Я однажды приду… Часть I

– И каков диагноз?

– Самуил думал всего три минуты, а остальные десять не думал ни о чём.

– Это не правда, я думал всё время!

– Но думал ты не о том.

Ну и дальше в том же духе. Почему-то при Андрее я не решилась просить у Самуила таблетки и, подумав, перенесла разговор на ужин. Не смогла я у Андрея и про букет спросить, а если это не он? Тогда кто, Глеб по почте послал? Ну и пусть, хоть кто, хоть президент, хоть садовник, мне это совсем не важно, и хоть незабудки, хоть кактусы! Я глубоко вздохнула и пошла обратно к себе.

Всё-таки на кровати уютнее думается. Я смотрела на незабудки и очередной раз доказывала себе, что нельзя даже пытаться как-то объяснить со своей колокольни их поступки, они совсем другие. Если они так кардинально отличаются от нас физически, а в этом я уже неоднократно убеждалась, то не могут думать и чувствовать, как мы. У людей ближайшие родственники не понимают друг друга, муж с женой много лет живут вместе и вдруг выясняется, что они почти враги, не говоря уже про отцов и детей, друзей и знакомых. А это почти представители другой планеты, которые переходят из века в век, выживая в невообразимых ситуациях, и короткая человеческая жизнь не может иметь для них никакого значения, не говоря уже о том, что значит для них человек – то есть источник питания. И пусть Глеб и не пьет живой крови, а лишь как таблетку из пакетика, что для него может значить моя жизнь? Кроме как средство восстановления функций организма. И это только моя проблема, что я восприняла его как человека и поддалась своим эмоциям. Между прочим, такое среди людей встречается на каждом углу без всяких там сверхспособностей: просто использование одного другим, вплоть до членовредительства и смертоубийства. Я одна из очень многих и не будем об этом переживать. Не все во дворцах живут и не всех итальянской пищей потчуют. Пора идти на ужин, таблеток у Самуила просить.

Когда я пришла в столовую, там сидел Аарон. Не то чтобы я испугалась, но какая-то тревога сразу поселилась в душе. Ничего плохого мне он не сделал, наоборот, его ожерелье помогло мне, но, как и в истории с Анной, я почувствовала угрозу. Он встал и предложил мне стул рядом с собой. Я спокойно отказалась и села напротив него, объяснив это тем, что мне так удобнее с ним разговаривать. Он поднял бровь и спросил:

– Почему?

– Вы, конечно, привыкли к себе и не замечаете, что я несколько меньше вас, примерно в половину. Это мелочь, но моя голова может не выдержать такой высоты, с расстояния удобнее.

Я смотрела прямо на него и улыбалась. Впервые у меня появилась возможность подробно рассмотреть Аарона. Он выглядел лет на сорок пять, очень высокий и широкий в кости, пропорционально сложен, как Глеб, но в нём явно присутствовала негритянская кровь. По чертам лица и цвету кожи, не совсем тёмному, но смуглому именно тем оттенком, который определяет наличие африканской крови. И хотя черты лица были не такими явными, в них всё-таки больше европейского – предки угадывались. Только глаза выделялись своим почти жёлтым цветом, как у кошки или тигра. Ещё бы вертикальные зрачки, и образ получился как в кино, но они были нормальными. Одет в дорогой костюм тёмно-синего цвета и голубую рубашку без галстука. А на безымянном пальце правой руки такое же кольцо, как у нас с Глебом. Как он тогда сказал – оно будет помнить нас, пока мы живы.

Аарон тоже внимательно наблюдал за мной. Самуил так и не пришёл. Только после того, как я поела и закурила, началась светская беседа. Аарон расспрашивал о моей прошлой жизни, его интересовали самые мельчайшие подробности, вплоть до моих взаимоотношений на работе и с друзьями. Вспомнив разговоры с Виктором, я этому не удивилась и отвечала, тщательно просеивая информацию и рассказывая только то, что считала возможным. Это я умею, незачем ему знать, как на самом деле я жила в своей прошлой жизни, и не важно, по какой причине его это интересует. Беседу я решила закончить сама, это была демонстрация того, что не он решает – когда и что мне делать. Поблагодарив за приятно проведённое время, я встала и, пожелав ему спокойной ночи, ушла. За весь вечер я так и не спросила где Глеб.

9

Удивительно, но в последующие дни Самуил не доставал меня никакими медицинскими процедурами. Появились Виктор с Олегом и по очереди выводили меня на прогулки по окрестностям дворца: Олег, молча, а Виктор, развлекая историями из жизни обитателей ближайших деревень. Про Глеба никто не сказал ни слова, а я гордо не стала спрашивать. У меня сложилось ощущение, что они исполняют чье-то указание насыщать мой организм кислородом в определенное время, всегда после обеда, видимо, чтобы калории не откладывались, или им просто мешало солнце. А после завтрака я продолжала вести светские беседы с Аароном. Из-за такого времяпровождения я едва находила силы поужинать и падала на кровать. Каждое утро на столике появлялся новый букет незабудок.

И я, в конце концов, не выдержала. Иногда во время прогулок мы встречали незнакомых молодых людей, похожих на тех, кто был в санатории. Мне стоило большого труда делать вид, что я их не замечаю: каждый раз цепенела и покрывалась корочкой льда. Однажды после такой встречи я спросила у Виктора:

– Это что – внешняя охрана?

Он помолчал, оглянулся вокруг и ответил мрачным голосом:

– Это бойцы Аарона.

– Они его всегда сопровождают? Зачем? Вряд ли кто-то посмеет на него напасть.

Виктор как-то грустно на меня посмотрел и долго молчал. Потом вздохнул и признался:

– Они охраняют тебя. Так он решил.

– От кого они могут меня охранять?

Он только пожал плечами. И я решилась.

– А что думает по этому поводу Глеб? Ведь это его дом и его территория.

Мой вопрос остался без ответа. Виктор долго смотрел на меня, а потом взял под локоть и повёл дальше.

Видимо, всё-таки есть цена всему. Мне не хотелось думать, что Глеб просто отдал меня Аарону, не хотелось и всё. В другой, прошлой жизни я бы сочинила массу разных ситуаций, как Глеб пытается меня вырвать из рук Аарона и, наконец, победив, мы с ним обнимаемся на фоне заката. Но сейчас, пережив многое сама и узнав об их способностях, я смотрю уже совершенно иначе. Даже если предположить, только предположить, что Глеб не хотел меня отдавать Аарону, возможности просто не было. Выстоять против него и его бойцов, которых, всего скорее, сам Глеб и готовил, шансов нет. Мне захотелось как-то передать ему, что я всё поняла, не важно – правильно или нет. А может, протянуть тоненькую ниточку к нему, даже если эта ниточка ему самому не нужна – она нужна мне. И я придумала, как это сделать.

На следующий день я надела светлое платье и приколола к нему цветок незабудки из свежего букета. Со мной пошёл Олег, и это усложнило задачу, потому что он всегда просто молча сопровождал меня. Пришлось изобразить, как я оступилась, и у меня появился повод попросить его взять меня на руки, потому что идти я сама не могу. Когда он принёс меня к Самуилу для осмотра ноги, я в благодарность отдала ему цветок. Олег посмотрел на меня как-то уж очень внимательно, но цветок взял. На следующее утро на столике появился букет белых роз. Меня поняли! По крайней мере, мне так хотелось думать.

Утренние разговоры с Аароном всё больше приобретали оттенок душевных бесед о жизни. Я сама ввела долю кокетства в наше общение – это помогало уходить от неудобных для меня вопросов. Иногда я даже позволяла себе игнорировать некоторые из них, переводя разговор на какую-нибудь другую тему, вроде красот Неаполя и итальянской музыки, которую он хорошо знал и с удовольствием о ней говорил, чем я и пользовалась. На наших встречах больше никого не было, видимо Самуила кормили отдельно. Уходила я первой, всегда в разное время: иногда мы разговаривали пару часов, иногда пятнадцать минут. Ни разу он меня даже не попытался остановить, только вставал и желал доброго дня.

В очередной раз собираясь на завтрак, я остановила взгляд на том наряде, в котором была на нашей первой встрече, не считая свадебного ритуала. А почему бы и нет? Должна же я, наконец, узнать, что ему от меня нужно, ведь не только душевные разговоры по утрам.

Аарон замер, увидев меня, встал и не сразу смог поздороваться. А я специально остановилась перед столом, чтобы он смог меня лучше рассмотреть.

– Доброе утро, Аарон.

Наконец, он выдавил из себя:

– Доброе утро.

Я села за стол напротив и сразу спросила:

– Что тебе от меня нужно?

Он молча сел за стол. Его огромное тело сжалось, а в глазах плескалась боль.

– Я не Элизабет, тебе это нужно понять и принять. Прошлого не вернуть, Аарон. О нём можно только помнить.

Сквозь спазм Аарон прошептал:

– Ты действительно не Элизабет.

– Она любила тебя, помни эту любовь.

– Я убил её.

– Нет, это не ты, Глеб мне рассказал.

Аарон уже справился с собой и ответил совершенно спокойно:

– Он сказал неправду… её убил я, а потом поджёг дом. И убил всех, кто был в пределах досягаемости.

Со временем привыкаешь ко всему. Если долго сидеть в камере, привыкаешь к её стенам, если долго общаешься с убийцами, привыкаешь к убийству. Я даже не удивилась словам Аарона, не то чтобы ждала его признания, но была готова к нему. Мои размышления не прошли даром: они подготовили меня к тому, что Аарон убил Элизабет, и к тому, что Глеб меня обманул. Только не сметь думать об этом, потом, всё потом.

– Тогда тем более непонятно, зачем я тебе.

– Я смотрел на тебя и удивлялся как спокойно и уверенно ты себя ведёшь, несмотря на то, что понимаешь ситуацию. Я не могу чувствовать тебя, мне это не дано, но я прожил долгую жизнь и многое вижу. Ты сама отдала Глебу кровь, а с ней и часть своей жизни, а после ни разу о нём не спросила… хотя сама объявила, что любишь его. Я пытаюсь тебя понять.

– Значит, ты сам не любил. Я сделала это именно потому, что это я люблю, и это нужно мне. Конечно, это счастье, когда любовь взаимна, но заставить любить нельзя, можно добиваться её, а можно просто любить и сделать всё для этой любви. Глеб совершенно свободен в своих поступках… и если я его больше не увижу, буду помнить то, что было и благодарить судьбу, что он был в моей жизни. Если ты действительно сам убил Элизабет, то ты её не любил никогда, и я не помощник в твоих страданиях. А если это произошло случайно, или по независящим от тебя обстоятельствам, ведь бывает и так, то опять же это горе можешь пережить только ты сам. Любовь даёт невероятную силу и видение, она не слепа, как говорят, она всё видит, но продолжает любить… несмотря ни на что. Если ты не любил, то тебе меня не понять никогда.

Высказавшись, поняла, что это я себя уговариваю принять поступки Глеба и отпустить его на свободу. А помочь Аарону я ничем не могу, эту ношу он может нести только сам. Да о чём я вообще говорю! Какая любовь, если они даже просто физические ощущения теряют в этой своей мощи! На этой не совсем оптимистической мысли я и решила закончить наш разговор. Но Аарон остановил меня, когда я встала и собралась уходить:

– Подожди. Я должен тебе всё рассказать.

Я снова села за стол и закурила, так как весь наш разговор мне было не до сигарет.

– Ты не знаешь, как происходит… встреча. Это действительно может быть любой человек: мужчина, женщина, юноша, девушка, старик или ребёнок. Ты просто чувствуешь его. И находясь рядом с ним, вбирая его эмоции, его энергию, восстанавливаешься. Организм начинает жить полной жизнью. А потом приходит страшная жажда его крови, она горит в тебе пламенем и почти всегда побеждает. Я не понимаю, как Глеб удерживал эту жажду, находясь рядом с тобой во власти замкнутой в нём агрессии. И когда ты сама предложила ему свою кровь, ты не только его спасала, но и себя.

– Но почему тогда он не соглашался?

– Потому что в этот момент наша сила увеличивается в десятки раз и становится совершенно неуправляемой, а жажда требует всей крови именно этого человека. Он боялся, что не сможет остановиться.

– Ты сказал, что почти всегда побеждает, значит, кто-то преодолел эту жажду?

– Таких случаев очень мало, единицы… но они были. Тогда погибали наши, отказавшись от человека. Я не смог сдержать жажду. Ты права – я не любил Элизабет, и она не любила меня… только боялась.

– Но память о ней ты хранишь столько лет, почему?

– Я сам этого не понимал до встречи с тобой. Наверное, это утраченная возможность добиться отношения к себе, а не просто использование как источника энергии.

Он долго молчал, глубоко задумавшись. Мне тоже нечего было сказать, я и так опять изрекла мудрую мысль, теперь осталось только её исполнить. Думаю, судьба скоро заявит мне: сама Глеба объявила свободным – отпускай. И преподнесёт станок Пенелопы в подарок. Наконец, Аарон поднял на меня глаза:

– Однажды я был свидетелем того, как один из наших отказался от человека потому, что это был ребёнок. Он растил его, сколько позволило отпущенное ему время, обеспечил защиту, в том числе и от себя, и состояние. Он его даже не обратил. То же пытается сделать Глеб для тебя.

– Подожди, так ему не хватило моей крови?

– Почему? Вполне достаточно, ведь и у Самуила была в запасе.

Он что-то ещё хотел сказать, но в последний момент передумал и встал, провожая меня.

Уже у двери меня осенило, я обернулась к Аарону и спросила:

– Так это от Глеба меня защищают твои бойцы? Ты думаешь, он придёт меня убивать, не выдержав жажды?

– Это его просьба.

К себе в комнату я шла, не замечая ничего вокруг. Полежала на кровати совершенно бездумно. Какое хорошее слово – бездумно. Дум никаких. Потом встала и пошла искать Самуила. Он, как обычно, был в своей лаборатории и занимался переливанием чего-то во что-то, как эта посуда называется, я не знала никогда, даже в школе запомнить не могла. Увидев меня, он радостно поздоровался:

– Катенька, доброе утро.

– Самуил, я всё знаю, Аарон рассказал.

Он тяжело вздохнул и сел на стул, как будто ноги его не держали.

– И что ты хочешь знать?

– Всё.

– Хорошо, пойдём.

Самуил тяжело встал и повёл меня к двери, противоположной входной. То, что я увидела, наверное, называется погром, даже стены в трещинах. От техники остались только мелкие детали, а от мебели щепки.

– Мы едва успели вынести тебя, пока Аарон с Олегом и Виктором удерживали Глеба. Вернее, пытались.

– Но я же видела его, я помню глаза… они были чистыми, без вихря!

– Это уже потом, ты на самом деле была без сознания три дня. Глеб просил ничего не менять здесь и показать тебе… чтобы ты… поняла.

Теперь уже у меня начали подгибаться ноги, и мы вернулись в лабораторию Самуила.

– И как долго может продлиться эта жажда?

– Никто не знает, у всех по-разному. Если учесть, что Глеб очень долго сдерживался и напичкан энергией по горло, то даже предположить сложно. Катенька, Олег чай свой коронный заварил, пойдём, попьём?

И мы пошли пить чай в небольшую кухню рядом, там ждал Олег. Он поздоровался со мной и сразу дал понять, что всё слышал:

– Ты знаешь.

Кивнув головой, я почувствовала себя опять старой, уставшей и больной, даже чай не помогал.

– Я передал Глебу твой цветок, ты ведь этого хотела?

Опять кивнув, я неожиданно для себя покраснела. Что за ужас, в молодости никогда этим не страдала, а сейчас краснею как благородная смолянка. Самуил сразу встрепенулся:

– Какой цветок?

И мне пришлось рассказать. Он развеселился как мальчишка, а потом посмотрел на меня и сказал:

– Для него это очень важно – знать, что ты думаешь о нём.

Интересно, а он-то обо мне хоть вспоминает в своих бегах? Олег как услышал мои мысли:

– Ты посмотрела сегодня цветы?

Новый букет, как обычно, утром стоял на моём столике. Но я его не рассматривала, готовясь к разговору с Аароном. Я подняла на Олега глаза, что мне ждать от этих цветов? Но спросила о другом:

– Я всё поражаюсь, как ты вкусно завариваешь чай. Где ты этому научился?

Он улыбнулся какой-то очень мягкой, совершенно не характерной для него улыбкой.

– Меня этому научил один старый китаец, но рецепт я обещал никому не говорить.

Самуил рассмеялся:

– Это как в анекдоте – заварки побольше.

Олег опять улыбнулся.

– Не совсем, но близко.

Помолчал, а потом решился рассказать:

– Когда я ушёл из клана, пришлось уехать как можно дальше, чтобы меня не почувствовали. Я выбрал Китай, поселился сначала в Пекине, там в это время было много беженцев из России и Европы, было легче затеряться. Тогда я выучил русский язык и стал Олегом. Но потом пришлось бежать дальше, меня спрятал в своей пещере старик китаец. Он научил меня многому из жизни людей… и знал кто я.

– Ты ему открылся?

– В Китае мутации вируса происходили несколько иначе. Люди получали не физическую силу, а энергию. Некоторые одним взмахом руки сдвигали скалы и меняли движение рек, но не могли передать возможности своим детям, как и в нашем случае. Старик, приютивший меня, тоже владел энергией и умел многое, летать, например, и, естественно, почувствовал мою силу. Он питался различными кореньями и чаем, по тому самому рецепту… правда, ещё кое-что добавлял.

Олег таинственно улыбнулся, но не стал объяснять:

– И научил меня многим секретам существования таких как мы. Нас обнаружили, когда мы искали себе новое место обитания после разрушительного землетрясения, уничтожившего не только нашу пещеру, но и всю гору. Почувствовав приближение землетрясения, он меня спас, перенеся в безопасное место. Тогда я ещё не мог передвигаться с большой скоростью, это уже Самуил постарался. Мы проходили через город…

Олег что-то произнёс на китайском.

– …где меня и нашли наёмники. Пещера не давала возможности чувствовать мой мозг, а на равнине это было сделать легко. В том городе до сих пор ходят легенды о неожиданном вихре, разрушившем половину домов. Это старик пытался освободить меня от энергетического ошейника, но не получилось.

Он замолчал. Мне очень хотелось услышать продолжение истории, и я уже была готова задать вопрос, но меня опередил Самуил:

– Глеб же его потом нашёл?

– Да, я долго считал, что он погиб, но Глеб нашёл его и мы ещё раз встретились.

Олег опять замолчал, и я не выдержала:

– А как ты оказался с Глебом?

– Глеб тоже меня искал. Когда он узнал, что меня поймали… пришёл и освободил.

Сказано это было таким тоном, что у меня пропало всякое желание спрашивать, как он его освободил.

– Катенька, когда Глеб его привёл, это был худенький бледненький мальчик, совершенно как тростинка, а теперь посмотри – какой красавец вырос!

– Твоими стараниями, Самуил. Если бы не ты, я так бы и остался худеньким и бледненьким.

И оба рассмеялись. Смотрелось это действительно весело: Самуил был Олегу значительно ниже плеч.

Вернувшись в свою комнату, я сразу подошла к букету. В глубине среди листьев что-то сверкало. На золотых нитях очень тонкого плетения поблёскивали маленькие капельки прозрачных бриллиантов: украшение выглядело как роса на золотой паутине. Я перебирала камешки пальцами, и мне казалось, что касаюсь рук Глеба. Опять эта тоска о несбыточном, скоро в моих глазах она будет так же видна как Ностальгия Самуила. Я надела ожерелье и спрятала под ворот платья ближе к сердцу, где бы Глеб ни скрывался – он теперь со мной.

Прогуливаясь после обеда по уже знакомому маршруту, я спросила Олега:

– Прости за вопрос, но почему ты решил уйти из клана?

– Я больше не хотел заниматься тем, на чём специализировался наш клан.

Уже открыв рот, чтобы спросить о специализации клана я тут же его закрыла. Если бы он хотел мне это сказать, то уже бы сказал, теперь спрашивать бесполезно – всё равно ничего не скажет. Но я могу спросить о другом.

– А Глеб далеко уехал?

Олег остановился на полушаге и повернулся ко мне:

– Почему ты спрашиваешь? Ты боишься его?

– Олег, если бы я его боялась, всё уже давно было по-другому. Я его не боюсь. Просто мне интересно.

Он долго думал, прежде чем ответить:

– Глеб сейчас смотрит на тебя.

Вздрогнув, я стала осматриваться вокруг, но, конечно же, ничего не увидела. Немного успокоившись, достала ожерелье поверх платья, и камешки сразу заиграли своими гранями в лучах заходящего солнца.

– Поэтому прогулки после обеда?

– Да.

– Олег, передай ему, что мне понравился подарок.

– Глеб его видит сейчас на тебе.

И я подняла руки и помахала.

«Ну, вот, почему так – думала я, очередной раз завернувшись с головой в одеяло – я только начала верить, что Глеб действительно что-то чувствует ко мне, и сама делаю маленький шажок навстречу, как ему сносит голову, и он, может быть, уже никогда не подойдёт ко мне и не обнимет, потому что если подойдёт – то уже снесёт меня». Думать о том, что он меня обманул, рассказывая историю Аарона, я себе запретила. Будем пытаться правильно относиться к мужским поступкам, мало ли по каким причинам он не захотел говорить правду, может быть, он хотел, чтобы я продолжала верить Аарону и не боялась его. А может быть, не хотел, чтобы я испугалась своего возможного будущего. Главное – это ожерелье из капелек, которое греет мою кожу. И вообще, я ведь делаю выводы об отношении Глеба ко мне по своим домыслам, по тем редким моментам, когда мы встречались и ещё реже, когда разговаривали. Как обычная женщина я ношусь со своей любовью, совершенно не понимая процессов, которые происходят с Глебом. Сочиняю обиды, что-то требую, а он в это время борется с собой и пытается при этом просто сохранить мне же самой жизнь. Он в первый день после свадьбы поклялся, что защитит меня от всего, в том числе и от себя и слово держит. А от меня-то требуется только попытаться понять и не мешать. Я снова коснулась пальцами паутины ожерелья. Думала ли я в своей прошлой жизни, что буду носить бриллианты и жить во дворцах? Наверное, мне надо действительно успокоиться и просто ждать, и верить в то, что он всё сможет и придёт ко мне. А уж как будет дальше – время покажет. Подумаешь, устрою ему пару разборок, а он мне ещё что-нибудь подарит, только чтобы я замолчала. Мечта любой женщины. Перевоспитываюсь, пожалуй, или это маленькая девочка выглядывает из меня и говорит, что всё хорошо, они же большие и сильные, они всё смогут.