Человек, который не боялся

Серия «Классика детектива. Большие книги»

John Dickson Carr

THE MAN WHO COULD NOT SHUDDER

Copyright © The Estate of Clarice M. Carr, 1940

Published by arrangement with David Higham Associates Limited

and The Van Lear Agency LLC

All rights reserved

Перевод с английского Антона Иванова, Анны Устиновой

© А. Д. Иванов, А. В. Устинова, перевод, 2025

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство АЗБУКА», 2025 Издательство Азбука®

Глава первая

– Дом с привидениями? – спросил художественный критик.

– Определенно, да, – прозвучал ответ не опознанным нами голосом.

– Откуда вы знаете?

– А я и не знаю, – вмешался в беседу редактор журнала «Флит-стрит мэгэзин». – Видел лишь объявление в «Таймсе», что дом выставлен на продажу.

– Но разве там сообщается о привидениях? – не желал сдаваться по-шотландски дотошный да к тому же еще всегда осторожный с выводами художественный критик.

– Естественно, черт возьми, в объявлении ничего подобного нет. Там, в разделе «Эссекс», сообщается: «Живописный особняк Лонгвуд-хаус, построен в правление Якова Первого, модернизирован в 1920 году. Снабжен электричеством, газом, водопроводом и оснащен современной системой канализации. Гостиная, холл, 4 общ. комн., 8 спал. (хол. и гор. водосн.), 2 ванные, совр. ватерклозеты…» И так далее. Вряд ли они, даже если там водятся привидения, приписали бы к этому: «Налич. призр. гарант.». Вы не считаете?

– Где находится этот дом?

– В тридцати пяти милях от Лондона и четырех милях от Саутэнд-он-си.

– Только не Саутэнд! – воскликнул актер.

– А что вы против него имеете? – запальчиво поинтересовался автор романов, именно там державший прогулочный катер. – В целом мире не сыщешь другого места с таким превосходным воздухом.

– Знаю, знаю. Озон. Ужасная штука. Полагаю, вы собирались добавить, что там еще самый длинный в мире пирс.

Разговор этот происходил днем, в одну из суббот 1937 года, за стойкой бара в клубе «Конго», где образовалась такая давка, что и локтем было не двинуть без риска, что опрокинешь чей-нибудь напиток. Имена собеседников (за одним исключением) сообщать вам совершенно излишне, так как дальше никто из них на страницах данной истории не фигурирует. За одним, повторю, исключением, и оно существенно.

Возле двери, ведущей в клубную гостиную, находился большой камин из белого мрамора. Над ним висело зеркало. Отчетливо помню, как Мартин Кларк тогда, прислонясь с кружкой в руке к камину и навострив по-собачьи уши, прислушивался к беседе. Ревел огонь, дрова потрескивали, стреляя искрами. Находиться вплотную к столь сильному жару было наверняка не слишком приятно, но Мартин не двигался. Сквозь его редкие белые волосы, гладко зачесанные назад, проглядывала розовая кожа. Лицо покрывал загар, настолько густой и въевшийся, что даже английская зима оказалась над ним не властна. На фоне его с особой отчетливостью сияли светлые, необычайно выразительные глаза.

В то время ему, наверное, уже перевалило за шестьдесят, однако годы не лишили его лица поистине мальчишеской подвижности, и даже морщинки вокруг глаз казались скорее признаком не солидного возраста, а натуры веселой и любопытной. Лишь только услышав про дом с привидениями, он вздрогнул. Зеркало отразило, как волосы у него на затылке поднялись дыбом. Ему явно хотелось что-то сказать, но в клубе этом он был чужаком и из вежливости предпочел со своими суждениями не навязываться.

Впрочем, мы несколько отошли от темы. Беседа за стойкой тем временем перетекла в бурный спор о Саутэнде. Выяснилось, что актеру он не нравится с тех самых пор, как однажды торговец на тамошней ярмарке продал ему устрицы по шесть пенсов за четыре штуки, коим его желудок решительно воспротивился.

– Как бы то ни было, я ни капли в это не верю, – заявил художественный критик.

– Раз не верите, так поезжайте со мной, и я покажу вам киоск, где купил их! – воскликнул актер. – Мерзость! Отдают йодом. Они…

– Да мне нет никакого дела до ваших устриц, – перебил критик. – Я говорю не о них, а о привидениях. Кто сказал, что они в этом доме водятся?

– Я говорю, – объявил тот самый неузнаваемый нами голос. Толпа разразилась насмешливыми возгласами, кое-кто, развеселившись, расплескал напитки. Все потому, что говорившим оказался молодой писатель-юморист с традиционным для представителей его жанра мрачновато-серьезным лицом. Впрочем, сейчас он, похоже, против обыкновения, был настроен вполне серьезно.

– Ну-ну, буржуазные скептики! – рявкнул он, размахивая стаканом, в котором плескался розовый джин. – Валяйте же! Смейтесь! Но это правда. Лонгвуд-хаус уже несколько сотен лет известен своей плотной населенностью привидениями.

– Сами, что ли, там с ними встречались? По личному опыту знаете?

– Нет, но…

– Вот именно! – с торжествующим видом прервал писателя-юмориста художественный критик. – Вечно одна и та же история. Сперва с пеной у рта утверждают, будто в доме есть привидения, а как потребуешь фактов и доказательств, все оказывается не более убедительно, чем индийский трюк с канатом[1].

– То есть вас совершенно не впечатлит, что не когда-то в далеком прошлом, а в тысяча девятьсот двадцатом году там погиб мужчина? – запальчиво вопросил молодой человек.

А вот это уже было кое-что.

– Погиб? Хотите сказать, был убит?

– Убит ли – не знаю. Но мне известно, что` с ним случилось. И насколько могу судить, это самое загадочное дело, о котором я когда-либо слышал. Если сможете найти ему объяснение, добьетесь гораздо большего, чем полиция за последние семнадцать лет.

– Так что там произошло?

Наш рассказчик, похоже, обрадовался растущему интересу.

– Имени погибшего я не помню, но был он дворецким. Старик лет за восемьдесят. На него упала люстра.

– Погодите-ка, – пробормотал, не отрывая глаз от объявления о продаже дома, редактор журнала. – Я вроде что-то припоминаю.

– Ага!

– Не важно. Пожалуйста, продолжайте; что же там произошло?

Чья-то услужливая рука налила рассказчику новую порцию розового джина. Тот, жадно опустошив рюмку, продолжил:

– В тысяча девятьсот двадцатом году одному из последних представителей рода Лонгвудов вздумалось вновь поселиться в особняке, который невесть сколько лет простоял покинутым, после того как некие неприятные обстоятельства изгнали из него семью.

– Что за обстоятельства?

– Не знаю, – ответил рассказчик, которого явно начали раздражать эти каверзные вопросы. – Мне известно лишь то, что случилось в тысяча девятьсот двадцатом году. Состояние дома оказалось достаточно скверным, и владелец, прежде чем поселиться там, его сильно модернизировал.

Трагедия произошла (пересказываю вам со слов очевидца) в одной из двух комнат первого этажа. Одна служила семейству столовой, другую хозяин отвел себе под кабинет. Высота потолка столовой составляла целых пятнадцать футов. Посередине был он пересечен дубовой балкой. На ней висела (а может, и до сих пор висит) главная люстра – старинная, тяжеленная, весом чуть ли не тонну, предназначенная первоначально не для электрических лампочек, а под свечи. Держалась она на шести цепях, сходящихся к монументальному крюку, намертво вкрученному в дубовую балку. Я достаточно ясно все объясняю?

Интерес к истории возрастал, и в тоне рассказчика зазвучали нотки самодовольства.

– Минуточку, – вмешался художник-график, которому была свойственна неприятная въедливость. – Кто такой очевидец, со слов которого вы это нам якобы пересказываете?

– Слушайте-ка пока лучше внимательно, – с таинственным видом поднял стакан молодой человек. – Однажды ночью – точную дату не помню, но она без труда отыщется в подшивках газет того года – дворецкий обходил дом, чтобы запереть двери. Время уже перевалило за одиннадцать. Дворецкий, как я уже сказал, был стариком восьмидесяти с лишним лет. Все члены семьи находились в верхних комнатах и готовились отойти ко сну, когда вдруг услышали снизу душераздирающий крик…

– Кто бы мог сомневаться, – бросил сумрачно автор романов.

– Не верите мне?

– Какая разница! Продолжайте.

– Также они услышали грохот, который перепугал всех до стука зубов. Казалось, будто дом рушится. Они кинулись вниз. Из дубовой балки на потолке столовой был вырван крюк, а люстра, падая, мгновенно убила дворецкого, размозжив ему череп. Он лежал на полу вместе со стулом, на который, по-видимому, до этого с какой-то целью забрался.

– Забрался на стул? – перебил главный редактор журнала.

– Погодите, дойдем и до этого в свое время, – поморщился наш рассказчик, лицо у которого от волнения побледнело. – Сосредоточьтесь пока на произошедшем. Строитель позже свидетельствовал по поводу балки, что та была еще вполне прочной и люстра, хоть и провисела на ней очень долго, держалась надежно.

Использовать подобную махину как орудие убийства, уронив ее сверху или откуда-нибудь еще, было абсолютно невозможно. Огромный крюк торчал из массивной балки, и конструкцию эту никто не пытался нарушить. Случиться могло только одно, и именно это случилось – о чем свидетельствовали все улики.

По расположению отпечатков пальцев дворецкого на нижней части люстры можно было с уверенностью заключить, что он цепко схватился за нее обеими руками. Дворецкий был высок ростом. Но, даже встав на стул и отчаянно к ней потянувшись, он не достиг бы цели, от которой пальцы его отделяли дюйма четыре высоты. Так что, забравшись на стул, старик, вероятно, потом еще и подпрыгнул, а когда наконец ухватился за люстру, начал (в этом не приходится сомневаться по состоянию дыры от вырванного из балки крюка) энергично раскачиваться на ней, как акробат на трапеции, пока тяжеленное сооружение не рухнуло вместе с ним и…

– Ну ничего себе! – выкрикнул художественный критик, после чего компания у стойки бара разразилась таким взрывом смеха, что люди в дальних углах гостиной обратили на нас недоуменные взгляды.

Трудно было хранить вежливое хладнокровие, глядя на нарочито серьезное лицо рассказчика и представляя себе древнего старика-дворецкого, который, как Дональд Дак, лихо раскачивается на люстре.

– Вы мне не верите? – без тени улыбки осведомился рассказчик.

– Нет, – в один голос отозвались мы.

– Тогда почему бы вам не проверить эту информацию? Давайте. Бросаю вам вызов.

Все было вновь расшумелись, но редактор, призвав к тишине, обратился к молодому человеку тем доброжелательно-умиротворяющим тоном, каким разговаривают со слабоумными:

– Послушайте, старина, а с головой у этого дворецкого все обстояло нормально?

– Да.

– Но зачем в таком случае вытворять подобное?

– А-а… – Наш рассказчик, допив с довольно зловещим видом свой джин, резко опустил пустой стакан на стойку бара. – Тут вся и загадка, если кто-нибудь здесь удосужится прислушаться к моему рассказу. Абсолютно вменяемый человек учинил такое. Зачем? Почему? Вот вопрос.

Слова его не только заставили нас посерьезнеть, но и порядком заинтриговали.

– Абсурд, – пробормотал художественный критик.

– Не абсурд, а совершенная правда. Мало того, состояние дыры в балке, из которой вырвался крюк, доказывает (и коронер констатировал это на дознании), что дворецкий весьма основательно покачался, прежде чем люстра упала.

– Но почему?

– Вот и я то же самое хотел бы спросить.

– В любом случае, – проговорил романист, – это ведь мало имеет касательства к нашему спору. Где ваше привидение? Разве доказывает его наличие в доме тот факт, что старый дворецкий зачем-то подпрыгивает на стуле и раскачивается на люстре?

Рассказчик резко выпрямился.

– Видите ли, так уж вышло, что я знаю, – провозгласил он с ударением на последнем слове. – В Лонгвуд-хаусе есть привидение. Мне хорошо знаком человек, который провел там несколько ночей и… сам убедился.

– Кто он?

– Мой отец.

Повисла неловкая тишина. Затем кто-то смущенно закашлялся. Вежливость не позволила никому из нас сказать юноше напрямую, что его старик – враль.

– Ваш отец видел в Лонгвуд-хаусе привидение?

– Нет, но там на него прыгнул стул.

– Что-о?

– Чертов здоровенный деревянный стул, – завопил наш рассказчик, раскинув руки с переплетением тонких вен, словно показывал размеры некого предмета. – Из тех, которыми пользовались в прежние времена. Он прыгнул на моего отца.

Ловя на себе наши скептические взгляды, парень почти срывался на визг:

– Я знаю, что это правда! Отец сам мне рассказывал! Вам, полагаю, по-прежнему смешно? Но вот самим бы вам как пришлось, если бы чертов здоровый стул, стоявший вплотную к стене, вдруг на вас прыгнул?

– Защищался бы до последней капли крови, – сказал художник, рисующий черно-белые карикатуры. – Или поискал бы веревки, которыми стул приводили в движение. Но я уже сыт по горло этой историей. Выпустите-ка меня отсюда.

– Там не было никаких веревок! – прокричал ему вслед наш рассказчик. – И происходило все при зажженном свете! Мой отец…

– Тише-тише, успокойтесь. Что вы там пьете?

– Розовый джин, но…

Разговор, ловко направленный нами в сторону от острых углов Лонгвуд-хауса, потек по вполне мирному руслу, а вскорости мы и вовсе пошли обедать.

На протяжении всего спора в баре мой приятель Мартин Кларк оставался возле камина, где, не произнося ни слова, задумчиво глядел в свою оловянную кружку, время от времени взбалтывая ее содержимое. Глаз он старался не поднимать, остерегаясь, похоже, моих вопросов, в ответ на которые окажется вынужден разразиться до конца дня пространным взволнованным монологом.

После рассказа молодого юмориста я ощущал неприятное послевкусие, впрочем, возможно, проистекавшее попросту от того, что выпитый мною херес оказался не слишком удачным. Да и сама история, если задуматься, вряд ли располагала к веселью. Ее никак невозможно было назвать комичной, и смеялись мы не над ней, а над манерой (отмечаю со всяческим уважением к нему), в которой ее излагал наш рассказчик. Потому что, если предположить, что все это не надувательство и факты достоверны, до смеха ли тут? Старик восьмидесяти с лишним лет, потеряв голову, прыгает к люстре, раскачивается на ней… В чем причина? За ним кто-то гнался?

Мартин Кларк продолжал помалкивать до тех пор, пока мы не покинули клуб. За обедом он лишь несколько раз выразительно хмыкнул да поднял единожды свою оловянную кружку за мое здоровье. Когда же мы наконец спустились по ступенькам в яркий ветреный мартовский день, покачивавший деревья на Карлтон-Хаус-Террас, он вдруг поинтересовался:

– А не знаете ли вы какого-нибудь хорошего архитектора?

Один из лучших моих друзей был хорошим архитектором и как раз в тот момент нуждался в деньгах. Я с большим удовольствием поторопился сообщить о нем Кларку. Он, достав из кармана маленькую записную книжку, записал: «Эндрю Хантер, Нью-стоун-билдингс, Чансери-лейн».

– Что ж, – оживился он при упоминании улицы. – Обязательно обращусь к мистеру Хантеру, если мои изыскания окажутся удовлетворительными.

– Вы подумываете о строительстве дома?

Кларк, убрав записную книжку, аккуратно расправил шарф под пальто, поплотней натянул на голову шляпу-котелок и двинулся вперед, опустив лицо, чтобы спастись от сильного ветра.

– Я подумываю о покупке дома, мистер Моррисон, – улыбнулся он, – но, как деловой человек, не собираюсь приобретать кота в мешке. Сколь бы ни интересовали меня привидения, мне куда более важно, чтобы крыша не протекала и канализация оказалась исправной. Цену они, несомненно, запросят высокую. Тут следует подготовиться. Восхитительно! Восхитительно! Восхитительно!

Две недели спустя он купил Лонгвуд-хаус. И там, как позже сказала Тэсс, уже смутной тенью проглядывало начало ужаса.

Глава вторая

Мы с Тэсс пили чай, когда Кларк пришел сообщить нам новость.

Тэсс, которая с тех пор стала моей женой (гордость меня распирает, когда сообщаю об этом), устроилась возле горящего камина у меня в гостиной. Апрель коварно омрачил свой приход проливными дождями, и тепло от огня было истинным благословением. Тэсс, занимавшаяся тогда закупками модной одежды для одного фешенебельного магазина, умудрялась даже в пасмурную погоду полностью сохранять лоск, изящество и элегантность, равно присущие и ее внешности, и тому, что она носила.

Чайный стол был накрыт. Тэсс устроилась возле него на краешке глубокого кресла, обхватив руками колени. Блики пламени окрашивали ее лицо, подчеркивая беспокойный блеск карих глаз под естественными, а не выщипанными бровями и густоту красивых черных волос.

– Этот твой новый друг, мистер Кларк… – проговорила она.

– Друг он скорее не мой, а Джонни Вандервера, который мне написал, что тот приезжает в Лондон, и попросил меня за ним здесь приглядывать…

Тэсс откинула голову и рассмеялась:

– Ты самый кошмарно безотказный человек, Боб, которого я знаю. Стоит ли так стараться для каждого, в ком тебя просят принять участие!

– Кларк – занятный человек.

Тэсс, кивнув, повела плечами и покосилась на огонь. Лицо ее, и обычно-то отражающее скорее некоторую неуверенность в себе, чем практичность и прямоту натуры, ей свойственные, затуманилось.

– Да, – согласилась она. – Он очень милый и мне вполне нравится, только…

– Только что?

Она посмотрела мне в глаза:

– Боб, кажется, я не могу ему доверять.

– Кларку?

– Кларку.

– Считаешь его… – начал я, медленно подбирая слова и ощущая, как в атмосферу уюта гостиной прокрадывается беспокойство. – Считаешь его кем-то вроде мошенника?

– Нет. Не совсем. То есть вряд ли он из таких мошенников, которые продают фальшивые золотые акции или еще что-нибудь в этом роде, но… Может, я и вообще ошибаюсь… Скорее всего.

– Думаю, ошибаешься.

– Но много ли ты о нем знаешь, Боб? Кто он такой?

– Насколько могу судить, йоркширец, многие годы проживший в Южной Италии. У него там был какой-то бизнес, вроде вполне преуспевающий. Теперь ему захотелось уйти на покой, и он возвратился в Англию. У него штук двадцать различных хобби и ненасытная страсть к жизни вообще. В данный момент он изучает Лондон со скрупулезностью, превосходящей самый подробный путеводитель. В частности, его интересовали…

– …Музеи, – договорила за меня Тэсс.

Мне было трудно не согласиться. Кларк дотошно интересовался абсолютно всем, но музеи у него вызывали особый энтузиазм. Он был на них просто помешан. Не только на крупных, вроде музея Виктории и Альберта или выставочных площадок Королевского объединенного института оборонных исследований, но и на мелких экспозициях, о существовании коих я вовсе прежде не слышал. Кому, даже знающему все закоулки Лондона, известен музейчик в Сент-Джеймсе? Или музей Гилдхолл? Или музей Соуна на Линкольнс-Инн-филдс? Или музей Диккенса на Доути-стрит? Или музей манускриптов в здании государственных архивов на Чансери-лейн? В каждом из них Кларка охватывало поистине детское воодушевление. Мы с ним бродили по тускло освещенному миру старинных документов и ветхой одежды, внимательно изучая то посмертную маску Китса, то подпись Гая Фокса, то макет средневекового Лондона или вычисляя рост и вес Карла I по его истлевшим рубашке и панталонам.

Не утверждаю, будто всегда составлял Кларку компанию. Кроме меня, его опекали некие мистер и миссис Логан. Мистер Логан занимался какой-то крупной оптовой торговлей, и они с женой старались развлекать Кларка по-королевски. Но каждый раз, обнаружив новый музей, он уговаривал меня пойти туда вместе с ним. Это хобби мне представлялось достаточно безобидным.

– Ну да, безобидное. Признаю, – наливая чай, сказала с ничего не выражавшим лицом Тэсс. – Вот только в каком, Боб, музее собраны все гравюры Хогарта?

– В музее Соуна. Да ты разве, Тэсс, не ходила туда вместе с нами?

– Ходила. – Лицо ее оставалось спокойным. В руке поблескивал белый фарфоровый чайник. – Тебя не насторожило, с каким он видом смотрел на эти гравюры?

– Да как-то не обратил внимания.

– Особенно на ту, где изображено повешение.

– Нет, ничего не заметил.

Чувство некоторой неловкости, однако, уже проникло в уютный уголок у камина. Повеяло смутной тревогой. Казалось, насыщен ей стал даже пар, поднимавшийся к лицу Тэсс из чашки с чаем, которую она протянула мне.

– Послушай, к чему ты клонишь? – спросил я.

– Глупость, конечно, с моей стороны, но все же… Что значат эти его разговоры о доме с привидениями? Почему он так упорно пытается приобрести его?

– Ну да. Пытается. И наверное, приобретет, если сможет заполучить достаточно дешево.

– Но почему? Вернее, зачем?

Тут я, признаться, почувствовал себя несколько виноватым. Мне давно уже следовало рассказать Тэсс о великом замысле Кларка. Замысле, которым я сам был воодушевлен почти так же, как он.

– Кроме прочего, вот в чем причина. Кларк хочет устроить вечеринку с привидениями.

– Вечеринку с привидениями?

– Черт возьми, Тэсс! Это, вполне возможно, окажется величайшим психологическим экспериментом нашего времени. Какой материал для меня! Это… смотри. Вот как мы это сделаем. Кларк пригласит к себе за город на новоселье шесть, к примеру, гостей, отобранных так, чтобы каждый представлял собой определенный эмоциональный тип. Понимаешь? Упрямого дельца, не признающего ничего, кроме сугубой реальности. Артистическую натуру, сотканную из сплошного воображения и нервов. Ученого. Юриста – из тех, которые верят только неоспоримым доказательствам. И так далее. Им предстоит испытать на себе в течение нескольких дней воздействие Лонгвуд-хауса, и мы посмотрим, как это на каждого из них повлияет.

Разумеется, никакого обмана. Все будут заведомо предупреждены, чего можно ожидать, и примут или отвергнут приглашение, руководствуясь исключительно собственным выбором. Сами мы такие же участники психологического эксперимента, как гости. Кто знает, вдруг я первый возьму да откажусь. Но как игра на выходные в скучный месяц – это просто ах!

Тэсс улыбнулась:

– А почему ты думал, что я буду против, Боб?

– Против?

– Зачем бы иначе доказывать с таким жаром? Встал и кричишь, как адвокат, когда убеждает присяжных.

– Извини, но…

– Думаю, это будет до ужаса интересно, – сказала Тэсс, подманивая меня к себе.

Опустившись на ручку кресла, я оказался совсем рядом с ней, но теперь не видел ее лица.

– И ты хочешь, чтобы я тоже поехала?

– Конечно. Кларк тоже очень этого хочет. Только учти: ничего вообще может не выйти, если Кларку не продадут дом. Потому раньше и не рассказывал.

Тэсс крепче прижала голову к моему плечу. В окно, затененное сумерками, били капли дождя. Такою порой тепло и огонь в камине особо приятны.

– Боб, не знаю, что и подумать. Ты разве на самом деле считаешь, будто бы нам предстоит в этом доме встреча с чем-то таким? – Она выдавливала из себя слова с трудом, по-прежнему не поворачивая ко мне лица. – Собственно, против всяких там шорохов, стуков и даже таинственных голосов ничего не имею против. Но честно сказать, если там призрак возникнет, смогу ли я вынести? Знаешь, мне странно от тебя слышать про дом с привидениями. Не подозревала, что ты в них веришь.

– Да в том-то и суть, что не верю.

– Ну а зачем тогда?

– Тебе явно не нравится эта затея, Тэсс, и этого достаточно. Совершенно не обязательно принимать в ней участие.

– Ты серьезно?

– Конечно серьезно, милая.

Она плотней устроилась в моих объятиях.

– Только не рассказывай, что я сомневаюсь по поводу этой затеи. Ты говорил, что мистер Кларк собирался послать Энди Хантера для осмотра дома. Ну и какое у Энди сложилось мнение?

– Не знаю. После этого мы с Энди не виделись.

– А вот и мистер Кларк. – Тэсс стремительно вырвалась из моих объятий, когда дверной звонок затрезвонил на всю квартиру. – У меня, Боб, такое чувство…

Мистер Б. Мартин Кларк лучился энергией и энтузиазмом, заражая своей страстью к познанию жизни в самых разных ее проявлениях нас с Тэсс, привыкших довольствоваться размеренным и обыденным существованием: она – в роли закупщицы модной одежды, а я – наемного писаки.

Он вытряс в прихожей вымокшее пальто, смахнул капли с котелка, аккуратно повесил то и другое, провел рукой по белесым, гладко расчесанным волосам, проверяя, не выбилась ли непослушная прядь, и одернул пиджак прекрасно сидящего костюма табачного цвета. Он любил такие костюмы, и у него их имелось, кажется, с полдюжины. Все примерно одного оттенка.

Дойдя до камина, он простер мокрые руки к огню и торжественно произнес: