На гребне холма сила тяготения настигла нас с Грэйс, и мы покатились вниз, растянулись на склоне под близким послушным небом. Она смеялась заразительно и глупо, и у меня внутри даже шевельнулось что-то, даже ёкнуло, но не уверен, что там, где надо.
– Столько звёзд…
– На самом деле некоторых из них уже нет, представляешь? Их свет долетает до нас очень долго. Вон две звезды рядом. Может быть, одна из них уже погасла. Прогорела дотла и теперь остывает. Крошечный белый карлик…
– Это так грустно, – Грэйс прильнула ко мне, отвернувшись от звёздного неба. Есть же такое выражение «пьянящий аромат»? От неё так разило спиртом, что и правда можно было окосеть.
– Видишь вон ту звезду? – спросил я и, поддавшись порыву, поводил пальцами в небе, приближая кусочек Вселенной. – Самую яркую? Это Сириус в созвездии Большого пса. На самом деле там, типа, две звезды, но невооруженным глазом видно только одну…
– М-м-м, – вздохнула Грэйс, пожёвывая мочку моего уха. Даже не слушала меня. И дыхание такое горячее. Она как фен, а я ненавижу сушиться феном, и трахаться с феном тоже не хочу. Куда делось настроение?
Окей, Дьявол, нотку прохлады. И свежести. Какую-нибудь музыку из моей юности, негромко, из-за холма. Ага, вон оттуда. И убери этих двоих со скамейки наверху, они пялятся. Так, куда они делись? С ними всё хорошо? Смотри мне.
– Смотри, детка, – да смотри же ты, дура. Я достал тебе с неба звёзды. Два крошечных белых шарика. Хочешь потрогать? Ну почему ты опять смеёшься? Тебя развезло, но меня, наверное, ещё хуже. Чёртов Лесли и его маффины. Когда-то я водил сюда девушек и рассказывал им про звёзды в надежде заняться сексом. А теперь я привёл тебя сюда заниматься сексом в надежде немножко рассказать про звёзды. А у тебя глазки в кучку. В них отражается белый карлик Сириус B, и в свете умирающей звезды твои бледные веснушки на красной коже смотрятся отвратительно.
– Две звезды совсем рядышком, одна на другой. Знаешь, раньше верили, что…
О, отлично. Молодец. Съела Сириус. Пальцы мне обслюнявила. Что ты хихикаешь, дура. Окей, Дьявол, это не вредно. Даже вкусно. И верни Сириус на небо, пока не хватились.
Грэйс притихла. Думает, я дал ей таблеток. Ждёт, когда накроет.
Я листаю небо над её головой. По мановению моей ладони мимо проносятся незнакомые галактики, искрящиеся туманности, громадные луны вымышленных миров, закаты, рассветы, даже северное сияние. Мириады звёзд осыпаются в кокаиновые зрачки Грэйс. Чёрная бездна затягивает свет, родившийся миллиарды лет назад.
– Так круто… – шепчет Грэйс, но это совсем не круто. Круто, когда свет живёт в твоих глазах, а не приползает туда умирать.
Чего я прицепился к бедной девочке? Она не виновата, что я запомнил её совсем другой, и что у неё губы как у карпа, и что она не хочет знать ни про какой хренов Сириус и как там его называли древние греки.
Окей, Дьявол, помоги настро… нет, нет, отбой, не помогай.
Я всё-таки вытряхнул Грэйс из обёртки, стараясь не особенно разглядывать навевающий ностальгию лиф и взывающие к состраданию кости. Как всё это могло казаться мне аппетитным? Надо было плотнее ужинать.
– М-м-м, – сказала она, елозя голой спиной по траве. Дура, я ведь ещё ничего с тобой не делаю.
Я делаю что-то с собой. Похоже на изнасилование.
Я пытаюсь подобрать Грэйс фигуру, от которой у меня сердце кровью не обливается. Пусть кровь наконец прильёт куда надо, и покончим с этой ерундой. Чёрт… Это Натали Портман сейчас такая? Годы никого не щадят.
Сонная Грэйс тянет меня на себя, хихикая и похрюкивая. Может, и лицо ей заменить? И голос? Чёрт с ней. Пусть будут костлявые бёдра, веснушки и запах коктейль-бара, я ведь об этом мечтал шестнадцать лет назад. В этом есть своя прелесть. Главное сосредоточиться, думать о чём-нибудь… что там прямая противоположность бейсбола?..
Ну вот. Заснула. Нет, серьёзно, она храпит. Да ну вас всех нахрен.
Окей, Дьявол, закончи как-нибудь сам, и не забудь отправить её обратно.
Этот тип довёл до оргазма Фауста. Со старшеклассницей из двухтысячного как-нибудь справится.
Какое же я ссыкло!
Поделом мне, и тебе поделом, Сатана. Возись теперь со мной.
Домой я притащился под утро, весь наэлектризованный от досады. Какой у меня слабый, жалкий, трусливый, скучный мозг. К его услугам все тайны мироздания, а он хочет коктейль. Окей, Дьявол, коктейль. Выбери сам, ты же знаешь, чего мне хочется. Хотя бы ты знаешь…
Оказывается, мне хотелось разбить бокал об стену и смотреть, как муравьи собирают с паркета сладкий ликёр. Окей, Дьявол, приберись тут.
С такими запросами можно было просто нанять прислугу, а всё остальное заменить сочетанием Википедии и наркоты. Хотя Сатана обошёлся мне дешевле. Душа, да я ей даже не пользовался.
Сегодня я почти решился отправиться в прошлое. Не искать убийцу Кеннеди, не валить Гитлера, не на динозавров пялиться, нет, сперва чего попроще. Посмотреть, как всё могло бы получиться, будь у меня мозги шестнадцать лет назад. Ну, знаете, когда трава на холме Вудс была зеленее и мягче, чувака из рекламы «Принглс» пёрло как под кислотой, а Грэйс ещё не разжирела и не вышла за своего архитектора.
Но я зассал. Хоть и был уверен, что мне не грозит наступить на какую-нибудь тупую бабочку апокалипсиса или случайно переспать со своей матерью. Мне даже сейчас ссыкотно. Вдруг Грэйс после сегодняшнего родила у себя в прошлом какого-нибудь долбанного ребёнка Розмари. Это ему сейчас, получается, шестнадцать стукнет. Блин, блин, блин! Дьявол, ты ведь не предохранялся?
Так, спокойно, я просто на измене. Я на измене. Не надо было есть маффины Лесли. Окей, Дьявол, закрой все окна. Если кто-нибудь будет ломиться сюда, телепортируй его в Шри-Ланку. Только аккуратно.
Ссыкло, какое ссыкло. Билли Коллинз мне так и сказал шестнадцать лет назад. Надо было ему ответить. Или врезать. Врезать, а потом ответить. Сейчас я бы ему так ответил, я бы просто, я бы сказал: «Да пошёл ты, Билли!». Чёрт, за шестнадцать лет я придумал только это дерьмо. И ещё чему-то удивляюсь. Окей, Дьявол, дай сюда Билли.
Он теперь здоровый, загорелый. Мать его, он голый, он спал голышом. Окей, Дьявол, дай ему халат, пока не очухался.
– А? Какого чёрта? – Билли ошалело озирается спросонок. Незнакомый дом, незнакомый халат, незнакомый пьяный мужик с запавшими глазами. – Вы кто, что вы делаете в моём… Где я?!
Я бы, наверное, обделался, а он только разозлился. Пытается нашарить оружие.
– Пошёл ты, Билли! – окей, Дьявол, пошёл он. Домой. Спать.
Ты был прав, Билли. Мне служит сам Сатана, а очко всё равно играет. Я ведь даже приделал свою рожу на гору Рашмор, но сразу убрал, пока никто не заметил.
Завтра я сыграю по-крупному. Как раз маффины выведутся из организма, и я закачу что-нибудь галактическое. Я изменю этот мир. Может, к лучшему, а может, заселю его слонами-киборгами, какого чёрта. Вылечу всех больных детей. Окей, Дьявол, мы ведь можем вылечить всех больных детей?
На заправке мигает неоновая вывеска, выводя в окнах слово «ДА» отражением розовых огней. Или это «АД», просто нужно читать с другой стороны?
Окей, Дьявол, а с ними потом не будет никакой херни? Они не вырастут маньяками, мутантами, радиоактивными вампирами? Можно как-нибудь без подвоха?
Неоновая фигурка на вывеске снова и снова разводит руками. Пункт 4.6.3: «Ни при каких обстоятельствах Дьявол не обязан раскрывать Пользователю информацию о собственной природе, происхождении, механизме действия и технических спецификациях, а также информацию, попадающую под действие пункта 6.1.6…» В Аду полно юристов, а я ссыкло. С чего я вообще взял, что должен быть подвох? Может, нет никакого подвоха, и моя душа – сама по себе ценная штука. Ха-ха.