- -
- 100%
- +
Всех без исключения женщин этого рода объединяла одна история: они все оставались без мужчин либо разводились вскоре после свадьбы, оставаясь с ребёнком на руках, но чаще становились вдовами.
Во второй раз выйти замуж повезло только матери Ивонн, Клементине. Как будто вознаграждая четыре поколения женщин, которые, однажды познав настоящую любовь, остались один на один с этим жестоким миром. Она встретила своего второго мужа на ярмарке в Арле. С тех пор они были неразлучны, а Ивонн обрела отца.
Девочка родилась крошечной, всего два с половиной килограмма, с гипоксией. Она неделю пролежала в реанимации, в инкубаторе, врачи всерьёз опасались за её жизнь. После выписки из больницы она очень часто болела, жалобно пищала сутки напролёт, привлекая внимание взрослых, и, казалось, хваталась за жизнь всем своим тщедушным существом.
Девяти месяцев от роду Ивонн начала ходить, в десять – произнесла первое слово, а в полтора года, надев рыжий парик и новое платье, пошла бродить по городу, чем вызвала переполох у половины населения района.
Многие соседи тогда бросились на поиски, хотя откровенно недолюбливали девочку. Они не на шутку побаивались её пронзительного, оценивающего взгляда и её односложных, но порой очень точно попадавших в цель комментариев.
– Мама, а почему я должна здороваться с этой тётей, она ведь меня ненавидит? А что если я не хочу? – после такого рода вопросов дочери мать обычно краснела и извинялась, а люди прозвали девочку дикаркой и невоспитанным ребёнком.
По имени люди называли её редко, а бабушка ласково называла Ивонкой или Ивой. Мама, современная молодая женщина, родившаяся во Франции во втором поколении и не совсем понимавшая стремление бабушки прививать ребёнку дворянское воспитание и русские традиции, звала её Джо или Джоан, когда сердилась.
А сердиться ей приходилось довольно часто, потому как тот случай с париком и прогулкой в гордом одиночестве по городу, стоивший ей пряди седых волос, был далеко не единственной подобной выходкой её дочери.
Когда через три часа поисков девочку наконец обнаружили на окраине и бабуля спросила её, зачем она ушла гулять на улицу одна, Ивонн, как будто удивившись нелепости вопроса, спокойно ответила:
– Я просто хотела, чтобы все увидели, какая я красивая в новом платье. И я была на той улице, куда ты меня водила играть с Люси и другими детьми. Я туда ходить не стану.
Этим простым, по сути, утверждением Ивонн поставила жирную точку в вопросе своей социализации на ближайшие пять лет. Сколько её ни уговаривали – плакали, просили, пытались подкупить новыми игрушками, даже ругали, – девочка оказалась непреклонна.
– Она просто хочет оставаться дома с бабушкой и получать надомное дошкольное образование, – резюмировала бабуля.
«И почему мама так нервничает? Если бы она знала, куда я хожу ночью… Но она же не узнает? Я ведь знаю, что я лунатик, а она не узнает. Вот вырасту, принесу большую лестницу и залезу на луну», – думала Ивонн, выслушивая упрёки поочерёдно суетившихся вокруг неё взрослых.
Справедливости ради надо отметить, что мама и прабабушка составили замечательный тандем в вопросах воспитания, применяя к ребёнку классический метод кнута и пряника.
Бабуля бесконечно баловала Ивонку, хвалила, восхищалась её сообразительностью, недетским умом и твёрдым характером, а мама ругала, злилась и наказывала.
Но несмотря ни на что, обе были без ума от своей малышки, хотя и знали её каждая по-своему.
Бабушка Иванна помимо манер и воспитания привила девочке любознательность, любовь к классической русской литературе, так же, как и к мировой поэзии, музыке, живописи. Ивонн в три года уже наизусть читала огромные отрывки из «Евгения Онегина», знала почти всех русских писателей, классических композиторов и мировых художников. Особенно ей нравились «эсспрессионисты», только она держала эту информацию при себе.
Среди представителей потомственных виноделов, с которыми Ивонн играла на улице, «подобный образ жизни и мировоззрения был бы, мягко говоря, неверно истолкован», – так говорила бабушка Иванна, а правнучка, будучи смышлёным не по годам ребёнком, вела себя среди сверстников и чужих людей так, как и подобает трёхлетнему малышу, поскольку быстро сообразила, что люди по большей части далеко не злые, но не любят тех, кто выделяется, они многого в жизни не понимают – и это их пугает. А когда люди чего-то боятся, страх делает их злыми и заставляет вести себя агрессивно.
«Если бы они знали, что обычно боятся совсем не того, чего следовало бы на самом деле; если бы они видели то, что вижу я, они бы, наверное, очень удивились».
Тем не менее, даже осознавая тот факт, что многим отличается от других людей, девочка наивно считала себя вполне обычным ребёнком.
«И дождь мне напоминает о Моне».
Глава I
II
Сон 1
Надо уметь сохранять достоинство при невезении
и одиночество при искуплении.
Номер в отеле хоть и не претендовал на звание самого уютного или роскошного, но и впрямь был вполне пригодным для проживания.
Светло-бежевые обои и дешёвые картины в позолоченных рамах вызвали у Ивонн улыбку, но душевая оказалась на удивление чистой, а кипенно-белые полотенца пахли лавандой. Такая незначительная и совершенно несвойственная для трёхзвёздочных отелей деталь не могла ускользнуть от внимания женщины: обычно в подобных отелях не использовали кондиционер для белья, стараясь экономить.
Наспех приняв душ, Ивонн легла в кровать, которая также благоухала свежестью и лавандой, и мгновенно уснула.
***
Этой ночью она снова видела сон, который на протяжении многих лет преследовал её с устрашающей периодичностью.
Ивонн снился родительский дом в Арле.
Вернее, не тот дом, который она знала с детства и в котором всегда царили порядок и умиротворение. Где и фруктовые деревья, и лужайки, и клумбы с цветами, и извилистые дорожки, мощённые галькой, и маленький прудик – всё было ухожено. Комнаты с незамысловатым деревенским интерьером и старой мебелью тщательно прибраны, а на креслах и чайном столике заботливо выложены накрахмаленные ажурные салфетки, которые бабуля вязала долгими зимними вечерами, сидя у камина в кресле, слегка ссутулившись и напевая себе под нос очередной романс.
Дом, который Ивонн видела во сне, скорее напоминал его призрак. Потрескавшаяся краска на стенах, поломанная мебель, покосившиеся двери, всюду беспорядок и запустение, даже расположение комнат поменялось, напоминая лабиринт, в котором Ивонн блуждала часами и из которого никак не могла найти выход.
Внутри дома, в гостиной комнате, в самом центре, стоял огромный стол, который занимал почти всё пространство. Вокруг него – стулья с высокими деревянными спинками с вычурной резьбой, непонятными знаками, которые переплетались с изображениями каких-то животных.
На каждом стуле вырезаны надписи на латинском языке с обозначениями человеческих грехов: «прегрешение», «покаяние», «искупление»… Ивонн пересчитала стулья – их было ровно девять.
Прошло уже несколько часов, а Ивонн всё ещё шла по дому. Казалось, она так и не сможет найти выход из этого лабиринта комнат. Она ощущала тоску и безысходность, осознавая только, что ей непременно нужно успеть навести здесь порядок, много всего сделать, а ещё накрыть праздничный стол к приезду гостей.
Через открытое пространство большой залы вместо двери, которая вела в сад, Ивонн увидела две огромные колонны. Она прошла сквозь них и очутилась на заднем дворе. В том месте, где раньше росли многолетние фруктовые деревья, теперь находился огромный бассейн.
Бассейн наполовину был наполнен какой-то зелёной жижей, в которой плавали черепахи. Сотни, скорее тысячи черепах. Они ползали по дну, по стенкам бассейна, друг по другу – эта копошащаяся масса вызывала у Ивонн отвращение и чувство бессилия.
Бывший когда-то великолепным, сад пребывал в полном запустении, зарос сорняками и вьюном, а высохшие ветки деревьев, цветы, задушенные полынью, развалившиеся стены сарая и изгороди – всё напоминало средневековые руины.
Ивонн теперь шла по этому саду, осознавая, что ей одной тут со всем не справиться и что ей непременно нужно найти выход, чтобы позвать помощь. Какая-то неведомая сила тянула её вдоль забора к калитке и наружу.
Ещё не совсем поняв, что очутилась на улице, Ивонн кожей почувствовала чьё-то присутствие, на затылок и вдоль спины повеяло леденящим кровь тяжёлым дыханием. Отпрянув в ужасе, она побежала, сердце бешено колотилось в груди.
Через пару минут, собравшись с духом, она обернулась и увидела огромную тяжёлую тень, которая закрывала собой всё пространство. Знакомые с детства улочки города, так же как и дом, представляли собой лабиринт. Ивонн уже бежала из последних сил, но тень преследовала её, не отставая ни на шаг.
Пробегая мимо автобусной остановки, она заметила стоявшую там пожилую женщину. Почти поравнявшись с ней, Ивонн замедлила шаг и сама удивилась своему вопросу:
– Не знаете, когда придёт ближайший автобус до центра?
Измерив Ивонн с головы до ног оценивающим взглядом, старушка наконец выдавила:
– Нет, не знаю. Я здесь уже пару часов стою. Вероятно, сегодня уже не будет. Но вы можете пешком срезать путь, вон через тот овраг – она рукой указала направление.
Поблагодарив женщину, Ивонн снова прибавила шаг, краем глаза заметив дикий оскал на лице старушки. От неожиданности и ужаса у Ивонн перехватило дыхание, ей хватило секунды, чтобы понять: это был Он, тот самый страшный демон, который только что гнался за ней.
Деваться было некуда, и Ивонн, решив найти свою машину на платной стоянке в центре, продолжила путь в направлении, которое указал ей демон. Дороги она всё равно не знала, улицы поменяли привычные и знакомые очертания, а на дорожных указателях теперь значились какие-то неизвестные названия.
Вскоре, выйдя на окраину города, она уже шагала по зелёной траве к оврагу, за которым виднелись крыши деревенских домов и верхушка башни центральной колокольни, расположенные в низине. Ивонн шла, то ускоряя шаг, то замедляя, чтобы перевести дыхание.
Вокруг то и дело она стала замечать кучи мусора и какую-то падаль, их становилось всё больше, трупы домашних животных и скота вперемешку с бытовыми отходами возвышались повсюду – сваленные друг на друга огромные груды полусгнивших животных.
Ивонн задыхалась, её тошнило от этого смрада, но она продолжала идти дальше, к краю оврага, который начинался сразу за небольшим пригорком.
Поднявшись на самую верхнюю точку, Ивонн обнаружил ещё более устрашающую картину – внизу, за оврагом, свалка простиралась почти до самого горизонта, поглощая практически половину города.
Внезапно Ивонн снова услышала позади себя знакомое тяжёлое, шипящее дыхание тени. Она бросилась бежать вниз так быстро, что на мгновение ноги, почти не касаясь земли, зависли в воздухе. Большим усилием воли устремив всю тяжесть своего тела вверх, Ивонн оттолкнулась и полетела.
Выше, выше, и вот она уже оставила далеко позади себя и свалку, и устрашающую тень, и уродливую старуху. Ветер приятно трепал волосы, успокаивал воспалённую кожу, свежий воздух благодатно наполнял лёгкие. Ивонн летела, испытывая невероятное облегчение.
Совсем скоро она заметила знакомые очертания ночного города, показались освещённые тусклыми фонарями улицы, в окнах начали загораться огни – приближался рассвет. Долетев до центра, облетев вокруг нескольких зданий и покружив вокруг часовни, Ивонн начала снижаться.
И снова она брела в лабиринте, и снова путаные улочки, здания, дорожные указатели, незнакомые дома – ничего не имело смысла, ей не выбраться. Здесь снова её нашёл демон, теперь он её уже не отпустит.
Ивонн хотела взлететь, но, слегка оторвавшись от земли, тотчас почувствовала тяжесть в ногах – тень тянула её вниз. Ивонн так устала от этого бессмысленного соревнования, что была готова сдаться.
Не в силах больше сопротивляться, она рухнула вниз, а огромная тень накрыла её с головой…
Обычно на этом месте сон заканчивался – Ивонн в ужасе просыпалась, содрогаясь при мысли о неизбежности печального конца, и не могла уснуть до утра. Но сейчас что-то изменилось.
Всей своей сущностью осознав эту перемену, Ивонн почувствовала прилив сил и уверенность, что может бороться. Она начала размахивать руками, с силой обрушивая удары вокруг себя, пытаясь попасть в цель, чтобы вырваться из обхвативших её то ли лап, то ли крыльев. Её кулаки погружались во что-то мягкое, будто проваливались сквозь что-то, чему она не могла придумать названия.
Понемногу сопротивление с той стороны начало ослабевать, а у Ивонн прибавилось энтузиазма. Ещё через мгновение она вдруг отчётливо поняла, что спит и ей всё это снится, однако страх, который она испытывала, и угроза, исходившая от этого кошмара, были слишком реальны.
Ивонн «видела» реальность этой угрозы так же ясно, как стакан воды на тумбочке у кровати.
Быстро сообразив, что уже может управлять своим сновидением, Ивонн предприняла решающую попытку сокрушить демона и обрушила на него очередную серию стремительных ударов, вложив в них остатки сил.
На этот раз демон отступил. Снова воспарив вверх, Ивонн наблюдала, как образ чёрного бесформенного, устрашающего пятна постепенно растворяется, и за ним она увидела свою мать.
Мама стояла совсем рядом, протягивая к ней руки. Ивонн уже была готова радостно кинуться к ней в объятия, но какая-то неуловимая мысль вдруг её остановила.
В полном замешательстве, успев заметить обиду в глазах матери, Ивонн резким рывком отпрянула от неё – и проснулась.
***
В тусклом свете прикроватного ночника Ивонн испуганно оглядела комнату. Убедившись, что обстановка гостиничного номера не изменилась с тех пор, как она вечером отправилась спать, и что ей ничто не угрожает, Ивонн снова провалилась в глубокий сон.
Под кроватью, в полной темноте и невидимые для Ивонн, ярким светом блестели два ярко-жёлтых пятна.
***
Проснулась Ивонн этим утром позже, чем обычно. Сквозь панорамное окно гостиничного номера разливался солнечный свет.
Неспешно позавтракав омлетом, двумя круассанами и большой чашкой свежего, ароматного кофе, а затем приняв душ, Ивонн стала собирать дорожную сумку. Всё это время какая-то мысль, которую она не могла сформулировать, не давала ей покоя, настойчиво стучалась в сознание, мешая сосредоточиться. Ивонн присела на кровать, пытаясь понять, что она упускает из виду.
Внимательно оглядев номер, она встала, прошла в ванную, сделала круг по комнате, вышла на балкон, снова вернулась к сумке, как бы повторяя всю последовательность своих действий в надежде вспомнить что-то важное.
Внезапно её осенило: сон! Ночью ей снова снился тот сон, но в этот раз что-то изменилось: она осознавала, что спит, могла управлять своими действиями во сне, и она видела маму. Знакомое чувство вины нахлынуло на неё.
«Нет, я не виновата, я была ребёнком, я не могла ей помочь, я сама нуждалась в помощи», – как мантру, повторяла Ивонн снова и снова, пока ей не удалось немного успокоиться.
«Та, которую я видела во сне, была не моя мать, не могла быть она. Это были Его глаза, они смотрели из неё, но это была не она! Эти два безжизненных куска льда не могли быть её глазами!»
От затылка вниз и дальше по позвоночнику побежал холодок, волосы на голове и руках зашевелились – Ивонн снова сковал ужас пережитого сновидения, как будто она смотрела в глаза самой смерти.
***
Ровно через четыре часа Ивонн уже входила в фойе своего офиса в Париже. Она почти сразу с головой погрузилась в рабочий процесс. От волнующих и ужасных впечатлений поездки не осталось следа.
Осталась только визитка Филипа как единственное материальное подтверждение того, что эти события были не плодом фантазии – ну или, по крайней мере, не все.
Ивонн, вопреки привычке держать визитные карты отдельно, его визитку почему-то положила в портмоне.
Глава I
V
Клементина
Клементина родилась на окраине Арля в эпоху Де Голля, за три года до событий кровавого мая. Политическая жизнь Франции того времени тем не менее никак не повлияла на её детство и воспитание.
Спокойная и умиротворяющая красота окрестностей этого южного городка, музыка ветра, звучащая среди гор и верхушек деревьев, заставляют забыть о том, что всего в нескольких десятках километров отсюда шумят бетонные города с толпами людей, суетой густонаселённых улиц, звуками автомагистралей и запахами цивилизации.
Средиземноморский юг Франции, когда-то пленивший своей простотой и самобытностью великих художников современности, не оставил равнодушной и сердце маленькой Клементины.
Красивые пейзажи, мягкий климат, очарование гористой местности и прелестные узкие, путаные улочки старинных построек центра стали для неё тем домом, в который каждый человек, независимо от возраста, всегда возвращается, иногда просто в мыслях, чтобы среди житейских невзгод наполниться силой и снова вспомнить и обрести себя.
Вне всякого сомнения, Клементина была красивой девочкой. Высокие скулы, слегка тронутые румянцем, высокий мраморный лоб, указывающий на благородное происхождение, тонкий, слегка вздёрнутый носик, огромные для её кукольного личика круглые глаза изумрудного цвета и пышные ярко-алые губы.
В любом возрасте Клементина выглядела гораздо младше своих лет, – может, благодаря наивному и жизнерадостному характеру, а может, оттого, что деревенский стиль жизни, свежий воздух и натуральная пища хорошо влияли на состояние здоровья. Но скорее всего, то, что окружало девочку с детства, стало лишь достойным дополнением, а не необходимым условием для её природной красоты.
Среди трёх своих младших кузин Клементина выделялась и яркой внешностью, и тонкими чертами лица, и стройной, изящной фигуркой, и, как по контрасту с ними, стойким и упрямым характером.
Бабушка Иванна всегда отличала девочку, не скрывая своей привязанности, чем вызывала ревность и обиды остальных внуков.
Стоит ли говорить, что и воспитание, и образование Клементина получила самые лучшие. Бабушка никогда ни в чём ей не отказывала – ни в добром слове, ни в ласке, ни в помощи в освоении знаний.
В шестнадцать лет девочка, окончив местную среднюю школу, успев облазить и изучить во время школьных каникул все окрестности со своими друзьями-хиппи, направилась в Парижский университет, чтобы освоить профессию археолога.
Её решение учиться вдалеке от дома вызвало у домочадцев потоки слёз, у бабули – мигрень и депрессию. А Клементина в приподнятом от предвкушения приключений настроении, пообещав бабушке Иванне писать и приезжать на каникулы, направилась на ближайшую станцию, чтобы сесть в поезд и упорхнуть из родительского гнезда.
Ровно через два года она внезапно появилась на пороге дома с симпатичным кареглазым брюнетом, небольшим стильным дорожным саквояжем и слегка округлившимся животиком и повергла всех домашних в шок, сообщив, что вышла замуж и собирается со своим мужем жить здесь.
Кратковременный ступор от неожиданных новостей, впрочем, не помешал домочадцам с радушием, присущим всем представителям этого славного рода, принять и нового члена семьи, и «заблудшую дочь», собиравшуюся стать матерью.
О неудавшейся попытке Клементины получить высшее образование больше никто не вспоминал. Увлекая молодых людей вглубь дома, воодушевлённо обсуждая приготовления к празднованию радостных событий, шумное и взбудораженное доброй вестью семейство открыло новую главу семейной книги.
***
Ивонн в последнее время всё чаще вспоминала мать, и, несмотря на то что примерно к полудню подробности сновидения уже выветрились из памяти, она снова в раздумьях возвращалась в тот далёкий год, когда осталась без матери.
Она силилась найти ответ на свой главный вопрос, мысленно обращаясь к ней: «Зачем, мама? Почему ты так поступила, зачем ты нас бросила? Ответь! Что могло произойти тогда в Арле, что ты решилась на такое, ведь мы были так счастливы! ТЫ была счастлива…».
Глава V
Эрик
Кто работает целый день,
тому некогда зарабатывать деньги.
Рабочий день Эрика Кортье начался как обычно. Ему нравилось каждое утро, закрывшись у себя в кабинете, проводить время за чашкой горячего свежесваренного кофе, любуясь роскошным видом с высоты двадцать шестого этажа.
Самый крупный деловой район города поражал его воображение великолепием и разнообразием инновационной архитектуры. Вместо привычных ему с детства готики и ампира, как в центре, здесь были только ультрасовременные здания из стекла и бетона. В такие минуты Кортье чувствовал себя капитаном огромного космического корабля, и ему казалось, что судьба всей Вселенной зависит от принятых им решений.
Кофе бодрил, негромкая джазовая музыка разливалась по кабинету мягкими аккордами. Ближайшее совещание назначено только через два часа, и у него была ещё уйма времени, чтобы подготовиться. Его радовало это ощущение непринуждённости и лёгкости, с которой он встречал новый день.
Стиль жизни при его рода занятиях подразумевал постоянную суету и бешеные ритмы, Эрик привык работать по двенадцать часов в день, его всё время окружали люди, которым постоянно что-то от него нужно, а такие минуты полного уединения были единственной возможностью подумать, чего он хочет от жизни для себя.
Когда-то, чуть больше двадцати лет назад, когда он был ещё молодым и не в меру инфантильным, Эрик мечтал о большом уютном доме на побережье, чтобы проводить всё своё свободное время в окружении пары симпатичных ребятишек, милой и желанной Ивонн, подстригающей кусты шикарных красных роз. Великолепный сад и чудесный вид на залив довершали его мечты. Он представлял, как будет бродить по берегу в компании любимого пса и любоваться на закат.
Сейчас от одного воспоминания, каким наивным и недалёким он был тогда, Эрик Кортье поморщился. С такими чертами характера, как скромность, застенчивость и склонность к необдуманным поступкам, ему пришлось слишком долго бороться.
Тогда ещё, узнав, что станет отцом и осознавая ответственность за воспитание ребёнка, он принял самое важное решение: он должен меняться на благо и процветание своих близких. Было страшно от одной мысли, что он повторит судьбу отца, который так и не смог стать для него примером успешного человека. В конце концов он так и спился где-то, Эрик даже не знал ничего о его жизни, они не поддерживали связь уже лет восемь. Честно говоря, его это не особенно интересовало.
Современный мир не терпит жалких хлюпиков, здесь правят амбиции и цинизм. На то, чтобы добиться всего, чем он владел сейчас, у Кортье ушло двадцать лет, с ним работала в разное время целая команда сменяющих друг друга психологов и тренеров личностного роста.
Естественно, об этом Ивонн ничего не знала и не должна была знать. Да она и сама давно отказалась от своих юношеских грёз, и, похоже, этот стиль жизни её вполне устраивал.
Конечно, если бы он думал только о том, чего хочет эта назойливая женщина, вместо того чтобы заниматься действительно важными делами, он бы не стоял сейчас здесь с чашкой кофе, сваренного личным секретарём, не наслаждался бы этим поистине захватывающим дух ощущением своего величия и могущества.
Ему нравилась власть, а её давали деньги. Он понимал, что с этими двумя новыми спутниками своей жизни может всё.
Погрузившись в воспоминания и испытывая благодарность к единственной, достойной всяческих похвал женщине, которая по совместительству была его первым коучем, Эрик прослезился. В то время, помнится, он терзался сомнениями и чувством вины за то, что впервые изменил жене, но Жаклин была права: это чувство очень скоро прошло, а вот то, что он приобрёл впоследствии, не шло ни в какое сравнение с тогдашним положением дел.
В результате все эти перемены пошли ему только на пользу, вне всякого сомнения. И вряд ли Ивонн со своими безумными идеями о спокойной и умиротворяющей семейной идиллии смогла бы сделать его хоть сколько-нибудь таким же счастливым, каким он был сейчас.
И да, если она снова начнёт приставать к нему с этими разговорами, станет бубнить и пилить за то, что он не собирается выполнять свои обещания, он с ней разведётся. В семье главное – это принимать супруга таким, какой он есть, а не пытаться манипулировать им ради собственного удовольствия. Вот пусть и принимает – или катится к чёрту, на все четыре стороны! Всё просто. Он прекрасно справится без неё, и, вероятно, так будет даже лучше всем.