Бриллиант Остенбурга
- -
- 100%
- +
Горькая усмешка коснулась уголка моих побледневших губ и в миг померкла, когда в поле моего зрения, в зеркальной глади, оказалась Пруденс, держащая в руках серебристый шелковый халат.
– Госпожа, не стоит вам так перенапрягаться, лучше отдыхайте. Я принесу вам заваренную ромашку и ваши любимые эклеры, – попыталась меня урезонить девушка.
В усадьбе, все прекрасно знали, о том, какой Грегори, мягко сказать, требовательный, пряча в кулуарах своих тайных рассуждений его всплески тирании, перфекционизма и деспотичности. А еще все знали о том, что у нас с ним складывались отношения, далеко не ровные и чистые, прислуге легче было думать, что это я не в себе, нежели чем сам Грегори Блейк.
Решив ничего не отвечать Пруденс, я покинула свои покои и направилась в крыло супруга, где располагался его кабинет и несколько личных комнат.
Благо, на моем пути решимости и гнева, мне не встретился управляющий усадьбой и правая рука Грегори – Венздор, худощавый мужчина, с острым орлиным взглядом, преданный как пес и готовый исполнять любые приказы и прихоти своего хозяина.
С ним абсолютно было невозможно выстроить отношения, сотканные на сердечности и понимании, потому что, по ощущениям у Венздора не было и намека на сердце. Он весь состоял из правил и слепой веры к Грегори.
Мои гулкие шаги размеренно раздавались по длинному узкому коридору, отделанному мрамором и лепниной с золотой паталью – изысканной и утонченной. В укромных нишах стояли фарфоровые вазоны, дополняющими декор, без намека на что-то лишние.
Грегори не любил огромного количества вещей, терпеть не мог не вписывающиеся в интерьер полотна картин и аляповатые украшения.
Единственное, что он себе позволил, как некое яркое пятно в усадьбе, украсить зал с фортепьяно нашим портретом.
Нас писал самый известный художник королевства, которому посчастливилось изобразить на холсте королевскую чету. Конечно же, Грегори не смог удержаться от того, чтобы не сподобиться самому королю.
Мы получились на портрете счастливыми. Мое лицо сияло, зеленый шелк платья идеально сочетался с цветом моих глаз, а на губах, играл налет легкой улыбки. Я казалась себе цветком на этом портрете, а Грегори – героем, спасшем меня из лап злостного дракона. Только тогда, я еще не знала, что драконом был он сам, вернее, одна из его личин, умело спрятанная за маской идеальности и мужества.
Остановившись возле кабинета супруга, где он обычно предпочитал работать в гордом одиночестве, я позволила себе несколько вдохов и выдохов, чтобы взять себя в руки, но ощутила лишь испарину и затрудненное дыхание. От падения, ребра оказались отбиты и болели.
Предательски задрожали руки, но я все же для приличия постучала и без приглашения вошла внутрь, ощущая как мои волосы длинной каштановой волной рассыпались по плечам.
Смеркалось и сумерки уже успели наполнить темное пространство кабинета, где по периметру помещения в высоких светильниках горели лампы.
Грегори я нашла, сидящим в кожаном кресле. Его поза была расслабленной, пиджак скинут, а белая рубашка под жилетом наполовину расстегнута, обнажая грудь.
В левой руке он крутил бокал с виски, был задумчив и отстранен.
Подле него замерла фигура нашей прислужницы Эмбер.
Увидев меня, белокурая девица с большими глазами и лицом, в виде сердечка, прищурилась. Мое появление, явно не входило в ее планы, как и в мои не входило видеть ее.
Что-то подсказывало мне, что Эмбер не ровно дышала к моему супругу, но в этот момент мне было абсолютно все равно на чувства прислуги. Я ощущала лишь боль, закутанную в массивное облако гнева, которое искало выход. Это облако душило меня. Я задыхалась и хотела вырваться на волю из золотой клетки, где была чертовски несчастлива.
– Пошла вон.
Свой голос я не узнала, не только из-за хрипоты, но и из-за нот нетерпимости.
Глаза Эмбер удивленно распахнулись, щеки покрылись подобием румянца. Все свое внимание, девушка перевела на Грегори, во взгляде которого залегла полутьма, но он скрывал свои истинные чувства за маской мнимого спокойствия.
Я же, под этим взглядом ощутила первый звоночек паники. Лоб в миг покрылся испариной, но я продолжала быть смелой.
– Выйди, – махнул он прислужнице и та, решив не испытывать терпение хозяина, быстро покинула темный кабинет.
– Агата, лекарь не разрешал тебе вставать. Не думаю, что это было хорошей идеей. Тебе может стать хуже.
Нотки переживаний, были абсолютно пусты. В них не ощущалось и намека на сочувствие.
– Я хочу развестись с тобой.
Мой голос дрогнул на последнем слове. Я сглотнула комок, но не подала вида, что внутри меня сотрясает дрожь.
Грегори же не выдавал никаких эмоций на мое высказывание. Я знала это выражение лица. Он решал, как лучше обставить ситуацию, чтобы выйти победителем.
Через несколько секунд его губ коснулась еле заметная улыбка. Он поднялся с кресла и отставил в сторону бокал с виски.
Мои ноги в миг напряглись, потому что за этим приближением могло последовать все что угодно. Я зажмурилась, а потом с новой слой распахнула глаза.
Ощутив на своих плечах его руки, я почувствовала, что задыхаюсь.
Я боялась его.
Это было правдой, от которой кружилась голова и я моментально ощущала себя слабой и беспомощной, игрушкой в руках злодея.
– Пойдем, я отведу тебя в постель, дорогая. Ты слишком истощена, чтобы рационально думать.
Нервно, я хмыкнула. Снова я была ненормальной.
Дернув плечом, я осмелилась посмотреть в его карие глаза, своим оттенком напоминающие горький шоколад, от которого сводило язык.
– Нет, я больше не хочу с тобой жить. Ты толкнул меня с лестницы.
Грегори замер, прищурив взгляд, но продолжая держать меня за плечи, только теперь легкое касание усилилось, превратившись в хватку.
– Агата, зачем мне убивать наше дитя? – горечь опалила его лик. Я сглотнула, чувствуя, как от слова «дитя», моя голова закружилась сильнее. – В тот день ты слишком много всего надумала. Понимаю, твою страстную любовь ко мне, но разве я мог тебе изменять?
Хватка в миг опала и пальцы мужчины коснулись моего потного и разгоряченного лба.
– Мне показалось, что именно ты не хочешь этого ребенка, Агата.
Часто заморгав, я посмотрела на супруга. Да, он был прав. Какая-то моя часть не желала рожать от человека, который был страшнее врага. Он изощрялся так умело, что я чувствовала себя идиоткой в его сильных руках.
– Хватит, – ощетинилась я, чувствуя, что проигрываю в этой словесной битве, – я не хочу больше ничего с тобой. Отпусти меня.
Грегори усмехнулся, вглядываясь в мои глаза.
– Ты все еще не поправилась, дорогая.
Неожиданно, мужчина заключил меня в свои сильные объятия. Его правая рука прошлась по моим спутанным волосам.
Сначала движения были ласковыми, но потом я почувствовала, как все тело Грегори напряглось, словно налилось свинцом.
– Ты моя Агата, просто запомни это раз и навсегда. Ты моя и будешь моей столько, сколько я захочу. Тебе понятно?
Голос Грегори вмиг ожесточился. Я тоже напряглась, ожидая чего угодно.
– Нет, – прошептала я, совершенно лишенная сил. Голова предательски закружилась, и я не успела оглянуться, как руки мужа подхватили мое ослабленное тело.
– Да, Агата. Однажды ты поймешь, что тягаться со мной бесполезно. Моя милая безвольная пташка.
Мое тело пронзила новая волна дрожи. Я снова проиграла ему.
Глава 2
– Грегори сказал, дочь, что ты не хотела ребенка. Ах Агата, неужели это правда?
Я отвернулась к окну. Мои веки задрожали, но я не планировала показывать матушке свою слабость, прекрасно понимая, что она обвинит меня в глупых суждениях.
После нашего разговора с Грегори прошло три дня.
Тем вечером у меня открылось кровотечение и вызванный, далеко за полночь лекарь, строго наказал соблюдать постельный режим и пребывать в полном спокойствии. Я чувствовала себя подавленной, понимая, что во мне нет сил бороться со своим супругом. Я была его пташкой, его красивой собственностью, которую можно показывать обществу и чувствовать волны зависти и восхищения.
Наслушавшись строгих указаний лекаря, Грегори включился в роль заботливого супруга, одаривал цветами, вниманием и теплотой. Ему очень нравилась его эта роль, ведь тогда он чувствовал себя всемогущим, важным, а еще и сильным. У меня складывалось чувство, что он ощущал особый трепет, когда я была такой слабой и беспомощной. В нем сразу просыпалось желание заботы ко мне, а еще и спокойствие. Он будто переставал со мной бороться, когда я была здоровой, пыталась высказать свое мнение или проявляла какое-то подобие характера, который он быстро ломал.
В течении этих трех дней, мой поврежденный рассудок и стук в сердце, снова стали выдавать зыблемые надежды на то, что наш брак может быть другим. Грегори действительно был ласков. Наверно, я снова себя обманывала.
– Агата, ты слушаешь меня?
Сморгнув, я вернулась вниманием в идеальное пространство гостиной, где не было лишних деталей, а в любимых фарфоровых вазонах Грегори, источали ароматы белые гортензии.
Матушка казалась мне взволнованной, но это переживание, отразившееся на ее бледном лице, относилось не к моему самочувствию, а к нашим отношениям с моим супругом. Она ужасно боялась, что он откажется от меня. Ее мысли были глупыми. Он обладал мной и это его только притягивало.
– Я хотела ребенка, матушка, – мой голос был слаб, но уже не выдавал ощутимой хрипоты. Ненароком я взглянула на свои худые пальцы, на одном из которых красиво блестел огромный бриллиант в золотистой оправе. Он казался мне до бестактности вычурным, но Грегори он восхищал. Ему нравилось лепить из меня особый образ красоты. Даже платья, выбирал он, когда это касалось официальных приемов и прогулок в свет.
– Что-то ты говоришь это не очень уверенно, – рот родительницы скривился. Ее голубые глаза, смотрели встревоженно, а бледная кожа, показалась мне прозрачной на фоне темно-русых волос, заколотых миниатюрными шпильками с ониксом. Я не была похожа на матушку, да и на отца не особо. Аарон имел крупные черты лица, не столь яркие зеленые глаза как у меня, но зато природа одарила его каштановой густой шевелюрой. Последним мы были с ним схожи. – Ты ничего не делала специально? Грегори сказал, что вы слегка повздорили и произошел несчастный случай. Я много раз говорила тебе, Агата, что стоит быть сдержаннее и ценить что имеешь.
Ощутив внутри нарастающий комок гнева, я пристально посмотрела на матушку. Вместо поддержки и понимания, она обвиняла меня во всех грехах. На долю секунды я снова усомнилась в своей адекватности и дернула губой, переводя внимание на остывший чай, стоящий на подносе на столе.
Кресло, с высокой спинкой, в котором я сидела, показалось мне не удобным, и я заерзала, как маленький ребенок. У меня внутри что-то всему сопротивлялось, хотелось крушить и ломать, но вместо этого молчало, страшась вырваться наружу.
– Эта потеря ребенка катастрофична. Грегори так расстроен.
Грегори!
– Вам все равно что я чувствую, матушка?
Вайолет на миг замолчала. Ее глаза округлились, а губы сжались.
– Не говори ерунды, я очень переживаю за вас, за ваш брак. Когда я узнала, что с тобой произошло такое несчастье, мы сразу же покинули лечебные воды с Аароном и вернулись в столицу. Разве я могла оставить вас с таким горем?
Ощутив, как комок внутри меня начал разрастаться, я уже хотела высказаться, что притомилась и отправиться в свои покои, не желая более слышать о нас.
После выкидыша, во мне словно что-то сломалось и больше не желало слушать о нас, о Грегори, о моих глупостях.
– Ах Грегори! – воскликнула матушка, так как в наполненную идеальным уютом гостиную, вошел мой супруг. Его внешний вид выражал легкий налет озабоченности и волнения. На губах моментально расцвела улыбка и он как галантный кавалер, бросился к Вайолет и демонстративно поцеловал ее руку, наряженную в белое кружево. – Я так рада видеть вас. Ах, какое горе, до сих пор не могу успокоиться!
В глазах матушки блеснула слеза. Женщина сморгнула, покачав головой.
– Не думаю, что стоит так волноваться. У нас еще будут дети, мои наследники.
Рука супруга коснулась моей спины, слегка погладив пальцами.
– Агата уже восстанавливается и ближе к концу седмицы мы посетим небольшой прием у Андерсенов. Надо показать, что мы все также сильны и горе не сломило Блейков.
Я напряглась. Меньше всего мне хотелось встречаться с напыщенными индюками Андерсенами. Грегори видел в этом общении свои определенные выгоды и надеялся, что я подружусь с их дочерью Кетрин. Она казалась ему мне под стать, но после одного общения с этой мерзкой девицей, мне меньше всего хотелось предаваться с ней разговорам.
– Я до сих пор еще слаба, – решила высказаться я, – думаю, мне лучше остаться дома.
Мой супруг улыбнулся, но я заметила, как его скулы напряглись, а в глазах появилось свойственное ему нетерпение, когда что-то шло не так как он хотел.
– Уверен, наша встреча пойдет тебе только на пользу. Кетрин спрашивала о тебе, так передал Борис.
Мои губы поджались в линию. Спорить было бесполезно.
– Идея просто прекрасная, – воскликнула матушка, – ты развеешься, станешь веселее.
– Ах Вайолет, вы как всегда дальновидны, – кинул сладкую кость моей матери Грегори. – Агате пора возвращаться в общество. Тем более, сезон только начинается и важно войти в него полной сил и жизни.
Жизни?
Наверно, она мне не принадлежит!
Но в слух я ничего не сказала. Моих губ коснулась улыбка, ведь Грегори посмотрел на меня столь проникновенно, как когда-то давно, когда мы только познакомились и вошли в пору ухаживания.
Видя более спокойное расположение супруга, я затеяла с ним разговор за вечерней трапезой, где мы были одни, не считая застывших в темноте помещения слуг.
Длинный стол, покрытый ажурной скатертью, на котором расположили удивительно хрупкий сервиз и свечи в длинных серебряных подсвечниках, был украшен миниатюрными вазочками с белыми розами.
Я сидела напротив Грегори, осторожно отрезая кусочек мяса в брусничном соусе и ощущала легкое головокружение, от прописанных лекарем капель, который тот заставлял меня принимать для душевного спокойствия.
– Грегори, я не столь окрепла, чтобы пойти к Андерсенам. Не лучше ли будет?
– Нет, – спокойно произнес муж, мигом прервав мою браваду.
Мы тут же встретились взглядом. Его карие глаза, словно заволокла ночь.
– Мы пойдем вместе и это не обсуждается. Почему ты так любишь перечить? – скривился мужчина, а слуги, стоящие в темноте зала, будто перестали дышать.
Я действительно была не в силах спорить с Грегори, ощущая жуткую сонливость и слабость.
– Лишь высказалась тебе о своем самочувствии, – дернула я левым плечом.
Грегори еще острее вперился в меня своими глазами.
– Перестань Агата, мир не рухнул с твоим выкидышем. Я больше не желаю видеть эту тоску в глазах.
– С моим выкидышем? – не удержалась я, – но это был и твой ребенок, разве нет?
– Нерожденный, – ухмылка посетила губы мужчины, – и видно не желающий прийти к такой безрадостной матери. Любая на твоем месте, порхала бы от счастья, но ты кривишься, словно съела целый лимон. Забудь уже что было и постарайся прийти в себя к приему.
Снова почувствовав взбунтовавшийся комок гнева внутри, я беззвучно то открывала, то закрывала рот. Не ожидая от себя последующих действий, я поднялась со стула, на ходу откладывая столовые приборы, столь аккуратно, насколько смогла.
– Сыта, – выдали мои губы, – я буду в своих покоях.
В столовой стало так тихо, что из зала для игры в фортепьяно, можно было расслышать скрежетание стрелок напольных часов.
– Агата, трапеза не закончена.
Я должна была уйти, чтобы не разразиться жутким криком, который давила в себе, на протяжении бесконечности времени с Грегори.
Шелест юбки моего платья наполнил осязаемую тишину.
– Нужно больше лежать, чтобы восстановиться до приема у Андерсенов, – высказалась я тихо, не став поворачиваться к тому, кто мог обернуться зверем в любую минуту.
Грегори промолчал. За моей спиной не раздались его шаги, пытающиеся догнать и силой усадить за стол, среди глухой темноты столовой и через раз вздыхающих слуг, от испуга сливающихся со стенами.
На пути в мои покои, мне встретился Венздор. Он удосужился на еле заметный кивок в мою сторону, поджал губы и поспешил проверить покои хозяина на наличие идеального порядка.
На удивление, Грегори проглотил мой выпад и скандала не последовало.
Я спокойно проспала всю ночь в своих комнатах, а на утро, чувствовала себя куда лучше, осознавая, что супруг отбыл по делам.
Дни до воскресного приема Андерсенов, пошли стройной чередой.
Матушка не докучала меня визитами, посему, я могла просто читать книги, которые спасали меня от уныния.
Погружаясь в чтение, я словно бы училась заново дышать, гуляя на страницах романов, где героини были сильными, справлялись с невзгодами судьбы и позволяли себе любить и быть любимыми.
В день приема, я чувствовала себя куда лучше, даже несмотря на то, что небо заволокло тяжелыми облаками, намеревавшимся разразиться дождем. Это так походило на то чувство, которое бурлило у меня внутри и боялось вырваться наружу.
Уже с самого утра, Грегори вошел в мои комнаты, как в свои, совершенно не чураясь стука и приветствий.
Я, как раз, расчесывала свои волосы, возле трюмо с зеркалом и витала в мечтах о эфемерной свободе, где я могла делать все что захочу, решать, чем мне заниматься и даже что одевать.
Грегори выглядел импозантно. Темно-шоколадного цвета костюм с шелковым жилетом, идеально подчеркивал его точеную фигуру. Темные волосы слегка небрежной волной, обрамляли голову. Он был серьезен и даже не взглянув на меня, очень деловито прошествовал в гардеробную комнату, где словно по линеечке хранились мои вещи.
Мне не нужно было представлять с каким выражением лица, он осматривает мои вещи, пытаясь выудить из шкафов исключительно то, что будет гармонировать с его внешним видом.
Через пару минут, на кровать плюхнулось темно-зеленое платье из амаринского шелка, переливающееся всеми гранями изумрудных оттенков. На мягкий ворсистый ковер упали похожего цвета туфли, а подле меня на трюмо оказался внушительный бархатный футляр. Не сложно было понять, что там находился комплект из изумрудов, завораживающий собой все вокруг.
Я должна была пристать перед светом изысканной леди, без намека на недостатки.
Кукла по имени Агата!
Мне бы усмехнуться, но не было сил. Я была потеряна в веренице дней, где мое мнение и желания абсолютно не учитывались и спрашивая себя, могу ли я теперь жить как-то иначе, я затравлено таращилась на себя в зеркало, не зная ответ.
– Пруденс, – рявкнул Грегори, – госпожа должна быть неотразима. Больше румян и выразительности глаз. Мне не нужно, чтобы потом о моей супруге говорили, что она выглядит как умертвие. Тебе ясно?
Моя прислужница, дернула подбородком, испуганно закивала, и чтобы не получить очередной нагоняй, бросилась к футлярам с косметическими средствами, чтобы создать исключительно цветущий вид, который понравился бы Грегори.
Я приняла весь вихрь действий супруга спокойно. Ничего в моем внешнем виде не выдало сопротивления, но внутри, я снова ощутила невыносимое желание послать все к чертям и броситься на волю, но тугие прутья золотой клетки сжимали, не давая возможности исполнить желаемое.
Прислужница, после того как мой муж вылетел из моих покоев, также рьяно, как и зашел, оставив после себя плотный аромат мускусных благовоний, бросилась в мою сторону. Я видела, как ее пальцы подрагивали от страха, что она может сделать что-то не то, а потом получить хороший нагоняй.
– Я сама все сделаю, ты можешь быть свободна.
– Но, госпожа, – покачала девушка головой, замирая. – Господин сказал иначе.
Я бросила на прислужницу особый взгляд, дав понять, что я не выдержу указаний еще и от нее.
– Зачем вы постоянно спорите с ним? – покачала головой Пруденс, естественно, больше переживая за себя, чем за меня.
– Тебе важно, чтобы я была безмолвной?
Пруденс встрепенулась, мигом покраснев.
– Нет, просто хочется, чтобы в усадьбе было гармонично, – вздохнула девушка, плавными движениями доставая из комода нижнее белье и чулки.
– И ты считаешь, что гармонии нет, потому что я перечу?
Интересное мнение обо мне у слуг!
– Я не могу так считать, госпожа, – тут же спохватилась Пруденс, понимая, что сболтнула лишнего.
Значит дома, у всех, складывалось мнение, что это я словно издевалась над Грегори и не давала ему покоя.
Мой супруг умело свил определенное понимание, исключительно выгодное ему? Или я действительно веля себя как-то не так?
Решив, что мысли об этом меня еще больше отяготят, я настроилась провести этот день в желанном спокойствии.
Нарядившись в изумрудного цвета шелка и обрядившись в драгоценности, немыслимо сверкавшие своими особенными камнями, я выходя из своих покоев, наткнулась на Эмбер, работающую у нас прислужницу.
Девица была наглой, симпатичной и явно не робкого десятка. Если другие слуги, сдержанно и немного боязливо смотрели в мою сторону, то эта лишь изображала свою деликатность к моей персоне, но на деле терпеть меня не могла. На ее душевные муки, мне было все равно. Мне важно было разобраться со своими притязаниями.
Грегори уже ожидал меня в экипаже. Я уселась напротив него, сразу же уловив проницательный оценивающий взгляд мужчины.
Он пристально рассматривал мое лицо и то, как в блеклом освещении экипажа, в моих ушах и шее играли изумруды.
Не найдя никаких огрехов, он довольно вздохнул.
– Видишь? А говорила, что не оправишься.
– Не могла тебя подвести в столь ответственный момент, как встреча с Андерсенами.
Даже на мое удивление, слова прозвучали с нотками сарказма и Грегори прищурил левый глаз, пытаясь понять, послышалось ему или нет.
Мое сердце увеличило темп, и я бегло отвернулась в окно.
Экипаж, как раз, выехал на тенистую дубовую аллею и устремил свой пусть к центру города.
Андерсены жили недалеко от галереи изобразительных искусств, в красивом городском особняке, с великолепном садом на заднем дворе. Территория была небольшая, но уютная и чем-то походила на стиль, который обожал Грегори. Все было идеальным и словно музейным.
– Кстати, я успокоил твою мать настолько, насколько возможно. Она ужасно переживала за тебя. Больше не стоит ее расстраивать. У твоих родных должно сложиться мнение о нас, как о крепкой семье.
Мои щеки в миг зарделись. Спокойствие стало даваться мне с трудом.
– А у нас крепкая семья?
Снова этот сарказм.
Грегори прищурился, между делом откинувшись на спинку сиденья. Весь его вид выражал настороженность моим состоянием.
– Если бы ты иногда не выходила за рамки Агата и не выводила меня из себя, то да. Ты что же, думаешь иначе?
– Нет, просто решила поинтересоваться твоим мнением, не более того, – дернула я головой, моментально почувствовав страх. Он наполз на меня как щупальца страшного чудища, облепил липким холодом, сковал горло. В голову моментально полезли воспоминания о том, как я упала с лестницы, как мои плечи сжимали невиданной силы тиски, а мое тело толкали, выплескивая все зло наружу.
– Ты должна быть уверена в моих словах.
Сил на кивок у меня не осталось. Кивок бы предал меня окончательно и бесповоротно.
Мы въехали в город. Серая брусчатка хорошенько ощущалась пятой точкой, пока экипаж, запряженный тройкой гнедых коней, следовал на прием.
Сам Остенбург казался монументальным из-за красот строений, домов, соборов, особняков, но выглядел при этом, каким-то невзрачным, особенно в пасмурный день.
Главный кафедральный собор утопал в дымке приближающегося дождя. Чуть вдалеке можно было разглядеть дворец короля и сады Перфионы, славящиеся статуями и своей бесконечной кавалькадой фонтанов.
Остенбург был моим родным домом. Несмотря на грандиозность и величие, я любила этот город всей душой.
Мы, как раз, проезжали мимо главного театра, как мне в глаза бросился старинный особняк господина Севиля. Подле входа в здание, шумел фонтан в мраморной, слегка заплесневелой чаше.
Особняк Севиля, местные называли Лазурным, так как он отличался особенным цветом стен, абсолютно не вписывающимся в композиции города, где главными оттенками зданий были серые, желтые и белые.
Когда я была маленькой, я часто смотрела на фасад этого особенного строения, с большим круглом эркером, белыми колоннами и массивной дубовой дверью.
Этот дом казался мне сказочным, и я всегда мечтала почувствовать его запахи и посмотреть его интерьер.
– Лазурный особняк продан, – высказался Грегори, уловив мой заинтересованный взгляд, – Севиль решил, что встретит свои последние годы в своем шато в провинции, среди виноградных лоз и вина.