня вдруг заявляла близким, что партия с генералом ее не трогает и она вот-вот ожидает предложения от молодого мага, для обвинения последнего нельзя было найти ни лишней встречи, ни строчки письма – все только на виду и с безупречным тактом.
Однако настоящая невеста, отвергшая договорной союз, выказала ему столько небрежения за полгода, что жених нуждался в терапии – тихом обреченном обожании какой-нибудь ясноокой лани.
В конце концов, безответное чувство возвышает, пожимал плечами внутренний Лис на уколы совести.
Маг вышел на мраморную террасу второго этажа, уселся на широкие перила. С сомнением посмотрел в небо – еще слишком светло, чтобы вешать надо собою изящный магический фонарь, одно из красивейших его заклинаний. С этим повременим.
Юноша достал античную поэму, которую ему вменялось перечесть в оригинале (учителя его не щадили) и принялся соединять полезное с перспективным.
Незнакомая барышня в персиковом платье показалась на террасе минут через пять его терзаний с элланскими глаголами.
Она посмотрела на парк внизу, поискала глазами романтичную луну, но тоже оказалась обманута ранним летним вечером. Тоскливо помолчав, леди стала коситься на юношу и явственно искала поддержки в своей неприспособленности к свету.
Алессан перестал подсматривать и резко, словно выпавши из безупречного гекзаметра в бренный мир, вздернул голову. Девица тотчас уставилась на него чуть в испуге. Кажется, это действительно один из первых ее выездов.
Поглядев пристально и безмолвно, несколько даже «сквозь», Лис начал медленно опускать лицо обратно в книгу.
– Вам тоже скучно – там? – спросила леди, наконец, решаясь и кивая в сторону гостиной за тяжелою портьерой.
О, Алессан скучал – по тому, как очаровательно можно скучать на подобном вечере. Помедлил миг, точно не сразу вспомнил, где он.
– «Здесь веселятся; у них на уме лишь музыка да пенье», – процитировал, наконец, горько и задумчиво.
– Кажется, это не всем подходит, – робко улыбнулась барышня.
«Нет и пятнадцати», – прикинул юноша на глаз, изучая угловатую фигуру.
Пожалуй, это в самом деле скучно. Добиваться поклонения ребенка – не его уровень.
– Не всем, – еще с печалью согласился он, потом соскользнул с парапета и мужественно захлопнул книгу: – Но я попытаюсь.
Лис оставил балкон через другую дверь и проник в золотую гостиную, где собирались дамы. Строго говоря, никаких препятствий для нахождения в гостиных для лиц любого полу не было, но хозяйка настрого запрещала говорить о делах на «женской» половине. Оттого мужи сначала снимали свой государственный зуд в отдельной зале, а уж после устремлялись посидеть в цветнике.
Низкий и длинный, чайный столик окружался барышнями и несколькими кавалерами разного возраста в креслах и за их сафьяновыми спинками. Элена Филипповна, изящная леди чуть за тридцать, сидела на стуле у края, но направление коленей сидящих девиц безошибочно указывало на нее как на сердце общества.
Нашлась тут и красивая болтушка Эфросина, приятельница невесты – надо думать, нареченной непременно донесут каждое магово слово.
Что ж, здесь ему не нужно много – Лис поймает пару-тройку взглядов и покинет вечер неприступным женихом Леи Астер. Пусть она еще противится, но его осада через совместный труд уже изрядно продвинула их к замирению.
Алессан подобрался к столику, где нашел хозяйку и ее птенцов смеющимися почти не светским образом. Отчего-то без него не тосковали.
Спиной к юноше стоял черный мундир – боевой маг с капитанскими эполетами, чей рассказ и заставил кружок так оживиться.
Алессан позволил себе прищур, но тут же прогнал с лица досаду, ибо Элена Филипповна его заметила и воскликнула:
– А вот и наш аскет! Едва явившись, умчался к важным людям, совсем презрев наше общество!
Мундир оглянулся и явил молодое лицо с высушенными чертами отнюдь не штабного офицера. Брюнет-капитан смотрел на юношу с интересом, что почему-то опять рассмешило хозяйку.
– Господа, вы, кажется, друг друга не признали? Приглядитесь же!
Капитан свел нарочито брови, но через миг обернулся к леди, разведя руками.
– Увы!
– Однако, вы родня, – дразнила Элена.
Мундир опять повернулся к юноше, начавшему, наконец, догадываться.
– Алессан! Право слово! – первым озарился гость. – Каким вы стали!
Алессан произвел учтивую улыбку «номер один» медленно и натужно: о, эта дивная привычка старших вспоминать, каким ангелочком ты был в кружевных пеленах!
– Юлий Антониевич, – проговорил он. – Ваше высочество еще более выросли! – аккуратно кивнул на серебряное поле эполета.
Очередной внук императора, для юноши – троюродный кузен. Вот так выпадаешь из круговерти и оказываешься застигнут врасплох как младенец – Лис не ведал, что Юлий в столице и не представлял, с чем того поздравить или о чем посочувствовать.