- -
- 100%
- +
Уже который год ходили слухи, что Ольга Петровна и бригадир давно питают романтические чувства друг к другу. Да все как-то не ладилось. То бригадир не мог позволить себе отношения с молоденькой студенткой, то каждый из них находил себе «не тех», а когда уже все наконец пошло на лад, внучка Аркадия Степановича осталась сироткой. Их жизни были как железнодорожные рельсы: казалось, что всегда рядом и где-то вдалеке сойдутся в одну точку, но этого так и не произошло.
– Золотые слова, Ольга Петровна! Уверен, что ваша мама была прекраснейшим человеком, – сказал Мишка и послал ей воздушный поцелуй, от которого она, смеясь, отмахнулась, назвав парня «дураком».
– Ну, пора бригадиру подвести итоги нашей командировки! Как считаете, товарищи? Может, отметить самых отличившихся? – Мишка подмигнул всем сразу. – Ну что, братцы, речь? Речь!
– Речь! Речь! Речь! – послышались крики со всех сторон.
Толпа мужчин ввалилась в помещение, отчего всем пришлось теснее прижаться друг к другу мокрыми телами. Аркадий Степанович смерил тревожным взглядом все смотрящие на него лица, и его прошиб озноб. Он посмотрел на Максима Викторовича, что стоял около окна и обливался потом, потому что решил не снимать тулуп. На взгляд бригадира он ответил кивком и поднял сжатый кулак.
– Товарищи! Я должен вам кое о чем рассказать… – Пересохший рот отказывался произносить слова. Огромные широкие плечи осунулись, тяжелые мускулистые руки беспомощно повисли вдоль тела. Весь он будто стал выглядеть гораздо меньше, чем был на самом деле. – Сегодня я связывался со штабом…
– Класс! Рассказали им уже о моем… то есть нашем открытии? Они, небось, там до потолка подпрыгивали! – Мишка стоял, облокотившись о стену, а в зубах держал спичку.
Бригадир подумал, что именно такой человек, как Мишка, даже в катастрофической ситуации вроде этой смог бы подобрать нужные слова.
«Может быть, после его слов кто-то бы даже обрадовался. А я вот слишком стар для всего этого…»
– Нет, я не рассказал. Дело в другом… Я расскажу вам все как есть. Так, как мне сегодня обо всем рассказал Федор Вячеславович. – Глубокий вдох наполнил воздухом легкие. В голове у Аркадия Степановича прочертилась линия, что поделит жизнь его бригады на «до» и «после». – СССР распался. Это правда. Что сейчас происходит в нашей стране, я не знаю. Но это факт.
Наступила такая гробовая тишина, что было слышно, как собаки за окном хрустят костями.
– Но это еще не главное. Вернее, не самое плохое… Вертолет не прилетит.
– Что?! Как?!
– Да это шутка! Бригадир, ну хорош!
– Да быть того не может!
Поднялся всеобщий гул. Все старались перекричать друг друга.
– Тихо! Тихо, товарищи! – прогремел Максим Викторович своим мощным басом. – Дайте бригадиру закончить!
Снова воцарилась тишина.
– Спасибо. – Дрожащей рукой бригадир достал из кармана крестик и крепко зажал его в руке. Сердце стучало как мотор. В голове мелькнула мысль, что надо было взять с собой таблетку корвалола. – Я говорю правду, товарищи! Завтра здание нашего института выставят на торги. На этом конец. Больше у нас нет ни страны, ни нашего института… Брошены мы! Вот и все!
Мужчины приняли новость с должной стойкостью, лишь опустив глаза и пряча их друг от друга. Девчонки же завыли так, как умеют только они, – громко, неистово, с надрывом, закрывая глаза и бормоча вечные вопросы, которые задавали в пустоту:
«Как же так?! За что все это?! Почему это случилось с нами?!»
Лишь одна Ольга Петровна подперла голову кулаком и, закрыв глаза, едва слышно плакала. Эти крупные женские слезы катились одна за одной, унося с собой куда больше горя, чем все девичьи всхлипы. Наверное, девушки и сами это поняли и поэтому повисли на руках у Ольги Петровны, словно утята, пытаясь найти защиту у мамы-утки. А крупные женские слезы все текли и текли.
И никто не знал, что сказать. Каждый в эту минуту думал лишь о тех, кто ждет его дома. О мужьях и женах, о родителях и детях, о тех, кто считает дни до их приезда, вычеркивая числа в календаре одно за другим. Где-то в пыльном шкафу, припрятанный, их ждет подарок. Чей-то ребенок в этот самый момент рисует открытку, где на обороте напишет детским кривым почерком заветные слова: «для мамы» и «для папы». Чья-то девушка отказала всем своим друзьям и сказала, что будет встречать Новый год с любимым, который скоро вернется из командировки. Чьи-то родители листают книгу с рецептами, придумывая, чем бы таким удивить сына или дочь.
Все эти картинки вспыхивали в головах, как фейерверки. Никто даже не думал о себе в тот момент.
Катя с Сашей стояли рядом и удивленно крутили головами. Никто из них до конца не мог понять, что же случилось, куда же пропало счастье и веселье, что было тут всего пару минут назад.
Катя мало что осознала, но в голове застряло одно слово, что она точно запомнила, – «распался».
«Вот ведь какая глупость, – думала она, смотря на деда, который старательно избегал любых взглядов. – Весной я зацепилась браслетом за ручку двери, и он распался на сотню бусинок. А Галина Алексеевна сказала мне, что не надо расстраиваться, надо лишь взять новую веревку и собрать их обратно. Мы так и сделали. И браслет как новый. И что же, в стране полно умных людей и веревок, они точно все исправят. Вот ведь нашли из-за чего переживать».
Она даже хотела высказать свою мысль во всеуслышание, чтобы наконец-то все перестали волноваться, но не успела.
Мишка, которого никто и никогда не видел без улыбки, сейчас шел прямо на бригадира и был мрачнее тучи.
«Убьет!» – мелькнула мысль в голове у деда Максима, и он даже постарался протолкнуться, чтобы закрыть собой бригадира, но было слишком тесно.
А Мишка уже подошел к Аркадию Степановичу и прихватил его за грудь, да с такой силой, какой от него никто не мог ожидать.
– И давно ты знаешь, бригадир?! – На его крик повернулись все. – Как давно ты знаешь?!
– В четыре часа я выходил на связь последний раз. – Сейчас начальник выглядел как мальчишка, что стоит перед всем классом, а учительница его отчитывает.
– В четыре! И ты все это время молчал! – Черные глаза горели огнем, как у загнанной лошади. – И ты молчал!
У Кати текли слезы.
«Да что же они все, с ума, что ль, посходили? Конечно, вертолет прилетит! Дед просто не так все понял! Вертолет обязательно прилетит и сядет прямо на… Вот ведь дураки какие!»
– А ну за мной! – Она потянула растерянного Сашку за собой к выходу.
– Посмотри на этот стол, бригадир! Да тут еды на целый месяц! Мы тут пируем, а нам завтра жрать будет нечего! А ты знаешь, что нас ждет, и молчишь! Жалкий трус! Вот ты кто!
И можно было сказать, что еда уже была готова к обеду. И что сейчас это не самое главное. Сейчас надо всем вместе все обдумать и решить, как быть. Аркадий Степанович даже собирался сказать, что с Божьей помощью они найдут выход. Если их бросила страна, то Господь всегда с ними. Но чувствовал, что заслуживает наказание. Так что он был даже благодарен Мишке за эти слова. Об этом он собирался сказать, но раздался детский крик.
– Катя сбежала в лес! Она вышла за границу! – Сашкин крик доносился откуда-то из открытой двери. – Помогите! Пожалуйста! А то ее заберет Баба-яга!
Аркадий Степанович разом выпрямился во весь свой двухметровый рост. Руки Мишки повисли, а взгляд стал сосредоточен. В углу рта даже показалась легкая ухмылка.
– В какую сторону она побежала?! – взревел бригадир. Он шел прямо к выходу, и все расходились перед ним.
– Туда! Она побежала туда! – Сашка, чуть не плача, тыкал рукой в сторону леса.
– Петруха, быстро заводи вездеход! Включай прожектора и направь их в сторону леса! – Мишка успел накинуть на себя бушлат, в отличие от бригадира, который бежал в сторону леса в одной тельняшке. – Все остальные, берем фонари – и за бригадиром!
Аркадий Степанович видел, как за его спиной мерцают фонари, слышал, как завелся вездеход и как прожектора осветили всю дорогу до самого леса. Но на ней не было никого. Бригадир остановился и посмотрел себе под ноги. Прямо перед ним лежал след от детских ножек, но он не тянулся к лесу, а сворачивал в сторону.
Через мгновение рядом с ним переводил дыхание Мишка.
– Ну что, где она? Неужто уже в лесу?
Бригадир вырвал из его рук фонарь и побежал по следам. Уже через сто метров он нашел ее. Катя стояла среди заснеженной вертолетной площадки и пыталась толкать набитую снегом лопату.
«Господи, она с ума сошла».
– Катенька, внученька, что ты делаешь? – тихо спросил бригадир.
– Вас спасаю, дурачье! – Ее широкая улыбка горела ярче фонаря, что был в руках у деда. – Конечно, как вертолет прилетит, если у нас площадка вся в снегу! Куда он сядет-то?! А?!
Глава 6
После празднования «Дня отъезда» бригадир слег с горячкой.
– Надо было ему тогда курточку-то накинуть, – говорил дед Максим. – Когда внучку побежал искать.
После всего случившегося все потихоньку пришли, если можно так сказать, в норму. Тяжело, но все же пришлось свыкнуться с суровой действительностью, о которой рассказал бригадир. Мысли о доме и родных отошли на второй план. Сейчас надо было заботиться о себе.
Уже на следующий день Галина Алексеевна представила полный список продуктов и приблизительный расчет того, когда они закончатся.
– Если мы перейдем на минимальный набор, необходимый для человека, то продуктов хватит приблизительно на тридцать дней. Плюс-минус.
Сергей Владимирович Шишкин, считавшийся негласным начальником склада ГСМ, мужчина средних лет с густой черной бородой, использовавший вместо точек в предложениях слово «мля», тоже предоставил свой расчет:
– Короче, мля. Не буду тянуть кота за сами знаете что, мля. Топлива для генераторов осталось где-то на месяц, мля.
Прогнозы были неутешительные. Поразмыслив, члены бригады разделилась на два лагеря: «оптимисты» и «реалисты».
Первые решили, что как только их родные узнают о случившемся, то поставят всех на уши, но обязательно вытащат их из этой ловушки.
– Вот увидите, не пройдет и пары недель, как моя благоверная приземлится на вертолетной площадке, еще и за штурвалом сидеть будет.
Жаль, что никто из них не знал, что в тот момент творится в стране. Пусть их близкие и остались, как они считали, в цивилизации, в окружении неограниченного электричества и продуктовых магазинов, но положение их было ничем не лучше, чем у бригады номер пять. Работы не было. Те, кто все же сумел сохранить свое место, вместо зарплаты получали талоны на еду. При этом продуктовые полки в магазинах пустовали. Толпы скитались по улицам в поисках работы и пропитания. А по телевизору без конца крутили «Щелкунчика».
Вторая группа понимала, что рано или поздно придется выживать. Уже на третьи сутки Кирилл и Влад вооружились ружьями и, взяв с собой собак, отправились искать удачу в лес. Каждый прекрасно понимал, что полгода подземных взрывов уже давно отпугнули любую дичь. Так что на многие десятки километров едва ли можно было найти кого-то крупнее, чем заплутавшая белка.
Другая партия мужчин взялась за топоры. Когда закончится топливо в генераторах, отапливать вагончики придется с помощью буржуек, которые носили больше декоративный характер и предназначались для чрезвычайных ситуаций. А как они себя покажут, когда придется изо дня в день поддерживать нужную температуру, никто не знал. Тяжелое это дело – рубить замерзшие деревья, но выбирать не приходилось. С самого утра до наступления сумерек из леса доносился стук топоров.
Теперь, после захода солнца, поселок погружался во тьму. Фонари отключили для экономии. Больше не было веселых разговоров под фонарем у столовой с сигареткой во рту. Папиросы кончились у всех разом. Никому и в голову не пришло отложить пару пачек на черный день. Поэтому многие ходили не только подавленные, но и злые. Каждый день мужики срывались друг на друга, как собаки, благо быстро остывали, понимая, в чем настоящая причина их агрессии.
Петруха сделал то, что любил и умел лучше всех остальных. Он взял бур, удочку и отправился на рыбалку. И это дало свои плоды. Первую неделю он регулярно приносил пару толстых щук, из которых выходила наваристая уха. Это помогло отсрочить день голодной смерти еще на неделю. А потом как отрезало. Лунки множились и множились, уходя все ниже и ниже по реке, а рыбы не было, хоть убей.
Даже девушки-камеральшицы не остались без работы. На второй день Ольга Петровна собрала все грязные вещи и принесла их в рабочий вагон.
– А ну хорош зря сопли пускать! Впутались вместе – вместе выпутаемся. За работу!
Стирать и штопать – это все, чем они могли сейчас помочь. Там, где раньше лежали документы, отчеты и осциллографная бумага, теперь стояли тазы с грязным бельем. Тут и дед Максим нашел свое пристанище. Он то и дело бегал с двумя ведрами к проруби и обратно.
Никто сначала не обратил внимания, что Мишка исчез. Не было его ни на охоте, ни на рыбалке, ни на заготовке дров. Днями и ночами он сидел в радиорубке, менял частоту и все повторял одну и ту же фразу:
– Прием! Прием! Меня кто-нибудь слышит? Прием!
Как никто другой, он знал, что ретранслятор был настроен лишь на одну частоту – их института. И как ни меняй ее, дальше двухсот километров она не пробьет. А вокруг не было никого на несколько тысяч. Но больше ничего Мишка не мог сейчас делать. После того, что он наговорил бригадиру, ему было стыдно показываться кому-то на глаза. Даже в столовую он не ходил, и Галине Алексеевне приходилось приносить ему еду в вагон, иначе он бы точно уморил себя голодом. Радиовагон потреблял энергии будь здоров, но никто не решился сказать об этом Мише. То ли все его специально избегали, считая виноватым в болезни бригадира, то ли всех просто отпугивал его дикий взгляд.
– Того и гляди, либо убьет кого-нибудь, либо сам удавится.
Вот в такой новой реальности прошла первая неделя жизни бригады после шокирующих вестей. Никто даже не заметил, как наступил Новый год. А бригадир все это время лежал в беспамятстве у себя в вагончике. От него ни на шаг не отходила Катя. Сидела рядом с его кроватью на стуле и на нем же спала. Что удивительно, даже не плакала. Она была абсолютно уверена, что дед обязательно выздоровеет, нужно только время.
Вот только Галина Алексеевна хоть и не говорила этого вслух, но в голове уже прокручивала варианты, где и как будут хоронить тело бригадира. Как только у нее выдавалась свободная минута, она шла в вагончик к Аркадию Степановичу. Она кормила Катю, застилала новое белье, омывала тело больного и приносила настойки на травах. Откуда они у Галины Алексеевны, никто не знал, а на расспросы она лишь улыбалась и говорила:
– Да все же, что человеку нужно, у него под ногами растет. Главное – знать, что и для чего.
И бригадир был не единственным, кому она помогала. Так, у одного дровосека соскочил топор и задел ногу, оставив хоть и большой, но неглубокий порез. Галина Алексеевна сразу нанесла на рану смесь из распаренных в кипятке трав. Спустя двое суток топор снова был в руках дровосека.
И это был не единичный случай. Кто бы к ней ни пришел с хворью, с расшатанными нервами или просто поговорить, каждый получал то, за чем пришел. Кто-то стал называть ее «знахарка», кто-то – «колдунья». Кто-то восхищался ее целительной силой, кто-то боялся. Но весь лагерь так или иначе сошелся в единой мысли: в отсутствие бригадира Галина Алексеевна стала главным человеком в поселке.
Бригадир пил настой из трав, который Катя называла «лесным». Пахло иван-чаем, ромашкой и багульником, а в горле после него оставалось приятное жжение. В грудь бригадира Галина Алексеевна каждый день втирала мазь, от которой весь вагончик пропах хвоей. Но как бы она ни старалась, Аркадий Степанович таял на глазах.
Он был постоянно в бреду и тихо нашептывал что-то нечленораздельное. Когда же наконец засыпал, то его лицо было настолько несчастным, что порой казалось: лучше его убить, лишь бы так не мучился.
А снилось Аркадию Степановичу разное и всегда страшное. То он никак не может выйти из леса, то пытается отыскать хоть кого-то в пустом лагере, то вертолет заходит на посадку, но в последний момент теряет управление и разбивается у леса. Но был сон, что повторялся чаще остальных.
Снилось, будто наступило лето. Аркадий Степанович выходит из радиорубки и видит, как вся бригада стоит вокруг вертолетной площадки и смотрит куда-то вверх. Когда он подходит к ним, то слышит легкое мычание, напоминающее ему колыбельную из детства. Поднимая голову, он смотрит туда же, куда и все, и видит лишь синее небо. Он спрашивает каждого:
– Вася, что там? Куда ты смотришь?
– Кирилл, да там же просто небо!
– Да вы что, с ума, что ли, посходили?
В кругу и Катя с Сашкой стоят. За руки держатся и тоже вверх смотрят. А на внучке еще платье такое красивое, голубое с белыми птичками.
– Катя, внучка, куда ты смотришь? – Бригадир берет голову внучки и старается наклонить, чтобы взглянуть в ее глаза, но все никак не выходит. Голова словно одеревенела.
Неожиданно все поднимают свою правую руку и устремляют вверх указательный палец, а затем медленно опускают его в центр площадки. Бригадир поворачивает голову и видит, что вместо вертолетной площадки – ржаное поле. Высокие желтые колосья слегка качаются на ветру, и кажется, что от них идет жар. И прямо из-за колосьев доносится детский плач. Бригадир смотрит по сторонам, но никто не реагирует. Тогда он сам начинает продираться сквозь густую рожь. И в самом центре на земле лежит младенец. Непонятно откуда, но бригадир знает, что это мальчик. И, что совсем удивительно, даже знает, что зовут его Сережа. Он наклоняется и пытается поднять младенца, но его руки словно проходят сквозь него. Вдруг он чувствует чью-то руку на плече. Рядом стоят Катя и Саша, все так же держась за руки.
– Ну ты чего, деда! Он не твой. Он тебе не принадлежит, – говорит ему внучка. А Саша при этом берет младенца на руки, и тот сразу перестает плакать.
– А чей же он, Катенька?
– Наш! Это наш с Сашкой сын. Но нам он тоже не принадлежит.
– Как так? А чей он тогда?
А Катя лишь улыбается. Сашка прижимает младенца к себе и, взяв Катю за руку, скрывается с ней во ржи. Бригадир бежит за ними, но все никак не может догнать. А когда выбегает из поля, то оказывается, что уже никого нет. Он поднимает голову и видит, как вертолет медленно взлетает. А потом сон обрывается.
Глава 7
По утрам, открывая глаза, каждый человек в бригаде гадал, какая беда настанет первая из трех. Либо топливо в генераторе закончится, либо запасы еды иссякнут, либо умрет бригадир. Но, как это бывает всегда, беда пришла откуда не ждали.
Веки с трудом разлепились. Солнечный свет был подобен лезвию ножа, что медленно разрезал роговицу. Бригадир попробовал приподняться, но головокружение оказалось слишком сильным. Все, что ему удалось, – повернуться на бок и слегка приоткрыть глаза, чтобы хотя бы понять, где он находится. Последнее, что Аркадий Степанович помнил, – как ведет Катю в их вагончик. Кто-то подбежал к ним и накинул ему на плечи бушлат. Потом он долго уговаривал Катю лечь спать, а она все просила его еще раз рассказать, что передали по радио. Но после всего случившегося в голове был такой сумбур, что он дал клятву, что расскажет все утром. На том и порешили.
А сейчас бригадир не понимал, утро за окном или вечер. В горле до боли пересохло, даже дышать было больно. Тело казалось чужим, словно к его голове приделали чье-то туловище. Причем очень худое и немощное.
Через неимоверную боль глаза все же открылись. И тогда Аркадий Степанович увидел, что напротив него, лежа на кровати, спит Катя. Ее кудрявые волосы закрывали лицо, лишь крохотный нос медленно раздувался во сне.
«Надеюсь, ей снится что-то хорошее».
Ему безумно хотелось разбудить внучку, но он не стал. Тело тихо сползло с кровати на пол. В мышцах была такая слабость, будто ими никогда не пользовались.
«Ничего… Ничего… Москва тоже не сразу строилась».
Это было тяжело, но все же он смог добраться до воды. Лишь третий стакан смог смягчить сухость в горле. Стоя напротив умывальника, бригадир с интересом изучал человека, что смотрел на него из зеркала.
У него была длинная седая борода. Сальные, растрепанные волосы свисали с головы, а тонкие губы были в кровавых трещинах. Было трудно сдержать отвращение, глядя на тощее тело, жалкость которого подчеркивала широкая кофта, что была когда-то впору. Единственное, что говорило о том, что перед ним не мертвец, – безумные зеленые глаза.
«Господи, я как будто умер… Сколько же я провалялся в кровати?»
Возникло странное ощущение. Аркадий Степанович хоть и сильно изменился внешне, но все же осознавал, что человек в отражении – это новый он. А вот глаза его ничуть не изменились, но были при этом совершенно ему незнакомы. Было в них что-то такое, что бригадир и сам не мог себе объяснить.
Пальцы нащупали что-то металлическое на груди. Он потянул это на себя и понял, что это крестик его матери, который кто-то повесил ему на шею.
«Ничего не помню…»
Тишину комнаты нарушил отчаянный крик, доносившийся с улицы.
– Деда?! – Катя подскочила на кровати и испуганными глазами впилась в Аркадия Степановича.
Он прижал к губам указательный палец и, взяв свой бушлат, скрылся за дверью.
Ледяной порыв воздуха пробежал по телу. Малиновое солнце клонилось к закату. Из леса к поселку бежал мужчина и громко кричал:
– Ребята! Скорее! Помогите!
Навстречу мужчине потянулся весь лагерь, настолько пугающими были его возгласы. Одеваясь на ходу, мужчины и женщины побросали все свои дела и побежали на первый же крик о помощи.
Бригадир наконец узнал кричащего. Это был Влад «Косач», прозвище свое получивший за то, что любую птицу всегда называл косачом. У бежавшего за спиной висело ружье, а в руках была пара лыж. Как только Влад домчался до ближайшего вагончика, он рухнул на спину и стал выкашливать мокроту. Через минуту весь лагерь стоял вокруг него. Несколько человек попытались его поднять, но он отказался и продолжал лежать на снегу.
– Ну? Ты хоть ответь, что стряслось-то?
– К-к-к-кирилл…
– Что Кирилл? С ним что-то случилось?
Никто даже не заметил, как бригадир тихо подошел и встал у всех за спиной. Нащупав в кармане сигареты, он достал одну и зажал ее в зубах, продолжая наблюдать за развитием событий.
– Лес! Он там! В лесу!
У Мишки наконец сдали нервы. Он протолкнулся через круг и, подняв охотника за грудки, стал трясти его.
– А ну говори, что случилось! Пока я из тебя всю душу не вытряс!
А там и трясти-то было нечего, настолько испуганным и беспомощным был Влад. Но все же он собрал последние силы и быстро, будто скороговоркой, пролепетал:
– Мы с Кириллом пошли на охоту! Решили разделиться и пойти в разные стороны, чтобы шансы увеличить! Вечером должны были встретиться. А он не явился. Ждали-ждали мы с Рексом и решили по его следам пойти. А потом слышу…
Нижняя губа Влада задрожала.
– Ну? Что ты услышал, окаянный?
– Крик! Он кричал! Я сразу как побегу, а мне навстречу Жучка… Скулит так жалобно – и мимо меня, не знаю, куда она делась. Рекс за ней рвануть хотел, благо я его на поводке держал. И мы с ним все ближе на голос… Казалось, что вот-вот увидим Кирилла. А потом раз – и тишина…
– Ну а потом?!
Тут голос рассказчика стал тихий. Он даже огляделся, то ли проверяя, верят ему или нет, то ли ища кого-то или что-то.
– А потом я услышал смех…
– Чей? Кирилла?
– Нет! То был женский смех! У меня от него… кровь в жилах застыла.
– Что ты брешешь! Откуда в лесу женскому смеху взяться?
– А ты вот иди и посмотри! Откуда он взялся! – Влад даже с досады ружье под ноги бросил. – Иди и смотри! А я больше в лес ни ногой!
Все переглядывались между собой. Кто чесал затылок, кто плечами пожимал. Каждый старался понять, стоит верить в историю или нет.
Пока все размышляли, Мишка поднял ружье и громко заявил:
– Так! Слушай меня! Берем фонари и идем в лес на поиски! Мы своих не бросаем!
– Нет.
Все обернулись на голос. Аркадий Степанович чиркнул спичкой и зажег сигарету. Непонятно, что больше всего впечатлило присутствующих: то, что бригадир стоял перед ними живой, то, что он был похож на ходячий труп, или то, что он курил сигарету, которую уже никто и никогда не надеялся увидеть. Может быть, роль сыграло все вместе, но наступила тишина.
Первым пришел в себя Мишка.
– То есть как нет? Мы что, его там бросим?
– Нет. Не бросим. Но сейчас в лес никто не пойдет.
– Так он же погибнет там один!
– В лес никто не пойдет. Солнце почти уже село…
– Возьмем фонари!
– Лыж у нас немного…
– Возьмем сколько есть!
– Ружье всего одно. Если мы и его потеряем, то что тогда?
– Я за него ручаюсь!