Любовь под ключ
- -
- 100%
- +
Я в своей старой комнате у бабуль, но…
Вчерашний день понемногу просачивается сквозь забытье, когда появляется Дикон. Он обходит разбитую дверь и кладет руки на раму, заслоняя обзор.
– Кофе? – спрашивает Дикон.
Может, это все утренняя тишина или то, что, несмотря на вчерашнее, сейчас он бодр, свеж и совершенно… невозмутим. Такой же, как и прежде, независимый. А я устала зависеть. От него, от родителей, даже от собственных мыслей.
Сквозь туман похмелья пробивается еще одно воспоминание: Дикон расталкивает меня, отрубившуюся на диване, отводит в свою комнату и оставляет на прикроватной тумбочке стакан воды и таблетку аспирина. Я сажусь, беру и то и другое, потом молча иду к груде своего багажа, сваленного в гостиной.
Господи, ну и где же мне переодеться? Единственная комната с дверью – ванная, и я вынуждена неловко и сконфуженно проходить мимо Дикона, который все еще торчит в дверном проеме. Только теперь он опирается на косяк одной рукой, а в другой держит дымящуюся кружку. Он приветственно поднимает ее, когда я вновь плетусь мимо него. Закрываюсь в ванной. Тьфу!
Неторопливо чищу зубы и переодеваюсь. Тщательно тру лицо. Изучаю свое отражение в зеркале и молча спрашиваю себя: «Что бы ты сделала, если бы не заморачивалась? Если бы не испытывала к нему никаких чувств? Как бы себя повела? Тебе, как никому другому, известно, что противоположность любви вовсе не ненависть, а безразличие. Ты можешь притвориться спокойной и безразличной, даже если это далеко не так». Обещаю себе, что хотя бы попытаюсь, и выхожу на балкон.
Дикон поставил еще один складной стул рядом со своим, а на табурет между ними – две кружки. Несколько минут мы сидим молча, медленно прихлебывая кофе. И я не уверена, уступаем ли мы друг другу право высказаться первым или просто готовимся к очередной битве. У меня странное чувство, что Дикон тоже этого не знает.
– Я хочу продолжить наш разговор, – начинает он, щурясь на солнце.
– Какой именно? – спрашиваю я, не отрывая взгляда от горизонта.
– Тот, в котором мы договорились пожениться на определенный срок, чтобы получить доступ к твоему трастовому фонду, объединить наши средства и закончить ремонт до того, как мы решим либо вместе сдавать дом наших бабушек в аренду, либо продать его за те деньги, что он стоит, а это кругленькая сумма.
«Невозмутимость, черт возьми!» – повторяю я как мантру.
– И каким же будет этот срок?
Судя по виду Дикона, легкость и быстрота моего ответа приводят его в замешательство, и на миг меня охватывает ощущение победы. Однако он быстро приходит в себя.
– Думаю, это зависит от того, сколько у тебя денег, – говорит он. – Если хватит закончить весь ремонт, значит, разбежимся сразу же после того, как дом будет готов. Если нет, то придется постепенно пополнять сумму и, полагаю… Ну, в общем, месяцев в шесть, наверное, уложимся. Пусть мы осточертеем друг другу, зато потом сможем развестись и продать дом гораздо дороже, чем сейчас.
– А куда денется Сэл? Оставлять арендную плату такой, как сейчас, уже не получится.
– О Сэл я побеспокоюсь, когда будет повод, – произносит Дикон немного жестко.
Полагаю, он прав, ведь последние несколько лет он бывал с ней рядом гораздо чаще, чем я.
– Если мы ввяжемся в эту историю – а я пока не согласилась! – но, если все-таки договоримся, я дождусь конца ремонта.
Да, если я забуду о своей гордости и соглашусь на предложение Дикона, мне нельзя потерпеть неудачу.
– Понял, – кивает Дикон.
– Есть только одна крошечная деталь, о которой ты забываешь.
– Какая?
– То, что мы с тобой не выносим друг друга, – говорю я. – Ты считаешь меня избалованным ребенком, а я тебя – самоуверенным говнюком. Подобное сочетание разрушает настоящие браки, поэтому совместное участие в фиктивном в рамках наших ситуативных отношений было бы… – Я качаю головой, пытаясь подобрать подходящее слово. – Катастрофическим.
Губы Дикона кривятся, в глазах ужас.
– Самоуверенный говнюк?
– «Мерзкий потаскун» звучит слишком ласково. Среди тех, кого я люблю, полно мерзких потаскунов.
Он улыбается:
– Правда? И кто же это?
– Видишь? Мы ни одного разговора не можем закончить без того, чтобы ты все не испортил.
Я поднимаюсь со стула, но рука Дикона обхватывает мое запястье.
– Прости, ладно? – говорит он со смехом и поднимает ладони вверх в знак капитуляции. – Больше не буду, честно.
Подозрительно смотрю на него, и он испускает долгий усталый вздох. Один, самый непослушный завиток спадает Дикону на лоб. Я впиваюсь ногтями в ладони, едва сдерживаясь, чтобы его не убрать.
– Неужели тебе не хочется просто довести дело до конца? – спрашивает Дикон. – Продать дом – это одно, но продать его в таком ужасном состоянии? – Он сглатывает. – Я готов на что угодно, лишь бы этого избежать.
Включая женитьбу на мне, очевидно.
– Не похоже, что кто-то из нас трепетно относится к браку, – продолжает Дикон.
Тут он прав, подловил.
– Это всего лишь лист бумаги, Лар.
А раньше это был просто секс. То, с чем мы оба согласились, но я неправильно истолковала.
– Не представляю, как мы сможем провернуть это дело и не убить друг друга, – говорю я.
Самые первые две недели вместе во время рождественских каникул мы провели в бесчисленных ссорах из-за всяких глупостей, включая мое место за обеденным столом. Как только Дикон понял, что оно мое, каждый вечер мы сражались за то, кто доберется до него первым. Кульминацией одного ужина стал безумный бросок, в результате которого я случайно заехала ему локтем в глаз, и Новый год Дикон встретил с фингалом. Совершенно бессмысленный повод для ссоры. А нынешняя затея предоставит нам сотни возможностей для подобных ссор.
Дикон пожимает плечами:
– У меня отличная страховка. Ты бы стала выгодоприобретателем.
Его слова вызывают у меня удивленный смешок, и Дикон радостно ухмыляется. И будь я проклята, если он сейчас не усовершенствованная версия того привлекательного засранца, ради которого я бросала Элис и отменяла летние планы с бабушками, чтобы он мог скрутить меня как крендель. Из-за которого я превратилась в страдающую влюбленную дуру, помешанную на сексе. Чувствую себя точно так же, как всякий раз, когда я стояла перед аттракционом «Огненный шар» в парке и собиралась с духом. Испуганной и в полном восторге. Я практически слышу бабушкин голос: «Ты будешь очень счастливой, потому что не испугалась».
На самом деле у меня, как правило, бывало две минуты безграничной радости, втиснутых между неподдельным ужасом и приступом морской болезни, которая всегда брала верх, когда поездка заканчивалась. И все же бабушка была права. Я чувствовала, что совершила нечто особенное.
– Нам нужно составить очень подробный договор, – предлагаю я.
– Согласен. Полный, всеобъемлющий план.
– Хочу, чтобы у меня было право голоса. Например, по поводу отделки, да и всего остального тоже.
Мне хочется воздать должное этому месту и бабулям.
– Нам, конечно, придется учитывать бюджет, но твое предложение достаточно разумно.
Я фыркаю:
– Разумность – это не то, что мы обычно возбуждаем друг в друге.
Мы стоим рядом, грудь к груди.
– Может, отнесемся к данной ситуации как к долгой асексуальной ролевой игре?
– То есть к чему в определенный момент приходит большинство браков?
– Поиграй со мной в дом, – просит Дикон.
Я приподнимаю бровь.
– Да ладно тебе! Ты в детстве никогда не играла в дом? – Уголок рта Дикона приподнимается. Я допиваю остатки кофе. – Нужно притвориться мужем и женой и вести дом, как посчитаем нужным. Всякий раз, когда один из нас хочет придушить другого, мы притворяемся, что у нас настоящая семейная ссора, и ведем себя соответственно.
Если не считать варианта, что мы меняем дома, и каждый новый дом больше и лучше прежнего, чтобы разойтись по разным углам как можно дальше друг от друга… я бы не сказала, что у меня много примеров, на которых стоит научиться здоровому разрешению конфликтов в браке.
В памяти всплывают непрошеные воспоминания, накладываются одно на другое: разные дома и разный возраст, а я одна в своей комнате с включенной на полную громкость музыкой и в окружении мягких игрушек или шикарных вещей, которые служили заменителями семьи. Моя версия игры в дом состояла из этого, а еще из того, что я смотрела на дверь своей комнаты и ждала, пока кто-нибудь из родителей не выберет меня, чтобы поделиться эмоциональной энергией. Помню, как с возрастом я начала понимать, что такое деньги. Осознавая, что, хотя их предостаточно, нигде не ощущается такой пустоты, как у нас дома.
Уверена, что это чувство накапливалось постепенно, а не возникло за несколько мгновений, но хорошо помню тот день, когда мое собственное одиночество изменилось и стало ощущаться как злость. Репетитор, к которому я ездила на автобусе три раза в неделю, уехал в отпуск, поэтому я предупредила родителей, что меня нужно будет забрать из школы. Когда никто не появился, я несколько раз позвонила маме из кабинета администрации, но так и не получила ответа, так что из школы стали звонить моему отцу. Он, разъяренный донельзя, забрал меня, а через несколько минут на подъездную дорожку за нами въехала мама, пребывающая в полном неведении.
Как оказалось, во время занятия с тренером ее мобильный находился в режиме «Не беспокоить», а потом она задержалась, чтобы перекусить и пообщаться с подругами, забыв включить уведомления. Она дошла до конца объяснения, не осознавая и не признавая, что тоже про меня забыла. Папа набросился на нее за то, что его выдернули с деловой встречи, а меня отправили в мою комнату.
Мне всегда казалось, что, если я буду делать все, чего от меня ожидают, буду хорошей, буду причинять как можно меньше неудобств и как можно меньше требовать, тогда, возможно, для меня найдется местечко между ними. Вместо этого злость стала моей безмолвной спутницей, я облачилась в нее словно в саван. Я принимала родительскую любовь везде, где только могла, и обычно она проявлялась в виде гордости, когда мне удавалось сделать что-то впечатляющее.
Теперь для разнообразия хочется произвести впечатление на саму себя.
– Я думаю, что в память о бабулях мы справимся. А ты как считаешь? – говорит Дикон.
От меня не ускользает ирония, когда я произношу:
– Согласна.
7
Пять дней спустяЛАРИНН
Есть одна крошечная деталь, на которую мы оба не обратили должного внимания, прежде чем прийти к соглашению. Как мы будем уживаться друг с другом?
– Неужели так сложно убрать из раковины свою омерзительную щетину? – взвываю я, когда захожу в ванную и вижу оставленный Диконом беспорядок.
– Примерно так же сложно, как не оставлять омерзительно длинные пряди ведьминских волос, облепившие все стены душевой кабины! – парирует Дикон, на его виске пульсирует жилка, волосы еще влажные после душа.
Можно смело сказать, что мы изо всех сил стараемся быть добрыми соседями.
– Привет, голубки! Через сорок пять минут мы уже должны быть в пути! – кричит из гостиной Элис. – Дикон, раз ты, похоже, уже готов, не сходишь за кофе для всех?
– Мне покрепче, mon crétin[15], – мурлычу я тихо, чтобы Элис не расслышала.
– Не премину плюнуть в него, сахарочек, – произносит Дикон, передразнивая меня, в его тоне слышится отголосок прежнего акцента, а звук «р» исчезает с ленивым презрением.
– Кстати, ты, кажется, плохо побрил спину.
– Спину я не брею, – в замешательстве отвечает Дикон, но все равно слегка поворачивается и бросает взгляд мимо меня, чтобы посмотреть в зеркало.
Я злобно усмехаюсь, затем с невинным видом пожимаю плечами и захлопываю дверь ванной перед его свежевыбритой физиономией. Прислоняюсь к двери, пытаясь отдышаться. Увы, даже туповатое выражение лица Дикона не доставляет мне должной радости. Запах его геля для душа окутывает ароматным облаком, и приходится напомнить себе – я не собачка Павлова, чтобы рефлекторно раздеваться.
Честно говоря, первые полтора дня прошли замечательно. Мы подали заявление о получении брачной лицензии и стали вежливо обхаживать друг друга. Я купила кое-какие основные продукты, чтобы не посягать на запасы продовольствия Дикона, состоящие, впрочем, большей частью из снеков и мяса во всех видах, а он заказал запасные ключи. На следующий день после того, как мы заключили соглашение, ему пришлось уехать по делам в кемпинг. В глубине души мне очень хотелось спросить, не собирается ли Дикон рассказать о нашем соглашении своей маме, но я не могла решить, как отнестись к любому из возможных ответов, и потому промолчала. К тому же в тот день у меня была первая рабочая смена в «Кофе и разговорах», и, несмотря на некоторые трудности с запоминанием деталей процесса – кассы, эспрессо-машины, оптимального способа вспенить молоко для идеального латте, это оказалось здорово. Возможно, мне просто понравилось работать бок о бок с Элис, но к концу дня я была вне себя от радости, что все получилось.
А вот на третий день все пошло наперекосяк. Я вновь проснулась на диване, на этот раз с болью в шее, и меня тут же смутил доносящийся из коридора звук: как будто Дикона сначала рвало, а потом он начал энергично сморкаться.
– Ты там в порядке? – крикнула я, все еще сонно моргая.
Он высунулся из ванной, голый по пояс и с зубной щеткой во рту. Я вдруг заметила, какая рельефная у него грудь.
– Ну да. А что?
– Такие звуки доносятся, словно из тебя изгоняют злых духов.
Дикон обиженно надулся, не выпуская изо рта щетки.
– Не все умеют подавлять рвотные рефлексы, Ларри.
Вот козел!
– Очень мило.
– Да, дорогая, – произнес Дикон, многозначительно играя бровями. – Так и есть.
– Ты омерзителен, – тихо пробормотала я, направляясь на кухню, нуждаясь в кофеине и хоть какой-то защите перед общением с Диконом. Впрочем, из-за того, что в доме нет звукоизоляции, он все равно меня услышал.
– Господи, жду не дождусь нашей совместной старости! – пропел он.
Я залпом проглотила кофе в гостиной и целую вечность сдерживалась, чтобы не описаться, пока Дикон наконец не вышел из своей комнаты, свежий и полностью одетый. А я сидела, растрепанная и неопрятная, с переполненным мочевым пузырем и волосами, стянутыми в хвост, который за ночь съехал куда-то за ухо.
– Я скоро вернусь, сладкие губки, – сообщил Дикон. – Душ слегка пошаливает, поэтому вот инструкции.
Он бросил записку на стол и послал мне воздушный поцелуй.
– Буду скучать по тебе каждую минуту, пока ты не вернешься, mon amour[16], – в тон ему ответила я и тоже послала поцелуй, переходящий в непристойный жест.
– Если, конечно, будешь очень хорошей девочкой, – сказал Дикон и смылся, прежде чем я успела что-либо возразить.
Едва закончив свои утренние дела, я позвонила на работу Элис.
– Как ты вообще живешь вместе с парнем? – взвизгнула я, когда та ответила. – Кстати, привет, ты занята? Есть время?
– Сейчас восемь утра, и это кофейня. Конечно, я занята. Но я ждала твоего звонка, – сказала она со смехом.
– Элис, он отвратителен! У него дырявые полотенца! А еще комковатая подушка на диване и две сплющенные на кровати! В ванной всего два флакона: один с гелем для душа, а другой – с шампунем и кондиционером, два в одном.
Она рассмеялась, заглушая шум суеты на заднем фоне.
– Дженсен тоже был таким, пока не переехал ко мне. Теперь он засыпает в шелковой маске для глаз под генератор белого шума и на четырех подушках, а еще ежедневно ухаживает за кожей не меньше, чем я. У Дикона, по крайней мере, есть каркас кровати. О, помяни черта, и он тут как тут!
– Что такое? Кто там?
Я надеялась, что Элис имела в виду Дженсена, но затем услышала, как телефон переключился, и из трубки раздался голос Дикона:
– Уже соскучилась? Я же сказал, что скоро вернусь. Согревай постель и оставь дверь открытой.
– Обойдешься. И для начала установи дверь!
– М-да, нам нужно поработать над твоим умением говорить непристойности.
Повесив трубку, я заорала в подушку. Она не заглушила мой крик, потому что была толщиной в полдюйма.
Остаток дня я провела, яростно отмывая свою «Хонду» и пытаясь избавиться от всего, что вызывало у меня тревогу, раздражение и (что удивительно) чувство легкого эмоционального подъема, а потом поехала на ближайшую стоянку Cash4Cars[17]. За машину я выручила всего лишь несколько тысяч, но пока было неясно, сколько времени понадобится, чтобы оформить свидетельство о браке и получить чек из трастового фонда. Так у меня хотя бы появилась возможность отдать Дикону часть денег в знак доброй воли, а себе оставить небольшую сумму на личные расходы. Кроме того, все необходимое находится здесь в шаговой доступности, и даже с деньгами из фонда расходы на ремонт дома придется периодически восполнять. Было неплохо сэкономить как на автомобильной страховке, так и на бензине, особенно если в результате я смогу позволить себе медстраховку (ясное дело, когда отец поймет, что все еще платит за мою, то непременно ее аннулирует!) и полноценное питание на какое-то время.
Со стоянки я уезжала на «Убере», ощущая странную необратимость. Приобретение «Хонды» было одной из первых задач, с которыми мне пришлось справляться самостоятельно. Продав часть мебели, я смогла купить машину и еще внести арендную плату за милую квартирку, за которую до этого платил отец (разорвать договор аренды не рискнула, это обошлось бы слишком дорого).
В тот вечер я вошла через дверь (отсутствующую) с гордо поднятой головой, обнаружила на диване Дикона, который лежа смотрел на телефоне спортивный канал, и положила ему на грудь четыре тысячи долларов, оставив тысячу себе. Он хмуро посмотрел на деньги, затем на меня.
– Чем это ты сегодня занималась? – спросил он.
– Знаю, этого мало, но все-таки. – Я кивнула на пачку денег. – Жест доброй воли.
– Ты ограбила церковь?
– Что? Нет, Дикон, – нетерпеливо сказала я, – это заявление. Своего рода знак, что я буду честно выполнять наш договор и что у меня серьезные намерения.
– Да я шучу, Ларри, смотри не лопни от злости, – протянул он, переводя взгляд на телефон. – И где ты столько достала? Занялась черной магией? Убила человека?
Пока нет.
– Я продала свою машину, как и обещала.
При этих cловах Дикон сел, свесил ноги с дивана и озадаченно посмотрел на меня снизу вверх.
– Почему ты так на меня смотришь? – поинтересовалась я.
– Э-э, потому что не считаю это необходимым шагом?
– О чем это ты? Я же сказала, что планирую ее продать, в тот же день, когда приехала!
– Но тогда мы еще не знали, что ты получишь деньги из своего трастового фонда, – заметил Дикон. – Как ты собираешься передвигаться по городу, если нам что-либо понадобится, скажем, для ремонта? Подвесишь тяжелые банки с краской на палку и будешь таскать их на спине, как средневековый ремесленник?
Я сделала глубокий вдох и собрала остатки терпения. Как он там говорил? «Поиграем в дом»? Отлично.
– Что ж, mon coeur[18], в тех редких случаях, когда я никак не смогу обойтись без транспортного средства, буду одалживать машину у моего дражайшего муженька.
– Да? А ты уже научилась водить на механике?
Я несколько раз моргнула. Черт!
– Ты что, все еще ездишь на «Бронко»?
В этот миг я поняла, что не видела его машину. Нет, вряд ли. Неужели она до сих пор на ходу?
– Конечно. – Дикон страдальчески вздохнул. – Полагаю, я мог бы дать несколько уроков. Исключительно для моей драгоценной женушки. – В его устах это прозвучало так, словно речь шла о сложном стоматологическом вмешательстве. – Особенно учитывая то, что она никогда не принимает важных решений без меня, – пробормотал он себе под нос.
– Кстати, мне нужна кровать, ясно? – резко произнесла я. – Понятия не имею, сколько времени у нас займет оформление свидетельства о браке, но я бы предпочла спать не на диване, как последние полгода!
Впрочем, задумавшись об этом, я вдруг поняла, что последние две ночи были лучшими за очень долгое время, даже несмотря на то, что у меня побаливали спина и шея. Здесь мне всегда великолепно спалось.
– А еще очень неудобно и унизительно ждать, пока освободится туалет, только для того, чтобы переодеться. Мне нужно хоть какое-то подобие уединения. Что-нибудь вроде ширмы.
Дикон положил деньги на журнальный столик и строго на меня посмотрел:
– Почему ты шесть месяцев спала на диване?
У меня напряглась шея, в груди все сжалось. В этом и была моя проблема. У меня никогда не получалось сохранять ровные, спокойные отношения с Диконом. Я пыталась притворяться, но в конце концов выдавала все свои слабости.
– Не важно, – отмахнулась я от вопроса. – Просто хочется устроиться покомфортнее.
Челюсть Дикона дернулась.
– Хорошо, – кратко ответил он и на остаток ночи удалился в свою комнату.
Вчера пришло электронное письмо о том, что наша брачная лицензия готова, а на сегодня я записалась на прием в окружной суд Сан-Франциско.
Когда я наконец выхожу в черном с головы до ног из ванной, Элис хмурится:
– Чувствую, что буду плохой подругой, пока не попрошу тебя переодеться. На свадьбу нельзя надевать черное.
– Не называй это свадьбой, – стону я.
– А как еще? Свадьба – она и есть свадьба.
– Прекрати! Это же не по-настоящему. Я не намерена думать об этом как о свадьбе.
Надо бы перестать повторять слово «свадьба».
– И правда, вид у тебя такой, словно собралась на похороны.
– Разве нет? – мрачно произношу я.
Элис вздыхает в мою сторону:
– Ну все, Ларинн, хватит. Меньше всего мне хочется давить на тебя, но все-таки придется, так что извини. Я понимаю, что ты сейчас чувствуешь, и это действительно важно. Но, если честно, у меня не получается тебе сочувствовать. Я нисколько не жалею, что тебе приходится временно выйти замуж за привлекательного мужчину только для того, чтобы в конечном итоге стать совладелицей прекрасного дома на берегу моря или в худшем случае получить крупную сумму денег, продав этот самый дом. Можешь считать меня чокнутой, но я просто не могу тебя жалеть.
– Элис…
– Нет. Послушай, я знаю, что ты чувствуешь. Но власть мужчины – это вовсе не то же самое, что партнерство с мужчиной. Мы с Дженсеном даже не женаты, однако он все еще мой партнер – и чертовски хороший. Думаю, тебе так и нужно смотреть на ваш союз, если ты собираешься довести дело до конца. Ты можешь начать все сначала, понять, чего ты хочешь от жизни, а в процессе у тебя будет партнер.
– Да, но, видишь ли, твой партнер хорош и всегда тебя поддерживает. Он мотивирован. И все благодаря тому, что вы с Дженсеном занимаетесь сексом.
Элис ахает с притворным возмущением.
– Кто бы говорил! – смеется она. – Честно говоря, это случается гораздо реже, чем ты думаешь, учитывая график работы этого бедолаги и то, что я в последнее время постоянно торчу в кофейне.
И все же. Вообще-то это Элис должна сейчас выходить замуж, причем по-настоящему. С цветами, красивой церемонией и шампанским. Но я знаю, что они ждут, когда Дженсен закончит обучение на медицинском факультете, которое он сам оплачивает, взяв солидный кредит. Я внимательно смотрю на подругу и вижу небольшие признаки переутомления, которые раньше не замечала. Под глазами круги в виде полумесяцев, а улыбка стала более жесткой и усталой. Меня внезапно охватывает страх, что я только усугубляю ситуацию. Вызываю у Элис раздражение или беспокойство. Она дала мне работу, подарила свою дружбу, бесконечную и стойкую, а я даже не знаю, что предложить взамен.
– Наверное, я могу считать, что выхожу замуж за саму себя, – заявляю я с напускной бравадой. – Сегодня я выбираю себя и не боюсь никого разочаровать.
Преувеличение, конечно, но надо же с чего-то начинать. Элис улыбается, слегка удивленная.
– Умница! – говорит она. – А теперь иди переоденься.
Однако на этом я подвожу черту и оставляю черный наряд.
8
ДИКОН
Так и знал, что Ларинн наденет черное. Она выходит из моей комнаты, гордо задрав нос, в приталенном платье с разрезом до бедра. Вырез платья посередине украшает крошечный бантик. Ирония этого бантика в том, что он, вероятно, фальшивый и на самом деле не развязывается. Это тот самый узел, над которым упорно трудишься, но, развязав, ничего не добиваешься, кроме разочарования и дезориентации.
Впрочем, когда Ларинн садится в мой автомобиль, на ее лице появляется довольное выражение. С тех пор как она в последний раз видела мой «Бронко», я отреставрировал его от верха до низа, включая все, что между ними. Ларинн осторожно проскальзывает на кожаное сиденье, словно ожидает подвоха, но единственное, что может здесь внезапно подкрасться, – это распаляющие воспоминания.
Элис всю дорогу поддерживает разговор, отвлекая нас с Ларинн. Я слежу за дорогой по навигатору в телефоне и участвую в беседе, только когда ко мне обращаются, стараясь, чтобы мой мозг работал на автопилоте.