- -
- 100%
- +
И бригадир был прав: Мишка был первый красавец на деревне. Большие карие глаза, густые черные волосы, тонкие, почти женские черты лица. Слишком уж сильно выделялся он на фоне остальных мужиков. Было в нем что-то магическое и притягательное.
«Ему бы не по тайге бегать, а по телевизору маячить».
Но Мишка все-таки попал в бригаду номер пять. Первое время он был слегка потерянный. Все пытался успеть везде и сразу: и технику подготовить, и гальванометр настроить, и девушкам в камералке помочь. Уж очень ему хотелось быть полезным. Разрывался и потому ничего не успевал.
Вот только первый же выезд показал, что не только за милое личико Мишку можно было уважать. Пусть он был меньше габаритами всех остальных мужчин, но в работе ничуть им не уступал. Просеки выпиливал наравне со всеми, шнеки таскал и не жаловался, с аммонитными шашками обращался бережно. И было у Миши что-то, отчего каждая бригада хотела его себе в команду. Сколько бы раз он ни ездил в тайгу, ни разу ничего плохого не случалось. Пока одни вытаскивали застрявший в болоте МТЛБ, а другие пытались починить гальванометр, бригада Миши спокойно выполняла объемы гектар за гектаром.
«Словно заговоренный!» – говорили о нем.
Но что больше всего радовало товарищей, так это то, что Мишка был весельчак. Что ни делал, все было с шутками да прибаутками. Как бы ни было тяжело, на лице у него всегда сияла улыбка, а в глазах – огонь.
А по вечерам только ради него весь лагерь собирался в столовой. Гитара в руках Мишки не смолкала до самой ночи. Казалось, что он знает все песни на свете и может петь их без остановки.
Все видели, как на него засматривались девушки. Да и он всегда был с ними мил и обходителен, но черту никогда не пересекал. А чем он окончательно завоевал расположение бригадира, так это тем, что любое свободное время проводил с Сашей и Катей. Что бы они ни придумали: прятки, салки, поход за грибами и ягодами, и в снежки играть, и строить ледяной форт, – во все детские забавы Мишка нырял с головой.
Вот именно поэтому весь лагерь с улыбками на лицах спешил на зов юноши. А он стоял на МТЛБ, словно Ленин на броневике. Шапка набекрень, черные волосы все в снегу, лицо перепачкано, но улыбка горит ярче, чем когда-либо.
– Что я вам сейчас расскажу, вы в жизни не поверите! Я знаю, что командировка у нас выдалась не из самых удачных. Сколько мы уже гектар просканировали, а ископаемых…
– С гулькин нос! – выкрикнул кто-то из толпы, вызвав так и назревавший смех.
На всеобщий шум вышел бригадир на крыльцо вагончика. Он видел, как Мишка, стоя на вездеходе, толкает речь и как остальные работники, ловя каждое его слово, радостно смеются. Но, глядя на все это, Аркадий Степанович не испытывал радости. Едкая боль щемила его больное сердце. Разум говорил ему, что сейчас, пока все в сборе, самое время все рассказать, но сердце, которое уже устало быть сильным, было против.
«Дай им последний раз посмеяться всласть. Дай им возможность разделить эту радость друг с другом. Потому что, когда ты им все расскажешь, так уже не будет никогда».
Вот уже и отогревшиеся Сашка и Катя прибежали из столовой. Протиснувшись в первый ряд, они еще не понимали, о чем говорит Мишка, но уже громко звенел их детский смех. И Жучка с Рексом виляли хвостами рядом со всеми в надежде, что кто-нибудь даст им лакомство.
А Мишка уже снова залез на самый верх вездехода:
– И правда! Правда! Результаты сейсморазведки были, мягко говоря, удручающие… Да, мы прочесали почти весь наш квадрат – и ничего. Кто-то скажет: не страшно, это тоже результат. Как говорит наш бригадир: лопата не каждый раз в клад попадает. Верно! Но вот хоть убей, что-то не давало мне покоя. Зудит и зудит где-то внутри, и все тут…
– Так это глисты! – снова выкрикнул кто-то из толпы, а Мишка только этого и ждал.
Сам он был настолько возбужден, что то взбирался на крышу вездехода, то, стоя на самом краю, низко наклонялся к толпе и говорил едва слышно. И все это сопровождалось размашистыми движениями рук и ног. Его шапка то взмывала вверх, то падала под ноги, а потом снова оказывалась на голове. Актер выступал перед зрителями.
– А может, и глисты! Не знаю! Называйте как хотите: хоть глистами, хоть «шестым чувством», хоть «чуйкой» – все одно. Но я решил пойти наперекор плану и запилился еще севернее. Да, я ослушался бригадира и прямо сейчас готов понести наказание… Но дайте показать результат! А потом хоть четвертуйте, хоть съешьте меня живьем…
– Да кто тебя, глистатого, есть-то будет!
И пока все снова смеялись, Мишка нырнул в люк и достал из него осциллографную бумагу. Сев на самый край вездехода, он свесил ноги и протянул результаты исследований ведущей камеральщице в бригаде. Развернув бумагу, она с трудом смогла отвести взгляд от горящих глаз юноши и посмотреть отчет.
– Ну, что скажет штаб? – подмигивая всем остальным, спросил Мишка.
А Ольга пробегала по данным все дальше, а глаза ее становились все шире и шире.
– Не верю… – тихо сказала она.
– Ольга! Дай нам-то взглянуть. – Девушки вырвали из ее рук бумагу, а Ольга так и осталась стоять с безумными глазами.
– Да это же… золотая жила!
– Что-что? Скажите-ка погромче, девушки!
– Есть! Есть ископаемые! Нашли! Нашли! – Ольга выхватила отчет и, подняв его над головой, стала им размахивать.
Троекратное «УРА!», восторженные крики, объятья. Как можно описать радость от того, что тратишь на что-то больше полугода своей жизни – и, когда уже кажется, что все напрасно, происходит настоящее чудо?
Только Аркадий Степанович пустыми глазами смотрел на всю эту картину. Во время общей эйфории никто и не заметил его, одиноко стоящего на крыльце вагончика. Никто, кроме Максима Викторовича.
Пока Мишка толкал речь, он потихоньку вытаскивал из вездехода всякое барахло. За время дороги обратно в лагерь он уже наслушался об удивительной находке. Весь график на осциллографной бумаге Мишка разжевал ему уже не один раз. Поэтому он не стал слушать его снова и решил просто заняться делом.
Максим Викторович Буденный был самым старым сейсмологом не только в бригаде, но и во всем институте. В молодости он был руководителем бригады, в которой учился Аркадий Степанович. Можно сказать, что это он его всему и научил. Но то было в молодости, а сейчас он был, как говорили у него за спиной, «обузой». Не было в Максиме Викторовиче уже столько строгости, чтобы руководить бригадой, и не было столько силы, чтобы постоянно работать в поле. Следовательно, кому-то приходилось выполнять часть работы за него. Все бригады, кроме пятой, отказывались от него.
То ли из-за того, что когда-то именно Максим Викторович его обучил, то ли из-за того, что на фоне этого седовласого старичка он еще смотрелся «ого-го», то ли из-за того, что опыта у него было хоть отбавляй, то ли просто из жалости, но Аркадий Степанович взял его к себе.
Выполнял Максим Викторович, или, как все его называли, просто «дед Максим», в основном работу по лагерю. Воды для столовой натаскать, дров для бани наколоть, генераторы заправить, с вездеходом повозиться. Но и бывало, как сегодня, что вдруг решит он молодость вспомнить, – и падает тогда на хвост какому-то вездеходу и едет в лес на работу.
И вот, пока вся бригада ликовала, Максим Викторович был единственный, кто заметил грустного человека на лестнице. Слегка прихрамывая, он подошел к нему и, как всегда учтиво, что считал важным для субординации в бригаде, обратился:
– Аркадий Степанович, батенька, да на тебе лица нет… Случилось чего?
Из-под морщинистых век безумные карие глаза посмотрели на старика. Взгляд был устремлен на него, но смотрел куда-то сквозь.
– Пойдем… – едва проронил бригадир, и они скрылись в радиовагончике, словно два старика, которым нет места на этом празднике жизни, и им остается лишь забиться куда-нибудь подальше и не мешать молодежи торжествовать.
И никто не заметил их отсутствия. Переведя дух, Мишка снова забрался на самую крышу вездехода и стал кричать:
– Товарищи! Товарищи! Я вам клянусь, что там, – его рука показала в сторону лесной просеки, в которой терялся след от МТЛБ, – огромные запасы нефти и газа. Я просто чувствую, как она бурлит где-то в недрах. Я чувствую, как она взывает к нам! Уже летом партия геологов пробурит первые скважины и докажет, что запасов тут на сотни, а то и тысячи лет вперед!
– Ну… это ты загнул!
– И тогда некуда деваться – только открывать месторождение! Там, где мы сейчас стоим, вагончики заменят на деревянные дома, в которых будут жить первые нефтяники. Год или два, а поселок уже разрастется. К нему потянутся сначала автомобильные дороги. Ниже по реке начнут намывать песок, чтобы отсыпать дороги и кустовые площадки. А поверх – бетонные плиты! Миллионы плит покроют всю тайгу!
– Во дает! Артист!
– Фантазер!
– И бесконечная вереница труб. Отсюда прямо до Сибири, на нефтеперерабатывающий завод. И вот уже на месте деревянных срубов – бетонные девятиэтажки! А рядом – школы, садики и больницы. И вот уже вчерашний поселок – город! Да, не сразу, может, лет через двадцать-тридцать! И аэропорт будет, а не эта старая вертолетная площадка! А в центре города, на главной площади – памятник! Большой монумент бригаде номер пять! Все так и будет! Бригадир не даст соврать! Правда же, Аркадий Степанович…
И только тут все стали вертеть головами в поисках бригадира, но никто не мог его найти.
– Эй вы! Митинг, что ли, устроили? А ну быстрее мойтесь – да за стол! Уже все готово! – стоя на крыльце столовой и вытирая руки о фартук, кричала Галина Алексеевна, мама Сашки и единственный повар в бригаде.
– Да и правда! Чего разгалделись! Мишку можно вечно слушать!
– Верно! Его вместо радио включать надо!
– Ладно вам! Уже и помечтать нельзя. – Мишка спрыгнул с вездехода и прямой походкой отправился в баню. – Мы с парнями мыться – и в столовую! Гульнем сегодня, как в последний раз! Петруха, не в службу, а в дружбу, поставь пока вездеход на место.
– Правильно! Петруха в этом деле спец! Глядишь, к утру и справится!
Глава 4
В открытое окно влетал снег. Небольшая куча уже скопилась на столе, прикрыв собой документы. Шторы медленно подергивались в такт дуновениям ветра. Аркадий Степанович сидел за столом напротив радиоприемника и трясущимися руками старался закурить сигарету.
Максим Викторович оглядел кучу мусора, что валялась на полу.
«Убрать сейчас? А, еще успею…»
Перешагнув преграду, он твердой рукой поднес зажженную спичку к сигарете бригадира, а затем и прикурил сам. За свободным стулом нужно было идти в соседнее отделение, поэтому пришлось присесть на кровать, что стояла рядом с окном. Пружины провалились под тяжестью тела, отчего пришлось курить чуть ли не лежа. Но для старика это было куда удобнее, чем сидеть на твердом деревянном стуле.
Из открытого окна продолжал доноситься смех.
– Завидую я молодым. У них столько сил. Возьми хоть Мишку. Весь день отпахал, а еще и народ веселит. А вечером еще и на гитаре до утра играть будет. А я вот только присел – и сразу в сон клонит. Эх, где мои семнадцать лет…
Бригадир никак не отозвался на слова деда Максима. Его взгляд был устремлен на радиопередатчик, что тихо покачивался под силой ветра.
– Ну, Аркадий Степанович, может, уже скажете – на сколько?
– Что на сколько? – бросил через плечо бригадир.
– На сколько вертолет отложили? Я же вижу, что комнату вы не от радости разгромили, значит, случилось чего. Ну вот и думаю, что наш вертолет отложили.
Бригадир все так же молчал.
– Помнится, лет так десять назад, тоже в зимнюю командировку, наш вертолет пять раз откладывали. Пришлось Новый год в тайге встречать. Не самый веселый праздник получился, но что поделать… Погоде же не прикажешь. Тогда, кажется, тоже снег валил, вот прям как сейчас. Ну ничего, в начале января все устаканилось, и нас забрали. Да, народ недоволен был, ну что поделать… Не все, как говорится, в наших руках. Ну так что база говорит? На сколько отложили?
– Вертолета не будет.
– В этом году?
– Совсем.
– Как это совсем? И в следующем не будет?
– Нет.
Максим Викторович постарался приподняться, чтобы лучше разобрать слова бригадира, но растянутые пружины снова втянули его обратно в кровать.
– Ничего не могу понять.
– Да что тут понимать! – Бригадир со злости ударил по рации, отчего она сделала полный оборот и снова заболталась на шнуре. – Никто нас не заберет!
И он все рассказал. И чем дольше он говорил, тем труднее ему было сдерживать ком, что стоял в горле. А из окна, словно назло, все раздавался смех. Не выдержав, бригадир с силой захлопнул окно и остался возле него стоять, чтобы скрыть катившиеся по щекам слезы.
– Я всех подвел, Максим…
– Ну, это ты врешь, конечно. Твоей вины-то тут нет…
– Я не знаю, как это ребятам рассказать. Как в глаза им смотреть.
– Ну да, ну да… Вопрос, конечно, непростой. – Мужчина с трудом поднялся с кровати и стал ходить по комнате взад-вперед. – Тут надо подумать, как такую весть сообщить.
Стук тяжелых сапог напоминал звук капель, что медленно подтекают из неисправного крана. В первое время это выводит из себя, но, как только кран починят, возникает ощущение, будто чего-то не хватает.
Максим Викторович предусмотрительно обходил кучу мусора, однако взгляд его каждый раз задерживался на ней. Какую реакцию ждешь от человека, узнавшего, что никто его не заберет обратно на землю? Что, может быть, он навсегда останется среди бесконечных лесов? Панику, крик, слезы? Однако Максима Викторовича больше всего беспокоили разбросанные вещи из ящиков. Он едва сдерживался, чтобы не начать складывать их обратно на свои места.
Чтобы хоть как-то отвлечься, он решил закурить очередную сигарету. Заглянул в пачку и невольно ухмыльнулся.
– Знаешь, что смешно, Аркадий? – В сложившейся ситуации субординация утратила свою силу, поэтому Максим Викторович перешел на «ты». – Вот уже десять лет я мечтаю бросить курить. Не знаю почему. Проблема не в здоровье или деньгах… Просто дело принципа! Понимаешь?
Бригадир посмотрел на него недоумевающим взглядом, который просто кричал: «Бросить курить? Ты слышал вообще, что я тебе сейчас сказал?!»
– Я каждый раз брал с собой в командировку на пару пачек меньше, чем мне нужно было. – Дед Максим стойко выдержал взгляд бригадира, даже улыбка стала еще шире на его лице. – Как я думал, докурю последнюю – и все, баста! Магазинов тут нет, так что хочешь не хочешь, а бросишь… Но вот в чем штука: насколько бы меньше пачек я бы ни брал, все равно растягивал до конца. Вот и сейчас, гляди, – он показал полупустую пачку, – всего десять осталось. Похоже, мое желание все-таки исполнится… Брошу наконец-то!
И снова ухмылка появилась на его лице.
– Скоро все бросят курить… – тихо сказал бригадир и тоже закурил. – Скажи мне, что делать? Я просто в ступоре каком-то…
– А что тут сделаешь? Надо все рассказать…
– Сейчас они так счастливы, не хочу портить момент… Может, лучше подождать?
– Правильно. Лучше дождаться, пока они все сами не поймут. Так и вижу, как они стоят на вертолетной площадке с вещами и смотрят в небо. Тогда ты им расскажешь? Или когда…
– Хватит! – Тяжелый удар кулака по столу прервал речь Максима Викторовича.
За окном послышался шум вездехода.
«Ставят на консервацию… Может быть, навсегда». – Эта мысль пришла мужчинам одновременно.
– Да я это так, просто… Сам понимаешь. Не думал я, что так все обернется… А ведь это моя последняя командировка должна была быть.
– Как и моя. – Аркадий Степанович встал и твердым шагом направился к выходу. – Ты прав, нечего тянуть! Расскажу все! Прямо сейчас!
– Стой! Ну ты тоже не пори горячку. – Максим Викторович перегородил ему дорогу. – Ты, как и я, на нервах… Наговоришь сейчас им всякого. Так что и правда лучше подождать…
– Да как тебя понять?!
– Вечером все в столовой соберутся, вот там и сообщишь. И хорошенько обдумай, что ты скажешь. Не все смогут, как я, стойко это принять. У нас ведь молодежь сплошная, у них вся жизнь впереди… Их не успокоишь тем, что наконец-то избавятся от пагубной привычки. Это тяжело… я понимаю, но это должен сделать ты. Так что садись за стол. – Одной рукой Максим Викторович держал плечо бригадира, а другой отодвинул стул, чтобы тот присел. – Сейчас мы с тобой придумаем, как лучше подать эту новость. Вот и ручка с бумагой.
Бригадир уставился на пустой лист. Ручка в ладони слегка дрожала, а свободная рука потянулась в нагрудный карман, в котором лежал золотой крестик.
– Господи, дай мне сил…
Глава 5
К вечеру в столовой было не протолкнуться. Это был точно такой же вагончик, как и остальные, только без четырех спальных мест, умывальника и рабочего стола. Обычно все члены бригады номер пять питались в несколько смен, чтобы не мешать друг другу. Первыми завтракали мужчины, что уезжали работать в лес. Они сразу забирали с собой обед в небольших котелках и грузили в машину канистру с водой или чаем. После в столовую подтягивались те мужчины, что оставались работать в поселке. Порой они могли засиживаться чуть дольше, чем положено, в основном из-за баек, которые каждый раз травил дед Максим, обычно начинавшихся с фразы:
«А вот был у нас случай!»
Смешные были истории. Не всегда правдивые, но, как говорил сам рассказчик:
«Хотите верьте, хотите нет. Мое дело – рассказать, ваше – выслушать».
А слушали все с удовольствием. Обычно мужчин разгонял бригадир, что приходил чуть раньше девушек. Во-первых, чтобы дать последние наставления перед работой. Во-вторых, чтобы отгородить женщин от мужского внимания.
«Кто бы что ни говорил, а полгода без женщины – немалый срок».
Что верно, то верно. Как ни следи, да за всем не уследишь. Частенько бывало, что попадал молодой сорванец в бригаду с одной целью – подзаработать денег на машину, квартиру или еще что-нибудь. А на следующую командировку бригада недосчитается одной камеральщицы, и у парня появляется совсем другая мотивация: «семью кормить надо».
Не то чтобы бригадир был против брака, просто хотел, чтобы он образовывался за пределами полевого лагеря.
Ну и в-третьих, все без исключения знают, как женщины любят поболтать за чашкой горячего чая или кофе. Так что роль бригадира сводилась всего лишь к двум вещам: пресекать и направлять.
И так день за днем. Завтрак, обед и ужин, в выходные и праздничные дни, летом и зимой, в жару и в метель – пресекать и направлять.
Все, что хоть как-то могло освободить пространство, было складировано в другие вагончики. Остались только два стола, что стояли впритык друг к другу, и стулья. Конечно, сидячих мест не хватало, но никто не оставался в обиде. Люди просто сменялись. Мужчины то и дело выходили на улицу покурить. Под уже надоевшие за шесть месяцев пластинки тихо танцевали девушки.
Сашка и Катя хоть и были рады всеобщему веселью, но были немного грустные. Никто из них бы не признался, но им было больно от одной мысли, что им придется расстаться друг с другом.
Как обычно, в кухонном фартуке, что всегда выглядел как новый, стоя рядом с варочной плитой, молча наблюдала за праздником Галина Алексеевна Смирнова. При своем маленьком росте и худеньком телосложении ей удавалось одной справляться с кухней и каждый день кормить двадцать восемь человек и двух детей. Ее волосы были всегда накрыты платком, весь гардероб состоял из длинных закрытых платьев, пальцы рук были в мелких ожогах и порезах, отчего Галина Алексеевна постоянно их прятала, а в глазах было нечто такое, от чего всегда хотелось подойти и обнять ее. Ей было всего тридцать семь лет, но многие думали, что уже за пятьдесят.
Ее карие глаза неустанно следили за полнотой стола. Сегодня, как, впрочем, и на протяжении всей вахты, важно было лишь одно: чтобы никто не ушел голодный. Незаметно, словно призрак, Галина Алексеевна маневрировала между столами, обновляя салаты, закуски, горячее и пополняя графины компотом. Если кто-то встречался с ней взглядом, всегда одаривал улыбкой, на что она лишь кивала. Только бригадир избегал смотреть ей в глаза. Как бы он ни старался, в них он видел лишь упрек за смерть мужа.
В столовой или рядом с ней был весь лагерь, за исключением бригадира и Максима Викторовича. Эти двое исписали уже десять листов, но все никак не могли прийти к консенсусу.
– Знаешь, как ни крути, а лучшего варианта не придумать. – Бригадир измученно откинулся на спинку стула. Больше всего ему хотелось перемотать время назад и остаться с Катей дома.
Максим Викторович ходил по комнате и перечитывал последний вариант. Обернувшись, он кинул исписанные листы на стол.
– Я вдруг понял вот что… Как ни старайся, а мягко не получится… Если только в конце не добавить шутку!
– Шутку?!
– Прости… Так у меня работает защитный рефлекс.
– Ну, удружил! Сидим тут уже три часа, а все, выходит… напрасно.
– Ну почему сразу напрасно? Ты вот немного свыкся с тем, что произошло. Может, будешь поспокойнее. Ведь, согласись, с горячки…
– Соглашусь. – Бригадир встал и направился в сторону двери, на ходу накинув бушлат и шапку и проверив нагрудный карман: крестик был на месте.
Холодный воздух приятно обдувал лицо. Едва различимый след от вездехода тянулся вглубь поселка, прямо к столовой. На каждом из десяти вагонов покачивались лампы освещения. В совокупности они образовывали некий купол, который накрывал поселок. На границе света сталкивались цивилизованный мир и дикий. Практической защиты от фонарей не было, а вот психологически они очень спасали. Ночью, в полудреме, выглянуть в окно и увидеть, что под ним никого и ничего нет, кроме света от фонаря, – что может быть лучше? Ведь, как ни крути, темнота всегда играет злую шутку с воображением.
Но бригадир не любил фонари. Они закрывали свет от звезд. Да, в поселке было строгое правило: как стемнеет, передвигаться позволялось лишь в пределах освещенных зон. Однако разве у начальника не должно быть своих привилегий? Именно поэтому иногда, когда все уже спали, бригадир выходил за разрешенные границы лишь для того, чтобы полюбоваться звездами. А таких звезд, как эти, что спрятались среди заброшенных лесов, не было нигде. Ими он мог любоваться до зари и испытывал такую грусть, когда они исчезали, словно прощался с лучшим другом. Вот и сейчас, идя по мягкому снегу, Аркадий Степанович поднял голову к небу в надежде увидеть их. Ничего.
У столовой, стоя под фонарем, курили мужчины. Бушлаты были расстегнуты, а от тела шел пар. Они громко спорили, смеялись, делились планами по возвращении домой. Под лестницей, забившись в будку, лежали собаки. В любой другой день они сидели бы прямо напротив входа, встречая каждого выходящего вилянием хвоста и щенячьими глазами, ожидая, что кто-нибудь угостит их чем-нибудь вкусным. Но сегодня Галина Алексеевна наготовила много еды, а значит, собакам досталось много костей, которые они как раз интенсивно обгладывали.
Мужчины встретили бригадира и деда Максима крепкими рукопожатиями. У каждого из них руки были точно наждачная бумага, сухие и грубые, а это для Аркадия Степановича было гарантом качества. Кто-то предложил новоприбывшим сигарету.
«Знай, что их ждет, они бы так ими не разбрасывались».
Бригадир отказался и попросил всех зайти в столовую для объявления.
Как только Аркадий Степанович открыл дверь, его, словно в желе, поглотил спертый кисло-сладкий запах пота и жареной еды. Окна были распахнуты настежь, но это явно не помогало. Пришлось снять с себя всю верхнюю одежду, которой нашлось место лишь на полу рядом с входом, и остаться в одной тельняшке.
В центре стола в мокрой майке, с зачесанными назад влажными волосами, играя на гитаре, сидел Мишка.
– Качнется купол неба,
Большой и звездно-снежный.
Как здорово, что все мы здесь
Сегодня собрались.
Его голос смешивался с десятками других. Все девушки-камеральщицы сидели на одной стороне стола и, синхронно раскачиваясь то в одну, то в другую сторону, тоже подпевали гитаре. Рядом с Мишкой, расположившись на одном стуле сразу вдвоем, сидели Катя и Сашка. Они лишь качали в такт головами, а сами подпевать боялись. Все испытывали смешанное чувство радости и грусти. Радовались все скорому отъезду и окончанию командировки, а грустил каждый о своем.
Аркадий Степанович своим грузным богатырским телом стал протискиваться вперед, к центру комнаты. А за ним, как за ледоколом, плыл старый баркас Максим.
– А! Ну наконец-то! Вот и бригадир! Просим, просим! – Гитарист встал из-за стола и предложил свой стул начальнику, считая, что именно его стул был главенствующим среди всех. – Куда же вы пропали? Мы вас все уже давно заждались. Правду же говорю, а, девчонки?
– Верно говоришь! – Ольга Петровна вытерла капли пота со лба и томным голосом сказала: – Как говорила моя мама, хорошего человека и подождать не грех.