- -
- 100%
- +
Прямо напротив нас была залитая разноцветными огнями сцена, на которой клубился дым, и стояла перед микрофоном очень легкомысленно одетая певица. Одежды на ней вообще было мало, а та, что присутствовала, просвечивала почти насквозь.
И она пела! Пела, надо сказать, очень хорошо!
Платформа с лёгким треском опустилась в нишу, став заподлицо с полом. Мы вылезли из багги, и я с удовольствием потянулся после экстремальной езды на жёстком сидении. Всё познаётся в сравнении, и когда эта стрессовая поездка закончилась, я испытал состояние, близкое к счастью, несмотря на то, что находился в стане врага.
Тут же подбежал какой-то человек, залез в багги и уехал на ней. Мы тоже сошли с платформы, и она в ту же секунду с лёгким стоном пошла обратно наверх.
Народ в сумрачном дискотечном мерцании присутствовал, и все, кто попался мне на глаза, были лысыми. Все, кроме певицы. У неё были белые волосы и причёска а-ля Мэрилин Монро.
– У вас здесь всегда так, или специально для меня дискотеку устроили? – спросил я.
– Пятьдесят на пятьдесят! – улыбнулся Паук, видимо, довольный произведённым эффектом, – у нас здесь часто так, но, конечно, не круглосуточно. Сейчас немного подгадали под наш приезд. Как тебе Сир? – он кивнул в сторону сцены.
– Сир? Это её так зовут? – с удивлением сказал я и посмотрел на сцену.
И тут начало происходить нечто странное! Мир вокруг как будто погрузился в густой туман, остались только я и певица. Между нами осталось что-то вроде тоннеля, в клубящейся дымке. И через этот тоннель мы смотрели друг на друга, как будто становясь всё ближе и ближе… это, конечно, была оптическая иллюзия, но через некоторое время мне показалось, что её лицо уже буквально в метре от меня, хотя на самом деле сцена была довольно далеко.
Я постепенно растворялся в её изумрудно-кристальных глазах, голос обволакивал меня, вводя в какой-то божественный транс.
И вдруг среди слов красивой, но незамысловатой композиции про любовь, нежность и разлуку, прозвучали слова: «Не верь ему!». И вроде бы они вплетались в сюжет и рифму песни, но я отчётливо понял, что предназначались они именно мне.
– Сир! – раздался рядом резкий голос, и дымка начала развеиваться, – прекрати немедленно! Ты что творишь?
Я встряхнул головой, стряхивая наваждение, и всё тут же стало по-прежнему.
– Что это было? – удивлённо спросил я.
– Это песнь сирены, – усмехнулся Паук, – ты с ней будь осторожен, на неокрепшую психику она может сильно повлиять. Хотя мы ей этого и не разрешаем делать! – последнее предложение Паук выкрикнул, чтобы певица тоже его услышала.
– Сорри… – мягко улыбнулась она в паузу между строчками песни, и продолжила своё выступление как ни в чём не бывало.
– Сирены, это те, что завлекали моряков своими песнями, так ведь? – спросил я.
– Да, – сказал Паук, – но она предпочитает считать себя не сиреной, а сирином.
– А в чём разница? – я наморщил лоб, пытаясь вспомнить.
– По-простому говоря, сирена, это рыба, а сирин, это птица. Ей нравится считать себя птичкой, вот и вся разница! А так, по сути, одно и то же. Сладкоголосые певицы, умеющие воздействовать на людей. Но поёт, зараза, здорово! Мы не смогли себе отказать в удовольствии, использовать её по назначению. А чтобы не наделала глупостей, всегда рядом есть кто-то с защитой от её чар. Так что ты не волнуйся! – сказал Паук.
– Я и не волнуюсь! – удивился я его замечанию, – так ты говоришь, в орден вступают только добровольно?
– Хитрец! Подловить меня хочешь? – погрозил мне пальцем Паук, – так и есть! Адептами Ордена становятся добровольно, а она никакой не адепт. Видишь, какая у неё причёска? Не то, что у нас! – и улыбнувшись, Паук провёл рукой по лысому черепу.
Мимо нас проходила как раз одна из лысых адепток. В отличие от всех виденных мной ранее, эта была симпатичной… можно даже сказать красивой. Лысина ей очень шла, и, возможно, благодаря именно ей, глаза казались просто огромными! Одета она была в обтягивающий комбинезон, который подчёркивал все достоинства спортивной фигуры.
– Отличные бусики! – весело сказала она, поравнявшись со мной, имея в виду надетый на меня Пауком амулет.
И не останавливаясь, плавно покачивая бёдрами, пошла дальше.
– Отличные булки! – бросил я ей вслед.
Вопреки ожиданиям, она ничуть не обиделась, с улыбкой обернулась и подмигнула мне.
– Понравилась? – оживился Паук.
– Пару мне пытаешься подсунуть? – усмехнулся я, – не случайно же она здесь фланирует.
– Везде тебе заговоры мерещатся! – с лёгким осуждением сказал Паук, но факт подставы отрицать тем не менее не стал.
– Ты настолько был уверен в успехе, что даже срежиссировал, как нас будут встречать? – удивился я.
– Я всегда добиваюсь своего! – пожал плечами Паук, – ты удивляешься просто потому, что пока не привык.
– Так уж и всегда? – скептически сказал я.
– Да, если ты правильно понимаешь мои цели. Ведь с Барбинизатором ты ошибся! Но я получил именно то, что хотел, – сказал Паук, – пойдём, я покажу тебе ресторан.
– Ресторан? Не столовую, а именно ресторан? – удивился я.
– Да, у нас здесь всё по высшему разряду! – сказал Паук.
– Я думал, что тело, это инструмент, значение которого не нужно переоценивать. А тут попахивает культом еды! – сказал я.
– Людей нужно баловать, – пожал плечами Паук, – а еда для многих, это одно из главных удовольствий. Я могу питаться вообще чем угодно, если это хоть немного годится в пищу. Так что сам придерживаюсь именно такой точки зрения. Но если я и своих последователей буду так кормить, боюсь, сильно потеряю очки лояльности! – и Паук вздохнул с искренним сожалением.
– Какой ты душка! – усмехнулся я.
– Да, хотя и всячески с этим борюсь! – серьёзно сказал Паук, и я не понял, шутит он или нет.
Мы прошли мимо сцены, и Сирин всё это время продолжала петь, неотрывно глядя на меня.
Ресторан оказался совсем рядом и точно соответствовал своему названию. Всё было очень чисто, культурно, красиво, отделано деревом и бархатом. Возле входа нас встретила красивая девушка в очень короткой юбке и с глубоким декольте. У неё были длинные волосы и красивое, почти кукольное лицо, что навело меня на определённые мысли.
Уже было понятно, что те, у кого на голове есть волосы, не являются адептами Ордена и, скорее всего, находятся здесь по принуждению, в отличие от лысых. Я сам, кстати, в эту схему сейчас абсолютно вписывался.
Ещё девушек, имеющих причёски, заметно не перегружали одеждой. И поскольку, откровенно одеты были практически все не лысые, кого я видел, в этом просматривался умысел. Их специально заставляли так одеваться.
Девушка проводила нас за столик на втором ярусе. Это был практически балкон, с которого открывался вид на весь ресторанный зал.
В ресторане тоже была сцена, правда, намного меньше, чем в большом холле при входе.
Пустовала сцена недолго, пока мы усаживались за стол, там появилась всё та же Сирин, некоторое время ждала, пока заиграет музыка, и как только та зазвучала, тут же начала петь.
Казалось, что это всё одна и та же бесконечная песня, очень красивая и очень грустная. Если прислушиваться, то даже сердце щемить немного начинает.
– Что это за песня? – спросил я у Паука.
– Это не песня, – усмехнулся тот, – это её поток сознания, выраженный через вокал. Она как акын, что видит, то и поёт. Или точнее, что чувствует, о чём думает, то и поёт. Это её особый дар такой, выражать свои внутренние переживания в пении. Текст всегда разный.
– И всегда грустный? – спросил я.
– Нет, – неохотно ответил Паук, – от её настроения зависит. Но в последнее время она обычно грустит, и ничего с этим поделать нельзя.
– Может быть, всё дело в том, что она находится в неволе? – спросил я.
– Возможно, – не стал спорить Паук, – но это же не повал отпустить её и лишить нас всех удовольствия слушать её прекрасный голос, верно?
– Неверно, – сказал я, – надо отпустить и лишить себя этого удовольствия. Мне вот, например, доставило бы удовольствие медленно отпиливать тебе голову, но я же этого не делаю! Нужно сдерживать свои желания!
– Только вот своё желание не ты сдерживаешь, а я, – усмехнулся Паук, указав глазами на пластиковую цепочку, висящую на моей шее.
– Я бы и без неё не стал отпиливать тебе голову, а убил бы быстро и безболезненно! Потому что гуманизм, прежде всего! – сказал я.
– Ну тебе что, у нас здесь совершенно не нравится? – удивился Паук.
– А ты на что рассчитывал? – в свою очередь, удивился я, – что я спущусь сюда на лифте, послушаю грустную песню, увижу ресторан и тут же скажу: «Вау, как круто, я тоже хочу быть частью вашего удивительного коллектива!». Так, что ли?
– Ну, честно говоря, была такая надежда! – хохотнул Паук, – мы в самом начале пути! Я не думал, что ты сразу примешь наш образ жизни, но хоть немного лояльности и терпения мог бы проявить!
Неподалёку стояла официантка, которая деликатно ждала, когда её позовут. Одета она была тоже очень откровенно и обладала идеальной кукольной красотой.
– Это же ведь девочки из Барбинизатора, да? – сказал я, кивнув на официантку, – они тоже должны проявлять лояльность и терпение? До каких пор?
– Алик, – сморщился Паук, – перестань морализировать! Люди не равны! Никогда не были равны и никогда не будут! Одни хищники, другие дичь! Одни правят, другие им прислуживают! Это закон жизни!
– И ты решил, что вы тут хищники и правите? – я чуть не рассмеялся, – смешно!
– А что смешного? – заинтересовался Паук.
– Ну, то, что всё ваше могущество оно довольно локальное, – сказал я, – со временем придут большие дяди, надают вам по заднице и отправят чистить сортиры… если вы, конечно, доживёте до этого момента. Всегда есть рыба покрупнее! Вы не производите впечатления по-настоящему серьёзных игроков. Сначала казалось, что да, но чем больше я про вас узнаю, тем лучше понимаю, что нет!
– Говоришь, что всегда есть рыба покрупнее? – задумчиво на меня глядя, проговорил Паук, – может быть, ты и прав!
Я увидел в глазах Паука нечто, что сказало больше, чем любые слова.
– Ты не на вершине пирамиды! – откинулся я на спинку кресла, поражённый внезапным озарением, – ты кому-то служишь! Ты просто исполнитель!
– Ты очень проницателен, – не стал спорить Паук. Он косо взглянул на стоящую поодаль официантку, чтобы убедиться, что она нас не слышит, – пожалуй, я даже отрицать этого не буду. Но большего тебе сейчас не скажу, ты пока что не готов. Проясню только одно. Это не моя идея тебя завербовать. Мне ты не нужен! Но ОН тобой очень интересуется… так же, как в своё время мной…
– Чувствуется ревность! – усмехнулся я, – ты больше не самая любимая игрушка у папочки?
– Не стоит шутить на эту тему! – серьёзно сказал Паук, – это слишком опасно.
– Для кого? – усмехнулся я.
– Для всех! – сказал Паук, – и не советую пытаться, с кем-то это обсудить, кроме меня. Твои бусики, как назвала их Фая, сработают, будь уверен! И лёгким болевым шоком ты вряд ли отделаешься!
– Фая? – удивился я.
– Да, а что тебе кажется странным? – не понял Паук.
– Редкое имя, – пожал я плечами, – наверное, ни разу в жизни не встречал молодую девушку с таким именем.
– Может быть, её родители были фанатами группы «На-на», – рассмеялся Паук, – никогда об этом не задумывался.
– А Сирин как зовут? – спросил я.
– Понравилась? – хитро прищурился Паук, – мы называем её Сир, потому что имя она своё не говорит. Но мы, честно говоря, и не настаивали особо. Сир, так Сир! – сказав это, Паук повернулся к официантке и махнул рукой, – подойди!
Девушка торопливо приблизилась. Видно было, что она волнуется, потому что обслуживает самого Паука. Наверняка для них здесь это не честь, а наоборот, как наказание. Вдруг, что не так сделаешь?
– Слушаю! – сказала девушка, с готовностью уперев карандаш в записную книжку.
– Нам как всегда, мясо с овощами, хлеб и сок, – сказал Паук и, повернувшись ко мне, добавил, – давно ты, наверное, такого не ел!
– Ну почему же? – повёл я плечом, – не переоценивай уникальность своей кухни. Да, на каждом углу такое не закажешь, но есть ещё места, где можно нормально перекусить.
– Да, чувствую, что нашего гостя мы не удивим! – ухмыльнулся Паук, – заказ слышала? Действуй!
И он звонко шлёпнул её по попе под короткой юбкой.
Я даже вздрогнул от неожиданности. Паук у меня и до этого вызывал какие-то смешанные чувства, но после этого, казалось бы, на фоне всего остального, незначительного жеста… он сразу в моих глазах опустился на самое дно, и я совершенно чётко понял, что нам с ним не по пути.
Нет, я это понимал и раньше, но слушая его разглагольствования, начинал немного сомневаться. А вдруг у него, в самом деле, высокие цели, просто он пытается их достигать неправильными средствами? Вдруг, в самом деле, их организация нацелена на спасение человечества и заботится о его будущем?
Но все «вдруг» рассыпались на мелкие осколки, после этого звонкого шлепка. Как там говорят, «дьявол кроется в деталях»? И эта деталь расставила всё точки над Ё.
Причём я обратил внимание, что девушка не расценила это как поощрение. Она и неудовольствия не выказала, оно и понятно, себе дороже. Но никакой радости от этого жеста босса не испытала. Сразу было видно, что она не побежит сейчас в подсобку, рассказывать подругам, что её сам Паук по попе шлёпнул.
– Странно, что Барбинизатор подгоняет женщин под этот кукольный стандарт, – задумчиво провожая взглядом официантку, сказал я Пауку.
– Нравится? – расплылся в улыбке Паук.
– Нет! – сказал я.
– Почему? – удивился Паук.
– Не знаю, – пожал я плечами, – не могу сказать, что девушки под влиянием Барбинизатора становятся некрасивыми, напротив, они все красотки… но какие-то ненатуральные, безликие. Не мой стандарт красоты. И почему именно куклы? Почему Барби?
– Не знаю… – сказал Паук, но в его ответе я услышал, что он очень даже хорошо знает. И тот энтузиазм, который он проявил несколько секунд назад, когда я про это только заговорил, как бы намекал, чьим вкусом руководствовались при программировании Барбинизатора. А может быть, он сам его и программировал.
– Странно это, – продолжил я развивать свою мысль, не собираясь рассказывать, что я видел кристалл и даже контактировал с ним, – как будто кто-то реализует свои детские комплексы.
– Что ты имеешь в виду? – нахмурился Паук.
– Ну, возможно, в детстве кто-то наблюдал, как сестра играет в куклы, и эти самые куклы будоражили фантазию и вызывали эротические сны. И вот теперь, человек, который понял, как можно запрограммировать Барбинизатор, реализовал свои детские фантазии на живых женщинах. Уверен, что произошло нечто подобное. Эх, сколько же в мире шизиков… – задумчиво сказал я.
Паук некоторое время пристально на меня смотрел, а потом сказал.
– Ты очень напрасно это делаешь!
– Что именно? – приподнял я брови.
– Пытаешься тыкать в меня палкой! – сказал Паук, – не думай, что я такой добряк, который стерпит и просит тебе всё что угодно.
– А при чём здесь ты? – удивился я, – я просто рассуждал о Барбинизаторе и стандартах красоты.
– Ещё раз повторяю, не нужно играть со мной в эти игры, – жёстко сказал Паук.
Вернулась официантка с подносом и быстро начала выставлять еду на стол. Я не был уверен, но мне показалось, что глаза у неё заплаканные. Не думаю, что она плакала именно из-за шлепка по попе, скорее всего, он просто послужил триггером. Наверняка у девочки просто накопилось. Как и у многих здесь, судя по всему!
Когда девушка повернулась, чтобы уйти, Паук снова шлёпнул её по попе, и на этот раз как будто даже зло. Девушка вздрогнула, на секунду замерла, а потом, не поворачиваясь, ушла.
– Нравится унижать людей? – спросил я, пододвигая к себе тарелку.
Отказываться от еды не было никакого смысла. Голодовку я объявлять не собирался, и раз уж была возможность восстановить силы, нужно было ей пользоваться.
– Это было поощрение, – небрежно сказал Паук.
– Это было унижение, – возразил я, отрезая ножом большой кусок мяса и отправляя его себе в рот.
– Ты хоть понимаешь, что я в любую секунду могу тебя убить? – спросил Паук, тоже принимаясь за еду, – если ты будешь продолжать меня дразнить, мне ведь это может надоесть, и ты в один момент просто умрёшь. Был Алик, и нет Алика.
– Да, – с набитым ртом сказал я, – и тогда я просто стану мёртвым человеком. А вот ты, как был говном, так им и останешься!
5. Утро вечера мудренее
После моих слов повисла долгая пауза. Паук пристально на меня смотрел, и казалось, что сейчас просверлит взглядом насквозь. А потом он вдруг откинулся на спинку кресла и расхохотался.
Смеялся он заразительно, искренне, от души и очень долго!
– Ну надо же! – наконец сквозь слёзы сумел произнести он, – а ведь ты меня сумел достать! Я уже даже не помню, когда такое было! Хорошая встряска! Знаешь, Алик, всё-таки я в тебе не ошибся!
– Ты? – удивился я.
– Я! – с нажимом сказал Паук, как бы намекая этим, что разговоров про того, кто стоит за ним, вести не стоит. Эта тема – табу!
Паук не поддался на провокацию, сумел взять себя в руки и соскочил. Как я ни пытался обострить ситуацию, провести его на мякине не удалось. Впрочем, может оно и к лучшему. Кто знает, что случилось бы, если бы Паук, в самом деле, вышел из себя?
Но эта провокация всё равно принесла свою пользу. Прощупывать ситуацию, психическую устойчивость противника, грани дозволенного, это всё имело смысл и приносило пользу.
Надо сказать, еда, в самом деле, была отменной! Простой, как я люблю, и отличного качества. Без всякой экзотики и выпендрёжа. Хорошее мясо, свежие овощи, нарезанные крупными кусками, большие ломти хлеба, и даже свежевыжатый яблочный сок!
Не думаю, что здесь все так питаются. Скорее это привилегия самой верхушки. Ну и меня сейчас угощают, чтобы пустить пыль в глаза. Доставать продукты такого качества в большом количестве нереально, их просто столько не производят.
Я решил пока что не тыкать больше в Паука палкой, как он это назвал, и дать ситуации откатиться. В конце концов, у меня было много разных задач, которые надо решить, пока я нахожусь здесь. И помимо задачи максимум, такой как развал и уничтожение этого грёбаного ордена, были ещё ряд текущих. Например, нужно было срочно выяснить судьбу Ани. Но я понимал, что спрашивать об этом в лоб бессмысленно, ответ я не получу. Раз они её захватили, то наверняка ради дара. Так что нужно постепенно собирать информацию, где она может находиться.
Насколько я понял по разговорам адептов, у Паука не одна база, так что Аня может быть где угодно… если вообще он её кому-нибудь не отдал или не продал.
Мне не нравилось положение девушек здесь, в этом логове. Возможно, что в рабстве, а это было не что иное, как рабство, здесь содержали не только женщин, просто мне на глаза попадались в основном они.
Хотя мужчин с волосами на голове я тоже видел мельком, когда мы шли в ресторан, но издалека и чёткого понимания об их положении здесь не получил. Но вряд ли оно лучше, чем у Сирин или сотрудниц кафе. Единственное, по заднице их не шлёпают, наверное. А так, может, и ещё жёстче обращаются.
– Твои мёртвые адепты сказали, что никто и никогда не знает, где ты должен появиться. А здесь тебя, получается, вроде как ждали! Что-то не сходится! – сказал я, после продолжительной паузы, занятой едой.
– А с чего ты взял, что тебе должны были рассказать правду? Может, они врали? Запутывали тебя специально? – сказал Паук.
– А они врали? – спросил я.
– Нет, – сказал Паук, наливая себе ещё сок из графина, – просто не нужно забывать про здравый смысл. Я поступаю так, как нужно. Когда хочу, никто не знает где я. Когда нужно, чтобы меня встретили, люди к этому готовятся. Всё намного проще. А то, что рассказали тебе, так это немного преувеличенная версия для внешнего пользования, чтобы было больше таинственности и страха вокруг меня.
– Нравится, когда тебя боятся? – спросил я.
– При чём здесь нравится или не нравится? – удивился Паук, – страх, это один из инструментов контроля. Чем больше боятся, тем меньше косячат. Да, периодически приходится устраивать демонстративные порки, чтобы страх не теряли.
– И демонстративные убийства, – сказал я.
– Не без этого! – не стал спорить Паук, – не ради удовольствия, а пользы для!
– А может быть, всё же и для удовольствия? – спросил я, внимательно на него глядя.
– Нет! – покачал он головой, – ты просто тоже попал под воздействие мифа обо мне. А это значит, он хорошо работает. Мне вообще плевать на убийства! Надо, убью, не надо, не буду. Всё! Убийства, это такой же инструмент достижения цели, как и многие другие. Получать удовольствие от инструмента, это… слишком мелко. Это удел неудачников. Мы же, работаем на перспективу!
– Кстати, что за перспектива? – спросил я.
– Что такое наука? – задал неожиданный вопрос Паук, – ну, если по-простому?
– Изучение окружающего нас мира? – немного подумав, ответил я.
– Да, но не только, – кивнул Паук, – наука мир не просто изучает, она ещё и ищет способы его использовать себе на благо.
– Прикладная наука, – согласился я.
– Не будем уходить в дебри терминологии, суть в том, что наука изучает законы окружающего мира и помогает найти способы их использовать. Появилась магия, и всё здание традиционной науки, возведённое многими поколениями учёных, в один момент рухнуло, потому что законы окружающего мира изменились, – сказал Паук, – все вдруг решили, что зачем что-то изучать, если мир погрузился в хаос, в котором никакие законы не действуют.
– Но у тебя есть другая версия, да? – с интересом спросил я.
– Да, – улыбнулся Паук, – ведь законы они не исчезли, они изменились. Но они всё равно есть. Понимание этого постепенно приходит ко всем, это видно по тому, как люди начинают сознательно осваивать и развивать магические способности. Многое в новом мире для нас пока ещё загадка, многое мы не можем объяснить и понять, но процесс идёт. Идёт везде, в каждой голове человека, владеющего магией.
– Никак не пойму, к чему ты клонишь? – сказал я.
– К тому, что, кто первый разберётся в законах магического мироустройства, тот и будет потом на вершине пирамиды. Ну, типа, если кто-то изобретёт условный «порох», то он будет выигрывать все войны, – сказал Паук.
– Вы пытаетесь изобрести порох? – приподнял я удивлённо брови.
– В переносном смысле, – сказал Паук, – мы изучаем магию, чтобы научиться ей пользоваться лучше других. Некоторые качают силу, чтобы всех нагнуть, мы качаем мозги, чтобы нагнуть тех, кто качает силу. Такой расклад.
– Ты меня совсем запутал! – потряс я головой, – ты хочешь сказать, что Орден Паука, это типа новое поколение учёных, изучающих магию?
– Отлично сказано! – расплылся в улыбке Паук, – я бы и то лучше не смог! Да! Все думают, что мы просто банда, которая пытается захватить контроль над другими, а мы исследователи!
– Которые пытаются захватить контроль над другими! – закончил я за него.
– Это просто необходимость, – сказал Паук, – если бы мы занимались исключительно наукой, то нас кто-то давно уже прибрал бы к рукам и заставил работать на себя…
– А сейчас вы других прибираете к рукам и заставляете работать на себя, – усмехнулся я.
– Я понимаю, что ты сейчас всё воспринимаешь в штыки, – спокойно сказал Паук, – тебя ведь привели сюда насильно. Мне нужно об этом не забывать и не раздражаться на тебя. А то я всё время хочу думать, что ты уже наш, уже заодно с нами. Но да, слишком рано. Мы ведь только познакомились!
– Не знаю, – пожал я плечами, – в моём представлении наука всегда сопряжена с гуманизмом, а вы на гуманистов не тянете. Обычные отмороженные ублюдки.
– Это даже интересно! – вдруг радостно сказал Паук, – знаешь, со мной давно так никто не разговаривал! Все обычно боятся. С одной стороны, это хорошо, но с другой, есть и минусы. Никто не рубит правду-матку в лоб. А без этого легко оторваться от реальности. Ты меня сейчас прямо заставляешь под новым углом взглянуть на то, чем мы занимаемся.
– Обращайся! Честно говоря, я немного осторожничал, всё же инстинкт самосохранения периодически напоминает о себе. Но теперь я буду мешать тебя с дерьмом с чистой совестью и без всяких ограничений! – улыбнулся я.
– Не передёргивай! – погрозил мне пальцем Паук, – мои слова про внезапную смерть остаются в силе. Не думай, что я буду терпеть от тебя всё подряд.
– Тебя не поймёшь! – покачал я головой, – то свежий взгляд со стороны тебе нужен, то грозишься убить за него!
– Свежий взгляд и мешание с дерьмом, это не одно и то же! – сказал Паук, – у меня нет равного по уровню, чтобы мог сказать правду в глаза… ещё раз уточняю, не смешать с дерьмом, а сказать правду, донести конструктивную критику, а иногда это необходимо.










