- -
- 100%
- +
Накануне взятия Парижа больше всего именно казаков изображали исчадиями ада. В карикатурах-страшилках, расклеенных по городу, казаки изображались с ожерельями из человеческих ушей, любивших все поджигать и пьянствовать, и спящих в беспамятстве непременно в лужах, без медведей тоже не обошлось.
Но именно на их долю выпал особенный успех у парижан: купаться в Сене совершенно без одежды, поить и мыть там же своих коней – такого французы не видели никогда. Парижские мальчишки надолго запомнили казаков за их щедрость и сувениры, за возможность проехать с казаком на его коне. В целом казаки оставили о себе добрую память, хотя и не отличались особенной деликатностью. Француженки с удовольствием учили их этой деликатности. Сами казаки называли это триктрак.
Русские удивлялись любви французов к лягушачьим лапкам, а французы -привычке русских все есть с хлебом.
Европейцы были поражены калмыками на верблюдах. Дамы падали в обморок, видя верблюда и всадника на нем. Один вид колмыков с луками и стрелами наводил ужас. Их боялись по настоящему: бородатые солдаты жгли костры на берегу Сены и что-то жарили. Если жарили мясо, то чье?… Слухи ходили разные.
Позже жена наполеоновского генерала А. Жено, герцогиня Абрантес, в своих мемуарах упоминала об эпизоде со знаменитым казачьим атаманом Матвеем Платовым, случившемся с ним в Шампани: он взял на руки маленькую девочку, а её мать тотчас же бросилась с криками ему в ноги. Генерал не мог понять, что кричит ему эта обезумевшая женщина. Оказалось, что она просит его «не есть её дочь» (!).
Смешно и грустно, одновременно, особенно если учесть, что русские в Париже никогда не позволяли себе издевательств и притеснений побежденных.
И все же, рассказы о пребывании русских войск куда более благодарного толка, чем о союзниках по антинаполеоновской коалиции, то бишь европейцев, которые не обременяли себя ни в чём и вели себя как захватчики. Что-нибудь изменилось с тех пор?
После взятие Парижа Россия приобрела статус сверхдержавы.
Но благородство русского солдата быстро забывается. В 1844-м в Париже подготовили к постановке пьесу «Павел I», имевшую откровенно антироссийский подтекст.
Об этом доложили сыну «главного героя» пьесы, Николаю I.
Царь направил в Париж письмо, в котором указал, что он пришлёт в город «миллион зрителей в серых шинелях, которые освищут это представление», если пьесу всё-таки обнародуют.
Русские ушли из Парижа, все картины и статуи остались на месте, что не скажешь об отступающей французской армии, обоз которой был набит награбленным в России. Тому подтверждение письма того времени, адресованные французскими солдатами домой. (Письма домой немецких солдат периода Великой Отечественной войны ничем не лучше, почитаешь и хочется их давить и сегодня).
Вспоминаются слова командующего второй армией Багратиона: «…. войска неприятеля не что иное, как сволочь со всего света… Они храбро драться не умеют, особливо же боятся нашего штыка. Я с вами, вы со мной!» (Владимир Мелентьев. «Фельдмаршалы Победы. Кутузов и Барклай де Толли»).
Еще до отступления была организована отправка награбленного во Францию, а это говорит о том, что на это было отдано соответствующее распоряжение. Как же, просвещенная Франция! Наполеон ограбил все страны, куда он вторгся, взамен – лозунги Французской революции. Один Египет чего стоит. Чтобы не тащить все подряд, он в походы брал ученых, которые знали, что брать императору. А что не удавалось забрать, то взрывали. Тому примеров в России множество.
Поражает русский человек, который после сожжения и разграбления своей страны не кинулся мстить, жечь и ломать, тащить в обоз. Слом зеленых насаждений на Елисейских Полях был той малой необходимостью и если хотите данью подвигу русскому солдату, так как русский император принял все меры, дабы не притеснять местное население постоем русских войск в их жилищах. По этой причине русские войска располагались в основном в полевых условиях.
Пребывание русских войск в Париже стало венцом благородства российского народа и его Армии, в корне отличавшемся от дикого варварства наполеоновских солдат, показавших себя насильниками и мародёрами в русских городах.
Служба русских войск была поставлена образцово, нарушение дисциплины жестко пресекалось, даже мелкое воровство каралось. Без эксцессов в военное время не обходится. Так, офицеры союзных армий дрались на дуэлях с демобилизованными французскими офицерами (подобное можно было бы представить во времена оккупации Парижа немцами в 1940 году?). В знаменитых прудах дворца Фонтенбло переловили всех карпов, в этом винят казаков. А карпы были огромные.
Во время оккупации Парижа стал известен один случай изнасилования женщины. Виновник был казнён. Командовавший российским оккупационным корпусом граф М. С. Воронцов, заплатил все долги, имевшиеся у русских офицеров во Франции. А это составило аж полтора миллиона рублей (для этого граф продал свое имение). По сути заплатил из своего кармана.
Откуда деньги у офицеров и солдат? Русский император перед взятием Парижа распорядился выдать жалование за 1814 года в тройном размере, плюс французы активно давали в долг офицерам, при этом нужно было только представить письмо от командира, что, мол, обязательно вернет долг.
Безусловно, не всем офицерам и солдатам во Франции жилось сладко, как об этом рассказывают в своих мемуарах известные русские дворяне. Армейское руководство притесняла собственных же подчиненных. Сверх меры щепетильность в отношении побежденных не могла не сыграть своей роли.
От того и были разные настроения в войске. Русские не забыли, что всего два года назад эти «побежденные» в России убивали мирных людей, насиловали женщин, оскверняли храмы, грабили дома и храмы. Но в большей части войска настрой был иным, и он задавал всем тон поведения.
Для русского человека важно не ударить в грязь лицом, пусть ему будет хуже, но для его души будет лучше! И в этом мы разительно отличаемся от европейцев, которым побудительным мотивом служит выгода. Победить великодушием для нас до сих пор важно.
Сегодня редко какой француз, гордящийся своими уникальными музеями, знает, что тот же Лувр, его картины и статуи сохранены до наших дней благодаря удивительному бескорыстию русских, проявленному во времена оккупации Парижа. А о том, что при подписании мирного договора именно Россия настояла на том, чтобы все, что награблено наполеоновскими ордами и поступившие в парижские музеи в качестве трофеев, там и оставалось. И не было никаких территориальных контрибуций, предъявленных Франции. Редкий любознательный историк может сказать об этом факте.
И кто же варвар? До сего времени во Франции находятся культурные сокровища завоеванных стран. Англичане в подобном не уступают французам: Египет и Индия, другие колонии обогатили их музеи. А что содержали бы их музеи без украденных культурных ценностей других народов? Это ещё вопрос. Ну и что изменилось с тех пор в просвещенной Европе? Страшилки о русских пережили века и перекочевали в наше время.
Но что для нас, русских, является самым важным в тех событиях? Несомненно – апофеоз русской славы среди европейцев.
Подобного в Европе еще не было. Россия и её Царь дали урок благородного и христианского поведения в военное время. Мы, русские, можем по праву гордиться нашими предками. Россия и второй раз спасла Францию и Париж после «„Ста Дней“» Наполеона от мщения разъярённых англичан и немцев, хотевших предать Париж мечу и огню.
Справедливости ради надо отметить, что Европа и особенно Франция многим представлялась чуть ли не раем на Земле. После окончания войны эти многие были разочарованы и Европой и особенно Францией. Это прослеживается в многочисленных мемуарах свидетелей той эпохи.
Французы были поражены русской баней и особенно регулярностью её посещения, а русских они поразили неряшливостью, бедностью и неопрятностью. Многочисленные детские попрошайки на всех улицах Парижа удивляли солдат и офицеров русской армии. Население имело ограниченный кругозор и массу предрассудков. Опять вопрос: что изменилось за двести лет?
Увидев, как живут люди в Европе, у большого числа солдат и офицеров появилось множество идей. Были солдаты, которые дезертировали и остались во Франции, а некоторые и в Германии. Известен случай, когда русский солдат попал в плен еще в сражении при Аустерлице. Обзавелся семьей, служил во французской армии, правда, в войне против России не участвовал, но возвращаться домой отказался. Случаев дезертирства среди казаков не отмечено. Дезертировали в своей массе бывшие крепостные крестьяне. О таких солдатах не жалели.
Домой офицеры вернулись с мыслью добиться изменений в России. И таких было немало. Европейский поход стал одним из толчков к декабрьскому восстанию на Сенатской площади. Русский император своим манифестом разрешил во Франции свободу слова, печати и собраний, а Польше даровал конституцию. Даже к нищему французу обращались «мсье». В России же барин оставался барином, а холоп так и был бесправным. Как это было понять офицерскому корпусу, особенно её молодой части? И не понимали.
В 1812 году не в первый и не в последний раз русская земля подверглась нашествию врага, в числе которого, надо отметить, были народы всей Европы. Нависшую опасность осознали все сословия русской империи. Началась борьба с врагом и организованная и самостийная, сражались барин и холоп. Каждый из них не жалел ни своего имущества, ни своей жизни. Они сражались в первую очередь за свою Россию, а не за конкретный престол. На поле сражений лилась так называемая голубая кровь и кровь крестьянская, красная. И эти два потока, вопреки надеждам врага на обратное, слились вместе, они изменили цвет крови, она становилась иной – синей, как небо над Россией, ибо небо над Россией одно на всех. И докатился этот поток до самого Парижа. И только потом, оказавшись на родной земле, поток снова начал менять цвет и разделяться на прежние цвета, не подчиняясь надеждам вернувшихся на то, что цвет более не будет меняться.
Тем временем быстро смеркалось, а в палатке общее настроение вновь стало иным. Разговор пошел то о местных лошадях, то о местном вине, то ещё о чём-то другом.
– Господа! Господа! Прошу внимания, произнес голос явно очень молодого человека, Мне сказывал мой денщик. Они с гурьбой посетили местную ресторацию, заказали вина, а после трапезы хозяин посчитал бутылки на столе и назначил оплату. В следующий раз они вновь пошли туда же, и все повторилось, однако в этот случай они часть бутылок опустили на пол. Хозяин их не посчитал. Вот, господа, пустая бутылка на столе – к расходам!
Раздался дружный смех.
Алексей уже не мог бороться с дремотой, суть разговора стала ускользать от него, ему хотелось спать. Желание спать во сне! Нарочно не придумаешь. К тому же появились порывы прохладного ветра, несколько капель дождя упали ему на лицо. Очень некстати, подумал он. Куда ему деваться? Кругом уже темень. Он вспомнил, что метрах в сорока от этой палатки растут деревья и под ними стояли подводы с обтянутым верхом. Алексей поднялся и побежал по направлению к деревьям. Уже подбегая к темному силуэту подводы, внезапно ощутил удар в голову. Наступила тишина и темнота….
Наполеон, речь на переправе через р. Неман в 1812 годуГлава третья
Красный
Алексей почувствовал дрожание пола самолета, хотел открыть глаза, полностью получилось открыть только правый глаз. Левый глаз болел и открылся наполовину. Откуда-то слева от него доносился стон. В глазах двоилось, его глаза пытались «настроится» на резкость, словно в бинокле. Заметив рядом с ним носки авиационных ботинок, он с трудом приподнял голову. Рядом с ним стоял второй пилот и улыбался.
– Жив? – спросил он.
– Пить! – вместо ответа попросил Алексей. Пилот протянул флягу и сказал:
– Осмотри себя, а я пойду посмотрю, что случилось с пассажиром.
Болела голова, особенно над левым ухом, болело и левое плечо. Перевалившись вправо, Алексей посмотрел на стенку приборов. Его левое плечо угодило в аккурат в выступающую какую-то ручку управления прибором, а голова «приземлилась», судя по пятнышку крови, между тумблерами. Если бы влетел в тумблеры, голова могла не выдержать удара. Он только сейчас понял, что самолет в полете и снижается рывками. С трудом встав, Алексей почувствовал головокружение и чтобы, не упасть, поспешил сесть на прежнее место.
– Ногу сломал, – сказал второй пилот, указывая рукой в хвост самолета.
– Сейчас сядем в Кандагаре, его высадим в санчасть и дальше пойдем.
– Тебе врач нужен? спросил пилот.
Алексей отрицательно мотнул головой и пожалел; приступ тошноты подступил к горлу. Нужен, конечно, мне врач, подумал Алексей, пусть хотя бы осмотрит шишку на голове. Он с удовольствием лег бы на санитарную кровать и заснул хоть на час, так хотелось спасть, но подсознание вновь вклинилось в его мысли, оно напомнило, что у него было и еще одно задание, о котором знал лишь он один и выполнить он это задание должен был лично. А значит, надо лететь дальше, первую задачу выполнять, там люди ждут его, и вторую задачу еще надо успеть выполнить.
Самолет коснулся ВПП, пробежал по ней и быстро зарулил на стоянку. Еще крутились лопасти двигателей самолета, но задний трап был уже опущен. Алексей снял парашют, с трудом встал и двинулся на выход. Двое санитаров укладывали на носилки матерящегося пассажира, рядом стояла «таблетка» – вездесущий УАЗик. Пока грузили пассажира, к Алексею подошел военный врач. Осмотрев голову, он помазал ранку чем-то, при этом пытался поглядеть в глаза Алексею и уже хотел что-то сказать, как вдруг раздались встревоженные голоса, и все стоящие люди возле самолета повернули головы в сторону ВПП, на которую боком садился Ан-12, из одного из двигателей которого валил дым.
– Подбили, суки, кто-то сказал рядом.
– Мы увернулись, а ему не удалось, он шел следом за нами, чуть ниже, сказал стоявший рядом с Алексеем командир его воздушного судна.
Все видели, что самолет начал «рыскать» по ВПП и, как будто наткнувшись на что-то, развернулся, и выкатился с полосы в сторону забора из колючей проволоки. Под колесами самолета раздалось несколько взрывов. Самолет подпрыгнул, прижался к земле, словно пехотинец, его хвостовая часть задралась вверх и стала отделяться от корпуса, стремительно валясь вбок на землю. Одновременно из хвостовой части, где размещается радист-пулеметчик, выпал человек и упал на землю, его накрыло хвостовой частью. Раздалось еще несколько взрывов. Из развороченного самолета вверх вырвались какие-то бумажки, подхватываемые ветром, они взмыли вверх и стали кружиться над самолетом, постепенно снижаясь, но ветер их у самой земли вновь подхватывал и относил дальше и дальше от места трагедии. К самолету уже спешили люди и машины, но близко к борту никто не подъезжал; Ан-12 вынесло на минное поле, о чем напоминали таблички. Появились люди с палками, и за ними стала выстраиваться цепочка из людей, которая потянулась к самолету. Пламя разгоралось.
Голова Алексея перестала интересовать доктора, и тот уже бежал к горящему самолету. Хоть успел помазать, подумалось Алексею. Командир экипажа заорал Алексею:
– На борт, приказ на взлет!
Алексей и бортинженер бегом поднялись на борт. Быстрое перемещение вызвало у него сильное головокружение и тошноту. Самолет без проволочек пробежал по ВПП и резко взмыл в небо. Алексей вновь стал надевать парашют, но получалось не очень. Подошел бортинженер и помог одеть парашют, после чего протянул ему бумажку. Это была денежная купюра достоинством 500 афгани, новая, резко пахнущая краской. Вот эти бумажки и летали над аэродромом. Уже вернувшись, и будучи на дежурстве, Алексей узнал, что на борту того Ан-12 была очень большая сумма афганской валюты, которую доставляли в провинцию Кандагар. Стрелок погиб. О других членах экипажа не было ни слова.
Вскоре их самолет приземлился на полевом аэродроме недалеко от иранской границы.
«Таблетка» уже ожидала самолет. Алексей загрузился с мешком в машину, и та медленно двинулась к кишлаку. Пыль на дороге была такой плотной и глубокой, что автомобиль не мог двигаться быстрее. Состав этой пыли был таков, что местные применяли её вместо цемента и сооружали дувалы (т.е. заборы), которые, возведенные с помощью глины и этой пыли, легко выдерживали огонь из пулемета. Из кабины, завешенной шторами (чтобы с улицы не видно было, кто находится в машине), Алексей рассматривал местных жителей, стоявших вдоль улицы кишлака и молча провожавших взглядами машину. Лица были угрюмы, радости на лицах не было видно, только мальчишки бежали рядом с машиной и кричали: «Бакшиш!, Бакшиш!» (Подарок! Подарок!). И нищета непроглядная; можно снимать фильм про средневековье. Хотя, и что говорить, по афганскому летоисчислению шел 1355 год.
На точке Алексей не стал задерживаться, выполнив формальности, передал мешок своему коллеге, отказался от обеда и быстро убыл к самолету.
Быстро взлетели. Когда спецмешка уже рядом нет, на душе спокойнее. Пребывание на этой точке как-то вытеснило из сознания Алексея головную боль, но на борту она о себе напомнила, хотя шишка на голове болела уже слабее.
Вскоре самолет начал резко снижаться и вот он уже рулит по взлетной полосе, расположенной в долине, где расположен город Фарах, вокруг которой возвышались горы черного цвета. Как потом оказалось, и земля была тоже черного цвета. Это все создавало космический пейзаж и навевало одновременно ужас и восхищение.
Было жарко, экипаж и Алексей сидели в тени, прислонившись к стойке шасси. Алексей время от времени рассматривал в бинокль окрестности. Кругом не было ни души. Это прибавляло к космическому пейзажу изрядную долю беспокойства и чувства опасности. От этого необорудованного аэродрома до ближайшего кишлака, где также были наши советники, было всего несколько километров. Но Алексей прибыл сюда не для встреч с ними. Они даже не знали о его прибытии. А может, и знали, обеспечивая это мероприятие со своей стороны. На войне не всем и не всё положено знать.
Через час тупого ожидания Алексей заметил в бинокль какое-то движение на склоне горы. Лучи солнца, застрявшего над вершиной горы, мешали рассмотреть четко детали. Сосредоточив свое внимание на движущейся точке, Алексей дал указание всем наблюдать вокруг за обстановкой. Прошло еще 20 минут, солнце ещё цеплялось за вершину горы, готовясь на отдых, но уже практически не мешало видеть, что к ним спускается человек, он один и без багажа, но вооружен. Алексей встал, взял свой автомат и медленно пошел навстречу этому человеку. Через 30 метров он остановился и стал поджидать гостя. Человек шел походкой уставшего человека, несколько раз переложил автомат с одного плеча на другое, видимо, автомат ему очень надоел и казался ему очень тяжелым. И вот загадочный гость перед ним. Высокого роста, весь в пыли, грязное лицо, волосы давно не мыты, торчат в разные стороны, на ногах спортивная обувь с подвязанными веревкой подошвами. Алексей вгляделся в заросшее густой щетиной усталое лицо. Не может быть!
– Ты? – вымолвил Алексей.
– Я, Лёша!.
Передним стоял его однополчанин по службе в Закарпатье, офицер боевого управления авиацией. В Афганистане офицеры этой специальности выполняли опасную роль авианаводчиков, нередко вдали от своих войск. Они обнялись.
– Вода есть?!
Алексей вспомнил о банке газированной воды, так и торчащей в его кармане. Торопливо достал банку из кармана и протянул офицеру. Тот быстро её вскрыл и, не отрываясь, выпил её содержимое. Посмотрев на пустую банку с сожалением, бросил её на землю. Алексей не задавал вопросы гостю; где был и что там он делал и почему один. У каждого своя боевая работа. Они пошли к самолету, ведя разговор об общих знакомых, где они сейчас и как они, каждый избегая говорить о себе. Вот и второе задание им выполнено.
Они подходили к самолету, а экипаж уже заканчивал подготовку к вылету. В кабине самолета гость сразу лег на десантную скамью и мгновенно уснул. Алексей парашют не стал надевать и уселся на короткую десантную скамью на противоположной стороне борта самолета. Вскоре и он задремал под ровный гул двигателей.
Очнулся он от легкого прикосновения к плечу. Он открыл глаза, перед ним стоял тот же бортинженер.
– Командир просил передать, что поступила команда на посадку в Герате; забрать группу советников в Кабул, сказал он.
Алексей кивнул головой. Эта новость не радовала, так как незапланированная посадка значительно отодвигала время их прибытия на базу. Хотелось быстрее оказаться у себя в комнате. Но приказ есть приказ. Через час с лишним их самолет приземлился на аэродроме города Герат, центра одноименной провинции. Экипаж и он сошли с борта размяться. Прошло уже сорок минут, но никого не было. Вдруг послышалась автоматная перестрелка со стороны «зеленки». Офицеры бросились на землю, приготовив оружие. Обслуга аэродрома засуетилась, стала занимать свои позиции.
На дороге, ведущей из «зеленки» показались два БТР с людьми на броне, за которыми поднималась стена желтой пыли. Стрельба стихла. Машины на высокой скорости приблизились к самолету и резко затормозили рядом с бортом. С брони спрыгнули военные, обсуждая между собой это короткое боестолкновение с душманами. К счастью, никто не пострадал.
Алексей стоял рядом с командиром экипажа, когда к ним подошел старший прибывшей команды, который представился командиру экипажа и Алексею. После коротких формальностей все быстро поднялись на борт, и лопасти двигателей закрутились.
В Кабуле приземлились в одиннадцать часов ночи. Все разошлись по ожидаемому их транспорту. Алексей простился с однополчанином.
Больше они не встречались никогда.
Алексея ожидал дежурный офицер его отдела на «таблетке».
– Торчу здесь уже пять часов! Остался без ужина!, с сожалением известил он Алексея.
– Солдат спит, а служба идет!, успокоил его Алексей и вкратце рассказал о происшествии с самолетом в Кандагаре. Рассказ о летающих купюрах произвел сильное впечатление, чем сгладил томительное ожидание дежурного, но думается, ужина всё же ему не заменил.
Дежурный довез Алексея до дома, в котором находилась его квартира, и убыл дальше дежурить. Подняться на четвертый этаж оказалось непросто. Кабул находится на высоте около двух километров выше уровня моря и в нормальном состоянии идти по этажам было тяжело, а в его случае тяжесть удвоилась.
Тяжело дыша, он открыл дверь квартиры и прямо с порога начал разоблачаться от снаряжения, затем пошел сразу в ванную. Воды хватило только умыться, закончилась. Есть не хотелось, хотя Алексей не ел в течение всего дня. Доковыляв до кровати, он рухнул на подушку. Но напряжение дня не сразу отпустило сознание. Он закрыл глаза, перед ним плыли сюжеты прошедшего дня. Наконец он уснул.
Ночью он проснулся от зубной боли, что было для него очень неприятным сюрпризом. К тому же общее состояние было как при гриппе. На кухне он откусил от куска хлеба, медленно проживал там, где болел зуб, запил холодной водой из чайника. Через некоторое время боль затихла, но все равно напоминала о себе. Алексей заснул.
Проснулся он днём, во второй его половине. За окном шумел ветер, который швырял в окно песок, солнце светило тускло, на улице не было ни души. Это начал дуть «афганец», как тут называют этот ветер после обеда. Хоть как затыкай щели, все равно к вечеру квартира будет в пыли и в песке. Все это вызывало тоску и злость, а тут опять у него зуб заболел, начала болеть правая сторона лица от глаза и вниз к зубам. Полный кирдык!
К тому же продукты закончились, есть ему нечего. Именно сегодня он планировал сходить в магазин для советников и затариться на неделю, но до магазина надо еще дойти. А завтра ему надо заступать на боевое дежурство. Идти не было сил. Вспомнив опыт с хлебом, Алексей вновь отправился на кухню. Кусок хлеба был невелик. Алексей налил полстакана водки, выпил и закусил частью этого куска. Сел на кровать и стал ждать воздействия «лекарства».
К его удивлению это сработало хотя и не сразу, но боль в лице все же слабо о себе напоминала. По всем верхним зубам стала пробегать как молния какая-то незнакомая ранее боль.
Ночь прошла в дрёме. Утром в его состоянии ничего не изменилось. Голодный и измученный он отправился на дежурство, которое обещало быть «веселым». Там ему удалось выпить горячего чая, что его несколько взбодрило. Заботы текущего дня его отвлекли, и он почти сроднился в этот день со своими физическими мучениями. Вечером, когда офицеры отдела уехали в Кабул, а дежурная смена осталась одна, Алексей почувствовал сильную усталость, голова плохо соображала, до массированного поступления информации оставалось ещё минут пятнадцать, и он решил прилечь на гамак в своем дежурном кунге. Недолго музыка играла… Раздался короткий свист и хлопок.
– Обстрел! – закричал часовой,
– Всем в укрытие! – заорал «на автомате» Алексей.