Морозко. Марфа и ледяной чародей

Глава 1

– В некотором царстве, в некотором государстве… – начал сказ отец, а Марфа хмыкнула, прилаживая к наручам флакончики с атакующими зельями.

«Всё, завёл любимую песню, старый хрыч! Любит же он небылицы сочинять!»

Истории, которые по вечерам он рассказывал, всегда были добрыми и со счастливым концом. В них люди жили спокойно, работали и получали за это щедрое вознаграждение. Достаточное, чтобы обеспечивать себя и свои семьи. У них было столько времени, что они успевали отдыхать и веселиться. Они влюблялись, женились, дни текли радостно и безоблачно.

– Дуришь своими сказками людям головы, – ворчала мать, подмечая, как сильно увлекают эти небылицы младшую дочь, Настасью. – Правду надо говорить, правду… Что за частоколом обитают злобные твари, от которых нас только елизары да воины и спасают. Что в лес за рекой лучше вовсе не ходить, если не хочешь сгинуть от ледяной магии злого колдуна…

– Это они и так знают, – отмахивался отец. – Должно же в их жизни быть что-то светлое…

С одной стороны, Марфа была согласна с матерью. Но с другой – ей нет-нет, да и тоже бывало интересно послушать про несуществующие страны, где повозки летали по небу, как птицы, и ездили по дорогам без коней. Где в поселениях вечерами от огней было светло, как днём, а люди могли выходить на улицу без опасения, что их сожрёт порождение тьмы…

– Ну, всё, я пошла, – шепнула матери, когда Настаська на печи уже вовсю посапывала и причмокивала во сне. Кажется, ей снился сладкий лёд в хрустящей лепёшке, про который сегодня рассказывал старик.

– Ты пирожок-то с собой взяла? – всполошилась женщина, вынудив её замереть на пороге, так и не переступив его.

Мать делала так постоянно, и девушка понимала: это из-за страха, что однажды утром старшая дочь может не вернуться домой. Женщина пыталась оттянуть момент расставания. Она кивнула ей и бросила взгляд на отца. Тот поджал губы и даже не смотрел на неё, как будто её вообще не было.

Марфа отвернулась, ощутив неприятный привкус во рту, натянула ниже капюшон и задрала выше ворот, скрыв лицо и оставив только узкую щель для глаз. Она понимала, что он до сих пор не мог смириться с тем, что в их простой семье неожиданно родился елизар, проклятая. И всё же ей было горько от того, что из двух дочерей для него существовала только Настаська.

– Марфушенька! Ты уж береги себя! – надрывно всхлипнула вдогонку мать, когда девушка шагнула из дома в ночную мглу.

Отряд ратников уже приближался к воротам. Она догнала их и встала, как и положено, в хвост. Даже не пыталась подстроиться под размашистый шаг рослых воинов: всё равно собьётся. А если стараться, то только нарываться на смешки: роста она была невеликого, а в полном одеянии елизара да с закрытым лицом её часто путали с подростком.

Чужие, конечно же, путали, не свои. Это по бумагам в их деревне должно было быть три мага, а по факту – только она. Каждую ночь Марфа выходила с дежурным отрядом за ограду следить, чтобы из Гиблых Топей к поселению какие-нибудь твари не приползли. Отряды менялись одна ночь через две, а её менять было некому. Поэтому Марфу давным-давно уже все знали.

Ей было всего лет пять, когда её приметил Кречет, тоже маг. На тот момент он ходил с отрядами к Гиблым Топям.

Когда елизар без спроса вошёл во двор и взял маленькую Марфу за руку, родители сразу всё поняли. Мать завыла истошно и страшно, как по покойнику, а отец окаменел лицом. Мужчина повёл её к гнущему шею и потряхивающему густой гривой коню, а девочка недоумённо обернулась на родителей: почему не пытаются остановить его? Почему просто стоят и ничего не делают?

Каменное лицо отца запомнилось ей особенно чётко. С тех пор Марфа видела лишь его. Искрящиеся лучики морщинок у глаз, когда он смотрел на старшую дочь, перестали расцветать. Она стала для него что чужая, а он для неё что отчим: молчаливый и вечно злой.

Кречет усадил Марфу на коня и повёз в город. Путь был долог, но всю дорогу он молчал, а девочка боялась заговорить первой. Хотя этот хмурый мужчина в первую же ночёвку поразил её воображение своей силой и стал для неё героем: твари, привлечённые светом костра, захотели полакомиться путниками, но Кречет сумел всех одолеть. Его магия, когда он разил созданий, сияла так ярко, что превратила ночь в день.

В тот момент Марфе захотелось сиять так же, как он.

В городе он ссадил её у большого двора, огороженного высоким забором, и постучал в грубо сколоченные ворота. Когда из-за них выглянула хмурая женщина, всунул ладошку Марфы в её руку, глухо бросил девочке:

– Прости меня, – сразу после этого вскочил на коня и уехал.

* * *

Первое время Марфе всё было боязно: дети и взрослые, живущие там, были молчаливы и угрюмы. Особенно её пугали наставники. Каждый из них имел какое-либо увечье, придающее им пугающий вид. Но когда она поняла, что Кречет привёз её в школу для елизаров, приободрилась, осознав, что её мечта стать таким, как он, может сбыться, потому что у неё был дар.

– Это проклятие, – гнусаво прерывал размышления один мальчик, постоянно задирающий её. Велез его звали. Он был уже подросток, самый старший из всех: его дар пробудился поздно. – Мы прокляты, и нас все ненавидят!

– Это не правда! Мы рождены, чтобы защищать людей! Мы станем героями! – сдерживая слёзы, Марфа с трудом отражала его удары деревянным мечом: сколько бы она ни старалась, Велез всегда легко побеждал её. Но она не сдавалась, веря, что однажды сможет одолеть противного мальчишку.

– Люди считают, что твари нападают на селения из-за нас: наша магия притягивает к себе порождения пустошей и топей, – ехидно возражал Велез. – Давно уже замечено, что в первую очередь, когда они прорываются через ограду, стремятся уничтожить дом елизара, потому что пламя в печи напитано его магией и манит их к себе. Колючка, если подобное случится с твоей деревней, то раньше других погибнет твоя семья! Поэтому нас ненавидят даже близкие: мы приносим несчастья!

Марфе нечего было ответить, у неё не хватало сил и слов, поэтому она яростнее наносила удары, желая отомстить ему за обидное прозвище и вечные издёвки над Кречетом, её кумиром.

– Никто из нас никогда не станет героем! – только сильнее насмехался Велез над её потугами. – Мы все умрём не в своей постели, посмотри на наставников! Нам повезёт, если мы погибнем в бою, а если нет, то станем такими, как они, просто жалкими, никому ненужными калеками…

Девочка была не согласна со словами, что ядовитыми каплями вылетали из его рта, не хотела в это верить. О, если бы знала она тогда, как Велез прав! Во всём прав…

Четыре года, наполненные учёбой и тренировками, казались ей бесконечными. Наставники нещадно заставляли их зубрить заклинания и составы зелий: елизары должны были уметь не только поддержать магической атакой бойцов, но и после боя оказать помощь раненым.

Подготовка к тяжёлой судьбе светлого мага не прекращалась ни днём, ни ночью. В любой момент их поднимали по тревоге, и вместе они то отражали учебное нападение созданий тьмы, то должны были в кратчайшие сроки правильно сварить множество зелий, чтобы помочь предполагаемым раненым.

И всё же, когда четыре года закончились, Марфе показалось, что время пролетело стремительно. В качестве выпускного их построили на плацу, выдали документы об успешном окончании и сухо поздравили.

– Не сгинь в первом же бою, Колючка! – весело пожелал Велез, когда она уселась на телегу в обозе, отправляющемся в её родное селение.

Парень был уже почти взрослым, ему исполнилось восемнадцать лет. А ей всего девять. Поэтому, когда он протянул ей крохотный полевой цветок, засушенную Колючку Белоцветную, она смутилась, не зная, как реагировать: что это, опять шутка? – и отвернулась. Противный Велез! Как хорошо, что они больше не встретятся!

Марфа была полна надежд на счастливое будущее, но первая же ночёвка с обозом в лесу всё расставила по местам: Велез был прав, ох, как прав!

Когда твари полезли из леса, девочка растерялась, моментально позабыв всё, чему её учили. Отвратительные создания терзали людей, и она в ужасе спряталась под телегу, прикрыв ладонями уши, чтобы не слышать криков. Но вместо них в её сознании зазвучал ехидный голос Велеза, называющий её Снежком и трусихой.

С трудом она заставила себя вылезти и трясущимися руками творить сплетения, помогая сопровождающим воинам одолеть тварей. По её ощущению, бой длился невыносимо долго. Она оглохла и отупела от криков, воя и вспышек собственной магии: тело стало действовать само, повторяя выученное, а она лишь наблюдала со стороны.

Когда первые лучи солнца озарили розовой дымкой небо на востоке, твари отступили, люди стали подсчитывать потери, а Марфа еле держалась, чтобы не свалиться в обморок: её резерв был почти пуст, и ей требовались еда и отдых.

– Что ж ты, мерзкое отродье, дозволила такому случиться?! – закричал Марфе караванщик, указывая на погибших, и, не в силах сдержать злости, замахнулся и больно ударил кнутом девочку.

Она вспыхнула от усталости и обиды, и этого хватило, чтобы создать над ладонью пылающий шар. Мужчина испуганно отшатнулся, а ей на плечо предупреждающе легла тяжёлая ладонь ратника:

– Убери, не то казнят.

Она послушно погасила снаряд: воин говорил правду. Каждый елизар клялся, что не станет использовать свою силу против людей, только для их защиты, даже если ему будет грозить опасность. Пускать в дело меч для обороны дозволялось, а за магию отрубали голову, не разбираясь. Даже если это были разбойники.

Караванщик тут же приободрился и ехидно смерил Марфу высокомерным взглядом.

– Ты тоже девчонку не тронь: когда твари прут, взрослым-то страшно, а она дитё ещё совсем…

Марфа с благодарностью посмотрела на мужчину, вступившегося за неё.

– Все они, елизары, что малые, что взрослые – грязное отребье! Одного поля с тварями ягоды! – скривился в ответ купец. – Жаль, что не сдохла сегодня ночью: одной мерзостью было бы меньше! Как знал, что не нужно было брать про́клятую! Но из-за доброты своей глупой вот и поплатился: это же из-за неё их столько было! Почуяли магию, вот скопом со всей округи и навалились… – он в сердцах плюнул Марфе под ноги. – Чтобы не вздумала близко к телегам подходить, паскуда белобрысая!

Ратник ничего не сказал ему, не попытался оспорить обидные речи караванщика, и девочка неожиданно поняла, что воин такого же мнения. Он ободряюще похлопал её по плечу, и этот жест заставил ещё сильнее сжаться в обиде: как они могут так с ней?.. За что?

Владелец обоза велел оттащить трупы в лес и завалить ветками: тех, что не восподнимутся умертвиями, он планировал на обратном пути забрать с собой, вернуть их тела семьям. Марфа помнила, что она как елизар должна была бы их сжечь, но у неё совершенно не было сил.

Бросив на неё презрительный взгляд, караванщик дал сигнал, и обоз тронулся. Она, еле переставляя ноги, поплелась по дороге следом, но быстро отстала. Солнце поднималось всё выше, а у Марфы с собой не было ни глоточка воды. Запнувшись о камень, она упала в пыль и, уже теряя сознание, с горечью осознала, что люди даже не обернулись, бросив умирать в придорожной канаве.

* * *

Девочка то приходила в себя, то вновь проваливалась в тяжкое забытье. Наступившие сумерки заставили зной отступить и принесли небольшое облегчение. Когда её крепким хватом подняли за шкирку, точно котёнка, в первое мгновение Марфа подумала, что наступила ночь, и твари добрались до неё.

Облегчение, вместе со слёзной пеленой в глазах, разом накатило на неё, когда она увидела, что это был Кречет.

– Как знал, что лучше бы самому съездить за тобой! – проворчал он, поднося фляжку к её губам. – Что ж ты, непутёвая? Разве тебя не научили, что нужно всегда с собой иметь запас воды и провизии? Лучше всего для быстрого восстановления резерва подходят сахарные леденцы, держи их всегда под рукой…

Марфа знала это, но просто не смогла купить то, что он перечислил, с собой в дорогу, у неё не было монет. За четыре года родные не присылали ей не то что денег, даже весточки. Да и чего уж, она им тоже не писала, зная, что никто из них не обучен грамоте.

От грубой отповеди Кречета, но при этом по-отечески строгой заботы, Марфе стало так тепло на душе, что слёзы только сильнее хлынули из глаз.

– Ну, что ты?.. Что ты… Пичужка… Испужалась совсем?.. – растерявшись, пробормотал мужчина, позволил ей уткнуться носом себе в грудь и погладил по растрёпанным волосам. – Люди не любят елизаров, привыкай… Кроме тычков, иной благодарности от них не получишь… Малая ты ещё очень. Первое время со мной ходить в патруль станешь, возьму ученицей. Вижу, плохо это, что вас всего по четыре года учить стали: больше нужно времени для практики…

Дав ей выплакаться, Кречет стал устраивать ночлег, позволив Марфе ещё отдохнуть. Развёл костёр, приготовил ужин, поел сам и накормил девчонку. То ли от его близости, то ли от сытости, но Марфа чувствовала себя лучше и лучше.

Когда из леса стали стягиваться твари, Кречет не торопясь встал, встречая их, как желанных гостей, но не званных. Стал бить с вальяжной неторопливостью, показывая и объясняя Марфе, что делает: вновь началось её обучение.

– Ну, что ты лупишь так по стрыжнику, как будто по упырю?! – покрикивал на девочку, подмечая её промахи. – Экономить силы следует, резерв у тебя не бесконечный! После боя нужно ещё помочь раненым и спалить убитых, где силы возьмёшь? Зелья больше используй! Одного остановила и сразу лёгким залпом прикончила. Ратники пусть сами со своими разбираются, не лезь им под руку. Запомни: твари прут на тебя, ты – приманка! Вот и отвлекай, чтобы воины их били без опаски. Не пытайся делать одна всю работу за весь отряд, кто везёт, на том и едут! А потом, как те, бросят в канаве, уйдут и забудут, как звали… Себя береги, ратников ещё наберут, а елизаров всё меньше и меньше…

Сражаться под его руководством показалось Марфе легче лёгкого, как при отработке учебной тревоги. Он успевал и своих тварей прикончить, её контролировал, ещё и поболтать любил, поднимая настроение. Оказался совсем не тем хмурым мужиком, что в школу в город её привёз.

– Дядь Кречет, так может, было б лучше, чтобы мы и вовсе исчезли? Раз твари на нашу магию лезут…

– Понаслушалась уже, что дураки болтают? – поморщился он, ловко насадив на меч мертвяка. – Нас скоро не станет, тогда и сбудутся мечты идиотов… Да только тварей-то не убавится, будут они лезть на селения, как и лезли. Всё познаётся в сравнении. Что тогда станут гутарить болтливые, когда их защитить будет больше некому? Вот то-то же… Да ты не зевай, малая! Аккуратно прикончи вот этого, не развеивай, мы с него компоненты для зелий соберём…

С удивлением Марфа узнала новое, что в школе им не рассказывали: атакующие и замедляющие зелья можно было готовить из самих же тварей, не разыскивая по полям-весям редкие травы.

– Вот, к примеру, пошлют тебя караван какой-нибудь богатый сопровождать. Путь будет по степи проходить. А там, если помнишь, волкодлаки тоже имеются. Вот и ответь мне, где Волчанку Сосновую станешь разыскивать, когда на пять дней пути ни одной сосны не наблюдается? Не знаешь? А вот желчь волкодлака у тебя уже под рукой, ею можно почти половину состава заменить…

К моменту, когда они прибыли в деревню, голова у Марфы уже распухла от новых знаний: эх, раздобыть бы где-нибудь бумагу и чернила, чтобы записать всё это аккуратно! Великую ценность давал ей Кречет! Однажды и она ею поделится с кем-то. А не будет её к тому моменту, помогут другому юному елизару эти записи.

Дома её встретили холодно, неприветливо. Отец сделал вид, что она ему не дочь, а Настаська, бывшая ещё совсем маленькой, когда Кречет забрал Марфу, сестру вовсе не помнила. Хмуро оглядела её по-мужски строгий елизарский наряд: из добротной кожи сапоги, штаны, куртку-кафтан и наручи. Ревниво насупилась, когда мать заметалась, собирая на стол, в желании накормить старшую дочь с дороги.

Но Марфа есть отказалась, отчего-то почувствовав себя лишним ртом, нахлебницей. Спросила лишь, где спать ей следует. Мать перевела взгляд на отца, тот неопределённо мотнул головой, и женщина поспешила показать девочке место в старой летней кухне, которой они уже давно не пользовались. Там на длинный сундук они вместе положили старое одеяло. Подсунули под него мешок с соломой, когда поняли, что лежанка получается жёсткой.

Пока мать бегала ещё за одним покрывалом, девочка оглядела жилище и осталась довольна: привести чуть в порядок – и будут хоромы! Тут она могла, не опасаясь, что домочадцы сунут любопытный нос в горшок и отравятся, готовить зелья и снадобья. Сушить травы и коренья… Будущее житие заиграло приятными красками.

Мать, однако, не спешила оставлять её одну и всеми силами старалась, чтобы муж попривык, что Марфа вернулась. Звала её в хату то по одной причине, то по другой, всё выспрашивала, как было в городе да школе. Вечером, под удивлённые взгляды семьи, Марфа поднялась, оделась и простилась до утра, объяснив, что елизары работают ночью, и она сговорилась с Кречетом, что сразу же пойдёт с ним в дозор.

Вернее, тот и словом не обмолвился про это. Но увидев, что ученица спешит за отрядом к воротам, хмыкнул в бороду, всё сразу поняв:

– Что, тяжек оказался домашний воздух? Привыкай, нас не любят даже близкие, если только они тоже не елизары…

С той поры так и повелось, куда Кречет, туда и Марфа хвостиком. Годы шли, и скоро староста приказал ей ходить отдельно с отрядом. Дружинники сперва пытались бахвальствовать, красоваться перед девчушкой, всё так же считая её слабым придатком Кречета, да только все их шуточки тут же сошли на нет, как только провели с ней первый бой и увидели, как она поверженных тварей без содрогания разбирает на компоненты.

После этого её начали сторониться, и Марфу это вполне устраивало. Правда, изредка отряд пополнялся молодыми ратниками, и всё начиналось заново, но Марфа нашла безотказный способ отвернуть от себя насмешливых настырных отроков: привычный перекус, сидя на туше поверженной твари, которую она приметила на зелья, заставлял отворачиваться даже опытных воинов. Но их реакция её беспокоила мало, если ей требовалось срочно пополнить резерв.

К тому же, благодаря Настаське да одному случаю, Марфа уверилась в своей полной непривлекательности для мужского пола.

Сестрица постоянно называла её уродиной, не без удовольствия описывая, какой отвратительной формы нос и губы у Марфушки. Что её белые волосы и светлая кожа производят впечатление, будто боги пожалели на девушку красок, сделав её блеклой и невзрачной.

Однако Марфа росла и всё больше испытывала тягу к противоположному полу. Парни-ратники были для неё, что братья по несчастью, их она не замечала, а вот сын старосты, Бажен, нравился всем девицам в деревне. В том числе и Настаське.

Замечая, что Бажен с интересом общается с Марфой, и ей стало казаться, что она вполне может его привлекать, сестрица подстроила так, чтобы Марфе стали известны его истинные мысли. Она специально позвала Бажена на встречу к той стороне ограды, где старая летняя кухня была укрыта кустами, но через распахнутую настежь дверь всё было бы слышно.

Хитрой лисицей Настаська выспрашивала у него сперва одно, затем другое, а убедившись, что Марфа не выдержала и стала подслушивать, перевела разговор на неё.

Парень без утайки выложил Настаське всё как на духу. Что-де, ему просто любопытно, какие елизары, и всё. А разве он не в своём уме, чтобы задумывать что-то серьёзное с проклятой? К тому же вышел указ, что елизарам следует жениться только на таких же магоодарённых и ни на ком более. Разве Бажену лишняя голова, чтобы идти против воли правителя? Нет, он просто так, повеселился, обнял-поцеловал разок её, чтобы узнать, каково это, с елизарами целоваться. Оказалось, ничего особенного. А вот Настаська ему по сердцу больше, чем сестрица её уродливая…

Дальше Марфа слушать не стала, ушла к себе и плотно прикрыла дверь, несмотря на духоту и омерзительный запах от кипевшего зелья. Ей были очень обидны слова Бажена и неприятно то, как Настаська поступила, но отчасти осталась благодарна сестре: хорошо, что закончилось всё сейчас, когда и с её стороны к Бажену был просто интерес, и он не успел перерасти в нечто большее.

А на следующий день её вызвал староста, отец Бажена. Рассказал об указе и нахмурился:

– Вот что, девка! Ты моему парню голову не дури, она ему на плечах ещё сгодится. Кроме тебя и Кречета, здесь елизаров больше нет. Надумаешь замуж, вот за него и иди. А нет, то знай, что с другим, по указу, тебя сочетать браком не буду! В сторону Бажена даже смотреть не смей, морда белобрысая!

Марфа молча выслушала поток брани, а после ушла, даже не подумав оправдаться, что это Бажен за ней везде таскался: кто станет слушать проклятую?

Кречету в который раз пришлось терпеть поток её слёз, по-отечески поглаживая по голове:

– Елизаров становится всё меньше, твари осаждают селения, вот правитель и обеспокоился. В браке между магами и простыми людьми редко рождаются одарённые, а между елизарами – всегда. Люди же всё опять истолковали по-своему, будто мы теперь что прокажённые… Не реви, малая, встретишь ещё свою судьбу… А нет, так может, оно и к лучшему? В раненном этой напастью, любовью, сердце, поверь, нет ничего хорошего… – и хохотнул: – Староста совсем из ума выжил, раз предлагает нам с тобою жениться… Ты – молодая, красивая, встретишь ещё елизара под стать себе, зачем тебе полудохлый старик вроде меня? Я уж и забыл, что с женщинами делать-то нужно, одичал тут в болотах совсем…

Девушка подняла на него лицо и пытливо заглянула в глаза:

– Кречет… а я разве красивая?..

Тот смутился отчего-то, покраснел, отвернулся, крякнув в сторону:

– Ну, сейчас-то не особо… Глаза красные, нос сопливый, распух сливой недозревшею… Всю рубаху мне слезами перемазала, бестолковая…

– Ну, тебя! Вредный бирюк! – в наигранной сердитости хлопнула его ладонью по руке и заключила: – Значит, быть и мне одинокою, – это отчего-то её окончательно успокоило.

– И всё же, малая, отныне прикрывай лицо, прячь то, что ты женщина, – с какой-то странной тревогой сказал Кречет. – Кабы не вышел царский указ всем магиням боком: для защиты магию использовать нельзя, а замуж брать отныне запрещено. Вполне может появиться много охочих просто позабавиться безнаказанно. Так ты носи всегда теперь с собой короткий клинок, даже днём. Чтобы, в случае чего, отчекрыжить охальникам зудящее место, поняла?

Марфа покивала, успокаивая наставника. Вместе они нашли кусок хорошей кожи и нарастили ей воротник, чтобы теперь, когда девушка ходила бы в рейды за ограду, можно было принять её за мальчишку-елизара, а не магиню.

* * *

Кречет осиротил Марфу внезапно, когда она уже думала, что жизнь её стабилизировалась и потекла спокойной речкой. На одной из вылазок кряжник изловчился и ранил Кречета, пробив ядовитым шипом кожаные защиты.

Наставник умирал долго и мучительно, а девушка подле него все глаза выплакала от того, что не имеет возможности спасти Кречета: от попыток вытянуть яд из ран зараза лишь глубже проникала в тело несчастного.

– Ма́рфушка, милая… – изредка выходя из бредового состояния, звал он девушку, и она брала его за руку: зрение наставника отключилось почти сразу, и мужчина её не видел. – Не даёт мне упокоиться с миром мысль, что оставляю тебя одну… Обещай мне, что, когда я умру и обращусь, разберёшь меня на компоненты для зелий… Мне на том свете будет спокойнее, что хоть немного ещё послужу тебе и хоть так смогу защитить… Обещай!.. И не реви обо мне, я же слышу… Какая же ты всё-таки плакса, Ма́рфушка…

Заливаясь слезами, она дала ему обещание, а к ночи Кречет умер. Пока его тело остывало на лавке, она собрала всё ценное, что нашла в его доме: что-то на память, а что-то для других елизаров сгодится. Сердце её в тот момент, когда Кречет поднялся, окончательно будто покрылось толстой каменной коркой.

Не дрогнув ни единым мускулом, она скрутила магией Кречета. Уложила его на стол и вынула из тела всё, что хоть как-то могло сгодиться: пусть душа его мирно пребывает в Свете, Кречет спасёт не только её, а многих! Закончив, бережно всё разложила по баночкам и горшочкам, а их, в свою очередь, аккуратно приобщила к тем вещам, что собрала в доме.

Взвалила поклажу на плечи, не жалея сил, полыхнула светом, упокоив не просто наставника, доброго учителя, а близкого друга, и вместе с ним подожгла его бревенчатый дом-берлогу.

Долго стояла на улице и смотрела, как небо озарило пламенем пожарище, пуская яркие искорки ввысь. Вспомнила первую ночёвку в лесу с Кречетом, когда он стал для неё настоящим кумиром, героем. А затем, когда переполошённые жители стали сбегаться к дому старого елизара с вёдрами, натянула на лицо повыше ворот, сделанный его тёплыми заботливыми руками, и побрела к своему стылому отчему дому.