Что такое Сангха? Природа духовной общины

Личность: сущность сангхи

До сих пор я говорил об общих принципах сангхи в контексте традиции и истории, описывая, как возникли ее основные институты и представления о ней. Теперь мне хочется заглянуть дальше этих формальных установлений и представлений и попытаться определить более глубокие принципы духовного сообщества, не зависящие от какого бы то ни было традиционного буддийского контекста.

Термин «арья-сангха» обычно переводят как «Сангха благородных или высших», но я предпочитаю передавать санскритское слово «арья» словом «личность». Четыре типа личностей, о которых упоминает «Тиратана Вандана», называются именно так – личностями. Там используется выражение «пурисапуггала» – «люди, которые являются личностями». Духовное сообщество в своей сути состоит из личностей. Там, где собираются те, кто не являются личностями, не может быть духовного сообщества, только группа.

Я преподнес эту идею о том, что некоторые люди находятся на совершенно ином уровне развития, чем другие, в довольно резкой форме, но она совершенно фундаментальна для буддийской мысли. Крайне важно, чтобы мы оценили, насколько существенно это различие между личностями и не-личностями. Развитие подлинной индивидуальности – это сравнительно недавнее развитие в масштабах мировой истории, и мы определенно не должны принимать это как нечто само собой разумеющееся.

Что такое личность? Во второй части книги мы рассмотрим различные ответы на этот вопрос. Но давайте начнем с традиционного буддийского ответа, который обычно излагают в рамках десяти оков, которые нужно разорвать для того, чтобы обрести окончательную свободу26. Среди них, с нашей точки зрения, наиболее важны первые три. Если они разорваны, ваше постоянное продвижение к Просветлению обеспечено, и вы становитесь Вошедшим в поток, членом (хотя и на самом скромном уровне) духовного сообщества в высочайшем смысле. Короче говоря, вы становитесь подлинной личностью. Нужно подчеркнуть, что эта цель, которую может достичь любой серьезно практикующий буддист.

Первые оковы – «саткая-дристи». «Сат» означает истинный или настоящий», «кая» означает «тело», «дристи» – «воззрение», и все выражение переводится обычно как «вера в индивидуальность». Это вера в то, что нынешняя индивидуальность человека, его я, так сказать, здесь и сейчас, окончательно, устойчиво и неизменно – оно является абсолютным фактом. Эта вера – первые оковы, которые препятствуют развитию человека как личности.

Саткаю-дристи часто объясняют, особенно на Западе, в чисто философских терминах, как будто она заключается в принадлежности к определенной школе мысли и имеет отношение к природе «я», но на самом деле это отнюдь не так. Эти оковы заключаются в том, что человек придерживается одного из двух крайних воззрений. Одно из них – это вера в то, что «я» продолжает существовать после смерти как сущностное единство, своего рода духовный бильярдный шар, рикошетом несущийся по Вселенной, независимо от того, верите ли вы в то, что «я» отправляется на небеса или перерождается. Другая крайность – вера в то, что «я» исчезает вместе со смертью физического тела. Буддийское воззрение на «я», в отличие от обоих предыдущих, заключается в том, что разные психологические и духовные процессы, которые во всей своей сложности составляют личность человека, продолжаются после смерти, но в основе этого потока психических событий нет никакой неизменной сущности.

Однако эти оковы – скорее глубоко укорененное отношение, чем интеллектуальное представление. Его можно рационализировать в терминах философии, но по сути это большей частью бессознательное отношение – в действительности, оно гласит: «Я – то, что я есть, и с этим ничего нельзя поделать». Если у меня дурной нрав, что ж, так оно и есть: с этим ничего не поделаешь – это заложено в моей природе. Я родился таким и должен с этим жить. И да, думаю, другим также придется с этим жить. Таким уж создал меня Бог. Кто мы такие, чтобы заигрывать с божьим замыслом? Вы должны принимать меня таким, каким встретили, без прикрас.

Даже если мы все-таки признаем необходимость менять себя, мы можем думать об этом только как о чем-то искусственном. Если мы попытаемся представить себя изменившимися коренным образом и затем внимательно посмотрим на это воображаемое «я», мы обнаружим, что оно сохраняет в своей основе поразительное, детальное сходство с тем, каковы мы сейчас. Чтобы действительно представить себе, что коренные изменения возможны, нам нужно отпустить любое представление, которое есть у нас о нас теперешних.

Подлинная личность знает, что продвижение любого рода подразумевает изменение, и это изменение означает, что нечто должно уйти, нечто должно умереть – вы должны умереть. Для создания нового «я» необходима смерть старого «я». Это единственный путь. Личность радостно понимает эту смерть как необходимое условие роста.

Вторые оковы – «вичикитса» – обычно переводится как «сомнение», «растерянность», «неуверенность» или «скептицизм». И снова нас здесь интересует не интеллектуальная позиция. Вичикитсаимеет намного больше отношения к воле, чем к интеллекту. Это скорее не интеллектуальная неуверенность, а эмоциональная неспособность ввериться чему-либо, нежелание принять решение, довести мысль до конца. Это сопротивление тому, чтобы вложить сердце в то, что ты делаешь. Это не то благородное сомнение, о котором говорит Теннисон:

В благородном сомнении больше веры,

Поверь мне, чем в половине вер27.

Вичикитса – это недостаток объединения. Человек в буквальном смысле не личность, а неопределенная масса «я». Из этой совокупности «я» выбивается одно, чтобы привести всего «человека» к решению, а на следующий день другое «я», обдумав его лучше, изменяет это решение. Одно из «я» полно энтузиазма по отношению к чему-то, но на его место приходит другое «я», которое недоумевает, из-за чего вся эта суета. Так одно «я» сменяет другое, подобно тому, как волны захлестывают берег настоящего состояния ума.

Все мы знакомы с подобным положением дел, но оно особенно очевидно для тех людей, которые медитируют. Одно «я» хочет медитировать, другое не хочет. Одно «я» продолжает медитировать, таща за собой все другие «я», противящиеся следовать за ним, но постепенно оно ослабевает и сдается, покоряясь неразберихе остальных «я» (которые с технической точки зрения называют «отвлечениями»), и они, если им это удается, приводят к тому, что медитации вообще наступает конец. Так мы отдаемся на волю волн во время медитации. Так мы плывем по жизни, и нас тащит то туда, то сюда, то в том, то в другом направлении. Как начинает понимать Ричард II у Шекспира, пустая трата времени – то, что лишает нас целостности:

Я долго время проводил без пользы,

Зато и время провело меня28.

Только индивидуальность, целостный человек, единая личность, может вверить себя чему-то настолько, чтобы на самом деле продвигаться по духовному пути.

Третьи оковы – «шилаврата-парамарша» – буквально «цепляние» (парамарша) за моральные правила (шила) и религиозные обеты (врата). Это не означает «привязанности к религиозным ритуалам и церемониям», как это выражение было впервые переведено на английский в конце XIX в. Это было время великого противостояния ритуалам: приверженцы Оксфордского движения пытались вновь привнести старые католические ритуалы в англиканскую церковь, но им яростно противостояло более протестантское крыло церкви. По-видимому, первые переводчики Палийского канона не могли не принять эти оковы за некое движение против ритуалов и сочли Будду предвозвестником протестантизма или даже ранним рационалистом, противостоящим более красочной стороне религии – но этот взгляд на Будду противоречит очевидным фактам. На самом деле, это оковы зависимости от этических правил и религиозных предписаний как самоцели.

Даже если мы переводим палийский термин правильно, его все еще легко неверно истолковать. Этические и религиозные предписания сами по себе никоим образом не являются оковами сами по себе. То, что препятствует нам, – наша зависимость от них, отношение к ним как к цели, а не как средству обретения Просветления. Другими словами, нам мешает условная мораль и условная религия. Часто считается, что идея о том, что это может нас сковывать, – особое дзенское представление, но она лежит в основе буддизма в целом и даже в основе христианства: как сказал Иисус, «суббота для человека, а не человек для субботы»29. Подобно этому, этика и практики нужны для того, чтобы мы их использовали, но не они управляли нами.

Почему мы всегда упускаем это из виду (потому что нам до некоторой степени это присуще, если мы не вошли в поток)? И снова, здесь нас интересует не сознательно поддерживаемое воззрение, а бессознательное эмоциональное отношение. Мы имеем дело с тем фактом, что мы склонны чего-то желать от нашей духовной практики – чего-то, что не имеет никакого отношения к ее истинной цели. Часто мы получаем в результате своей практики какой-то статус в группе, меру принятия другими людьми, уважение, безопасность, чувство принадлежности. Это явление широко известно в любой духовной традиции, доминирующей в той или иной культуре. На Западе долгое время считалось добродетельным обязательно посещать церковь, и от того, хотите ли вы туда, зависела ваша репутация в обществе. На самом деле, люди обычно ходили в церковь как раз для этого – не для того, чтобы поклониться Богу, а для того, чтобы создать благоприятное впечатление о себе.

Но, даже если вы просто посещаете маленькую буддийскую группу, которая, возможно, никак не связана с вашим условным социальным положением, спустя какое-то время вы можете обнаружить, что ходите туда главным образом за позитивной, дружественной атмосферой. Несмотря на ваши лучшие устремления, вы пройдете через желание медитировать, вверяться чему-либо, изучать, обрести духовных друзей и так далее, для того, чтобы в некотором роде самоутвердиться, чего, глубоко внутри себя, вы на самом деле и хотели получить от групповых встреч. Для того чтобы разорвать эти оковы, нужно относиться ко всем этим практикам и видам деятельности, как бы важны они не были, как к средству достижения определенной цели, которая заключается в нашем развитии как личности.

Таковы три первые оковы30. Далее, Однажды возвращающийся – это тот, кто ослабил четвертые и пятые оковы, а Невозвращающийся – тот, кто освободился от дальнейших человеческих перерождений, разорвав все оковы. (Архат разрывает также и пять последующих, но нам нет необходимости в это углубляться, поскольку они имеют мало отношения к нам, каковы мы сейчас, непосредственно).

Четвертые и пятые оковы – это кама-рага, желание чувственных ощущений, и вьяпада, гнев или враждебность. Эти две оковы гораздо более тяжелы, чем первые три, более глубоко укоренены. На самом деле, они действительно опутывают нас очень крепко, и размышления о том, что даже столь духовно развитые люди, как Вошедшие в Поток, все еще связаны ими, по крайней мере, на тонком уровне, производят отрезвляющее действие. Немного воображения – и мы поймем, каким образом даже «однажды возвращающийся» только ослабляет – не разрывает – эти оковы. В случае с четвертыми оковами, стоит только представить, каково было бы внезапно ослепнуть, скажем, – не видеть свет и мириады деталей зримого мира вокруг нас, которые мы принимаем как должное, – осознать, с какой невыразимой жаждой человек будет желать увидеть этот мир. Или, предположим, вы внезапно оглохли и погрузились в мир полной тишины, где нет голосов, нет музыки, нет постоянного звукового фона, напоминающего вам, что вы разделяете этот мир с другими живыми существами. Вам захочется снова обрести этот контакт с миром, вы будете страстно желать услышать хотя бы самую простую музыку, более чем чего-либо в мире. То же самое справедливо и по отношению к миру прикосновений и даже вкусов.

Страстное желание, которое возникло бы, лишись мы всего нашего чувственного опыта, почти в буквальном смысле невообразимо. Но именно это происходит во время смерти. Ум отрывается от этих вещей и оказывается в пустоте, которая поистине ужасна для тех, кто все еще хочет поддерживать связь с внешним миром посредством пяти органов чувств. Кама-рага, таким образом, – это то, что побуждает сознание человека искать выражение в форме другого, основанного на ощущении, существования, и из этого следует, что, разорвав эти оковы, человек становится «невозвращающимся».

Что касается оков гнева или враждебности, почти невозможно представить существо, в котором не было бы ни малейшей неудовлетворенности, раздражения, негодования, нетерпения или черного юмора: эти состояния постоянно маячат где-то на заднем плане нашего существования. И это еще не считая наших более заметных вспышек гнева, которые берут начало в, по-видимому, бездонном источнике враждебности внутри нас.

Но, даже если мы пока не способны разорвать эти оковы, мы можем помнить о них и о необходимости ослаблять их посредством практики медитации, в которой мы пытаемся, по крайней мере, временно, отрешиться от чувственного опыта и также избавиться от собственной враждебности (последняя является объектом особого внимания в практике метта-бхаваны, развития универсальной любящей доброты)31.

Теперь у нас есть традиционный ответ на вопрос о том, что делает человека арьей, то есть делает его личностью. Если вы личность – вы готовы к изменениям, готовы отпустить любое устойчивое представление о себе, готовы даже к смерти. Вы достаточно целостны, чтобы полностью вверить себя чему-либо, и не смешиваете средства и цели. Именно такое отношение необходимо развивать, если мы хотим разорвать первые пять оков и достигнуть «вхождения в поток». Более того, личность осознает влияние, которое оказывают на наш ум чувственные переживания, и необходимость уменьшить это влияние посредством практики простоты, довольства и медитации. Личность пытается осознавать негативные эмоции, не выплескивая их и не причиняя никому вреда, и упорно старается развивать положительные эмоции.

Это один из способов определения личности, и его достаточно, чтобы дать нам относительное представление о том, как я собираюсь использовать это слово. Мы рассмотрим другие представления о личности и другие аспекты индивидуальности во второй части этой книги. Сейчас же мы сосредоточимся на отношениях между личностью и духовным сообществом, отношениях, которые начинаются с развитием личности, относительно недавним для нашей человеческой истории. Давайте рассмотрим развитие личности – и духовного сообщества – с исторической перспективы.

История духовного сообщества

История – рискованное предприятие, у истории как у попытки быть объективным по отношению к тому, что случилось в прошлом, нет никакой надежды на успех. Недвусмысленные факты встречаются редко. Действительно ли король Альфред сжег те пироги? Никто этого не знает. Действительно ли король Джон потерял свои драгоценности в заливе Уош? Никто этого не знает. Действительно ли король Ричард III расправился с теми двумя маленькими принцами в Тауэре? И снова, никто этого не знает. Историки все еще спорят над этими вещами. Даже если согласие относительно фактов достигнуто, доверчивого историка поджидают новые ловушки. Школьники больше не думают, что «география – это о картах, а история – о парнях». История больше не является «продленной тенью человека». Есть множество альтернативных точек зрения. Можно сделать огульные обобщения или предпринять узкоспециализированное исследование данных. Можно подойти к исследованию с социальной, культурной, экономической или феминистской точки зрения, и это может открыть совершенно разные и даже противоположные взгляды на эту и иные сферы изучения.

Но, высказав это напоминание о том, что, говоря об истории, нам нужно быть осторожными, теперь я собираюсь отбросить осторожность и описать историческое видение в целом. Я сознательно использую слово «видение», потому что хочу передать несколькими широкими мазками ясное общее впечатление. Конечно, такие обширные обзоры истории, как и все иное, появляются и исчезают. Гегель рассматривал историю как прогрессивное проявление Духа, более того, как процесс, который двигался с Востока на Запад, из Древнего Китая в современную Америку32. Вслед за Гегелем, Карл Маркс представил историю в терминах экономики и классовых конфликтов и выделил в ней четыре больших этапа – теократию, феодализм, капитализм и коммунизм – в соответствии с тем, кто контролирует средства производства.