Сердце Гималаев

Зашли в купе. Побросали сумки. Смеялись, перебрасываясь ничего не значащими фразами. Вопрос витал в воздухе, и я не удивилась, когда она спросила:

– А Конор… Мы бы могли его встретить где-нибудь ближе к Турции. Ты его не спрашивала?

Я отвернулась и долго глядела в окно. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем я ответила:

– Его не будет.

– Не понимаю. – Аня на секунду задумалась. – Ты ведь любишь его. Так почему не пригласишь поехать с нами?

Я вздохнула:

– Мне казалось, что в Европе все наладится…

Она вскинула брови:

– Но?

– Блин, даже не знаю, как тебе объяснить.

– Да ладно, Света, говори как есть.

– Там по-другому все. – Я помолчала, взвешивая слова. – В чем-то хуже, в чем-то лучше. Жилье у нас было, и работу тоже можно было найти. Мы ни в чем себе не отказывали, но я почему-то все время думала, что еще немного – и наладится. Знаешь, что вот завтра станет лучше, а для этого надо сегодня немного потерпеть.

Аня сокрушенно вздохнула:

– И не выдержала?

Я медленно кивнула.

– Да, Ань, не смогла. Мне Конор часто говорил: не накручивай себя, просто живи и наслаждайся жизнью. Но… – Мой голос дрогнул. – Знаешь, я иногда думаю…

Она не дала мне договорить. Взяла за руки и пристально посмотрела мне в глаза. Ее руки были теплыми, а в больших серых глазах светилась неподдельная забота и участие.

– Да брось! Если честно, я вам даже немного завидую. Вы, наверное, единственные мои знакомые, у которых все по-настоящему, понимаешь? Вы созданы друг для друга, и у вас все обязательно образуется. – Она улыбнулась. – Вот увидишь. Кстати…

Она полезла в рюкзак, и в этот момент поезд тронулся.

– Одни, значит, едем. Ну и прекрасно!

С этими словами она вынула из рюкзака бутылку красного вина. Разлила вино по стаканчикам, и мы выпили. Ее глаза замерцали хмельным огоньком.

– Объявляю путешествие «Москва – Турция» открытым! – сказала она и вновь наполнила стаканчики.

Ранним утром мы сошли с поезда. Наша первая остановка – Воронеж – город церквей и воинской славы, но мы не стали здесь надолго останавливаться. Прямиком от вокзала направились на окраину и забились на тесное сиденье вишневой девятки. В салоне витали клубы сизого дыма. Водитель и пассажир одну за одной тянули из пачки сигареты и курили, чуть-чуть приоткрыв окна.

– Эх, жизнь блатная – барак, столовка, а я – девчонка, а я – воровка! – неслось из динамика под задорный ритм синтезаторов и барабанов.

Чиркнула зажигалка. По салону поплыл удушливый табачный дым.

Водитель с насмешкой глянул на нас в зеркало заднего вида.

– Молодежь, чего машину-то не купите? Вот так каждый раз на дороге стоять и «дядь, подвези» не надоело? О, моя любимая. Валера, сделай погроме!

Валера выкрутил громкость на полную, и я чуть не оглохла. Дешевые колонки, вмонтированные в панель прямо за пассажирскими сиденьями, хрипели и гулко гудели. От низких вибраций волосы на голове встали дыбом.

Водитель сбавил громкость и с укоризной посмотрел на своего друга.

– Валер, ну ты что, девчонок же везем. Забыл, что ли?

– И правда!

Вновь чиркнула зажигалка.

– Совсем память дырявая стала. Извиняйте, молодежь!

– Можно, пожалуйста, не курить. Мне плохо от вашего дыма.

Я взглянула на Аню – лицо бледное, глаза полуприкрыты. Водитель затянулся и бросил бычок в окно.

– Москвичи, да? Осуждаете нас?

Я усмехнулась:

– Откуда такая уверенность, что мы из Москвы? Она, – я кивнула на Аню, – в Подмосковье живет, а я недавно из Европы приехала.

Водитель хохотнул и сбавил громкость музыки.

– Прямо из Европы?

Я кивнула:

– Прямо из Европы.

В разговор вмешался Валера:

– А тут что забыла?

– А тебя забыла спросить.

Водитель сипло рассмеялся. Валера отвернулся и замолчал. Воцарилась звенящая тишина. Слышен был только сиплый кашель Ани и шум дороги. Я откинулась на сиденье.

– Не курите, пожалуйста. Полчаса без своего зелья потерпите.

– Я смотрю, вы там в своей Москве… – начал было Валера, но его прервал вопль Ани:

– Да что ты пристал к нам со своей Москвой?! Нравится Москва, езжай сам в свою Москву и живи там сколько влезет!

Я стиснула ее ладонь:

– Тихо, Ань, ты чего…

Водитель гортанно расхохотался, а Валера оскалился, блеснув золотыми коронками:

– А ты смелая. И подруга твоя тоже. Как у вас все по полочкам разложено.

– Ага. Прямо как в Москве! – выпалила Аня, и машина потонула в дружном хохоте.

Валера сник, а водитель потянулся было за сигаретой, но передумал. Заиграла очередная песня. Я подмигнула Ане, она едва заметно кивнула и положила голову мне на плечо.

– Так вы, значит, через Кавказ поедете? А я там служил, кстати. Вот, помню, случай был… – начал было Валера, но его никто не слушал.

Ставрополь. Едва мы вступили в город, как нас накрыло пеленой ледяного дождя. За считанные секунды мы промокли до нитки. Спасаясь от ливня, забежали в первое попавшееся кафе, где за кружкой кофе Аня призналась, что поначалу не хотела заезжать в Ставрополь. Она почему-то была уверена, что нам здесь не повезет. Вспоминая тот день, я не могу отделаться от мысли, что Аня была права.

Мы поели, согрелись и вышли на оживленную трассу. Дождь к тому времени утих, и о недавнем ливне напоминали только порывы холодного ветра. Мы хотели поскорее покинуть город, но как назло никто не останавливался. Вдруг резко стемнело, и прямо над нашими головами ярко полыхнула молния. Вслед за оглушительным громовым раскатом дождь хлынул как из ведра.

Мы бросились искать укрытие. Аня тянула меня за рукав и показывала в сторону моста. В поднявшемся грохоте бури я с трудом разобрала ее слова. Кажется, она хотела поставить палатку под эстакадой и переждать ливень, завернувшись в полиэтиленовый тент. Я покрутила пальцем у виска и потащила ее в гущу городских улиц.

Нам повезло – практически сразу на глаза попалась вывеска «Гостиница». Мы бросились к ней, по колено утопая в огромных лужах. Потоки косого ливня заливали глаза. Небо содрогалось от рокота. Кубарем мы вломились внутрь. С одежды ручьями бежала вода, в кроссовках хлюпало. Мы прошли по темному холлу, оставляя на полу мокрые следы.

Стойка регистрации. Никого. В окна барабанит дождь, и тихонько звенят на сквозняке ключи от номеров.

Я крикнула:

– Эй, есть кто? Нам нужно два номера!

Аня дрожала, от стен веяло холодом. Дверь подсобного помещения медленно открылась, и к нам вышла бабушка. Подслеповато щурясь, она оглядела нас с ног до головы сквозь толстые стекла очков и скривилась:

– Вы кто такие? Чего надо?

Без лишних слов я выложила на столешницу перед ней мокрую купюру. Колеблясь, консьержка протянула ключи, и, пока она не передумала, я схватила их, и мы мигом взлетели по лестнице на второй этаж.

Прислушались. Внизу раздался шорох, а следом хлопнула дверь в подсобку. Аня прыснула со смеху, и я тоже чуть не расхохоталась, вспоминая недовольный взгляд старушки.

Мы шли по коридору и разглядывали огромные зеркала в потемневших от времени дубовых рамах. Под потолком причудливо извивалась лепнина, а на полу мягко пружинил бордовый ковер.

Наши номера оказались в самом конце коридора, напротив друг друга. Только окунувшись в поток обжигающе горячего душа, я поняла, насколько продрогла. Теплая вода быстро разморила меня, и я ощутила усталость. Вместе с ней вернулись переживания, связанные с Конором, и, выйдя из ванной, единственное, о чем я мечтала, – поскорее упасть на кровать и забыться сном.

Так и получилось.

Мне приснилась ветхая рыбацкая хижина. Тропический ливень заливал крышу, она протекала как дуршлаг. Внутри плесень и мох, следы от пожара. Рядом утлая лодка, внутри тоже сыро – тент давно прохудился, и под ним плескалась дождевая вода.

Я сидела на ворохе грязных простыней в хижине и молилась, пока поднявшийся ветер не сорвал крышу. Не помня себя от ужаса, я побежала прочь и долго брела по темному лесу. В небе полыхали молнии, и одна осветила обрыв прямо под моей ногой.

Я потеряла равновесие и рухнула, угодив в бурные воды реки. Она несла меня сквозь удушающий чад лесного пожара и тянула на дно. Мне казалось, что десятки цепких рук хватаются за мои лодыжки, безжалостно утягивая в глубину мутных вод.

Я выныривала, и раскаленный воздух обжигал легкие. Что было сил я гребла к берегу и смогла наконец выбраться на влажный песок. Пожар отступил, дождь закончился. В утреннем воздухе витал запах далеких костров, и где-то далеко вставало солнце. Я лежала на песке, глядя в розовеющее небо, потом перевернулась и увидела в прибрежных зарослях Конора. Это было он!

– Любимый, стой! – хотела закричать я, но не смогла.

Вместо крика раздался сдавленный шепот, перешедший в надсадный кашель, и я не сразу поняла, что лежу в гостиничном номере. Дождь барабанил по окну. Где-то далеко раздавались удары грома, и кто-то едва слышно кашлял за стеной.

Не помню, как уснула. А утром меня разбудил яркий солнечный свет, какой бывает только после ненастья.

После ливня Аня заболела. Я сбегала в аптеку и купила таблетки, чтобы она смогла сбить температуру. Пока ходила, никого не встретила за стойкой. Спустилась вместе с Аней – опять никого. Бросили ключи от номеров на стойку и ушли в кафе завтракать. Потом закутались в теплые свитера и отправились ловить попутку до Владикавказа. Прошел час. Никто и не думал останавливаться.

Водители притормаживали, разглядывали нас – и проносились мимо. Мы только пожимали плечами, а потом запрыгнули в автобус, решив попытать счастья на противоположной окраине. Ставрополь хоть и небольшой город, но очень вытянутый. И пока мы доехали до окраины, прошло не меньше часа.

От слабости, вызванной простудой, и размеренной, неспешной поездки Аня задремала, положив голову мне на плечо. Полупустой автобус то и дело останавливался, двери раскрывались, занося внутрь запах стылой опавшей листвы, и мы ехали дальше под моросящим дождем.

Пока она дремала, я смотрела в окно. Низкое серое небо. Люди, одиноко бредущие по своим делам. Глядя на них, я почувствовала, как у меня непроизвольно сжалось от тоски сердце, и я вспомнила свой сон. Вспомнила лицо Конора и как хотела позвать его, но не смогла, не успела…

Я тихо вздохнула и постаралась отогнать хандру. В этот миг автобус остановился, и двери с грохотом распахнулись, впустив в салон порыв промозглого ветра. Аня вздрогнула и открыла покрасневшие от сна глаза.

– Выходим, конечная!

Мы все-таки уехали в тот день и поздно вечером прибыли в Осетию. Нашли для ночевки хостел. Это была бетонная коробка с минимальным набором удобств. Двухъярусная кровать, табурет и тумба – вот и все, что нам было нужно. Я скинула рюкзак на пол и устало опустилась на кровать.

– Ни обогревателя, ни занавесок на окнах. Хорошо, что шерстяные носки я спрятала в пакеты, хотя бы не промокли. – Аня чихнула и досадливо поморщилась. – Свет, хочу чая теплого попить или какао. Было бы неплохо поесть и согреться наконец.

Мы вышли. Напротив хостела расположилась харчевня. Едва мы покинули хостел, начался дождь. Забежали в харчевню, дрожа от холода.

– Везет же нам!

Мы были так голодны, что заказали огромный осетинский пирог, который умяли в два счета. Я даже не заметила, как быстро он исчез с тарелок, и подозвала официанта, чтобы заказать еще один.

Аня с улыбкой пила из огромной кружки горячее какао, а я с нетерпением поглядывала в сторону кухни, когда раздался недоуменный голос:

– Айсан, ты когда-нибудь видел, чтобы пирог съедали так быстро?

Я обернулась и увидела двух молодых осетинов, глядящих на нас с изумлением. Мы с Аней переглянулись и неловко рассмеялись.

– Давайте к нам! – махнул рукой тот, которого назвали Айсаном. – Мы вас пивом угостим.

Без лишних слов мы сдвинули столы. Они купили пива, а когда официант принес пирог, разделили его с нашими новыми знакомыми. Завязался оживленный разговор, в котором участвовали в основном я и Аня. Мы спорили: Осетия – это Россия или Кавказ? Аня говорила, что Россия, а я – что Кавказ, и показывала ей меню.

– Да ты взгляни, Ань! Ни одного русского слова.

Осетины молчали, улыбались и не вмешивались в наш спор, но, когда узнали, что мы приехали автостопом из Москвы, посмотрели на нас с удивлением и принялись с интересом расспрашивать о том, что больше всего запомнилось в дороге.

– Бесконечные дожди, – рассмеялась Аня. – А на самом деле по-разному. Иногда мы быстро ехали, а вот недавно, в Пятигорске, встряли. Стояли час или полтора на дороге, пока водители проезжали мимо. А в глазах, знаете, отчетливо читалась мысль: «Что за бомжи такие?»

За разговорами незаметно пролетел час, и нам пришла пора возвращаться в хостел. Я улыбнулась:

– Завтра в путь. Собираемся проехать Кавказ, а оттуда через границу – и прямиком в Турцию.

Айсан тихонько присвистнул и переглянулся с другом. От былого радушия и милых улыбок не осталась и следа.

– Вы бы поосторожнее на дороге. Не ровен час, вас где-нибудь поймают и зарежут.

Я так опешила после его слов, что у меня чуть стакан не выпал из рук.

Погранпереход «Грузия – Верхний Ларс». Вереница автомобилей выстроилась на несколько километров вдоль живописных гор. Мы попросили первого встречного водителя перевезти нас через границу. Им оказался пожилой осетин на старой «Волге».

Когда сели в машину, старик обреченно вздохнул.

– Эх, девчата, не вовремя вы приехали. Сейчас ведь сезон… Будем тащиться как черепахи. Быстрее бы по Тереку3 сплавиться, да только кто меня будет из воды потом вылавливать. А вы куда едете, если не секрет?

– Не секрет, – ответила Аня, и завязался обычный в таких случаях разговор, пока в окно «Волги» не постучали.

Осетин неожиданно сорвался на крик:

– Так и лезут со всех сторон!

Он приоткрыл дверь машины и воскликнул:

– Вам тут что, медом намазано? Пошли вон!

Постучавший отпрянул и побрел дальше вдоль бесконечной вереницы автомобилей, то и дело заглядывая в окна.

– Дедушка, а это кто такой был?

Старик со злостью скрипнул зубами:

– Да известно кто – халявщики! Без очереди хотят пролезть. Только не верю я в эти сказки про свадьбу и что «жена рожает». Чушь! Столько раз езжу через границу и каждый раз слышу одно и то же, одно и то же по двадцатому разу!

В окно вновь постучали. Дед стиснул руль и сделал вид, что не замечает подошедшего. Тот стоял не шевелясь. Я взглянула на него: бледное лицо, в глазах – безнадежность, и не заметила, как произнесла вслух:

– Плохо, если и правда жена рожает. Среди попрошаек легко затеряться, и никто не услышит.

Осетин резко развернулся и вперил в меня пристальный взгляд:

– Да как же ты!..

Я спокойно и твердо взглянула ему прямо в глаза. Старик осекся и замолчал. В окно опять постучали, в этот раз настойчивее, но старик вяло отмахнулся. Остаток пути до пограничного перехода прошел в молчании. «Волга» медленно ползла к заветному шлагбауму, и вот, когда до проверки документов оставались считанные мгновения, старик неожиданно обернулся и хитро взглянул на меня:

– А как же ты их различишь?

– Кого?

– Да попрошаек этих от настоящих, у кого в самом деле жена рожает. Как ты их различишь?

Я пожала плечами:

– Да никак. Правду вообще тяжело отличить от лжи. Главное, во что вы верите.

Старик только вздохнул, как мне показалось, с затаенной грустью и крутанул руль «Волги». Когда подошла очередь, он протянул в окошко погранзаставы наши паспорта.

Аня кивнула на старика и едва слышно прошептала:

– Чего он так переживает?

Я улыбнулась и пожала плечами, и, если бы не серьезные лица пограничников, мы бы рассмеялись.

Наконец двинулись в путь. По горному серпантину пожилой осетин довез нас до окраины Тбилиси, и там, на развилке дорог мы вышли.

– Дочка, подойди!

Я подошла. Старик мягко улыбнулся и протянул мне огромный апельсин:

– Ты правильно сказала. Я так злился на границе, потому что лет двадцать назад тоже так стоял в очереди и просил пропустить. Думаешь, пустил кто? Нет. А ты все поняла правильно.

Вскоре мы уже направлялись в Батуми. Нас подобрал дальнобойщик. Поначалу ехали молча, ели апельсин, подаренный пожилым осетином на «Волге», а потом водителя в засаленной кепке как будто прорвало:

– Зарплаты нет, работы нет, и жизни никакой нет. Отпуска тоже нет. Вообще ничего нет. Денег нет. Сижу, к баранке привязанный, как собака… А я, может, отдохнуть хочу, погулять хочу. У меня, может, свои желания есть. А вместо этого день и ночь туда-сюда, туда-сюда!.. Безобразие, да сколько можно?!

Хорошо, что Аня завела с ним разговор об экономике, иначе я бы точно не сдержалась и выпрыгнула в окно. До ночи они увлеченно болтали, и я то и дело ловила хитрый взгляд своей подруги.

Наступила полночь. Водитель остался ночевать в кабине, а мы разбили палатку на обочине и проспали до рассвета. С первыми лучами солнца продолжили путь. Было семь утра, когда дальнобойщику позарез приспичило напоить нас чачей, но мы отказались.

Он обиделся и надолго замолчал, а потом остановил фуру:

– Пошли вон, быстро.

Мы переглянулись и вышли, не проронив ни слова. Брели по обочине, когда позади раздались скорые шаги. Он догонял нас.

– Стойте! Да я же пошутил. Думал, вы несерьезно. Может, все-таки выпьем? Давайте! Ну!

Мы усмехнулись и ускорили шаг. Обернулись – он шел следом, потрясывая гаечным ключом:

– Ну и пожалуйста! Ну и не надо!

Что-то еще кричал в спину, пока мы хохотали что было сил. А потом сошли на обочину, глядя, как среди редких машин пронеслась, громыхая, его фура.

Со стороны моря подул ласковый ветер. Мы вышли на пустынный пляж и, скинув пыльную, пропахшую дорогой верхнюю одежду, бросились купаться. Вода была теплой как парное молоко.

Перед тем, как разбить палатку, сбегали с Аней в деревеньку неподалеку. Купили овощей и воды. К вечеру из выброшенных на берег коряг развели огромный костер. Сварили вегетарианский плов, такой вкусный, что пальчики оближешь!

До поздней ночи водили хороводы вокруг пламени и смеялись, глядя, как в лунное небо взлетают снопы искр. Прыгали через огонь, пели старинные песни. Свалились в изнеможении на песок и под тихий плеск волн и шорох углей уснули.

До Турции оставалось рукой подать – всего полчаса по дороге.