Лавка Несбывшихся Желаний

«Без чего я стану другим?» – эхом отозвалось в голове. Она на секунду пустела, как зал, из которого ушли люди. Потом на стене памяти вспыхнула проекция: купол, чёрный так, что кажется, он поглощает свет; кресла, в которых сквозит детский восторг; шёпот преподавателя, бегущие по куполу созвездия – медленное молочное движение, в котором есть порядок и тайна. Поход в планетарий. Целый класс, в котором он нашёл себя тише других; его собственное «вау», сказанное слишком громко в момент, когда зал замер. Он до сих пор иногда, незаметно для других, запрокидывал голову в ночное небо, искал Большую Медведицу, цеплялся взглядом за Орион – и внутри от этого становилось легче. «Вот», – сказал кто-то в нём, не он ли сам, старый. – «Вот это – настоящее».

– Поход в планетарий, – тихо сказал он. – С классом. Все эти… – он торопливо перестал подбирать слова, боясь описать то, что собирался отдать. – Пускай будет он.

Колокольчик отозвался тонко и зло, как ложка о край. Пузырёк, едва он оказался в ладони, нагрелся до температуры тела. Кирилл поймал себя на том, что боится – не провалиться, не оплошать, – боится глотка. Но горло само сделало работу. Тёплая жидкость прошлась по нему, как мягкая кисть. В голове – тихо зашуршало, как снег, который только что начал идти. И стало легче.

День выстроился ровно. Он дошёл до дома, и автобус приехал сразу, как будто ждал. Письмо от редакции, на которое он уже не надеялся, оказалось звонком: короткие гудки – и голос, уверенный, спокойный, с профессиональными паузами: «Кирилл? Мы посмотрели ваше резюме. Не могли бы вы подойти завтра на собеседование?» Он сказал «да» слишком быстро, но голос на другом конце не усмехнулся. Вечер с Машей прошёл чуть шуточно; он рассказывал что-то про кино, ловил себя на том, что слова легко ложатся, как шарики по лункам. Мир вообще на секунду перестал сопротивляться.

А ночью проснулся и сидел, привалившись плечом к стене, с открытыми глазами в темноту. Темнота была не плотная, а глубоко-серая, как мех зверя, который лежит далеко-далеко. Он медленно, почти ритуально, поднял голову к окну. Небо было чернильным, чуть кетчупным у городских огней. Он поймал себя на том, что смотрит – и не понимает, зачем люди смотрят на звёзды. Не «почему они красивые», не «что там в космосе», а именно – зачем. В груди не поднялось ничего: ни лёгкой дрожи, ни привычного щелчка узнанного рисунка. Он знал названия, мог назвать пару созвездий и их местонахождение – но эти слова стали как слепые ярлычки на пустых полках.