Оправданная жестокость. Плата за страх

Глава 1. Жизнь, как она есть

Что есть справедливость? Убийца убийцы не сокращает количество убийц.

– Доброе утро, коллеги.

Какая-то странная фраза. «Доброе утро». Она стала такой обычной, бессмысленной. Говоришь всем и одновременно никому. В стенку. «Доброе утро». Наверное, так у американцев с их «хау-ду-ю-ду». Спрашиваешь лишь для того, чтобы убедиться, что он тебя слышит, что он ещё не труп. «I’m fine. Ok». Значит живой, значит можно продолжать говорить. Значит не зря… Кофе. Вот что действительно нужно мне утром, а не эти унылые лица. Коллеги. Сколько лет мы вот так каждое утро в одно и то же время видим друг друга, здороваемся, наливаем чай, кофе, обсуждаем сплетни, слухи, новости. Каждое утро, восемь-ноль-пять. Я даже знаю, кто в чём придёт сегодня. Коллеги. Они как комнатные растения. Растут давно, но на одних у тебя аллергия, другие хочется выкинуть, или даже разбить об стенку, вот только горшок жалко, третьи – к ним просто привык, и наверно, без них будет как-то пусто что ли. Хотя нет, не без них будет пусто, а опасно, что на их место пересадят какой-нибудь колючий кактус, или вонючую лилию. Пусть уж лучше это. Оно хоть зеленое и не раздражает своим ароматом.

– Доброе утро, коллеги.

– Доброе.

– И вам…

– Доброе ли? Хе…

Смешно… Петросян, твою мать.

– Кто опять кофеварку не помыл. Да блин…

– Спокойно! Сейчас всё сделаю…

И так каждое утро. Доброе утро. Доброе. Доброе. Доброе. Доброе. Кактусы!

– Что у нас сегодня.

– Да то же что и вчера. Да, кстати, шефа сегодня не будет. Звонили заказчики по автоматизации, спрашивали, почему вы контроллеры заложил такие дорогие.

Леночка. Секретарша главного инженера. Это только в кино секретарши Верочки, а в жизни они все Леночки. Даже если и не так, всё равно – вот такие – Леночки. Она заваривает шефу чай. Она – бог заварки. А к богам никаких претензий, даже к таким.

– Аркадий Борисович просил сегодня закончить третий этап. Завтра приедет, будет совещание.

Эх, Леночка, Леночка. Ну что ж ты такая…. Леночка.

– Что там заказчик хочет узнать? Почему контроллеры такие дорогие. А ты ему скажи, что они немецкие. Но можем поставить наши, Ижевские. Но пусть потом не ищет крайних.

– Я скажи ему? Вы тут ничего не попутали. Это ваши проблемы, вы их и решайте. Аркадий Бори….

– Аркадий Борисович в этом соображает меньше вас, Леночка.

– Ну, ну. Вы это завтра ему сами скажете. Всё, я ушла, после обеда меня не будет.

Эх, Леночка, Леночка. Богиня заварки.

– Петрович, что там с контроллером.

– Каебовский. Мы другие и не ставим.

– Ну и хрен с ними. Ладно, работаем.

* * *

– Я дома.

– Привет. Что так поздно.

– Шеф уехал, а завтра приедет.

– Логичный ответ. Иди мой руки, ужин на столе.

– Чтоб я без тебя делал. Не ел бы, руки не мыл бы… Дети дома уже?

– У себя.

– Привет, пап.

– Привет, заяц.

– Привет пааап.

– А обязательно из комнаты орать, мог бы и выйти, показаться. Как в школе?

– Норма.

– И у меня аналогично.

– Я рад за вас…

– Дашь завтра рублей пятьсот.

– Дочка – бездонная бочка. Куда ты деньги деваешь? Может ты наркоманка?

– Пап, ты перешел на следующий уровень в юморе. Может тебе в «камеди-клабе» себя попробовать.

– Не груби отцу, а то без наследства оставлю.

Опять вода грязная. Почему она всегда грязная. Я прихожу домой. Я хочу умыться. Я хочу умыться чистой водой. Почему эти твари не могут сделать так, что б вода была чистая.

– Не ворчи. Сегодня просто отключали. Где-то по трубам стучали, чистили наверно.

– Чистили? А ну тогда понятно, почему она грязная. Её ведь почистили, вот она и грязная.

– Не язви. Иди ешь.

Интересно, если бы их не было. Жены, которая так может сказать «не язви», что даже эта сраная грязная вода улетучивается. Доча, вечно просящая денег. Мелкий, который из комнаты даже не выйдет с отцом поздороваться. А ты рад, что у него «норм всё». Всё норм. Ну и у меня тогда всё «норм». Они дома. Ну и хорошо.

– Пап, в школе сказали рассказать про профессию пап.

– А можно я сначала поем спокойно.

– Ну, пап.

– Папа – инженер. Дай отцу поесть. Иди к себе.

– Ну, мам.

– Не мамкай.

– Блин.

– Что за слово такое.

– Блин – это блин. Скажи спасибо, что не покруче сказал.

– Ешь давай.

«Ешь давай». Сколько тысяч раз она сказала эту фразу за пятнадцать лет. Пятнадцать лет одинаковых «ешь давай». Пять с половиной тысяч одинаковых дней. Будильник. Утро. Вода. Паста. Зубы. Унитаз. Душ. Оделся. Пошёл. Доброе утро, коллеги. Твари. Кофе. Шеф. Работа. Обед. Работа. Домой. Трамвай. Билет. Дом. Я дома. Привет, пап. Иди ешь. Дай денег. Ешь давай. Телевизор. Вечер. Спать. Ночь. Будильник.

Если бы не рождение дочки. Бессонные ночи. Животик. Первые косички. Опрокинутое горячее пюре на лицо. Больница. День рождения. Сломанная ключица. Куклы. Улыбка. Слёзы. Первые обиды. Истерики. Любимые мультики. Сын. Первый раз перевернулся на животик сам. Пополз. Ревность дочки. Первый выпавший зуб. Садик. Поцелуйчики на ночь. Привет, Пап.

Если бы не они. Если бы не они. Зачем тогда эти пятнадцать лет. Зачем тогда эти сорок лет. Зачем тогда это всё.

* * *

– Доброе утро, коллеги.

– Андрей Дмитриевич. Зайдите к Аркадию Борисовичу.

Эх, Леночка, даже кофе не дала попить. Что ж ты такая…. Леночка.

Больше всего, заходя к шефу, бесило то, что всегда приходиться проходить мимо Леночки. Через этот оценивающий взгляд. Взгляд судьи, который только что по селектору вынес тебе приговор и провожает тебя на казнь к палачу, который с нетерпением ждет тебя вот за этой дверью, с надписью «Главный палач» …. «Главный инженер». Дура. Дурочка. Леночка.

– Борисыч, звал?

– Не звал, а вызывал. Заходи. Был вчера в Томске, у заказчиков. В принципе проектом довольны, но вот стоимостью комплектующих.… Почему спрашивают самые дорогие контроллеры. Частотники зачем спрашивают. Говорят, наша автоматика обходится им в половину цены линии.

– Они дебилы, да? Давай без частотников. У них с такой мощностью движки полетят через месяц без плавного разгона.

–Да ты не горячись. Давай развернутый ответ состряпай для них. Так и так. Такие комплектующие потому-то потому. Можно поставить дешевле, но… Вот вам список аналогов и конкурентный лист.

– Да ты понимаешь, что я два дня на это убью, а толку всё равно не будет.

– А вот убивать никого не надо, и даже два дня. Ты их лучше с пользой для саморазвития проведи.

– Очень смешно. Я вот сейчас сижу и ржу!

– Так всё. Завтра после обеда жду от тебя письмо. Я к директору на рапорт, а ты «орбайтен»!

Полиглот-сука.

– Ну, хорошо. Тогда до завтра меня не дёргать.

– Что шеф звал?

– Говорит, что мы все недоучки, и проект наш – говно. Ну, примерно так.

– Круто. Оказывается, всевышний знает, чем мы занимаемся.

– Не богохульствуй.

Да нет, вы не цветы. Цветы кислород производят, а вы его сжигаете.

– Кто, …., опять кофеварку не помыл!!!

* * *

– Я дома.

– Привет пап.

– Привет заяц, где мама?

– На кухне.

– Мой руки. Иди ешь.

– Здравствуй дорогая.

– Здравствуй дорогой. Чего такой смурной.

– Да вот, жена стихами заговорила. Не к добру это.

– Привет, пааап.

– И тебе привет, невидимое дитё!

– Да я занят.

– Ну, естественно. Одни только мы тут не задействованы в жизнедеятельности.

– Иди ешь, я греть два раза не буду. Там в прихожке платёжки лежат. Забери завтра, оплатить надо.

– Хорошо. Хорошо, что есть вы у меня. Вы и ЖЭК. А то куда бы я деньги девал.

– Ешь давай.

* * *

– Доброе утро, коллеги. Где Петрович? Неужели позже меня придёт, впервые за десять лет.

– Он в больнице.

– Что опять.

– Не знаю, вроде инсульт. Говорят, от проходной увезли на скорой.

– Твою мать. Не хватало ещё. Ладно, держите в курсе. Я сегодня в Томск улетаю. Надо заказчикам объяснить, что они – дебилы, а мы мировой разум.

– Дебилам не объяснить, что они – дебилы.

– Ну, я постараюсь. Слушайте, сыну в школе задали рассказать про профессию отца. Пытался ему объяснить кто такой инженер. Слушайте, никогда не думал, что это так сложно. Вот кто такой врач понятно – лечит людей, кто такой учитель – понятно, учит людей. Шофер – рулит, Пекарь – печет. А инженер? Господа. Поздравляю вас, мы с вами вообще не понятно что.

– Мы создаем этот мир.

– Да у вас, батенька, мания величия, вам бы того – к человечку в белом халате.

– Сказал бы, что мы электронщики и делаем роботов. «Электроника» смотрели? Вот и скажи, что профессор Гусев – это и есть инженер-электронщик.

– Сам ты Гусев. Громов он. А Гусев – это длинный там был, хулиган местный, быдло по-нашему.

– Да и хрен с ними, Гусев-Громов. Что с Петровичем то решать. Он проект по Хабаровску ведет. Надо срочно передавать кому-то.

– О! Кофеварка чистая. Это Петрович её не мыл, наверное.

– Хорош ржать, человек в больнице, и неизвестно, как и что.

– Это жизнь.

* * *

– Я дома.

– Чего так рано. У меня ещё суп варится.

– Не, не. Я побежал. У меня через четыре часа самолет. На день в Томск. Завтра к вечеру буду. Край – утром послезавтра. Где моя командировочная сумка?

– Слушай, надо в школу сходить к Оле.

– Что опять?

– Да у них там девочку побили. Какая-то одноклассница. Вика что ли.

– Да уж, эта убогая… Я давно говорил, что от неё жди беды. Кого побила?

– Не знаю. Какая-то новенькая. Катя какая-то.

– А в школу то зачем?

– Решают, что делать. Вроде в милицию заявление написали. Я толком не знаю.

– Ладно, приеду – схожу. В четверг.

* * *

– Андрей Дмитриевич. Вас вызывает Аркадий Борисович.

– Бегу, О, Свет-Елена. Не губи, только не губи.

– Ха-ха. Смешно.

Гребаный селектор. Нет бы пришла сама, хоть жопу свою растрясла бы. Где-то есть университет секретарей, где целый год учат указательным пальцем нажимать на кнопку селектора и вот таким голосом вызывать на ковер подчиненных. А, ну и чай заваривать. Естественно.

– Борисыч, звал.

– Не звал, а вызывал. Как слетал?

– Да всё путём. Томские должны проект утвердить и по электронке копию прислать.

– Проблем с контроллерами больше нет?

– Обижаешь. Если я решаю проблему, то это уже не проблема. Слушай, твой Тёма ничего не рассказывал? Что там у них в классе случилось? Кого побили?

– Да эта – Вика, долбонутая. С какой-то шалавой, не из их школы, отутюжила девочку новенькую. На телефон вроде снимали. Куда-то выложили. Полиция подключилась. Там у девочки той папа какой-то кавказец, не кавказец, бизнесмен, не бизнесмен. Короче бузу подняли.

– Да кто там разберёт, этих гордых и горячих. Может, сама виновата. Хотя у этой Вики папа то же не дворник.

– Ага. Этот «не дворник» свою дочку бы воспитывал нормально. Короче не знаю. Всё я к директору на рапорт.

– Давай.

– Да, Андрей, спасибо. А то меня этот Томск уже задрал.

– Не вопрос. Обращайся.

Что происходит? В наше время драки были. Выходили за школу. Один на один. Как-то всё это было правильно, что ли. Без ненависти. А главное удовольствие получали от победы. А не от избиения. Не от унижения. Не от поражения соперника. А только от победы. Может что-то в памяти стерлось. Может это мне кажется, что было именно так. Может когда меня били, они тоже получали от этого удовольствие, кайф. Бить, унижать – кайф. А победа – просто как бонус. Победа – это для остальных. Смотрите – я победил. Я его уделал. А удовольствие от унижения, от причинения боли, от собственной жестокости – это для себя. Только для себя, и ни для кого. Это только то, что чувствует он сам. Один. Наедине.

И никто не будет помнить, как тебе было хорошо в тот момент, но все будут помнить, что ты победил, а ты проиграл. А теперь – снял на мобильник – и всё. И никому не позволено забывать. Забыл – посмотри. Освежи память. Видишь, как мне было хорошо. Видишь, какой я счастливый. Видишь, как мне это нравиться, когда ему больно, когда ему плохо. Когда он в крови. Когда он в слезах. Когда он на коленях, умоляет, просит. Не бей. Не бей. Не надо. Не надо. Я прошу. Не надо. Но ты уже не можешь остановиться….

* * *

– Я дома.

– При-ве-ет, пап.

– О, дитё подземелья. Вылез из своего захолустья, чтоб приветствовать человека, давшего тебе жизнь.

– Ничё не понял, что ты сказал, я в туалет.

– Ну, естественно. Если бы не природные инстинкты, и не знали бы, как папа выглядит. Только по голосу.

– Не бурчи. Мой руки и иди ешь.

– Да мой генерал. Вот только писающий мальчик освободит помещение.

– Привет пап.

– Привет заяц. Оль, погоди, поговорить надо. Заходил в школу. Запутали ещё больше, кто прав. Кто виноват. Что всё-таки произошло?

– Да мы сами не очень в курсе. Они на уроке зацепились. Вика новенькую чуркой назвала, черной.

– Не чёрная, а афроамериканка. Не забывай о политкорректности.

– Да ну тебя, пап. Не смешно. Там, правда, Кате сильно досталось.

– Да ладно, извини. А вообще держись подальше от этой чокнутой.

– Да нет. Она так-то нормальная. Ну, мы же уже четыре года в одном классе. Бывает, конечно, со всеми. Ну, ты же знаешь, у неё отец каким-то бизнесом воротит, её практически мать воспитывала. Отец всё в разъездах, а когда приезжает – дочка вся в шоколаде и пуп земли. Она и решила, что всё можно. Она же к нам и перевелась из другой школы из-за скандала. Говорят, чуть учительницу не порезала, или что-то типа такого. Но там вроде как замяли дело. Денег дали, из школы перевелись и вроде все забыли.

– Что-то типа, вроде, как бы. «Где ваши доказательства!»

– Да ну тебя, я же серьезно.

– Арни тоже был серьезен в этой роли.

– Ешь давай. Потом поговорите.

* * *

– Доброе утро, коллеги.

– И вам.

– Кому доброе, а кому последнее.

– Ваш оптимизм просто зашкаливает.

– А вы в курсе, что у Леночки сегодня день рождения. А мы без подарка.

– А что секретарши то же рождаются? Я думал, они отпочковываются.

– Делятся.

– Секретарши – делятся? Это нонсенс. Они делиться не умеют. Они всё к себе, к себе.

– Что ж вы Петросяны то все такие.

Бесите. Бесите. Бесите. Бесите. Аркаша говорил, что у Леночки день рождения. А я забыл. Да нет, не забыл, конечно. Но если честно, поздравлять её нет особого желания. Просто прогнуться? Хорошие отношения с секретаршей – это дело нужное. Но есть одно «но». Бесит! Раздражает. Все эти улыбочки, пошлые шуточки. А за спиной – сука, да как она могла меня не пропустить в кабинет. Твари. Петровичу сейчас хорошо. Не надо мучится – поздравлять Леночку или нет. У него одна забота – растением не остаться. Смешно. Первый цветок в этом моём рассаднике, который старается не стать растением. Не смешно. Как он там интересно. Все молчат. Забыли, что ли? Или стараются себя не грузить новыми проблемами. И так хватает. Вот, например, день рождение секретарши Леночки.

Всё домой. Голова гудит, глаза слезятся. СМС-ка пришла – зарплату перечислили. Пойду – куплю чего-нибудь вкусненького. Побалую своих.

* * *

– Родственники, я дома!

– Привет, пап.

– Ничего не меняется. Что? Иди мой руки и ужинать?

– Нет. Воду отключили, я даже сварить ничего не успела. А сейчас включили – она грязная, аж чёрная бежит.

– Хрен с ней.

– Не выражайся. Дети дома.

– С детьми не хрен. А с водой хрен – пойдёмте в пиццерию. Или домой закажем. Я сегодня богат как царь морской. «Рудники мои, серебряные, золотые мои россыпи…»

– Давай на дом.

– О, финтёво, давайте пиццу. Хочу. Хочу.

– Ты чего вылез из своей берлоги. В туалет или всё-таки папу рад видеть.

– Конечно папу! А пицца, правда, будет?

– Пап, дай пятьсот рублей.

– Не, ну с нашим ребенком точно что-то происходит. Куда тебе столько денег, о пожиратель моей зарплаты! Признавайся, несчастная!

– Пап, ну мне уже не десять лет.

– Ты не поверишь, мне тоже. Вот скажи мне родительница, куда ей столько денег. Ты проверь – столовое серебро всё на месте. О, боже, ни одной серебряной ложки не осталось!

– Пап, ну я серьезно. Могу я в 15 лет иметь карманные деньги или нет.

– Иди, работай, маленький изверг.

– Ну конечно, когда я хотела поработать – ты сказал, сиди дома.

– Разносить газеты по почтовым ящикам – это не работа.

– Ну не всем дано, нефть качать.

– Мне грустно. Мне бы компанию. Маленькую нефтяную компанию.

– Ну и ладно. И не надо.

– Стоять. Кругом. Скажешь для чего – дам.

– Да мы с девчонками посидеть завтра хотели. У Ленки день рождения.

– О нет! Вы идёте на день рождения к нашей секретарше.

– К какой секретарше? Ну, пап, ну ты можешь быть хоть иногда серьезным.

– Доча, доча, если я ещё и дома буду серьезным, то я вообще повешусь. Ладно, на. Только скажешь, где будете, до скольки, и когда тебя забрать. Самой по вечерам не ходить. Много не пить.

– Мне пятнадцать!

– Спасибо, я помню.

* * *

– Доброе утро коллеги.

– Андрей Дмитриевич….

– Кофе выпью, тогда и звони мне. Доброе утро, Леночка! Спасибо за понимание!!!

– Грубить секретарше – последнее дело.

– Отвали. Я сегодня и так плохо спал. Какая-то падла всю ночь сигналкой гудела.

Скоты. Опять кофеварка грязная. Да вы бл… достали. Кому руки оторвать!!!

Бл…, если сейчас ещё кто-нибудь меня тронет – убью. Стулом. В голову. Твари. Спокойно. Кофе. Шеф звал. Какого хрена? В одном дворе стоит новенький «крузак» – молчит, ржавая пятерка – орет всю ночь. Что там в ней такого, что у тебя, тварь, сигналка на каждый шорох срабатывает. Ветер подует, дождь закапает, птичка насрет. Как же хочется, взять кувалду, или нет, лучше ледоруб и расхерачить всё это ведро. И пеной монтажной залить. Чтоб руки у тебя, гандон, отсохли, когда чистить будешь. Твари. Твари.

– Андрей Дмитриевич, вас вызывает…

– Да иду уже!!!

– Звал.

– Привет. Заходи. Чего злой такой. Лена жалуется.

– Да достали. Ладно, проехали. Леночка сама виновата. Нехер меня трогать, пока я кофе утром не выпил.

– Ну, вообще-то смена начинается в 8-00.

– Вы мне-то не рассказывайте, Аркадий Борисович.

– На «Вы». Серьезно? Может тебе отдохнуть?

– Сдохнуть.

– Перестань, что случилось?

– Да не выспался. Извини. Бывает. Что там у тебя.

– Не у меня, а у тебя. Коммерческая служба закупает комплектующие по Томску. Нашли контроллеры подешевле. Спрашивают, почему заказаны такие дорогие, если есть дешевле. Грозятся докладную писать.

– Суки. Твари!!! Да вы что все сегодня!? Сговорились!!! Какие нахер коммерсанты!! Что они в этом понимают. Мне что, теперь, ещё и им доказывать, что они дебилы!!!

– Не ори. Я-то тут причем!?

– А ты кто? Главный инженер, или конь в пальто!! Ты-то на кой тут жопой кресло греешь!!

– Хватит истерить!

– Да пошёл ты!!

Аркаша, конечно, не виноват. Дорос до главного инженера, а мозгов не нажил. Зря я наверно так дверью хлопнул. Интересно косяк на месте? Леночка про всю свою обиду забыла сразу. Чуть не обоссалась со страху. Снабженцы твари. Какого они-то лезут. Это моё дело. Это моя работа. Я что, зря столько лет этому учился, работал.

Надо после работы пройтись. Домой не надо тащить всю эту грязь. Мои тут уж точно не виноваты.

Надо сходить к шефу. Извиниться. Да и Леночку зря обидел. Тьфу бл.., кофе не выпил. На столе же стоит. Уже остыл, наверное. Вот уроды.

Срыв. Нервный срыв. Бывает. А с кем не бывает? Это как альпинист. Срывается в пропасть. Триста метров вниз. У него семь секунда, чтобы понять, что это всё. Что он ещё жив, но он уже труп. Чтобы хоть что-то сделать, чтобы суметь зацепиться хоть за что-нибудь. За камень, торчащий из расщелины, за выступ. Или не дёргаться, а просто лететь. Семь, шесть, пять, четыре, три, два, один… Интересно, он успел осознать «ноль»?

Какое-то сравнение, не сравнение. Тогда уж этот скалолаз лежит, весь поломанный, но живой. В сознании. Ему больно. Даже нет, ему не больно. Больно – это когда сверлят зуб, когда прищемил палец в дверях, ударил мизинцем на ноге об угол дивана. А это не больно, это другое. Это незнакомое чувство. Это поломано всё. Это не вздохнуть и страшно, что не умер сразу, а задохнёшься, медленно и мучительно из-за того, что больно вздохнуть. Из-за того, что порвано легкое, и вместо воздуха втягивает в себя сгустки крови. Это когда не можешь пошевелить рукой, это когда не можешь закричать и позвать на помощь. Это как в детстве. Сон. Лежишь под развалинами дома или бежишь по тёмным, ночным дворам, спасаясь от невидимого преследователя. Бежишь или лежишь, придавленный обломком стены. И видишь впереди людей, или слышишь тихие голоса спасателей, которые ищут тебя. Ты точно знаешь – что ищут именно тебя. И пытаешься закричать, позвать на помощь. Рот открывается, связки напрягаются. Даже посиневшие вены вылезли сквозь кожу на твоей шее. Но голоса нет. Ты кричишь, но звука нет. Его нет. Просто нет. Ты пытаешься ещё и ещё. Кричишь, зовешь. Но из глотки только тихий, тихий хрип. «Помогите…». И никто тебя не услышит. И ты просыпаешься в холодном поту. И надо бы радоваться, что это сон. Что ты проснулся, в своей кровати, но ночной страх не отпускает, и надо бы попробовать закричать, и убедиться, что это всё сон, что голос есть, но страшно. Страшно, что наяву, как и во сне вместо крика о помощи будет тихий, тихий хрип.

– Андрей. Тебя шеф ищет.

* * *

– Шеф у себя? Да ладно, Лен, не злись. Извини, я сегодня на взводе.

– У себя.

– Разрешите, Аркадий Борисович.

– Давай без шутовства. Заходи. Тут дело такое. Мой Тёма звонил…

– Что-то с Олей.

– Она в больнице.

* * *

– Доктор, извините, Я отец девочки, которую сегодня привезли. Что с ней?

– Да, да. Успокойтесь. Операция прошла. Нормально. К ней пока нельзя. Наркоз. Извините, мне некогда. Посидите в приемном покое. Вас позовут.

Страх. Ужас. Боль. Нет, просто страх. Животный страх. Когда сидишь и страшно услышать шаги. Эти шаги могут принести самую ужасную весть. Моя девочка. Мой заяц. Страх. Когда страшно слышать собственное дыхание. Когда пульс разрывает виски. Когда побелевшие скрюченные пальцы, впиваются в дерматиновую обивку кушетки. Страх. Когда слезы режут глаза. Когда хочется не быть. Не умереть, а не быть. Никогда. Чтобы всё это – не со мной. Страх.

Посеревшая побелка потолка, провонявшая лекарствами облупившаяся зеленая стена напротив. Красный шрифт табличек «220 В» над розетками. Всё – то расплывается, смешиваясь в одну грязную пелену, то отчетливо проступают сквозь слезы страха и ненависти и втыкаются острым скальпелем в мозг.

Моя девочка. Как ты? Я не смог быть рядом, я не защитил тебя. Твари. Сволочи.

– Заходите.

– Доктор здравствуйте. Скажите, что с ней.

– Детские разборки. На месте уже полиция была. Вам лучше поговорить с ними. С девочкой всё будет хорошо. Перелом ребра и руки. Черепно-мозговая травма. Ей повезло, что прохожие увидели драку и вмешались. Сегодня это редкость.

– Какую драку. Да вы что? Моя дочка никогда…

– Ну, это уже не мне решать. Когда или никогда. Подростки сейчас жестокие. У меня это не первый случай.