Неизвестный Линкольн

- -
- 100%
- +
На часах было уже семь… семь тридцать, но Линкольн не появлялся, он явно опаздывал.
Минуты проходили медленно и утомительно, старинные часы в прихожей стучали каждые пятнадцать минут, и так уже несколько раз, а жениха все нет и нет. Госпожа Эдвардс нервно смотрела на дорогу ведущую к дому: «Что могло случиться, может, он… Нет это невозможно, об этом даже речи быть не может!» Семья уединилась и начала шептаться о чем-то – спешное совещание. Мэри ждала в соседней комнате: одетая в шелковое подвенечное платье, украшенная вуалью, она нервно дергала цветы, вставленные в ее локоны, и без остановки ходила у окна, поглядывая то на дорогу, то на часы. Ее ладони стали мокрыми, она вся вспотела: прошел целый час мучений, а его все нет. Но ведь он обещал… он точно придет… В девять тридцать один за другим гости начали уходить, без шума и лишних слов, но, конечно, с удивленными лицами. После ухода последних гостей несостоявшаяся невеста разорвала вуаль, вырвала все цветы из своих волос и, разрыдавшись, поднялась к себе в комнату. Она была убита горем: постоянно думала, что же скажут люди, ведь она опозорена в глазах окружающих, ее все высмеют, стыдно даже выйти на улицу. Волна уныния и боли накрыла ee. Вдруг Мэри захотела увидеть Линкольна, крепко обнять его, но тут же появилась намного сильное желание убить его за то унижение и боль, которые она испытала.
Но где же был Линкольн? Может, все это было лишь обманом? Может, он вовсе сбежал? А что, если случилось несчастье? Или он совершил самоубийство? Ни у кого не было ответа. Поздно ночью собралась толпа с лампами, и начались поиски жениха. Кто-то проверял привычные для него места в городе, кто-то – дороги, ведущие за город.
8

Поиски продолжились всю ночь и все следующее утро, Линкольна нашли только после полудня: сидя у себя в офисе, он бормотал непонятные слова. Друзья уже начали думать, что он сходит с ума, a родные Мэри Тодд и вовсе объявили, что Линкольн психически нездоров. Это было удобным вариантом объяснения его непоявления на свадьбе.
После случившегося Линкольн пригрозил наложить на себя руки, и доктор Генри, к которому обратились его друзья, посоветовал Спиду и Батлеру следить за ним не отрывая глаз. На всякий случай от него отобрали даже карманный нож. В общем, все точно так же, как было после смерти Энн Рутледж.
Доктор настоятельно посоветовал Линкольну посетить сессии городского собрания в надежде отвлечь его от суицидальных мыслей. К тому же как местный лидер вигов он был обязан постоянно присутствовать на собраниях, но записи показывают, что за три недели он появлялся там только четыре раза, и то на час или два. Впоследствии 19 января Джон Хардин официально проинформировал руководство собрания о его болезни.
Через три недели после побега с собственной свадьбы он написал, наверное, самое грустное письмо в своей жизни, своему партнеру по адвокатской конторе:
«Сейчас я самый ничтожный человек в мире, и если то, что я чувствую, будет равномерно распределено между всеми представителями рода человеческого, то наверняка на белом свете не будет ни одного улыбающегося лица. Смогу ли я когда-нибудь стать лучше… Я с ужасом осознаю, что нет, но и жить в моем состоянии невозможно. Я должен либо умереть, либо измениться, по крайней мере, мне так кажется».
Как позже говорил доктор Уильям Бартон в своей знаменитой «Биографии Линкольна», это письмо означало только то, что у Абрама Линкольна было психическое расстройство и скрытые страхи за свое здоровье. Он постоянно думал о смерти и даже желал этого, дошло до того, что написал поэму о самоубийстве и опубликовал ее в журнале «Сангомо». Опасаясь, что Линкольн и вправду может покончить с собой, Спид отвез его в дом своей матери, вблизи Луисвилла, где ему дали Библию и тихую комнатушку с видом на извилистую речку, рассекающую близлежащие леса и поля. Здесь каждое утро раб приносил Линкольну кофе в постель. Даже спустя целый год после печального побега со свадьбы опасения за его жизнь все еще не исчезли, и друзья по-прежнему всячески пытаясь его развлечь. Но к тому времени произошло одно очень любопытное событие: миссис Эдвардс, сестра Мэри, рассказала всем, что Мэри, желая помочь Линкольну, написала ему письмо, в котором освобождала его от всех обязанностей, наложенных помолвкой, хотя со слов мистера Эдвардса в письме она все же оставила за Линкольном право при желании обновить их отношения. К слову, это было последнее на свете, что Линкольн мог бы захотеть. Он даже не желал снова ее увидеть и в течение двух лет после знаменитого первого января категорически отвергал Мэри, надеясь, что она забудет его. Он молил Бога, чтобы ее заинтересовал другой мужчина. Но это было невозможно, поскольку глубоко задетое самолюбие мисс Тодд не давало ей покоя. И она решила доказать всем, кто над ней насмехался и сплетничал, что она может и должна выйти замуж за Авраама Линкольна. Потенциальный жених же, в свою очередь, был пропорционально убежден в обратном, и до такой степени, что через год сделал предложение другой девушке. На тот момент ему было тридцать два года, а понравившейся ему девушке – ровно вдвое меньше. Ее звали Сара Рикард, она была младшей сестрой миссис Батлер, у которой Линкольн жил в течение четырех лет. Свой выбор Линкольн обосновал тем, что раз уж его зовут Авраам, а ее Сара, то все уже предрешено и они должны быть вместе. Но девушка ему отказала и, как сама позже объяснила это решение подруге, была слишком молода и не думала о замужестве: «Конечно, как друг и как человек он мне нравился, но его знаменитые странности и своеобразная манера поведения были, мягко говоря, не теми качествами, которые могли произвести впечатление на молодую девушку, стоящую на пороге взрослой жизни. Для меня он скорее был старшим братом, как и мужья моих сестер».
В этот тяжелый для себя период Линкольн часто писал статьи для «Спрингфилд джоурнал» – местной газеты вигов, главный редактор которого – Саймон Фрэнсис был одним из его лучших друзей. Жена Фрэнсиса, бездетная женщина старше сорока лет, назначившая сама себе местной свахой, никогда не придерживалась принципа не лезть в чужую жизнь… И вот в начале октября 1842 года она послала Линкольну письмо с просьбой навестить их следующим вечером. Это была неожиданная просьба, и в указанное время он поспешил к Фрэнсисам, недоумевая о причине приглашения. И как только Линкольн прибыл, его сопроводили в одну из комнат, где, к его удивлению, сидела Мэри Тодд. О чем они в этот вечер говорили, чем занимались и что вообще там произошло, никому не известно, но то, что добродушный Эйб не имел шансов на спасение, было ясно заранее. Предположительно, если Мэри заплакала, а она наверняка так и сделала, то он сразу же бросился обнять ее и попросил прощения за неудачный свадебный инцидент. После этого они часто встречались, но в строжайшей секретности и только у Фрэнсисов. В первое время Мэри даже сестре не говорила об их тайных свиданиях, но в конце концов сестра узнала и задала Мэри логичный вопрос: «Зачем все скрывать?». На что Мэри уклончиво ответила: «После всего того, что случилось, лучше держать наши отношения в тайне, это поможет забыть все разговоры о несостоявшейся помолвке, уж слишком люди непостоянные и завистливые в наши времена». Говоря прямо, она просто получила урок от прошлой неудачи и решила не разглашать новую помолвку, пока сама не будет уверена в успехе повторной попытки выйти замуж за Линкольна.
А какую же тактику использовала мисс Тодд на этот раз? По словам Джеймса Метни, Линкольн объяснил все так: «Я был вынужден жениться. Мэри Тодд однажды даже сказала, что я обязан жениться на ней хотя бы ради чести».
Уж кто-кто, а Херндон должен был знать об этом, и вот что он пишет:
«Для меня всегда было очевидно, что мистер Линкольн женился на Мэри Тодд только ради чести и для этого пожертвовал своим душевным спокойствием. Он находился в постоянной борьбе с самым собой: будучи уверенным, что не любит ее, обещал жениться. И эта мысль стала его ночным кошмаром. В конце концов он оказался перед огромной дилеммой между честью и внутренним спокойствием и выбрал первую: годы личного ада, угрызения совести и навсегда потерянное семейное счастье».
Прежде чем обновить помолвку, Линкольн написал письмо Спиду в Кентукки, в котором спрашивал, нашел ли тот счастье в женитьбе: «…ответь мне поскорее, жду с нетерпением»,– торопил он друга. Спид ответил, что он намного счастливее, чем мог себе представить. И следующим же вечером, 24 ноября 1842 года, Линкольн с неохотой и болью в сердце попросил Мэри Тодд стать его женой. И, конечно же, она согласилась. Более того, захотела, чтобы церемонию венчания провели в тот же день. Линкольн замешкался, был в недоумении и даже немного испуган такой быстротой событий. Зная о ее суевериях, он напомнил, что это был пятничный вечер, но, вспоминая ранее случившееся, теперь она уже ничего не боялась так, как любых промедлений, и отказалась ждать хотя бы сутки. Кроме того, 24 ноября был днем ее рождения, так что они поспешили в ювелирный салон Чаттертона, купили свадебное кольцо и выгравировали на нем слова «Любовь вечна». После прошлой неудачи Мэри Тодд в отчаянии выбросила все приданое для свадьбы и на этот раз пришла в обычном белом плате. Ее сестра же жаловалась, что она узнала о церемонии всего за два часа, и глазурь свадебного торта, выпеченного в спешке, не успела остыть, из-за чего торт не был нормально разрезан при сервировке.
Тем же вечером Линкольн попросил Метни быть его шафером, сказав: «Джим, я должен женится на этой девушке».
Когда он примерял свой лучший наряд и приводил в порядок обувь в доме Батлеров, прибежал младший сын Батлера и спросил: «Куда ты собираешься?» «По-моему, в ад»,– ответил Линкольн…
Во время самой церемонии же, когда преподобный Чарльз Дрессер, окутанный в церковное одеяние, проводил выразительную епископальную службу, вид Линкольна был далек от счастливого и беззаботного. «Он выглядел и действовал так, словно его вели к виселице», – вспоминал его шафер.
Единственное письменное напоминание, которое Линкольн когда либо сделал про свою женитьбу, был постскриптум к деловому письму, отправленному Сэмюэлю Маршалу через неделю после церемонии: «Здесь ничего нового, кроме моей женитьбы, которая стала для меня большим удивлением».
Это письмо находится сейчас в собственности Чикагского исторического сообщества.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
9

Когда я продолжал писать книгу в Нью-Сейлеме, Иллинойс, мой хороший друг Генри Понд, местный юрист, несколько раз сказал мне: «Ты должен повидаться с Джимми Майлсом, поскольку один из его родственников – Херндон – был партнером Линкольна по адвокатской конторе, а его тетя содержала гостевой дом, где мистер и миссис Линкольн проживали несколько лет». Это прозвучало заманчиво, и следующим июльским вечером мы сели в его машину и поехали за город, на ферму Майлса. На той же ферме часто останавливался и Линкольн по дороге в Спрингфилд, когда ходил за книгами, и рассказывал шутки за бокалом виски. Как только мы доехали, дядя Джимми поставил свое кресло-качалку под кленом и комфортно расположился у крыльца. Там же мы и поговорили несколько часов, пока вокруг нас лениво кружили маленькие индейки и утки, поглядывая на нас сквозь траву. Дядя Джимми рассказал невиданную трагическую история о Линкольне, которая до этого не предавалась печати. История была следующей. Тетя мистера Майлса – Кэтрин – вышла замуж за врача по имени Джейкоб Эрли. Ночью 11 марта 1838 года, спустя год после того, как Линкольн переехал в Спрингфилд, неизвестный до сих пор всадник прискакал к дому Эрли, постучал в дверь, попросил позвать врача к входу и, выпустив в него две обоймы револьвера, сел обратно на лошадь и исчез. В то время Спрингфилд был настолько тихим и маленьким городком, что до этого даже мысль об убийстве была просто невероятна.
Мистер Эрли оставил после себя очень скромное состояние, и его вдова была вынуждена взять в дом постояльцев, чтобы облегчить бремя семьи. И вскоре у нее поселились новобрачные мистер и миссис Линкольн. По словам дяди Джимми, он часто слышал рассказ своей тети о следующем семейном инциденте Линкольнов: однажды, когда молодая пара завтракала, Линкольн сделал что-то, что вызвало дикую истерику его супруги. Никто до сих пор не знает, что случилось конкретно, но миссис Линкольн в ярости выплеснула чашку горячего кофе прямо мужу в лицо. Причем сделала она это на глазах остальных постояльцев. Не сказав ни слова, Линкольн просто сидел в униженном состоянии, пока миссис Эрли не пришла и не вытерла его лицо. И такие сцены наверняка были типичными для семейной жизни Линкольнов в течение следующей четверти века.
В те времена в Спрингфилде было одиннадцать адвокатов, и, конечно же, все они не могли зарабатывать там на жизнь. В основном большинство из них скакало от одного городка к другому, следуя за судьей Дэйвидом Дэвисом, пока тот проводил заседания по всему восьмому судебному округу. И как обычно, все коллеги Линкольна возвращались в Спрингфилд каждое воскресенье и проводили время со своими семьями, все – кроме него самого. Он просто ужасался от одной только мысли поехать домой. Три месяца весной и еще три осенью он кружил по всему округу, но к Спрингфилду даже не приближался. Это превратилось для него в привычку на несколько лет. Условия жизни в сельских отелях часто были невыносимыми. Но даже такие условия он предпочитал своему собственному дому с постоянным нытьем и яростными нападками миссис Линкольн. «Она просто выпотрошила из него душу», – говорили соседи. А они знали наверняка, поскольку слышали и видели все, что происходило. Как говорил сенатор Беверидж: «Громкий и непрерывный крик миссис Линкольн раздавался по всей улице, а ее постоянные приступы гнева видели все жители округа. Часто ее гнев выражался даже не словами, а случаями дикого насилия».
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.





