Цветок на лезвии катаны. Книга 2. Эпоха Тэнмэй

- -
- 100%
- +
Потирая ноющую скулу, Кэтсеро встал возле распахнутых сёдзи, рассчитывая оказаться рядом с Юи, как только та появится на пороге. Бросая недовольный взгляд на Комацу и Такаги, вставших также неподалёку, Асакура проклинал себя. Неужто Такаги решился рассказать сёгуну о предательстве вассала, когда понял, что его доказательства исчезли? Или же он с самого начала планировал сделать всё именно так?
Разбитая губа горела огнём каждый раз, когда мужчина поджимал губы, ожидая прихода жены. Она может и не простить ему подобной оплошности. Он поставил под угрозу жизнь каждого в поместье, включая их сына, а теперь ещё и согласился привести её сюда ради роли заложницы. Кэтсеро нервно играл пальцами, то сжимая, то разжимая кулаки. Непрошеные чувства вырывались наружу, не укрываясь от цепкого взгляда ухмыляющегося в сторонке Такаги Рю.
– Не нервничай так, Кэтсеро, – произнёс советник таким скрипучим голосом, что захотелось закрыть уши от неприязни. – Мы твою красавицу и пальцем не тронем, если ты будешь откровенен.
– Закрой рот, – не сдержался Асакура, но тут же умолк, пытаясь взять себя в руки. Нет, его отец подобных чувств точно не испытывал в тот роковой день.
Такаги лишь усмехнулся и уселся за стол, который закончили накрывать служанки. В комнате висели ароматы вареного риса, маринованных закусок и зажаренной на огне рыбы, но наслаждался всеми этими яствами только Такаги Рю. Комацу, как и Асакура, стоял у самого порога, ожидая Юи. И это бесило куда сильнее, чем самодовольный советник, приступивший к трапезе без чьего-либо разрешения.
Служанка привела хозяйку дома спустя долгих пять минут. Юная девушка, облачённая всё в то же нежнейшее розовое кимоно, зашла в зал с широко распахнутыми глазами. Она выглядела изумлённой и напуганной тем, что её вообще позвали приветствовать Комацу Сэйджи. Что же с ней станет, когда она поймёт, что пришла не на дружескую посиделку, а на настоящий суд?
Кэтсеро схватил жену за запястье в тот же миг, когда она шагнула в комнату, и потянул её к себе. Лицо Комацу напротив молодого даймё дрогнуло.
– Ч-что происходит? – выдавила девушка, обращаясь к мужу со страхом в медовых глазах. – Всё в порядке?
Мужчина кивнул, однако Юи наверняка прочла в его взгляде напряжение и нервозность, потому что тут же сглотнула.
– Юи, моя дорогая племянница, – загрохотал рядом радостный голос Комацу Сэйджи. Такаяма подпрыгнула на месте и воззрилась на сёгуна снизу вверх. – Я так рад тебя видеть. В прошлый приезд нам не удалось пообщаться, это меня огорчило. Надеюсь, в этот раз у нас будет больше времени.
«Старый извращенец».
Асакура смерил соперника ненавистным взглядом, когда тот сделал шаг к юной девушке и протянул руку, чтобы коснуться побледневшей вмиг щеки. Юи отшатнулась от такого двусмысленного жеста, а Кэтсеро выставил перед ней руку, не позволяя Комацу наклониться ближе.
– Держите дистанцию, – предупредительно процедил Асакура, которого сёгун тут же смерил недовольным взглядом. – Не советую переступать эту черту.
Он ощутил, как Юи уцепилась пальцами за его рукав, ища защиты.
– Я всего лишь приветствую племянницу, Асакура. Убавь свой пыл, – ответил Комацу не менее предупредительным тоном. – Да и не тебе мне угрожать. Смотри, чтобы я после нашего разговора голову тебе не снёс.
– Смотрите, как бы вам самому голову не снесли после моей казни, – не остался в долгу Кэтсеро, однако спустя секунду пожалел о своих словах.
Он услышал судорожный вздох жены и почувствовал, как она, отпустив рукав его одеяния, отступила от обоих мужчин. Обернувшись на девушку, Асакура разглядел в её глазах неверие.
– Присядь, пожалуйста, за стол, – обратился Кэтсеро к жене, стараясь звучать уверенно, но мягко. – Мы просто поговорим, а потом ты вернёшься к себе. Не переживай.
Он не сомневался в том, что его слова нисколько не успокоили Такаяму, однако та последовала его просьбе. Сев за стол, Юи оказалась прямо напротив Такаги Рю, который поприветствовал её широкой улыбкой. Асакура с огорчением приметил, как по телу девушки пробежала дрожь. Стало совестно.
– Итак, я слушаю твоё объяснение, – сказал Комацу, усаживаясь, к неприятному удивлению Кэтсеро, не рядом с Такаги, а аккурат на место, куда собирался сесть сам даймё. Рядом с Юи. – Не сочти за наглость, здесь мне будет удобнее тебя слушать.
Скрипнув зубами, Асакура шумно выдохнул, а затем усмехнулся. Он начал терять контроль над происходящим. Сев рядом с Такаги, Кэтсеро посмотрел на жену, с которой его разделял широкий стол. Юи старалась дышать спокойно, но присутствие Комацу Сэйджи прямо под боком мешало ей взять себя в руки.
– Любите же вы переходить все возможные границы, – негромко проговорил хозяин дома, после чего перевёл взгляд на сюзерена. – Что ж, скажу сразу: я вас не предавал и императору я не служу. Два года назад, когда мы ездили в его резиденцию, он попросил меня приглядывать за вами и сообщить ему, если я сочту вас неуклюжим правителем.
– И ты сообщил, – договорил за него Комацу.
– Нет. Я за вами и не следил особо, у меня своих дел было по горло. Тем более, что мне не улыбалось ввязываться в очередной конфликт. Император сам мне написал.
– Что ты несёшь? – возмутился сёгун, сверля вассала черными глазами. – Император взял и вот так просто написал тебе? Первым? Думаешь, я в это поверю?
– У меня есть доказательства, – ответил Асакура, вынуждая нахмуриться как Комацу, так и Такаги Рю. – Я сохранил его письма. Могу принести, почитаете.
– Подделал небось? – захихикал сбоку советник, потирающий острый подбородок. – Кто в здравом уме будет хранить письма, которые могут его скомпрометировать? Или ты так же глуп, как и Хасэгава?
– Я сохранил их, потому что эти письма доказывают, что не я начал ту переписку, – Кэтсеро упёрся тяжелым взглядом в Такаги. – Думаю, вам не составит труда убедиться, что это настоящие письма. На всех письмах стоит личная печать императора. Или скажешь, её я тоже подделал?
– Кто знает. Ты сейчас всё, что угодно скажешь, лишь бы отвести удар от неё, – улыбнулся Рю и указал палочками на сжавшуюся на месте Юи. – А ты не выглядишь удивлённой, кстати. Небось знала, что твой муж якшается с императором?
Такаяма ничего не ответила немолодому мужчине. Смерив того холодным взглядом, девушка отвернулась. Она старалась не смотреть ни на советника, ни на сёгуна, ни на мужа, что было больнее всего. Комацу сердито кашлянул, мельком глянув на племянницу.
– Продолжай, – велел он, поворачиваясь обратно к Асакуре. – Почему же император решил написать тебе первым? Чего хотел?
Молодой даймё вздохнул. В памяти снова всплыло наполненное болью лицо Хасэгавы Исао.
– По всей видимости, император считал, что держит меня на коротком поводке. Он узнал о ваших ошибках и о том, какое недовольство вызывает ваше правление, и написал мне. Император обвинил меня в том, что я усадил вас на трон, а затем самоустранился, хотя дал ему обещание следить за вами. Он потребовал, чтобы я проявил решимость и верность стране. Чтобы я выполнил данное два года назад обещание.
Он приметил, что Юи всё же подняла на него глаза, вслушиваясь в каждое слово. Пусть девушка и знала о том, что натворил её муж, но она никогда не слышала эти признания из его уст.
– А первым человеком, привлёкшим внимание императора к Комацу-доно, был Хасэгава Исао, который позабыл своё место, – довольным тоном проговорил Такаги Рю, покачивая головой. – Я покончил с этим мерзавцем, но ты укрыл под своей крышей его детей. Это само по себе свидетельствует о твоем предательстве.
– А то, что ты так отчаянно жаждешь жениться на его дочери, о предательстве, значит, не свидетельствует? – холодно заметил Асакура.
– Жениться я на ней уже не хочу, – махнул рукой советник, отпивая из чаши сакэ. – Хочу её себе в рабыни, вот и всё. Будет служить мне и так, и эдак. Это будет её наказанием за проступки отца.
Кэтсеро хотел было осадить мужчину, который переходил границы дозволенного, но не успел. Вместо него внезапно заговорила Юи, чьё лицо стало бледнее бледного.
– Как смеете вы такое говорить? – выдохнула девушка, явно держась из последних сил. – Вы убили семью Кёко, опорочили её саму, а теперь хотите сделать рабыней? В вас есть хоть что-то человеческое?
Услышав обвинения из уст той, что обычно молчала, Такаги Рю со стуком поставил чашу с сакэ на стол и уставился на Такаяму.
– Смотрите-ка, кто заговорил. Могу задать тебе тот же вопрос. Каково это – спать с человеком, который убил твоего отца и брата? – тонкие губы искривились в улыбке. – Могу поспорить, что до ужаса приятно.
Юи вспыхнула одновременно с мужем, который смерил советника испепеляющим взглядом. Кулаки зачесались так сильно, что захотелось перейти грань и разбить самодовольное лицо Такаги о стол. Однако прежде чем Асакура успел дёрнуться, в зале зазвучал громкий и яростный голос Комацу Сэйджи:
– Немедленно прекрати свои провокации! Или мне стоит выставить тебя за дверь?
Такаги недовольно поджал губы, а во взгляде его, как показалось Кэтсеро, мелькнуло презрение. Он не привык, чтобы его осаживал кто-либо, даже сам сёгун.
– Про детей Хасэгавы мы ещё поговорим, – продолжил грохотать Комацу. – Сейчас я хочу услышать, как много знает император. Ты доносил на меня, Асакура?
Молодой даймё провёл языком по внутренней стороне щеки и вздохнул. Он и правда доносил. Однако признаваться в подобном было нельзя: Комацу жаждал переложить на кого-нибудь ответственность за восстания, лишь бы не признаваться себе в том, что он никудышный правитель.
– Как я уже говорил вам в прошлый раз, я отправлял императору только рис и деньги. Я посчитал, что таким образом смогу откупиться от него и его требований. О вас я и слова не писал ему. Я не предатель.
Кэтсеро говорил это, неотрывно глядя в глаза сёгуна, чьё лицо на мгновение дрогнуло. Он не понимал, можно ли верить словами вассала или нет, но, к счастью для последнего, чутьём Сэйджи не отличался.
– И чем ты докажешь свою невиновность? Предлагаешь поверить на слово? – усмехнулся сидевший напротив мужчина.
– А чем вы докажете мою вину? – спросил в ответ хозяин дома. – Я не могу предоставить вам никаких доказательств, помимо готовности породнить наши семьи. Хотя считаю, что уже сам этот факт является подтверждением моей верности. Падёте вы – паду и я. Разве нет?
Как же вовремя они выкрали у Такаги письма. Без писем Хасэгавы все предъявленные обвинения можно было представить как наговор с целью очернить репутацию клана.
– В твоих словах есть смысл, – кивнул Комацу в то время, как Такаги Рю что-то пробормотал и осушил за секунду чашу с сакэ. – Но почему-то я тебе не верю. Чтобы ты да проигнорировал требование императора? Ты слишком честолюбив для такого. К тому же, ты хотел женить брата на дочери человека, который докладывал обо мне императору и принёс мне уйму проблем. Скажешь, это совпадение?
– Я хотел найти для Иошито жену, которая ему понравится. У меня нет необходимости заключать стратегические браки, – Асакура пожал плечами и посмотрел на Юи, которая глядела на него с лёгким укором. – Дочь Хасэгавы Исао пришлась ему по душе, так почему же я должен был отказать брату? Он и так настрадался в жизни.
– Но ты укрыл эту девчонку и её брата после того, как я расправился с их отцом, – вновь подал голос Такаги, заставляя Кэтсеро закатить глаза. Как же хочется ему двинуть. – Более того, ты отказал мне, когда я приехал за девчонкой. Посмел вступиться за неё, хотя я откровенно рассказал, в чем повинен её отец. А теперь они работают здесь, хотя должны были ответить за грехи своего отца. Сам факт того, что они ещё живы, свидетельствует о твоей тесной связи с предателем Хасэгавой!
Интересно, если он всё-таки даст волю гневу и прикончит Такаги здесь и сейчас, насколько высокой будет цена? Немолодой советник начал раздражать его так сильно, что Кэтсеро всерьёз подумал, что готов пойти на риск, лишь бы больше не слышать этот скрипучий и насмешливый голос.
– Асакура-сан вступился за них, потому что я попросила его об этом, – внезапно произнесла Юи, однако звучала она так неуверенно и тихо, что её слова долетели до мужчин только через несколько мгновений. – Это я приняла решение впустить Кёко и Таро в наш дом. Мне было их жаль, тем более, что они были на грани гибели. Асакура-сан был против, но…
– Юи, помолчи, – одёрнул жену глава семьи, опасаясь, что её признание рассердит Комацу ещё сильнее.
И правда: сёгун повернулся на месте и уставился на племянницу осуждающим взглядом.
– Пытаешься выгородить мужа? Не старайся, только хуже сделаешь. Кто бы дал тебе право решать, кого впускать в дом, а кого – нет, – проворчал Сэйджи, однако девушка ответила ему хмурым взглядом.
– И тем не менее, я их впустила. Мне не нужно было на это какое-то особое право. Это мой дом, – сказала Такаяма уже громче и увереннее, отчего брови взлетели не только у Асакуры, но и у Такаги Рю.
В своём розовом кимоно и со струящимися по плечам волосами Юи выглядела хрупкой и нежной, и оттого трое глядевших на неё мужчин удивились ещё сильнее.
– То есть ты, Асакура, пошёл на поводу у слабой девчонки? – хмыкнул Такаги, поддевая даймё локтем. – Защитил предателей, потому что жёнушка горько плакала об их судьбе? Надо же. Да ты совсем размяк в своей глуши. Куда же делся тот суровый и жестокий наёмник, которым ты был всю жизнь? Я по нему скучаю.
– Ещё одно слово – и я тебе шею сверну, чтобы не скучал, – рыкнул на советника Асакура, отчасти уязвлённый как признанием Юи, так и словами Такаги. – Юи впустила детей Хасэгавы в дом. И да, я был против, поскольку понимал, что вскоре за ними явятся. Однако мог ли я отдать их вам на растерзание? Вы нынче всех подряд казните. Прознай об этом император – он бы укрепился в своём мнении, что из Комацу-доно получился тиран.
Сёгун перевёл взгляд с племянницы, на которую смотрел уже слишком долго, на вассала. Новость о том, что император считает его тираном, не обрадовала Комацу Сэйджи.
– Он так и писал? Что я – тиран?
– Не напрямую, но это явно читалось между строк в его письмах. А разве это не так? – с вызовом спросил Кэтсеро, поняв, что нащупал слабое место сюзерена. – Вы подавляете восстания не переговорами, а казнями. Вы разговариваете со своими противниками не языком, а мечом. Так, Комацу-доно, управляют тираны.
– Я казнил только тех, кто до последнего отказывался принимать моё правление, – к удивлению Асакуры сёгун начал оправдываться. – Почему же я тиран, если я делаю всё, чтобы объединить страну и не допустить её дальнейшего развала?!
Молодой даймё ухмыльнулся. Комацу Сэйджи и впрямь верил, что делает всё возможное для страны. Может ли человек его возраста, воин, прошедший не одну войну, считать, что творит благо для страны, вырезая людей?
– Спросите об этом у вашего верного советника, который уничтожил семью Хасэгавы лишь из-за того, что ему захотелось изнасиловать молоденькую девчонку. На которую, кстати, у него и прав не было, – прохладно ответил Кэтсеро, кивая на фыркнувшего Такаги. – Скажете, это не тирания? Когда приближенный к сёгуну человек считает себя вправе убивать людей направо и налево. Неудивительно, что люди то и дело восстают против вас.
Комната наполнилась тишиной. Впервые за всё время допроса, Асакура протянул руку к кувшину с сакэ и плеснул в свою чашу тёплый напиток. Он почувствовал, что задел Комацу за живое. Взгляд Юи же после его слов потеплел, а края губ девушки чуть приподнялись. Значит, он всё правильно сказал.
– Вы обвиняете меня в предательстве и хотите казнить за мелкий проступок, – продолжил даймё, пригубив сакэ. Сёгун посмотрел на него с неуверенностью. – А как вы объясните это другим князьям? Почему вы казнили единственного человека, на землях которого царит мир? Потому что он общался с императором? Это не преступление. Это просто ваше уязвлённое самолюбие.
Он ожидал, что услышав последнюю фразу, Комацу Сэйджи разозлится и велит ему заткнуться, однако тот промолчал. Нахмурившись, немолодой мужчина опустил глаза, словно окидывая взглядом заставленный тарелками стол. Но смотрел он наверняка не на еду, а внутрь себя.
Такаги Рю так же мрачно молчал, но не от каких-либо нагрянувших осознаний, а потому что боялся и слово сказать после речи Асакуры. Он понимал, что стоит ему подать голос, и гнев Комацу обрушится в первую очередь на него.
– Если дарую тебе прощение, поможешь мне избавиться от этого мерзкого клейма? – выдавил из себя сёгун спустя несколько минут. Его чёрные глаза сверлили молодого вассала, который приподнял бровь. – Не желаю, чтобы меня считали тираном. Тем более недопустимо, чтобы так обо мне думал император. Я не хочу лишиться трона.
«Да ты ещё более честолюбивый ублюдок, чем я», – подумал Кэтсеро, сдерживая довольную улыбку. Похоже, на этот раз он победил.
– Вы даруете мне прощение и оставите в покое детей Хасэгавы Исао, – произнёс Асакура. – И тогда я с радостью вам помогу.
Сидевший сбоку Такаги невесело хохотнул и хлопнул ладонями по собственным коленям.
– Вот почему ты – опаснее всех ублюдков в этой стране, – саркастично подметил советник, сверкая глазами. – Мягко стелешь, да жестко спать. Думаешь, произнёс возвышенную речь, продемонстрировал готовность помочь и всё забыто и прощено?
– А у тебя есть, что мне противопоставить? – повернулся к нему Кэтсеро. – Или, быть может, у тебя есть идеи, как восстановить репутацию Комацу-доно? Которую ты отчасти и испортил. Советник из тебя никудышный. Только и делаешь, что подхалимничаешь да воруешь из казны.
Асакура с удовольствием подметил, как расширились от изумления глаза Такаги. С не меньшим непониманием воззрился на советника и Комацу Сэйджи.
– Это правда? – строгим тоном спросил сёгун. – Ты смеешь воровать у меня?
Пусть разбираются дальше между собой. Асакура может и хотел бы послушать, как Комацу будет распинать побледневшего вмиг Такаги Рю, но пора было сообщить вассалам и, главное, брату о том, что опасность миновала. Кэтсеро подумал о том, что сцена во дворе, свидетелем которой стал Иошито, надолго впечатается в память последнего. Возможно, он впечатлился достаточно, чтобы хотя бы на короткое время угомониться.
Извинившись перед Комацу, но не перед оправдывающимся Такаги Рю, Кэтсеро поднялся из-за стола и махнул рукой Юи. Та, казалось, только и ждала этого момента, потому что вскочила с места ещё до того, как Асакура выпрямился. Подбежав к мужу, девушка уцепилась за его рукав и на цыпочках проследовала к выходу. Она также старалась не отвлекать названного дядю от сурового разговора.
Стоило супругам выйти в коридор и прикрыть за собой сёдзи, как Асакура шумно выдохнул. С его плеч спал огромный груз, который грозился придавить его на протяжении уже нескольких месяцев.
– Я так вами горжусь! – прошептала Такаяма, широко улыбаясь. Они были ещё слишком близко к залу, чтобы говорить громче. – Вы совершили невозможное!
– Пожалуй, так и есть, – согласился мужчина и одарил её слабой улыбкой. – Прости, что тебе пришлось присутствовать на этом допросе. Я не хотел тебя так пугать.
Юи покачала головой, разглаживая едва заметные складки на розовом одеянии:
– Я на вас не сержусь. То есть, я имею в виду, что если бы из-за вас наши жизни оказались бы под угрозой, я бы, пожалуй, сердилась. Или если бы вы не защитили Кёко и Таро, я бы всерьёз обиделась. Но вы спасли нас всех, да ещё и Такаги получил по заслугам. Я просто счастлива!
Асакура посмеялся, ведя девушку к её покоям. Иошито подождёт, пусть ещё немного побоится там. Ему пойдёт на пользу.
– Сложно же сделать тебя счастливой, – хмыкнул Кэтсеро. – Моя голова почти полетела с плеч ради этого.
– Ну, тут уже скорее вы сами виноваты. Если бы не общались с императором, и допроса бы этого не было.
Юи произнесла это слишком задорным и громким тоном, отчего мужчина поспешил на неё шикнуть. Слуги, в отличие от вассалов, всё ещё находились в доме и запросто могли подслушать их. Девушка наигранно закатила глаза, но замолчала. Однако, когда они остановились у её покоев, Такаяма повернулась к мужу и подарила ему ещё одну ослепительную улыбку.
– А как выступила я? Слишком дерзко? – поинтересовалась Юи, вынуждая Кэтсеро вздохнуть.
– Не то слово. Я бы предпочёл, чтобы ты в таких ситуациях молчала.
– Я не хотела, чтобы они думали, что я их боюсь. Конечно, я их и вправду боюсь, – поправила себя Такаяма, проводя пальцами по пряди длинных волос. – Но не хотела, чтобы это было так уж заметно. К тому же, я хотела вам помочь.
Молодой даймё заглянул в медовые глаза, сияющие радостью и гордостью за саму себя. Видеть Юи такой живой было по-настоящему приятно. А уж чувствовать, как она им гордится, – и вовсе ни с чем не сравнимое ощущение.
– Ты умница, – сказал он и протянул руку, чтобы коснуться щеки девушки. – Ты впечатлила даже меня, что уж говорить про Комацу и Такаги.
Услышав такое, Юи засияла ещё ярче. Покидать её не хотелось ни на миг, однако Асакура помнил, что снаружи его ждали несколько десятков человек, трясущихся от страха. Для начала он объяснит всё им, а уже потом вернётся к ней.
– Отдохни пока, порадуй Кёко новостями. Я приду позже.
– Только обязательно приходите, – с укоризной попросила девушка. – Вы всегда обещаете, а потом отвлекаетесь на дела. Нам с Кичи вы тоже нужны, между прочим.
– Верю, – кивнул мужчина, отступая от жены. – В этот раз точно приду. Хотя бы ради того, чтобы рассказать, как сильно испугался этого представления Иошито.
Юи кивнула, отпуская его с улыбкой на лице. Асакура двинулся к выходу во двор, думая уже только об одном. Теперь он знал, как чувствовал себя отец в день казни. Теперь он понимал, что его отец сделал недостаточно для защиты своей семьи.Теперь он был уверен в том, что никогда не повторит судьбу отца.
Глава 12
Утро праздничного дня выдалось морозным и снежным. Слуги, почти окоченевшие от холода, то и дело сметали с земли и крыльца крупные хлопья снега, которые без конца падали с хмурого неба. Большой двор наполнился жизнью, смехом и голосами, стоило первым лучам солнца озарить стоявшее посреди леса родовое поместье. Все были в предвкушении торжества. Все, кроме жениха, который стоял на крыльце дома, то сжимая, то разжимая от волнения кулаки.
Всё это уже было ему до ужаса знакомо. Приезд невесты, свита с подарками для семьи, церемония в храме, а затем пир и первая брачная ночь. Иошито слишком хорошо помнил свою первую свадьбу и, по идее, не должен был переживать в этот раз. Однако он нервничал так, словно женился впервые.
Если бы сегодня он женился на Кёко, он бы чувствовал себя так же неуверенно? Отчего-то парень сомневался. Иошито убедил самого себя в том, что если бы невестой была Кёко, он бы ощущал себя совершенно иначе. Он был бы воодушевлён, полон решимости и сил. Он пил бы накануне не с горя, а от радости, что женится на возлюбленной. Даже голова наверняка трещала бы на утро не так сильно.
Вздохнув, Асакура-младший одёрнул накрахмаленное свадебное одеяние, которое состояло из брюк-хакама, черного кимоно и серой катагину*Жакет с широкими плечами без рукавов. с моном его клана. Когда Иошито женился в первый раз, он и представить себе не мог, что однажды вновь облачится в него. Сумико должна была стать его первой и последней женой. Однако боги любят жестокие шутки.
Утопая в мыслях о прошлом, Иошито не услышал уверенных шагов позади. Он глядел только на запертые ворота, за которыми вскоре должна была появиться свадебная процессия. И его невеста.
– Ты тут с рассвета стоишь, что ли? – раздался сзади громкий голос, вынудивший молодого самурая оглянуться.
Сквозь распахнутые перегородки Иошито увидел, как по коридору к нему приближается Кэтсеро. Посвежевший, явно выспавшийся и довольный, как чёрт. Он был облачён в парадное одеяние из черного шёлка с золотистыми узорами на вороте и рукавах. На широких хакама и груди виднелся тот же мон – цветы глиниция.
– Почти, – ответил Иошито таким унылым тоном, что поравнявшийся с ним брат поджал губы. – И где ты вчера был? Я надеялся, что ты выпьешь со мной накануне траурного дня.
– Я проводил время с семьёй. Мне же скоро уезжать, не забыл? – заявил мужчина, покачивая головой. – Да и хватит драматизировать. Ты женишься, а не хоронишь кого-то.
– Я хороню свои надежды, – буркнул Иошито, глядя в глаза брату. – Тебе меня не понять. Ты взял в жены девушку, которую хотел. Причём ради этого ты пошёл против всех. А меня заставляешь жениться на девчонке, от которой меня тошнит.
– Иногда мы все делаем то, что должно, а не то, что хочется, – Кэтсеро нахмурился и Иошито, хмыкнув, отвернулся. – Я выполнил данное тебе обещание не потому что хотел, а потому что был должен тебе. Теперь Кёко ничего не угрожает и она находится рядом. Пусть и не в том статусе, в котором ты бы хотел её видеть. Хватит уже страдать.
– Да, вот только мне и пальцем её тронуть нельзя, – проворчал младший брат, мрачнее ещё сильнее. – Да и ей, похоже, на меня наплевать. Стоит нам пересечься в коридоре – она будто воды в рот набирает и быстренько убегает. Толку-то от того, что она рядом? Только душу бередит.





