Бриллиант Остенбурга

Пролог

День выдался пасмурным и дождливым и своей влажностью напоминал северные земли.

Местные жители, проживающие в Остенбурге всю свою жизнь, поговаривали, что такого количества дождей в столь теплую летнюю пору, не могли припомнить.

Энтони усмехнулся.

Возможно, дожди и северные ветра Нордчестера преследовали его по пятам, не давая тосковать по родным местам, из которых он перебрался в столицу королевства Анария пару седмиц назад.

Его особняк, который он выкупил у господина Севиля, располагался недалеко от «Театра Весны», где в сезоны давали несравненные оперы и спектакли. По крайней мере, так говорили те, с кем он уже успел познакомиться.

Энтони потер левый весок, возвращаясь мыслями в предстоящий прием, который давала чета Блейк, очень известная во всем Остенбурге.

– Ты недоволен? Выглядишь хмурым.

Напротив Энтони, на пахнущих кожей сиденьях экипажа, расположился его близкий друг Килиан Петри, светловолосый красавец, от которого обычно сходили с ума представительницы прекрасного пола.

– Задумался о предстоящем событии, – отмахнулся Энтони, витая в своих раздумьях.

На самом деле, он практически не думал о приеме у Блейков. Его голову занимали мысли о землях, которыми он владел, после скоропостижной смерти отца и что лукавить, Сесилия Боли, красавица из южных земель, с которой он случайно познакомился на одном из приемов в столице, явно желала большего, чем ночи, наполненные страстью. Она была пылкой, чувственной особой, с черными как смоль волосами и гипнотически таинственным взглядом.

Энтони устраивали их свободные отношения, потому что он был поглощен не только делами семейными, но и поиском бриллианта Тиволи.

Об этом бриллианте, ходили мыслимые и немыслимые слухи. Он мог принести невероятное богатство, но как говорили языки, невероятное горе.

Попадая в руки, злосчастный камень нес злой рок, а потом исчезал на долгие годы, но проклятье не останавливало желающих обрести невероятную власть.

Энтони считал разговоры, лишь глупым вымыслом и не сколько желал стать хозяином страшного бриллианта, сколько хотел взглянуть на него своими глазами, так как был человеком интересующимся, разносторонним, но обладал немалой толикой разума, предприимчивости и разумности.

Поэтому, рассматривая прошлой ночью, шикарное тело Сесилии, окутанное полуночной тьмой, он не особо желал большего с ней, считая семейные отношения скукой и не всегда рациональным жизненным достижением.

– Не верю не единому твоему слову, – усмехнулся Килиан. Его светло-голубые глаза источали иронию. – Вся твоя голова забита будущими сделками, но могу сказать с уверенностью, что никто не устоит перед твоей настойчивостью.

– Ты прав, – Энтони потер переносицу, – и прекрасно понимаешь, как важно удержать определенный статус и не скатиться вниз.

– Хм, – усмешка снова посетила лицо Килиана. Щеки налились легким налетом румянца, а губы растянулись в хитрой ухмылке. – И даже не думаешь о пылкой Сесилии? Мне показалось, она тебя сумела заинтересовать своими прелестями.

Энтони скучающе ухмыльнулся, решив оставить разговоры о девушке при себе.

– Слышал, что госпожу Блейк считают самой красивой девушкой столицы? – закинув ногу на ногу, поинтересовался легкомысленный Килиан. Энтони никак не среагировал на выпад, лишь бросил в друга задумчивым взглядом и коснулся пальцами верхней губы. Его больше интересовал сам господин Блейк, бриллиантовый магнат и один из самых знатных фигур королевства. – Грегори Блейк, выбирает все самое лучшее.

– Я еще не настолько ознакомился с местными достопримечательностями столицы, – скучающе вздохнул Энтони.

Их экипаж, уже въехал на территорию усадьбы Блейков.

Молодой мужчина оглядел монументальное трехэтажное строение. Роскошная лепнина оплетала карниз. Декорированные пилястры утонченно выпирали вперед, добавляя постройке особую структурированность.

У самого входа, расположились мраморные колонны, кричащие о величественности старинной усадьбы, а барельеф, в виде играющих на музыкальных инструментах дев, источал изысканность.

Казалось, в этом строении не было ничего лишнего, но все архитектурные нюансы, создавали особенный ансамбль.

Энтони бросил взгляд на начищенную до блеска чашу фонтана и равнодушно обвел взглядом кучкующиеся экипажи, выгружающие из своих недр роскошно наряженных гостей.

Нордчестер проводил время сезонов, куда скромнее, нежели столица. Это сразу же бросалось в глаза и давало внутри некое ощущение взбудораженности, но Энтони умел прекрасно владеть своими эмоциями, чувствуя себя уверенно практически везде, где находился.

Он знал, что родился привлекательным мужчиной, иногда ощущал некий азарт, когда дамы пожирали его взглядами, но всегда оставался верен себе и своим взглядам на жизнь.

Их с Килианом встретил яркий холл, где толпились шумные приглашенные. Было душно, стояли ароматы всевозможных благовоний. Пахло свежесрезанными белыми розами, а из открытых двухстворчатых дверей, распахнутых по всему периметру холла, гулял благодатный сквозняк.

Из главного зала, доносился плавный инструментарий. Музыканты скрипками навевали легкий налет тоски по дому. Музыка оказалась знакома Энтони, и он непроизвольно вспомнил о матери, оставшейся в родовом имении Денвер.

Он сморгнул, переводя внимание на пеструю толпу, которая восхищалась убранством изысканной усадьбы.

Энтони прищурился, беря с подноса подавальщика игристое вино. Небольшой глоток напитка сразу же дал понять молодому мужчине, что напиток был высшего сорта и привозился Блейку с мавританских плантаций, отличающихся лучшими сортами винограда.

Короткий взгляд на интерьер холла, вылизанный до мимолетной пылинки, несколько банкеток и вазонов, безупречно вписывающихся в пространство, почему-то заставили задуматься Энтони о ненатуральности картины. Словно вся усадьба была игрушечным домиком и создавала лишь идеальный фасад, без намека на настоящую жизнь.

– А вот и сам хозяин, – шепнул ему на ухо Килиан, жадно отхлебнув вина, кивнув в сторону молодого мужчины.

Энтони сразу же обратил внимание на черные волосы Грегори Блейка и спину, наряженную в пиджак из черного бархата.

Вокруг мужчины вилась стайка гостей, заглядывающих ему в рот. Энтони хотел рассмотреть этого известного человека, владеющего немыслимым богатством, но Блейк стоял лицом к мраморной лестнице, украшенной фигурной балюстрадой.

По крепкой осанке и немного назад закинутой голове, Энтони сумел понять, что господин Блейк чертовски уверен в себе и абсолютно не из числа робкого десятка. Наоборот, крепко сжимающая бокал рука, говорила о его внутренней силе.

– А вот и она, моя обожаемая супруга! – неожиданно громко проговорил он и все взгляды устремились на самый верх лестницы. Кто-то охнул, а Килиан тихо откашлялся в кулак. Энтони равнодушно перевел свой взгляд наверх, безучастно вздыхая, но вдруг неожиданно для себя, углядел темно-карминовый атлас, роскошное декольте и невероятно притягивающее внимание колье на тонкой шее, а когда взглянул выше, то встретился с неумолимо притягательными зелеными глазами.

Они оказались настолько яркими, сладострастно манящими своей бездонной глубиной, что у молодого человека непроизвольно захватило дух, а сердце, несвойственно запнулось и ускорило свой бег.

Энтони сглотнул, почувствовав что-то странное в груди. Никогда раньше, никто не производил на него такое впечатление.

На невероятно манящих губах молодой особы, красовалась улыбка, осанка выдавала стать, силу и выдержку, но глаза, они оказались особенными. В них было что-то притягательное, магнетическое. В них было столько глубинной пустоты, что захотелось наплевательски броситься наверх по лестнице и наполнить этот взгляд всем теплом мира.

Энтони сморгнул, пытаясь выбросить из своей головы морок, но ничего не получалось. Странное ощущение, заставляло его душу сжиматься. Все внутри так и кричало о том, что он словно тысячи жизней знал эту красавицу с грустными глазами.

Нет, это точно морок! Какое-то проклятье Остенбурга!

Молодой мужчина отвел взгляд, пока девушка спускалась по лестнице, а ей на встречу бежал Грегори Блейк, чтобы демонстративно подать ей руку и ощутить кожей шелк ее перчатки.

Энтони сделал глоток игристого вина, пытаясь прийти в чувства, но что-то было не так.

Он не мог понять, что с ним случилось, пока она не спустилась вниз, не оказалась в толпе и случайно не наткнулась на него взглядом и тогда Энтони подумал, что обратного пути не будет. Он словно проваливался под землю, когда смотрел в ее бездонные зеленые глаза.

Глава 1

Мне снилась няня. Самая добрая женщина на всем белом свете.

Если боги хотели показать мне что такое любовь, они это сделали, подарив мне невероятно светлого человека, который окутывал меня теплом до моего взросления.

Няня читала мне любимые сказки, гладила по голове и тайно от матушки, приносила в покои сладости, от которых я была без ума.

Клубничный десерт, ванильное мороженое и шоколадный пудинг, доставляли мне невероятное удовольствие. Я пачкалась в сахарной пудре, облизывала губы и внимательно слушала нянины сказки и рассуждения.

Няня говорила, что у такой красивой девочки, родившейся у прекрасных родителей, обязательно будет сказочная жизнь, такая же сладкая, как шоколадный пудинг. Мне встретиться самый лучший на свете принц и увезет в страну счастья.

Я верила няне.

Я верила и вздыхала, слушая истории о прекрасных принцессах, которых крали чудовища, и они попадали в красивые замки, а смелые принцы на белых конях, спасали этих принцесс, высвобождая их из башен.

Но меня никто не спасал.

Ощутив боль во всем теле, я тяжело вздохнула, почувствовав, как низ живота ноет и медленно распахнула глаза.

Мои огромные покои, в спокойных белых и персиковых оттенках, заливал дневной свет. Солнце мягко проникало внутрь помещения, раздаривая блики стенам.

Панно с полуобнаженной женщиной в золотистой окантовке, словно купалось в лучах и дама, изображенная на нем, казалась умиротворенной и довольной.

Возле нее расположился столик с кручеными ножками, на котором во всю красовался букет с белыми розами, любимыми цветами моего супруга.

От цветов исходил еле заметный приятный аромат, вызывающий у меня тошноту.

Я сглотнула и отвернулась от него, мазнув взглядом по уютному гостиному уголку, напольным вазам из стречерской керамики и высокому напольному зеркалу, обрамленному роскошной рамой, на макушке которого величественно красовалась буква Б.

Зеркало было старинным и принадлежало бабушке Грегори, моего супруга.

В покоях я оказалась одна и пошевелив тонкими запястьями, повернулась на бок, чтобы в случае прихода в мои покои прислужницы или супруга, притвориться спящей.

Я меньше всего на свете, желала с кем-нибудь встречаться.

До сих пор пребывая во сне, где меня гладила по голове няня, я не хотела просыпаться в этот мир и встречаться с реальностью.

Внутри меня бурлило жерло вулкана, в котором варились похлебкой все мои чувства – гнев, злость, боль, слезы, противостояние, сила.

Я усмехнулась на последнем слове, находя свою силу лишь в смиренном терпении.

Моя жизнь до замужества казалась мне спокойным берегом. Лоно моей семьи было полным. По сей день, я не испытывала потерь, кроме смерти дражайшей для меня няни.

Отец был человеком властным, умеющим быстро принимать решения и заключать выгодные сделки. Он не отличался умением проявлять тепло и любовь, находя в этом всем лишь иррациональные издержки. Уж не знаю, как они жили вместе с матушкой, но я никогда не видела между ними любящих взглядов, пылких слов и тепло поцелуев.

Вернее сказать, не видела от отца, а вот моя матушка, Вайолет Гилмор, казалось, была влюблена в сурового Аарона всю свою жизнь и кроме него, ей никто был не нужен. Она внимала каждому его слову, была угождающей и такой, какой ее хотел видеть супруг.

Матушка всегда мне говорила, что место женщины в семье рядом и она должна неприкосновенно слушаться мужа, особенно если он человек влиятельный и крепкий духом.

Я видела в ее словах смысл, но не всегда понимала, где в этой схеме кроется счастье, ведь радости на лице Вайолет было сложно узреть. Она лишь изображала его, особенно в обществе. Я не хотела смотреть в рот супругу и жить надеждой на теплый взгляд из-под густых бровей. Мне казалось, столь странное взаимодействие абсурдным и лишенным смысла.

Отец и со мной был сдержан, не особо обрадованный тому, что первым ребенком оказалась дочь. Мне порой казалось, что увидев меня, лежащей в колыбели, он уже продумывал план за кого меня удачно отдать замуж, чтобы выиграть на этом.

Когда появился Бенджамин, мой брат, Аарон, казалось, ожил. Все самое лучшее он отдавал сыну, не чая в нем души. Маленький наследник Гилмор, рос в меру избалованным и любопытным мальчиком и постепенно превращался в смышленого юношу четырнадцати лет.

Матушка же, поняв что отец растаял от рождения сына, бросилась обожать свое младшее чадо, чтобы угождать своему супругу и баловала Бенджамина почем зря.

Мне не хватало родительской любви, хотя все вокруг говорили, что мне несказанно повезло родиться в такой прекрасной, теплой, любящей семье. Я верила и считала себя какой-то не такой, жадной до тепла и заботы.

Продолжая верить в сказки про принца и всепоглощающую бескорыстную любовь, я часто обнимала книги, сидела на подоконнике у окна и мечтала, разглядывая бриллианты звезд.

Мечтала, пока однажды, на одном из приемов, я не познакомилась со своим будущем супругом.

Мне было почти двадцать, и мой отец срывал свою злость на матушку, по причине того, что никак не мог подобрать мне пару под стать, хотя покровителей было множество, но в отцовском взгляде и странных эмоциях, словно что-то таилось, то, что нам с Бенджамином не нужно было знать.

Лишь спустя время, я узнала, что Аарон Гилмор имел некоторые финансовые затруднения и претенденты на мою руку и сердце отсеивались по этой причине, быстро появлялись, а потом также быстро исчезали, раздавая позже сухие сдержанные поклоны.

Но не Грегори Блейк.

Этот молодой мужчина не боялся ничего.

Молва о моей красоте распространилась, казалось, по всему королевству Анария.

Смотря на себя в зеркало, я считала себя миленькой, но мое окружение реагировало иначе.

Мои темно-каштановые волнистые волосы, отливали густотой шелка, пухлые губы и выразительные скулы, создавали утонченный образ, а зеленые глаза, в обрамлении густых ресниц, приковывали взгляды. Я слышала тихие шептания в свою сторону, будто они обладали магнетическим эффектом.

Мне казались эти разговоры глупой ерундой, на которую не стоило обращать внимание, но матушка мне всегда говорила, что я красавица и всю красоту взяла от ее матери Клементины.

Изображение родной бабушки, рано ушедшей из жизни, я видела в галереи портретов в нашем родовом особняке и действительно находила с родственницей некую схожесть в оттенках волос и глаз.

Грегори Блейк нашел меня на одном из приемов.

Я скучала на них и посему, обычно уходила в сад, если предоставлялась такая возможность.

Мы встретились с супругом под тенью старого дуба и взглянув в его карие глаза, я завороженно посмотрела в его красивое лицо и одновременно ощутила укол страха, кольнувший меня прямо в сердце.

Грегори манил и притягивал, и одновременно источал что-то странное, от чего хотелось бежать без оглядки и спасаться.

Тогда, в тот миг, я не поняла, что этот мужчина обожал обладать всем самым лучшим и я была той, кто входила в его список.

Самая изысканная усадьба, самый сильный жеребец, самые лучшие бриллианты, самая красивая и безупречная супруга.

Для него открывались двери всех знатных домов. Он приглашался на аудиенции к королю, он всегда выигрывал и побеждал не только в конных ставках, но и в величайших сделках. Грегори пополнял свое богатство ежедневно и считался самым видным холостяком королевства, который был не только красив, но и обладал изысканными манерами, умел покорить любое сердце и растопить льды, поэтому им восхищались и его обожали.

Я оказалась в числе обожателей, буквально с третьей нашей встречи.

Белыми розами было устлано все пространство моих покоев. Безоговорочно меня отпускали с ним на встречи в лучшие ресторации Остенбурга, а матушка благоговейно заглядывала Грегори в рот и говорила мне при любой возможности, что мне повезло больше всех, ведь этот очаровательный Блейк безумно в меня влюблен и я должна влюбиться в него тотчас же.

Мне действительно нравился Грегори. Он был невероятно галантен. Его речи ублажали слух, а еще и давали возможность прочувствовать его разумность мышления и суждения. Он был умным человеком и имел на меня самые серьезные намерения.

Наше венчание было шумным и быстрым.

Не было смысла тянуть, ведь мы были по истине счастливы. Грегори светился от любви, я тоже. Ведь все мои детские мечты о принце сбылись. Я представляла свою жизнь безоблачной и полной счастья.

Уже спустя некоторое время, я узнала, что мой супруг очень хорошо помог моему отцу с финансами, одним махом закрыв все долги. Тогда я не обратила на это никакого внимания, но потом, этот момент стал важным, ведь долг держал на крючке семью Гилмор.

Мое счастье длилось недолго.

Через полгода Грегори стал чаще пребывать в плохом настроении и часто срывать на меня свой гнев.

Сначала я не предавала этому большое значение, списывая все на тяжелые будни, но потом стала постоянно виноватой во всем, хотя обычно всегда старалась быть жизнерадостной, терпимой и любящей.

С каждым днем пребывания в роскошной усадьбе, я теряла себя.

Моя наивность испарялась, стойкость трескалась, а я разрушалась на куски.

Грегори, то одаривал меня своим вниманием, то окутывал холодом, обвиняя меня в моей наивности, глупости и неуклюжести.

Я жила словно на пороховой бочке, теряясь в его масках проявления и не знала, что ожидать за его мимолетной улыбкой или диким звериным взглядом, в котором съеживалась.

Я не была никогда робкого десятка, но почти два года в замужестве, изменили меня до неузнаваемости. Порой, я стала казаться себе сумасшедшей, потерянной в пространстве и времени, ведь Грегори выставлял ситуации так, будто что-то мне могло казаться.

Самым первым моим разочарованием семейной жизни даже стало не бесконечное сопротивление света и тьмы, любви и ненависти между нами, а то, что мне стало видится что мой супруг проводит время с другими женщинами. Несколько раз, мое обоняние улавливало незнакомые ароматы женских благовоний.

Не выдержав сомнений, однажды, я проявила смелость и спросила Грегори напрямую, но супруг все переиграл так, что я по привычке говорила глупости и одарив меня букетом любимых белых роз, больше не стал меня слушать.

Наши отношения походили на качели, висевшие у нас в саду на ветви старинного старого дуба. И каждый раз, я не знала в какую сторону качнет моего супруга, пока однажды, он не бросил в меня статуэткой и чудом не попал, а в другой раз, в порыве бешенства, сжал руки так, что на плечах остались синяки.

Я горько усмехнулась, вспомнив эти неприятные жизненные моменты и распахнув глаза, посмотрела в окно. Солнечный летний день начинал монотонно клониться к закату.

Воспоминания вновь накрыли меня и, к сожалению, они были не самые приятные. Толчки, насмешки, легкие рукоприкладства, наполняли мою безрадостную жизнь. Я понимала, что больше не могу так жить. Да и жизнью назвать это супружество было сложно.

Через некоторое время, я решила поговорить с матушкой, очень осторожно поведав ей, что Грегори совершенно не такой, каким хочет казаться всем окружающим. Даже позволив себе откровения того, что он поднимал на меня руку, оставило равнодушной родительницу.

Вайолет лишь хлопнула глазами, пожелала мне быть терпимой и также как Грегори выдала что я все преувеличиваю и надумываю не весть что.

Я снова усомнилась в своей адекватности. Я снова стала бичевать себя и мучиться в непонимании происходящего, пока в нашей жизни не наступил момент, который, как мне показалось, должен был перевернуть все.

Под моим сердцем зарождалась жизнь.

Грегори был в не себя от счастья.

Радость, которая вселила в меня надежду, что мой муж может измениться, перестать быть бесом во плоти и наконец, оценить мои старания как супруги.

Ощущая благодать внутри своей души, я расцветала немыслимыми ранее красками. А как были счастливы мои родные, что спустя почти два года нашего супружества, боги благословили нас на продолжение одного из самых известных и знатных родов.

Моя мать светилась, отец наливался гордостью и кажется, первый раз за все мои двадцать два года, посмотрел с намеком на уважение и достоинство. В его взгляде разлился мед от облегчения. Он даже позволил себе объятие и похлопывание меня по спине.

В один из дней, мы поругались с Грегори. Мое повышенное обоняние и всколыхнувшееся нервное состояние, уловило снова чужие женские ароматы, спрятанные под нотками крепкого виски и табака.

Я высказала все супругу. Он же остался молчалив и искупавшись в его равнодушии, я в сердцах пожелала, чтобы этот ребенок не рождался. Он ничего не мог изменить, а я была наивной идиоткой, ждущей манны небесной и чудес.

После бессонной ночи в своих покоях, мы встретились с Грегори на следующий день.

Не помню, что я говорила, но мои слова, словно оживили в нем демона.

Я была уверена, что мне не показалось, что мое падение с лестницы не было случайным.

Неужели, я могла так глупо оступиться?

Мне запомнились лишь, наполненные высокомерием и злостью глаза и в момент падения вниз, я была уверена, что на мой подол Грегори наступил специально, пытаясь доказать свое превосходство надо мной, свое величие и силу. Ему было абсолютно точно плевать на меня и на ребенка.

В агонии, когда я только очнулась, придя в себя, мечась от боли по кровати, я видела его расплывающийся силуэт перед своим взором и сквозь слезы горечи, позволила себе высказать ему все что думаю, прямо при слугах и лекаре, делающем вид, что я помешалась от горя.

Но я не помешалась, я была уже не в себе и в тот момент, осознала страшную истину, что возненавидела Грегори всем своим существом.

Конечно, чтобы утихомирить разговоры, он печально вздохнул, взял меня за руку и пытался успокоить любовными речами, чтобы при посторонних показаться человеком отчаявшимся и расстроенным.

Но я знала, что это все было игрой.

Эта потеря, отрезвила меня, дала мне прозреть и ощутить полное отчаянье от ситуации. Я не могла больше мириться со своей судьбой.

Сглотнув, я снова вернулась в здесь и сейчас. Низ живота ныл, как и все тело, но благодаря обезболивающим каплям и настойкам, чувствовала я себя куда лучше, нежели чем несколько дней назад.

Тяжелый вдох, наполнил мои легкие. Первый раз в своей жизни, я почувствовала, как внутри разжигается огонь желания все изменить. Гнев опалил грудь, и я схватилась за край мягкого пушистого одеяла и осела, опустив ноги вниз, как раз, в тот момент, когда в мои покои вошли.

Это оказалась моя прислужница Пруденс, милая девушка, добросердечная, боязливая и во всем слушающаяся Грегори. Других он в усадьбе не держал.

Ее светлые кучерявые волосы, были забраны под белый накрахмаленный чепец. Голубые глаза всмотрелись в меня встревоженно и с легким налетом переживаний. Уж не знаю, за что она волновалась больше. За меня или за то, что я могла сделать не то и за это ей тоже может попасть по чепцу, не меньше.

– Дай мне халат, мне нужно встретиться с Грегори.

Мой голос показался мне настолько хриплым, словно я была старой несмазанной рессорой экипажа. Руки, как и ноги слегка подрагивали, а голова кружилась от ушиба и долгого лежания в постели.

– Но госпожа, вам стоит еще отдыхать. Так велел лекарь, – испуганно вгляделась в меня девушка, нервически вытерев в миг вспотевшие ладони о белый фартук. – И вообще, господин не велит расхаживать фамильярно по дому в столь раннее время.

Я усмехнулась про себя.

Все в усадьбе было соткано из правил поведения, которые четко и регламентировано выстроил мой супруг. Сначала я их не замечала, а теперь, даже минимальный выпад стал казаться, бросающимся в глаза.

Подойдя к большому напольному зеркалу, я первый раз за несколько дней, посмотрела на свое отражение. Худое истощенное лицо, тощие руки, походившие на палки, с заметными синяками, мало напоминали во мне самую первую красавицу Остенбурга.

Я подошла ближе, вгляделась в абсолютно пустые, но яркие зеленые глаза и провела медленно по запутанным прядям каштановых волос.