Неизвестный Линкольн

- -
- 100%
- +
В течение нескольких лет в Индиане Авраам Линкольн увидел несравнимо более суровую нищету и бедность, нежели тысячи рабов, которых он позже освободил.
Дантисты в тех местах тоже были редкостью, ближайший доктор жил за тридцать пять миль. Так что когда у Нэнси болел зуб, вероятнее всего, Том делал то же, что и все пионеры: вытачивал колышек из дерева, ставил один конец в корень больного зуба и со всех сил бил камнем с другого конца.
С давних пор первопоселенцы среднего запада страдали от мистической болезни известной как «молочный недуг». Она была фатальной для скота, овец, лошадей, а иногда даже стирала с лица земли целые людские поселения. Никто не понимал, что является причиной болезни, и в течение сотни лет это озадачивало медиков. Только в начале нашего века ученые смогли выяснить, что яд, вызывающий недуг, передается животным от растения, известного как агератина, которое бурно развивается на лесных пастбищах и в затемненных ущельях, продолжая до сих пор забирать свою дань с человеческих жизней. Люди заражаются в основном посредством коровьего молока. Каждый год аграрный департамент штата Иллинойс вывешивает плакаты в окружных судах и администрациях, предупреждая фермеров о необходимости искоренить это растение с пастбищ.
Осенью 1818-го смертоносное бедствие пришло в долину Бухорн, Индиана, убивая целые семьи.
Нэнси Линкольн по хозяйству помогала медсестра, жена Питера Брунера – охотника на медведей, хижина которого была всего в полумиле. После распространения болезни миссис Брунер скончалась, и скоро Нэнси тоже почувствовала себя плохо: голова кружилась, а в животе началась дикая боль. После суровой рвоты ее еле-еле перенесли в убогую постель из шкур и листьев. Ее ноги и руки были ледяными, в то время как тело буквально горело. Она без остановки просила воды, все больше и больше. Том Линкольн глубоко верил в различные знаки и предзнаменования, и, когда во вторую ночь болезни жены, собака стала долго и жалобно выть возле хижины, он потерял всякую надежду, убедившись, что она умирает. Вскоре Нэнси была не в состоянии даже поднять руку с постели и с большим трудом могла говорить, да и то шепотом. Позвав Авраама и его сестру к себе, мать попыталась поговорить с ними. Дети наклонились к постели. Она пожелала, чтобы дети любили друг друга, верили в Бога и жили так, как она учила. Это были последние слова Нэнси Хэнкс. Ее горло и внутренние органы были уже парализованы.
5 октября 1818 года, в седьмой день своей болезни, мать Авраама Линкольна скончалась после продолжительной комы.
Том Линкольн положил две медные монеты на ее веки, чтобы держать их закрытыми, затем пошел в лес, повалил дерево и срезал с него грубые и неровные доски, которые скрепил деревянными гвоздями. И в этот недоделанный гроб он положил измотанную и несчастную дочь Люси Хэнкс…
Два года назад он привелз ее сюда на санях и теперь на тех же санях потащил ее тело на вершину густо заросшего холма, за четверть мили, и похоронил без какого-либо обряда и траурной церемонии.
Такой оказалась судьба матери Авраама Линкольна. Скорее всего, мы уже никогда не узнаем, как она выглядела и вообще какой женщиной была, поскольку большую часть своей короткой жизни она провела в глухом лесу и оставила незначительное впечатление у знавших ее людей.
Вскоре после смерти Линкольна один из его биографов решил собрать всю возможную информацию о матери президента. К тому времени уже полвека ее не было в живых. Он опросил немногочисленных людей, которые при жизни видели Нэнси Хэнкс. Но их воспоминания были так же туманны, как забытый сон. Опрошенные не смогли хотя бы конкретно описать ее внешность: один помнил ее как крепкую и толстую, другой же наоборот – худощавую и нежную, один припоминал ее черноглазой, второй – кареглазой, а третий был уверен, что глаза у нее были сине-зеленые. Денис Хэнкс, ее кузен, проживший с ней под одной крышей пятнадцать лет, писал, что она была светловолосой, но через несколько страниц поменял цвет ее волос на черный.
Спустя шестьдесят лет после ее смерти не было даже каменной доски, указывающей место ее погребения. И сегодня местонахождение ее могилы известно лишь приблизительно: Нэнси похоронена рядом со своей дядей и тетей, которые воспитали ее, но точно сказать, какая из трех является ее могилой, невозможно.
После смерти жены Том Линкольн построил новую хижину: она имела четыре стены, но не было ни пола, ни окон, ни дверей. На входе висела грязная медвежья шкура, а внутри было мрачно и гнусно.
Отец проводил большую часть своего времени на охоте, в лесу, оставляя двух своих сирот следить за хозяйством. Сара готовила еду, а Авраам следил за очагом камина и приносил воду из родника, за милю. Не имея ни ножа, ни вилки, они ели руками, которые не всегда были чистыми, поскольку доставка воды была настоящим испытанием, а мыла не было вообще. Нэнси готовила мыло из растений, но маленький запас, который она оставила после смерти, давным-давно иссяк, а дети, и тем более Том Линкольн, не знали способ приготовления, так что жить проходилось в грязи. В течение долгих и холодных зим они не разу не мылись и изредка стирали свою грязную и запачканную одежду. Хижина не проветривалась, солнечные лучи вообще не попадали внутрь: свет был только из камина или от свиного жира, и постель из листьев и шкур буквально гнила. Из точного описания хижин по соседству можно лишь представить, на что была похожа бесхозная хижина Линкольнов, зараженная блохами и ползучими паразитами. Даже старина Том Линкольн не смог терпеть эту грязь больше года: он решил заново жениться и поправить запущенное хозяйство.
Тринадцать лет назад он сделал предложение одной девушке из Кентукки, по имени Сара Буш. Тогда она ему отказала и вышла замуж за тюремщика из округа Хардин, но недавно тюремщик скончался и оставил ее одну с тремя детьми и небольшими долгами. И теперь Том посчитал, что настал подходящий момент для обновления своего предложения: так что он пошел к реке, вымылся, потер песком затвердевшие от грязи руки и лицо, привязал саблю и через темные и густые леса начал свой поход в Кентукки. Дойдя до Элизабеттауна, он купил другую пару шелковых подтяжек и, посвистывая, продолжил свой марш по улицам города.
Все это было в 1819-м, когда происходили значимые события: люди говорили о прогрессе, пароход впервые пересек Атлантику…
3

К пятнадцати годам Линкольн выучил алфавит и умел даже читать, правда, с большими трудом, но писать у него не получалось. И вот осенью 1824 года некий бродячий учитель из глубоких лесов обосновал школу в поселении поблизости, на берегу реки Пиджен. Линкольн с сестрой каждый день проходили четыре мили через дикие леса, чтобы учится у Азеля Дорси: так звали учителя. Дорси создал что-то вроде «устной школы»: дети учили все вслух. Он думал, что таким образом может понять, насколько дети восприимчивы, и ходил по классу с линейкой в руках, нанося удары тем, кто сидел тихо. В условиях такой «гласности» каждый ученик изо всех сил пытался перекричать остальных. Школьный шум иногда можно было услышать за полмили.
Линкольн ходил в школу в шляпе из беличьего меха и брюках из оленей шкуры, которые были значительно короче и не доставали до его обуви, оставляя несколько сантиметров его тонких и синеватых голеней открытыми перед снегом и холодами. Школа располагалась в недостроенной хижине. Высота еле-еле позволяла учителю встать в полный рост. Не было даже окон: с каждой стороны просто вырезали бревно, а отверстия прикрыли бумагой, чтобы пропустить свет. Пол и скамейки были сделаны из разрезанных вдоль бревен.
Уроками по чтению для Линкольна были отрывки из Библии, а для письменных задач он брал экземпляры рукописей Вашингтона и Джефферсона. Его почерк был похож на их: всегда чистый и ясный. Часто неграмотные соседи ходили за несколько миль, чтобы Авраам писал их письма.
С тех пор самой важной в жизни Линкольна была учеба. Но школьных часов было для него слишком мало, и он продолжал свои уроки дома. А поскольку в те времена бумага была редким и очень дорогим товаром, он писал на деревянной доске кусочками древесного угля. А иногда даже высекал на ровных частях бревен в стенах хижины и, когда они полностью покрывались высеченными буквами и фигурами, шлифовал их скобелем и начинал заново.
Не имея возможности купить книгу по арифметике, он одолжил одну у знакомого, скопировал ее на листы бумаги, размером в печатный бланк, и заплетал их шнуром. Получилась его собственная самодельная книга. После смерти президента его мачеха все еще хранила части этой самой книги.
В школе Линкольн стал показывать способности, которые резко отличали его от других учеников лесных поселений. Он начал записывать свои мысли на разные темы: иногда даже получались стихи. Время от времени он читал свои записи соседу Уильяму Вуду для критики. Мысли школьника привлекли его внимание, и Вуд навсегда запомнил эти рифмы. А один из местных юристов был настолько впечатлен его статей про национальную политику, что отправил ее на печать. Другую же статью – против пьянства – опубликовала газета из Огайо.
Но публикация его трудов была позднее, а на первое сочинение в школе Линкольна подтолкнули жестокие игры его сверстников: они ловили черепах и засовывали им в зад горящий уголь. Линкольн потребовал прекратить это и в гневе разнес уголь голой ногой. И первым его эссе стало мольба о прощении у животных. Именно тогда молодой Линкольн показал свое глубокое сопереживание к страданиям других, которое было его основным качеством.
Спустя пять лет он некоторое время посещал другую школу, но тоже не регулярно, «по маленькому», как сам говорил. Этим и закончилась все его формальное образование: в совокупности – не больше года школьных занятий. И когда в 1847 году, став членом Конгресса, заполнял биографическую листовку, на вопрос «какое у вас образование» он ответил коротко, одним словом – «неполноценное». А после выдвижения на должность президента в одной из речей сказал: «Став взрослым, я знал немного и теперь каким-то образом умею лишь читать, писать и вычислять по закону чисел, но не более того. Я почти не ходил в школу, а мои незначительные преимущества в сфере знаний приобретал от случая к случаю, будучи вынужденным».
А кем вообще были его учителя: бродячие недоучки, которые верили в ведьм и считали, что земля плоская. И тем не менее в коротких и беспорядочных занятиях он сумел воспитать в себе одни из самых ценных качеств с точки зрения университетского образования: любовь к знаниям и жажду к учебе.
Способность читать открыла перед Линкольном новый и волшебный мир, о котором он раньше и не мечтал. Она изменила его, расширила кругозор и дала новое видение мира. И в последующие четверть века чтение было доминирующей страстью его жизни.
Мачеха Линкольна принесла с собой маленькую библиотеку из нескольких книг: Библия, «Басни Эзопа», «Робинзон Крузо», «Путешествие Пилигрима» и «Синбад-мореплаватель».
Мальчишка часами изучал бесценные сокровища. Библию и «Басни Эзопа» он держал под рукой и перечитывал так часто, что они оказали значительное влияние на манеру его речи и образ мышления. Но этих книг оказалось недостаточно: ему нужно было больше, и, не имея денег на книги, он начал одалживать их у знакомых. Пройдя несколько миль вниз по реке Огайо, он взял от некого юриста копию Пересмотренных законов Индианы. Именно тогда Линкольн впервые прочел Декларацию независимости и конституцию Соединенных Штатов. Затем у соседнего фермера, у которого иногда работал, одолжил две или три биографических книги. Среди них была «Жизнь Вашингтона» Парсонса Уимса. Книга заворожила Линкольна: он читал до поздней ночи, пока мог различать буквы, а перед сном ставил книгу между бревнами хижины, чтобы продолжить чтение, как только покажутся первые лучи солнца. И однажды ночью во время дождевой бури книга сильно промокла. Владелец отказался взять ее обратно, и Линкольну пришлось косить сено для скота целых три дня, чтобы рассчитаться. Но самым богатым его открытием при заимствовании книг стали «Уроки Скотта». Она дала ему первые инструкции по выступлениям на публике и познакомила со знаменитыми речами Цицерона, Демосфена и героев Шекспира. Прогуливаясь под деревьями с открытой книгой в руках, Эйб произносил советы Гамлета к игрокам или повторял речь Антония над мертвым телом Цезаря: «Друзья, римляне, соотечественники, одолжите свои уши, я пришел не превозносить Цезаря, а хоронить его…»
Дойдя до строк, которые ему особенно нравились, Линкольн мелом писал их на куске древесины. И в конце концов создал таким образом книгу из досок, в котором были все понравившиеся ему отрывки. Их он носил с собой повсюду и перечитывал до тех пор, пока не выучил многие длинные поэмы наизусть. Иногда в качестве ручки использовал перо, смоченное в соке лесных ягод. Скоро чтение так завлекло Линкольна, что даже во время земельных работ он не мог оторваться от любимого занятия и, пока стада лошадей паслась на краю кукурузного поля, он сидел на заборе и продолжал читать. А вечерами, вместо того чтобы ужинать со всей семьей, брал кукурузное печенье в одну руку, книгу – в другую и, расположив ноги выше головы, терялся в печатных строках.
В сезон судебных заседаний будущий президент часто ходил за пятнадцать миль к речным поселениям, чтобы послушать выступления адвокатов во время судебных заседаний. Позднее, работая на поле с друзьями, он швырял в сторону лопату и вилку, оседлывал забор и повторял речи юристов из Рокпорта или Бунвилля. В иной раз он копировал мимику грубо кричащего баптистского священника, который проводил службу в маленькой церкви реки Пиджен, по воскресеньям. А однажды взял с собой на поле юмористическую книгу с заголовком «Шутки Куина». И когда, сидя на бревне читал вслух отрывки из книги, прилегающий лес заполнялся громким хохотом его аудитории.
Фермеры, которые нанимали Авраама, называли его «бездельником, ленивым бездельником». И он признавал это, отвечая: «Отец учил меня работать, но никогда не учил любить работу».
Но вскоре старина Том Линкольн издал беспрекословный приказ: «Вся эта клоунада должна немедленно закончиться». На что юный Эйб никак не отреагировал, продолжая рассказывать шутки и говорить речи. И вот в один прекрасный день в присутствии толпы рабочих старик изо всех сил ударил Аврааму по лицу, повалив его на землю. Парень заплакал, но ничего не ответил. Уже тогда между отцом и сыном росла некая отчужденность, которая не исчезла до конца их жизни. И, несмотря на то, что Линкольн в финансовом плане заботился о своем отце в период его старости, все же в 1851-м не навестил его, когда тот лежал при смерти: «Не уверен, что наша встреча будет радостной, а не болезненной…»
Зимой 1830-го «молочная болезнь» опять появилась, посеяв смерть в той самой долине Бухорн. Наполненный страхом и унынием, бродяга Том Линкольн тут же избавился от всех своих свиней и зерновых запасов, продал зараженную паразитами ферму за восемьдесят долларов и, погрузив всю свою семью и имущество на самодельную громоздкую повозку, первую в его жизни, отправился в Иллинойс: в долину, которую индейцы называли Сангамон – «Земля с изобилием еды».
Хорошенько поорав на быков, он передал кнут Аврааму, и повозка тронулась. Две недели быки еле-еле таскали огромную повозку, которая скрипела и стонала в глухих лесах и на холмах Индианы. То же самое продолжалось уже на пустынных и безлюдных прериях Иллинойса, покрывшихся к тому времени желтой сухой травой высотой в шесть футов.
Во время этого путешествия Линкольн в Винсенте впервые увидел печатную прессу: тогда ему было двадцать один.
На десятый день эмигранты остановились на площади суда, и спустя двадцать шесть лет Линкольн точно показал то место, где стояла повозка, сказав: «Тогда я не думал, что у меня есть достаточно способностей, чтобы стать юристом».
Вот что написал об этом Херндон:
«Мистер Линкольн однажды описал мне это путешествие. Он вспоминал, что земля не успела полностью согреться после зимних холодов, и в течение дня поверхность оттаивала, а ночью опять замерзала, делая тем самым поездку на повозке с быками особенно тяжелой и утомительной. Мостов никаких не было, и, следовательно, они были вынуждены ехать вдоль рек до тех пор, пока не находили подходящий участок для перехода. По утрам воды рек были слегка заморожены, и быки с каждым шагом пробивали круглые отверстия на тонком льду. Среди прочих вещей Линкольны взяли с собой и маленького щенка, который был вынужден бегать за повозкой, но бедняге было тяжело догонять быков, и на полпути питомец безнадежно отстал от хозяев. До следующего перехода реки он не появился, и только с другого берега, в последний раз осматривая дорогу в его поисках, Линкольн увидел жалостно воющую собачку, который отчаянно подпрыгивал у ледяных вод, не осмеливаясь войти в реку. Было немыслимо развернуть повозку и перейти реку обратно ради щенка, так что старший в семье в спешке принял решение продолжить путь без него. “Но для меня была недопустима даже мысль о том, чтобы бросить собаку, – вспоминал Линкольн, – Стянув обувь и носки, я бросился обратно в воду и триумфально вернулся с дрожащим животным в руках. Его счастливый взгляд и другие проявления собачей благодарности сполна отплатили мои старания”».
Пока быки таскали повозку Линкольнов сквозь прерии, Конгресс в накале эмоций обсуждал вопрос о том, имеет ли каждый из штатов право выйти из Союза. И во время этих дебатов Дэниел Уэбстер, знаменитый своим мелодичным голосом, с трибуны Сената Соединенных Штатов произнес речь, которую позже Линкольн назвал величайшим экземпляром ораторского искусства Америки. Она известна как «Ответ Уэбстера Хейну», и заканчивается следующими словами: «Свобода и Союз, отныне и навсегда, едины и неразделимы». И впоследствии именно этот принцип стал политической религией Авраама Линкольна.
В этом эмоциональном вопросе о разделении Союза точка была поставлена только спустя треть века, но не могучим Уэбстером, не гениальным Клеем и не знаменитым Кэлхуном, а неуклюжим, нищим и малоизвестным погонщиком волов, который в тот момент направлялся в Иллинойс, в штанах из оленьей кожи и шапке из енота, и с неудержимой радостью подпевал:
«Привет, Колумбия, веселый штат,
Если ты не пьян, то будь ты проклят…»
4

Линкольны поселились на лесной территории, простираающейся по отвесным берегам реки Сангамон. Эйб помогал отцу рубить деревья, строить хижину, очищать землю от травы и зарослей. На паре запряженных быков он вспахал пятнадцать акров земли и посадил кукурузу, затем оградил все поле забором из рассеченных бревен. В первый год ему пришлось наняться батраком и выполнять всякую попавшуюся работу у соседних фермеров: обрабатывать землю, косить траву, вспахивать ряды, закалывать свиней и так далее.
Первая зима, которую они провели в Иллинойсе, оказалась одной из самых суровых в истории штата. Прерии покрыло снегом толщиной в пятнадцать футов, погибал скот, холод истребил даже оленей и диких индеек, от переохлаждения часто умирали люди. И в ту зиму Линкольн-младший договорился срезать целую тысячу бревен ради пары брюк из серой джинсовой ткани, окрашенной белой корой грецкого ореха. Каждый день он должен был пройти три мили до места работы, переходя реку Сангамон. И во время одного из таких переходов каноэ Линкольна перевернулась, и он оказался в ледяной воде, а пока выбирался из реки и добежал до ближайшего дома, который принадлежал майору Уорнику, его ноги замерзли. Целый месяц он не мог даже ходить и был вынужден лежать перед камином у Уорников, рассказывая хозяевам разные истории и перечитывая тома «Статутов Иллинойса». Правда, по совместительству молодой Авраам еще и ухаживал за дочерью Уорника, но идея майору жутко не понравилась: чтобы он – майор Уорник – выдал свою дочь за этого неуклюжего и необразованного батрака, у которого нет ни денег, ни земли, ни перспектив… никогда!
У Линкольна и вправду не было земли или другого имущества, но проблема была в том, что он и не хотел этого. Проведя двадцать два года на ферме, он был сыт всем этим, презирая мелкую работу и изолированную монотонную жизнь. Стремясь к разнообразию и приобщению к разным социальным явлениям, он хотел такую работу, которая позволила бы ему общаться с большим количеством людей, собрать вокруг себя толпу и заставить их шуметь своими рассказами.
Как-то раз, еще в Индиане, Эйб помогал переправить плоскодонную баржу вниз по течению реки, в Новый Орлеан. И вот счастье – у него было захватывающее приключение: ночью, когда баржа была пришвартована у плантации некой мадам Дюкенс, на борт сползла банда чернокожих, вооруженных ножами и палками. Они планировали убить членов экипажа, выбросить их тела в реку и направить груз вниз по течению – к своему логову в Новом Орлеане. Линкольн выхватил дубинку и своими длинными и мощными руками вытолкнул троих мародеров в реку, а затем стал преследовать остальных уже на берегу. И во время той самой драки один из нападавших ударил ножом по лицу Линкольна, оставив глубокий шрам до конца жизни.
После этого случая Том Линкольн был уже не в состоянии удержать сына на пионерской ферме. Однажды увидев Новый Орлеан, Эйб быстренько нашел для себя новую работенку на реке: со своим сводным братом и кузеном они рубили деревья, срезали из них бревна, отвозили их на лесопилку и делали плот длиной в восемьдесят футов. После чего грузили на корабль бекон, кукурузу и свиней и плыли вниз по Миссисипи. За все это они получали пятьдесят центов в день плюс премиальные. Линкольн готовил для экипажа еду, рулил судном, играл в «Севен Ап», рассказывал истории и пел громким голосом:
«Строгий турок в чалме, презирающий мир,
Ходит гордо в скрученных бакенбардах,
И никто ему не мил…»
Путешествия по реке оставили на Линкольна глубокое впечатление на долгие годы.
Рассказывает Херндон:
«В Новом Орлеане Линкольн впервые встретился с жестокостью рабства. Он увидел избитых и замученных негров в цепях, и в нем восстало чувство справедливости и правды против античеловечного явления, а его душа и мысли были пробуждены на реализацию того, что он так часто читал и слышал. Без сомнения, товарищи Линкольна правильно заметили, что именно тогда рабство навсегда ранило его душу. Как-то утром, прогуливаясь по городу, трио встретило аукцион рабов. Продавали привлекательную и энергичную мулатку. Она проходила тщательную «экзаменацию» в руках продавцов: ее лапали в разных местах, в спешке передвигали по всей сцене, словно лошадь, дабы показать, как она двигается, и, как говорил аукционист, желающие могли бы удовлетворится с ее помощью, для проверки «живучести» предлагаемого объекта. Все это было настолько отвратительным, что Линкольн тут же отошел, наполненный ненавистью, и, позвав к себе своих товарищей, сказал: “Ради бога, парни, давайте уйдем отсюда. Если у меня когда-нибудь появится шанс уничтожить все это (имеется ввиду рабство), то я буду действовать жестко”».
Со временем Линкольн подружился с Дентоном Оффутом, человеком, который нанял его на ту самую работу. Оффуту нравились его шутки, рассказы и скромная натура. Как-то он поручил ему срезать несколько бревен и построить хижину для продуктового магазина в маленьком поселке Нью-Сейлем, состоящем из пятнадцати – двадцати домов, которые находились на холме, окруженном рекой Сангамон. Линкольн стал продавцом в том самом магазине, одновременно присматривая за складом и лесопилкой. И последующие шесть лет он провел в Нью-Сейлеме, шесть лет, которые оказали огромное влияние на его дальнейшую судьбу.
В селе орудовала жестокая и драчливая банда головорезов, словно восставшая из ада. Их называли «Парнями из шалфейной рощи». Шайка постоянно хвасталась, что они могут выпить больше всех виски, хлеще всех ругаться, лучше всех драться и побить любого во всем Иллинойсе. Хотя в глубине души они не были такими уж злыми: честные, искренние и великодушные парни, которые просто очень любили выпендриваться. Так что они были весьма огорчены, когда хвастливый Дентон Оффут, приехав в Нью-Сейлем, громогласно объявил о физической непобедимости своего продавца. Банда решила преподать выскочке пару уроков. Но в реальности уроки оказались абсолютно противоположного содержания: молодой гигант победил в соревнованиях по бегу и прыжкам, а своими экстраординарными длинными руками мог бросить кувалду или толкнуть пушечное ядро дальше их всех. Кроме того, он рассказывал смешные истории и своими повестями из глухих лесов, заставлял их хохотать часами.
В Нью-Сейлеме венцом карьеры Линкольна был день, когда он поборолся силами с лидером «Парней из шалфейной рощи», Джеком Армстронгом: пока парни готовились, все поселение собралось под белыми дубами, чтобы посмотреть на это зрелище. И победа над Армстронгом стала триумфом Эйба. С той поры «Парни из Шалфейной рощи» стали его друзьями и вскоре доказали свою верность: они назначили Линкольна судьей на проводимых ими лошадиных бегах и петушиных боях. А позднее, когда Линкольн остался без работы и кровли над головой, они приютили и накормили его.




