Чарованная щепка 2

6. После сессии

В Итирсисе: все еще 1 августа, вторник

Выпустив Карнелисов, Лея велела вознице править к центру.

В экипаже они с Алессаном остались вдвоем, отчего последний весьма разнежился. Невеста держалась ровно, но избегала прямо взирать на его лицо – что говорило уже о многом.

Желая усилить это смущение, Лис, напротив, не сводил с нее довольных глаз.

– Доставить вас к дому? – спросила Лея, тронув бархатную занавеску на окне.

В профиль ее темными ресницами стало любоваться еще удобнее.

– Я бы помог вам с покупками, если дозволите, – сахарной тягучестью отозвался маг.

Лея подумала, что эдак они скоро потонут в сиропе вместе с экипажем. Когда Лис бросит оттачивать на ней свои липкие чары? Равняет ее с юницами, что безвольно млеют и в рот ему глядят. Ведь это она – Лея Астер! Она делила десятки его мальчишеских побед и сотни синяков, а все ужимки назовет по номерам!

– Мне нужно приобрести лишь стопку бумаги, – сказала леди, – я управлюсь.

– Без сомнения, дорогая, вы управитесь с чем угодно, – согласился кавалер. – Но в моей компании вам будет приятнее.

Губы девицы дрогнули для ответа, но так и не произвели его – Лея плотнее их сомкнула и явила ужасное внимание к мелькающим за окном домами.

«Не возразила!» – мурлыкнуло что-то в Лисе.

С каких пор удачный шахматный ход золотит его сердце теплом?..

Алессан разогнал сентиментальных внутренних котов и сделался вдруг нарочито серьезен.

– Леди Астер, я решусь просить вас об услуге.

Изумленная барышня даже повернулась и утвердила взор на носу кавалера.

– Вам нужна моя помощь? – не поверила она. – Или вы затаили подвох?

Укор в ответном взгляде Лиса был профессионально искренним.

– Я действительно ищу вашей милости, – заверил он. – Окажите протекцию леди Арис – ей предстоит выход в свет.

Когда Алессан отбрасывал вальяжную театральность, Лея находила себя в тупике. Сколько раз она утешалась мыслью, что отвергнутый жених – все тот же эгоист и лицедей! А он ненадолго становится сносным и вновь подбрасывает горечь сожалений: рядом с кем ей еще будет так интересно? Ярчайшие детские воспоминания магички начинались его шепотом за спинами взрослых: «Кстати, я подумал…»

Теперь надменный сноб тревожится о нищей девице и величает ее леди еще до брака с дворянином. Тихоня Арис и прежде поразила Лею кругом своих познаний – но проводником в эту тайну опять выступает пронырливый Лис.

Лея сознавала: предназначенной супругой Алессан не увлечен, а лишь досадует ее упрямому отпору. Только проси он согласия дружески просто – быть может, дрогнула бы, назвалась невестой!

– Себастьян едва ли станет чаще выезжать, женившись, – заметила магичка вслух с нарочным равнодушием к секрету.

– Арис предстоит начать вращаться раньше и – выше, чем дотянулся бы господин Карнелис из почтенных «Ближних Улиток», – пояснил спутник, аккуратно подбирая слова.

Новости удивили магичку значительно меньше, чем собственно искательство ее подмоги.

– Я подозревала, – спокойно подтвердила она. – Какого дома эта леди?

Алессан ощутил еще более теплоты: его нареченная не закатывает глаз на странную просьбу взять под крыло простушку, хотя могла бы излить фонтан ревнивого презрения.

«Или это, напротив, плохой знак?»

– Не могу открыть вам ее имени, – ответил он, гоня внезапные сомнения, – однако, верьте мне – такая протеже вас не унизит. Ей нужно постигать науку держать себя у лучшей из наставниц, а многие просительницы вокруг вас позволят до поры не привлекать внимания.

Лея вновь отвернулась в окно: Лис промолчал о причинах – так и она не станет поверять ему мечтаний.

– Я помогу леди Арис, – обещала сухо.

«А она поможет мне!» – продолжила втайне.

Вязунья полжизни среди бедных горожан, и школа чар ее наверняка захватит.

Лису осталось в раздумье следить за качанием правой сережки.

Ох уж это леино спокойствие! За месяцы он так и не дождался ни намека на то, что она подтверждает союз, хотя был с ней галантен и мил. Чего же ей не достает?

Девица как будто теперь благосклонна, да и он – оптимальный жених. Она еще мнит себя завидною невестой, но прочие кавалеры едва ли оценят ее побег с такой же легкостью.

Разве признает другой, что птичка Лея в клетке петь не станет? Алессан же проявит гибкость: ему предстоит пять лет военной службы – это время супруга вольна посвятить городским оборванцам (авось и самой наскучит к его возвращению). Он даже горячо одобрит работу с прожектом Карнелисов! Тем более, древесник Себастьян – редкий в столице мужчина, кому Лис доверил бы братский присмотр за женою.

Словом, Алессан Алвини был и остается единственной подходящей партией для Леи Астер – наверняка она давно согласна с этой истиной не только прагматичным разумом, но и трепещущим девичьим сердцем.

Разве что подтолкнуть застенчивую деву, повторить предложение соединить их семьи? Пустячная помеха, дело на минуту!

Зачем тогда не задаст его хлесткий язык столь простого вопроса?

Воображение в который раз охладило картиной: Лея приподнимет черную бровь и ледяной царицей уточнит: «Замуж? За вас? Вы возомнили, что я влюблена?»

Он подождет еще самую малость – пожалуй, до дня ее рождения в сентябре. На леином вечере они обручатся красиво и тонко, на зависть всем невестам Итирсиса!..

Нареченная, впрочем, пока его не пригласила.

Зато у книжной лавки она отпустила возницу – Алессан вывел, что девица стыдливо избегает пребывания наедине с ним даже в экипаже, и на том до поры успокоился.

Услышав, как Лея запросила у торговца две сотни чистых листов, Лис вполне проникся своей искрометной веселостью.

– Две сотни! – восхитился он живо. – Вы пишете мемуары о богатом проделками детстве?

Лукавый тон мага царапал куда меньше его обиходной слащавости. Леди Астер улыбнулась почти тепло.

– Надеетесь купить мое молчание? – уточнила она.

– Чего ради? – Лис был сама невинность. – Ведь это ваши бумажные журавлики загорелись от елки и почти сорвали сочельник у главы Судейского приказа.

– Для сырья на эту операцию вы стащили книгу из его библиотеки.

– Мне было девять, – с упреком напомнил маг. – В эти годы мужчина уже безоружен перед женским коварством.

Разумеется, никто из двоих не забыл изящества лисовых тогдашних провокаций.

Лея развязала сумочку и передала торговцу золотую луну.

– Это может сказаться на вашей карьере, – мимоходом упредила она юношу. – Среди сотни книг вы обрекли на гибель Соборное уложение.

– Вот видите! – Лис и не дрогнул. – Я оступился, но всей душой тяготел к закону.

– Можете спать спокойно – я милосердна и сочиняю всего лишь утопию.

Лея говорила вполне искренне: иным словом ее учебник магии пока и не назвать.

Ко всему ее озарило, что собственная магическая раскрепощенность отлично объясняет причину запрета чародейских школ. Чем бунтарка теперь докажет, что способна держать в руках не только себя, но и класс неоперившихся магичек?

В раздумии о последствиях детских шалостей девица теребила шпагат на стопке листов, якобы проверяя крепость. Торговец предупредительно складывал сдачу башенкой на прилавке.

– К слову о моей тяге к закону, дорогая, – лениво заметил маг. – Вам пытаются подбросить фальшивое серебро.

Лавочник, давно почитавший себя невидимкой для благородной пары, от внезапного навета несколько осел. Лея тоже обернулась удивленно.

Обретя внимание публики, Алессан сорвал с башенки верхний кружок и холодно предъявил к его к самому носу владельца.

– Монета поддельная.

Хозяин отстранился назад, фокусируя взгляд на улике, потом сызнова приблизил к ней лицо.

– Господин маг, я не знал об этом!

Он опасливо перехватил коварную луну и принялся царапать ее ножом для бумаги. Под серебряным слоем открылась дешевая медь.

– Как вы это выяснили без касания? – Лея с интересом проследила за манипуляциями скисшего торговца.

– Чары не сложные, – отмахнулся скромник Лис. – Я научу вас на подобный случай.

Лавочник сознавал, что эта мягкость относится только к даме, а на него теперь суровый маг повесит что захочет.

– Я не думал обманывать вас, господа! – с честными глазами воскликнул он. – Мое дело процветает без подобных мизерных афер!

Алессан и впрямь посмотрел презрительно, хотя винить торговца и не думал. Неполновесные деньги давно рассыпались по всей Ладии стараниями, вероятно, обиженной Валиции. Однако юноша молча и неспешно развернул свою ладонь, приглашая отдать монету (на досуге будет интересно поискать магические следы).

Сглатывая шумно, торговец избавился от подделки.

Выказав брезгливую жалость, маг даже достал свой кошель и добавил из него монетку в стопку сдачи, сам же собрал ее рукой и ссыпал в маленькую сумочку девицы. Не удостоив лавочника более ни словом, он подхватил кипу листов и вывел невесту из книжной лавки.

От леиного дома, к печали кавалера, их отделял только скромный квартал.

Лея собралась узнать о чарах различения металла, но пара только шагнула с крыльца, как улица огласилось бешеным звоном копыт.

Охранный купол вышел двойным – юные маги сработали синхронно.

Лишь мало не зацепив их чародейский щит, скользнуло черно-красное пятно. Разобрать его стало возможно только спустя секунды – в перспективу домов уносился яркий всадник на черном коне.

Лея поджала губы – для подобных скачек по городу нужна весомая причина, иначе это бахвальство не просто глупо, но и опасно для окружающих. Столица предписывала движение легкой рысью, даже если твой конь ошеломительно прекрасен.

– Хоро-о-ош, – цокнул Алессан вслед скакуну.

Магичка не успела насладиться ни грацией коня, ни обликом его владельца.

– Дикарь, – заметила она. – Наверняка приезжий?

Алессан чуть улыбнулся и растворил оба защитных купола.

– Тассирский принц, – уточнил он. – Прибыл вчера. Еще ни с кем не знаком, но его вороного Вихря жаждет заполучить уже каждый второй аристократ Итирсиса, не исключая дам.

Лея отвела взгляд от края улицы, милостиво оперлась о локоть мага и продолжила свою дорогу к дому.

– Когда нет иных забот, станешь вздыхать и о чужих конях, – вывела она нелестно. – Надеюсь, принц не задержится у нас, иначе кто-нибудь определенно пострадает.

– Боюсь, дела его не столь стремительны, – огорчил Алессан, подстраиваясь под небыстрый шаг девицы. – Наверняка попытается замять историю с нашим деревом.

– Разве такое возможно замять?

Звучало даже оскорбительно – они столько сделали, чтобы поймать Хавьера и его сообщников, ходили героями которую неделю – и просто замять?..

– Формально мы в союзе, – Алессан тоже не восторгался, но расклад был давно предсказуем. – Конечно, султан объявил попавшихся лишь провокаторами общего врага и советует снимать им презренные головы без промедления.

– Однако, прислал даже сына, – подняла юная леди бровь.

Кавалер не упустил случая показаться большим искусником в сетях международных отношений.

– Тассирец будет встречно корить в нарушении условий договора, – обрисовал он. – Торговую блокаду Валиции мы держим без лишнего рвения. Скорее всего, дипломаты останутся при своих ко взаимной скорби.

Алессан вещал о хитростях политики со вкусом, но Лея поймала себя на досаде: даже оказав помощь в поимке вражеского резидента, они лишь предоставили владыкам новые фишки для сложной игры.

***

Сальвадор купил дочери дом с конюшней и садом, занимавший, впрочем, совсем тесный уголок на ветхой улице – непременным условием Леи было расположение близ окраин.

За ржавой, еще не подновленной с переездом решеткой начиналась дорожка к высокому крыльцу. На нем Лис в который раз обозрел чуть нелепые для этих мест ионические колонны – однако, на экстерьере его знакомство с домом завершалось. Ни разу не был он зван и на чашку кофе в эту возведенную кем-то смешную усадьбу-малышку с претензией на моду.

Новая хозяйка требовала днем держать ворота настежь, так что просители и благодарители нередко встречали ее уже на подходах к жилищу. Какая-то кумушка из местных кинулась к девице и теперь.

– Ах, насилу дождалась! – она сняла с плеч кузовок и торжественно принесла его под ноги магичке, прямо на садовую дорожку. – Не знаю того чернявого мага, что с вами приходил. Передайте ему, Леюшка Сальвадоровна: длинные – с капустой, круглые – сладкие.

Лис подивился, когда это Себастьян успел подсобить его Лее в ее хлопотах, но разрешил себе даже улыбку: Карнелиса и впрямь не мешает подкормить домашними пирожками.

Сложив руки на груди и с бумагой под мышкой, он снисходительно созерцал, как Лея в сомнении меряет глазами короб: не самой же тащить! Аромат из него сочился, впрочем, пленительный до урчания в желудке.

– Как чувствует себя пациент? – солидно спросила магичка.

Кумушка аж в ладоши хлопнула.

– Нога совсем как новая! Но вставать не пускаю, как ваш генерал повелел.

– Капитан, – поправила Лея механически, все еще с трудом воображая сцену, в которой она заявится к его высочеству с эдаким подарком.

Алессан уже подумывал снять пробу с древесникова прибытка, когда поминание капитана звоном отдалось в ушах. Себастьян от роду званий не носил.

А кто носил… Мыслимо ли?

– Капитан?

Как тяжко далась ему озорная небрежность этого вопроса!

– Юлий Антониевич, – подтвердила невеста.

Вдох и медленный, неслышный выдох.

– Его высочество добрался и сюда? – фальшивая улыбка еще держалась.

Лея взяла тон почти благоговейный.

– Да, и очень помог мне вчера с лечением перелома, – расхвалила она. – Отточенные навыки военной хирургии делают ему честь. Очевидно, что он ценит вверенных ему людей любого ранга – и здесь я нахожу с ним редкое в Итирсисе единство.

Алессан оглох на мгновение.

«Отточенные навыки!.. Редкое единство!..»

Плутовка! Все понимает, но глаза – озера ясные.

– Огромное сердце господина капитана трогает меня до слез, – умилился он, не разжимая зубы.

– Чудесно, что вы согласны со мною! – прибавила девица. – Представьте, Юлий Антониевич предложил содействовать и в других значимых для меня вопросах.

Леино восхищение резануло по живому, но каков сам кузен! Случайна ли его встреча с упрямой невестою Лиса?

Кавалер досчитал до трех, заставил себя ослабить челюсть и сузил глаза уже с неторопливым хищным предвкушением.

– На этот раз, уверен, кузену воздастся за его неутомимое радение.

Даже в отпуске его высочество развернул военную кампанию?

Что ж! Алессану давно не хватало вызова.

7. Призраки прошлого

В Итирсисе: все еще 1 августа, вторник

Ноги несли царевича Флавия через Соборную площадь в недавно купленный дом, пока сознание обозревало планы Оружейного приказа.

Императора-отца еще точат сомнения в бывшем пленнике, но царевич верил, что шаг за шагом покажет себя сыном своей земли, ворочая дела ко всякой пользе.

Конкурс оружейников затеяли до возвращения Флавия, зато работа с заявками легла уже на его плечи, весьма ободрив плодами: и опытные, и совсем зеленые столичные дельцы кипели изобретательностью.

Вязаная защита была настоящим прорывом – на присуждение победы действительно не повлияло то, что в технической стороне проявился талант его дочери. Впечатлил и будущий зять, хотя идея пуговиц воплощена пока лишь начерно. Ловкий Диего едва дождался итогов конкурса, чтобы тотчас выхватить горячую магическую новинку из ведения Оружейного приказа под свое железное крыло.

Десятки иных интересных затей остались без инвестиций – но Флавий уже принялся искать ходы и к ним.

Кроме того, пора стандартизировать сложные механические орудия и в целом разузнать о нуждах армии из первых уст, а не штабных бумажных кляуз. Поймать на разговор хотя бы Юлия: капитан-племянник только с полей, он молод и еще не разочарован в прогрессе…

Задумываясь, царевич снова тер запястье, хотя тассирские антимагические браслеты сняли на заре весны. Он снова чародей, у него есть какая-никакая власть и много, очень много почти юношеского рвения. Почетный плен отнял годы, ему за сорок – а он, воспитанный для управления, еще никто в имперском строе!

Флавий поднял голову к небу, позволяя солнцу ослепить себя до белых пятен.

Смуглые иноверцы звали Северным Солнцем его самого. Красиво, если бы не так фальшиво – кружево их национальной лести не мешало держать его в абсолютном бесправии, высмеивая даже намеки о выкупе.

Дрогнула улыбка – постыдная беспомощность осталась там, за степной пограничной заставой. Теперь «северное солнце» – это лишь круг на небе, совсем домашний: жалеет и греет, а не давит макушку до обморока.

Царевичу впредь не услышать это прозвание в свой адрес, не морщиться от предвестия унизительных лукавых бесед.

– Очи ли мне лгут? Я вижу Северное Солнце!

Затылок словно стукнули изнутри.

До мурашек знакомый голос, ненавистное приторное «щ» в акценте…

«Все-таки перегрелся?» – почти поверил царевич, пока опускал глаза от небесной дали и пытался вернуть себе зрение. Белые пятна нехотя растаяли, обступая всадника на вороном коне посреди Соборной площади.

Селим.

Сын султана от младшей жены, постылый призрак из прошлой жизни.

По своему обычаю – в кричаще-красном, и длинный муслиновый шарф оседает после задорной скачки.

На миг обдало холодом, лишь после этого царевич пришел в себя.

Да, Селим – но Флавий теперь не в его дворце. Он больше не обязан ловить ноты настроения каждого вельможи, лавировать между гордостью и паутиною чужого этикета, чтобы не усложнить свой нехитрый узничий быт.

– Здесь оно сияет над вами, – сказал сын императора. Глазами он коротко указал на небо, но два последних слова заострил с еще большим значением.

Намек лишь сделал улыбку Селима шире – впервые северный царевич при встрече не пожелал благоденствия всей султанской родне, а позволил себе откровенную грубость.

Принц отложил свой полет по городу, ослабил поводья и лениво тронул сердце пальцами правой руки, означая приветствие.

Флавий едва не вцепился в камзол, укрощая ладонь – многолетняя привычка потянула ее совершить ответное касание.

Он только кивнул чуть заметно. Сыновья владык равны и здесь они оба свободны – нет ни единой причины ладиться к южному этикету, да еще на глазах у зевак. Без того многие сочли, что царевич вернулся изрядно приправленным тассирской специей.

– Надо мной? – сверкнул зубами Селим с высоты своего коня. – Разве не я здесь еще в седле? Прежде тебе нужно меня опешить.

«Ты – дома. Он – пришелец», – повторил себе внутренний Флавий, унимая разыгравшуюся память.

– Спешить, – поправил он вслух. – И на ладийском принято обращение «вы».

– Напомните мне уроки, о наставитель, – принц насмешливо поправил свой алый шарф. – Теперь мои глаза насладятся вашей страной не по картинкам.

Он метко ворошил то чувство бессилия, что пестовалось в узнике годами – при всей внешней любезности султанских детей и внуков.

Среди них Селим был далеко не первым в очереди на престол. С восьми лет его определили по дипломатической линии, так что принцу вменилось освоить не менее трех языков. Конечно, ладийский ему преподавал самый образованный из доступных носителей – пленный царевич Флавий.

Султан был доволен решением: Селим с малолетства привыкнет к иноземным высоким лицам, а Флавия следует чем-то занять, пока тоска не довела его до края. Заложник полезен Тассиру живым и здоровым.

Сам царевич к тому времени довольно сносно говорил и писал на местном наречии, так что задача была ему по силам. Получив от султана «просьбу», пленник не стал искать лазеек для отказа – напротив, он вцепился в шанс послужить своей стране. Нужно лишь подойти к вопросу тонко, заложить в юном принце крохи интереса к ладийской культуре и людям. Лояльность будущего дипломата оказалась в руках воспарившего Флавия.

Он вложил всю душу в эти уроки, продумал всю цепочку знакомства с лучшими образцами искусства и науки Ладии, почти полюбил ученика с внимательными черными глазами.

Разумеется, все напрасно.

Южный принц был образцово льстив со своим учителем – и брал только то, что хотел. Он охотно вступал в долгие теологические споры, читал предложенные книги, был прилежен к переводам и легко переходил на северный этикет. Однако широкие души ладийцев занимали его лишь в той мере, какая позволит будущему послу достойно ими манипулировать.

Что ж, он тоже был верным сыном своей земли.

Принц вырос, его презрение к «нечистому» наставнику вуалировалось уже менее усердно. Брезгливость сквозила почти в каждом обороте, но дипломат постиг науку щупать формальные границы, не переступая их. Флавий давно смирился со своим педагогигеским провалом, и необходимость изредка беседовать с принцем для речевой практики стала очередной малоприятной тяготой. Он мечтал быть снова забытым в своих комнатах и крохотном огороженном саду на долгие месяцы.

При почетном пленнике жили несколько слуг и охрана. Переписка исключалась, ладийскому послу дозволялось лишь издали убеждаться в здравии заложника. Встречи с местными единоверцами или посещение элланской церкви – не чаще раза в месяц. Порой выпускали гулять по нижнему городу, забредать на базар. Сторожили вяло – царевич расклад понимал и держался тихо. На торгу знакомств не заводил, записок не передавал и к лотошникам из далеких земель рвался только затем, чтобы среди постылых чечевичных гор найти хоть одну вялую проросшую вожделенную картофелину.