Морозко. Марфа и ледяной чародей

Глава 2

Прошло некоторое время.

Тварей, благодаря магическому зрению, Марфа заметила ещё на подходе и подала знак ратникам, что следует распределиться по стороны от неё: порождения тьмы двигались двумя группами. Воины, держа мечи наизготовку, пригнулись и напружинились, собрались отразить атаку. Но время шло, а твари из чахлого леска у болота всё не вылезали.

Девушка вновь просканировала пространство и с досадой цыкнула: нежить отчего-то повернула в сторону тракта, будто перестав замечать, что в паре сотен метров от неё на открытом месте бельмом на глазу маячит светлый маг.

Воины недоумённо оборачивались, но Марфа проигнорировала их косые взгляды. Приспустив с лица ворот и освободив нос, она втянула воздух и сразу учуяла причину: со стороны тракта тянуло дымом, палёным мясом и… кровью.

– Там пир для них получше будет, – хрипло сказала дружиннику, вновь надвинув маску и без приказа зашагав в ту сторону: если твари, стянувшись с болота, растерзают караван, то им же к завтрашней ночи больше мороки упокаивать ещё и тех, кого сегодня твари убьют.

Чем ближе они подходили, тем яснее становилось, что нападению подвергся большой обоз из подвод и телег. Но при этом у них имелся всего один елизар, и он еле держался, сдерживая атаку за атакой тварей из леса и болот.

Марфа сразу поняла, из-за чего для сопровождающего мага дело приняло столь нехороший оборот: вместо того чтобы встать защитным кольцом и на случай нападения оставить только узкий проход, в который обязательно бы и ломанулись тупые создания, караван растянулся длинной цепью. Почти возле каждой телеги люди развели костры и не придумали ничего лучше, чем готовить мясо на вертелах.

В общем, огромное такое приглашение на трапезу у них получилось. Было бы странно, если бы твари его не приняли.

Девушка кинулась на помощь елизару. Он, судя по всему, оставил попытки спасти всех людей и, экономя силы, прикрывал только самого главного. Даже не глядя на бледного парня, прячущегося за спиной мага, девушка поняла, что он из весьма состоятельного рода, но вероятно, купчонок: одежда на нём была из таких тканей, которых она прежде и не видывала.

Велеза в маге она узнала гораздо позже, когда небо посветлело, и полчища тварей стали редеть.

Она была рада видеть того, с кем пусть и не особо дружила в школе. Велез окреп, из угловатого парня превратился в привлекательного витязя, чей размах плеч и стать поражали воображение. За годы, что они не виделись, Велез успел лишиться одного глаза: шрам через него пересекал одну сторону лица, но от этого он не выглядел устрашающе, скорее уж мужественней…

Марфа так увлеклась рассматриванием искоса однокашника, что упустила тот момент, когда к ним со спины подкрался волкодлак. Он атаковал, вскользь мазнув когтями молодого купца, и тот, пронзительно взвизгнув, зажав рукой распоротое плечо, ломанулся в чащу. Как раз, если верить магическому зрению, на группу притаившихся в засаде волкодлаков. Видимо, на это и был их расчёт: отбить от сражающихся одну жертву и под сенью леса спокойно отобедать.

Девушка переглянулась с Велезом, и они, не сговариваясь, рванули спасать глупца. С наскока атаковали уже готовых кинуться тварей и заставили ослепительными вспышками своей магии повернуть верещащего парня обратно.

Чем ближе к горизонту было солнце, тем слабее становились рывки монстров, надеявшихся оттяпать человечинки на перекус. А вскоре и вовсе сошли на нет.

Елизар о чём-то переговорил с главой их отряда, и Марфа увидела, что тот велел бойцам разделиться. Одни остались добивать тварей и оказывать помощь раненым, а другие, вместе с группой воинов и Велезом, повезли молодого купца в сторону деревни.

Девушка же, бросив на их удаляющиеся спины взгляд, стала сжигать тех, кому этой ночью не повезло. После, подкрепившись и немного отдохнув, взялась за сбор компонентов для зелий: раненых было много, и возницы, что были способны стоять на ногах, развернули подводы в деревню. Марфе оставалось лишь вздохнуть: мало того, что нет положенного перерыва между ночами, так и сегодня днём выспаться толком не удастся.

Она закончила и вернулась в селение как раз тогда, когда всех уже определили на постой. Ей отчего-то ожидалось, что Велеза, как елизара, поселят в её дом, но его там не оказалось. Заложив ингредиенты в котелок и поставив его на масляную горелку томиться, она прикинула в уме время до готовности, сунула леденец в рот и прошла в дом, намереваясь отоспаться в сенях: это зелье было уж очень вонючим!

Лишь раздевшись, рухнула там на мешок с сеном в углу и почти сразу уснула. Несколько раз она выныривала из сна в вязкую дрёму из-за странного цокающего звука, но, определив, что это не создание тьмы, тут же засыпала. Впрочем, ненадолго.

– Ты зачем это делаешь, паршивка такая?! – услышала она злое шипение матери. – Зачем специально у сестры над ухом спицами стучишь?!

– Чулочек вяжу, – прозвучало наигранно-простодушное с плаксивыми нотками от Настаськи, – для сестрицы!

– Марфу́шенька всю ночь не спала, нас от тварей защищала, а ты ей отдохнуть не даёшь! Иди на улицу, там и вяжи!

– Вот прямо-таки и защищала, – проворчала Настька, собрав вязание и нехотя подчинившись. – Ходит просто с ратниками по полям-лесам, задом перед ними вертит, эка забота! По дому всё я хлопочу, а она только бока отлёживает…

– Поговори мне ещё! – рыкнула на неё мать, но тут из дома вышел проснувшийся отец.

– Ты правду если не хочешь слышать, то не слушай. А Настенька дело говорит: Марфу́шка в доме ни разу палец об палец не ударила, а ты её всё леденцами-петушками закармливаешь…

– Ты мне ещё начни, ага! Ей сладкое для магии – первое дело, а покупаю я их на её деньги, не твои! И делю вам всем поровну!

– Ты мне рот-то в моём доме-то не затыкай! – прорычал старик, распаляясь сильнее. – Я-то свои кровные, в отличие от неё, зарабатываю! А про неё уж вся деревня судачит, каким местом она их там получает!

– Так в чём беда, старый?! Сходи с дочкой ночью за ограду разок да посмотри, врут люди али нет! Своими глазами убедись, что они Марфу́шеньке не за просто так достаются! Потяжелее твоего!

– Ну, знаешь, что!..

– Что?! Вот что?!

– Ага!

– Вот тебе и «ага»! Нечего сказать?! Сразу в штаны наложил?! А она девка!.. И каждую ночь!.. А вы-ы… сволочи-и!.. Чтоб вас всех Тёмные позабрали-и!..

Мать, как обычно в разгаре спора, перешла в низкое подвывание, и Марфа поняла, что теперь надолго. Вздохнув, что опять не дадут отдохнуть, она поднялась и оделась, привычно прикрыв лицо воротом.

– Доченька, ты куда? – моментально перестав голосить, всполошилась женщина.

– Пойду, на реку схожу, душно, – уклончиво откликнулась Марфа, уже подходя к калитке. – Там у меня котелок на горелке стоит, так вы, смотрите, не троньте: это зелье для раненых варится. Ночью на тракте твари купеческий обоз атаковали, мы помогли отбить, но потрепали их знатно…

– А купец-то сам хоть жив? Молодой? Красивый? – тут же елейным голосочком пропела Настаська, любопытно сверкая глазками.

– Молодой-молодой, тоже раненый, – буркнула девушка в ответ, уходя со двора. А про то, что красивый, умолчала: барины-боярины – не про сестрёнки честь, а то ума хватит начать перед ним хвостом крутить. А вернее, отсутствие мозга.

Деревня ещё спала, а те жители, что поднялись, занимались хозяйством. Стражники уже приоткрыли ворота, не опасаясь нападения тварей, и готовы были выпустить пастуха и стадо наружу. Марфа беспрепятственно миновала ворота. Воины обсуждали случившееся ночью и прибывших в селение нежданных гостей. На неё же никто и головы не поворотил: мало ли что нужно елизару снаружи? Может быть, за травами для зелий отправилась.

Девушка и впрямь сперва свернула в поле, шагая к смирной речке. А оказавшись на берегу, озираясь и таясь, перешла по шаткому мостку на другую сторону.

Да-да, она прекрасно помнила, что делать это строжайше запрещено: ледяной колдун не любил, когда кто-то прогуливался по его владениям. Но давным-давно, когда ещё Кречет был жив, он показал ей там одно место сокровенное, где она могла бы отдыхать в тиши от своих «ненаглядных» родственников. Марфа удивилась, узнав, что владения чародейские начинались не сразу у берега, а гораздо выше на горочке.

Там среди плотных зарослей елей была одна, самая приметная. Большая, разлапистая, она росла ровно на границе владений, и одна её половина вечно была покрыта инеем, а вторая менялась в зависимости от времени года. На земле под ней будто кто-то линию провёл: вот тут лето, а за чертой сразу зима.

Марфа чувствовала, что в лесу существует сильная магия, и старалась не подходить слишком близко к границе, чтобы не беспокоить неведомые силы.

Впрочем, ей туда и не нужно было. Полюбовавшись на красивую ёлочку-стражницу, она побрела, огибая гору. Путь её лежал по течению реки, туда, где она делала крутой поворот, уносясь в земли чародейские. Только перед этим река сбавляла бег и омывала красивую полянку под тенистыми дубами. Вот на этот лужок Марфа и нацелилась.

Было тут что-то волшебное: трава была сочной и мягкой, так и манила прилечь и отдохнуть на ней. Цветы распускались и не вяли до поздней осени. Вода прозрачная, вкусная и дарящая бодрость и прохладу. А ещё… всё тут напоминало о Кречете. Словно наставник незримо находился рядом, и Марфа частенько жаловалась ему на своё горькое житьё-бытьё, да как ей без него в деревне стало тягостно.

Девушка, как обычно, искупалась в речке и сполоснула одеяние. Развесила его сушиться на ветвях, а сама легла и тут же забылась крепким сном.

Снился ей, как тут часто бывало, дивный витязь в нарядах богатых. Будто он по полянке похаживал, на неё всё смотрел, а близко не подходил. Сердце сладко замирало в груди у Марфушки, и хотелось ей, чтобы хотя бы во сне этот красивый мужчина одарил её нежностью и ласкою…

* * *

Проснулась она отдохнувшей, полной сил, будто и не было тяжёлой ночи. Как раз вовремя: пора было горшок убирать с огня да разливать зелье по склянкам. Марфа оделась, поблагодарила полянку за гостеприимство и вернулась домой.

Там царило странное оживление. Марфа лишь успела скинуть куртку-кафтан и составить с огня горшок, как Настасья её кликнула кушать. Собственноручно накрыла для Марфы стол, налила только что сваренных щей, положила с горкой каши. А сама тихо села в уголке, теребя вплетённую в косу атласную ленту да расправляя на коленях новый сарафан, и поглядывала на ковырявшегося у окна с конской упряжью отца.

Марфа заметила и наряд, и наигранную нежность. Покрутила задумчиво в пальцах ложку расписную праздничную и поняла, что всё это неспроста, не от нежданно-негаданно вспыхнувшей любви сестринской.

– Ну, чего? Говори уж сразу, – проворчала, не торопясь приступать к трапезе.

– Зелье, что ты для раненых готовила, позволь мне для молодого купца отнести, – с видом великой скромницы потупила глазки Настька.

Марфа перевела взгляд на отца, наблюдая за его реакцией и гадая, не тронулся ли он на страсти лет разумом, дозволяя младшей дочери подобное? Тот продолжал делать вид, что чинит лошадиную уздечку и совершенно не прислушивается к их разговору.

– Я-то дам, мне не сложно, – хмыкнула она, поглядывая на отца. – Только предупреждаю сразу, что вытравить плод, после того как ты перед купцом подолом потрясёшь, у меня зелья нет и не будет. Можешь даже не пытаться разжалобить. Родишь, и будете с отцом да матерью нянькаться.

Старик глухо крякнул, явно не ожидая такого поворота, и Марфа мысленно чуть с хохоту не покатилась: неужто забыл, пень трухлявый, что от подобных игрищ дети случаются? Но Настаська возмущённо вскочила:

– Тебе Иван просто самой понравился, так и скажи!

Сжав кулачки, она демонстрировала Марфе всю силу негодования и разве что капризно ножкой не топала. Девушка вновь посмотрела на отца, ожидая от него хоть какой-то реакции. Неужто не понимает, что Настаська сейчас сама не ведает, что натворить собирается?

Тело выросло, а мозги-то в этом теле ещё дитячьи. Напоминала сестрёнка Марфе молодых тёлок, что весною по полю, задрав хвост, носятся перед громадным быком, заигрывают. И результат у всех тёлок всегда был одинаковый: непокрытая от быка ещё ни одна не уходила.

Но старик упрямо молчал, и Марфа досадливо дёрнула плечом: ей-то, впрочем, какая разница? Раз он дозволяет, то ей поперёк говорить и вовсе не с руки, пусть делают, что хотят.

– Иваном, значит, его зовут, – насмешливо фыркнула, опустив ложку в миску со щами и откусив от пахучей краюхи хлеба. – А ему идёт, – не удержалась от ехидного замечания, припомнив, как этот дурак ломанулся прямо на засаду волкодлачью.

Иван-дурак, как есть дурак. Только на Настькину беду ещё и богатый.

– Сейчас поем, как раз зелье остынет. Разолью по пузырькам, скажу, как принимать следует. Можешь брать и нести после этого хоть Ивану своему, хоть его ратникам.

Настаська разулыбалась, расслабилась, села на лавку, вновь мечтательно теребя косу.

– Нет уж, сестрица, для ратников ты сама снеси. Мне им зелья таскать… – но осеклась, явно не договорив «не по статусу», видимо, уже вовсю воображая себя купчихою.

Марфа утопила хмыканье в ложке со щами и неторопливо стала набивать живот: когда ещё такая щедрость представится? А в рейд идти сытой уж всяко лучше: так и резерв быстрее восстанавливается, и перекусывать при растрате не требуется. Настька, надо отдать должное, проявила большое терпение. Не поторапливала, дождалась, когда сестра насытится, и увязалась за нею хвостиком.

Любопытно сверкая глазками, но при этом морща от неприятных запахов хорошенький носик, она следила, как Марфа из чугунка наполняет крохотный флакончик. Рассказав, как принимать средство следует, потребовала повторить, и лишь когда Настаська ответила всё без запиночки, вручила ей заветный пузырёк и принялась наполнять склянки для остальных раненых.

Порожек в кухню заскрипел, и Марфа, не оглядываясь, усмехнулась:

– Неужели всё забыла, пустоголовая?

Глава 3

Шла секунда-другая, а сестрица голос не подавала. Марфа поставила пустой горшок на стол и недовольно обернулась. Чтобы тут же застыть изваянием: на пороге, таращась на неё, как на привидение, топтался Велез и два чужих ратника.

– Вот так-так… Колючка, ты ли это?! Как выросла! – просияв, воскликнул он и бросил воинам: – Мы хотели позвать молодого елизара, помогавшего одолеть тварей, выпить с нами мёда, а нашёл я ту, кого давным-давно разыскиваю!

Встрепал на голове волосы, будто смущаясь, но потом одёрнул себя, решительно шагнул к девушке, взял её руку в свою ладонь и повернулся к оторопевшим друзьям:

– Парни, знакомьтесь, моя невеста! Марфу́шенька… – и с такой трепетной нежностью посмотрел на неё, что у той сердце в груди ёкнуло, и каменная защита по нему покрылась трещинами.

По привычке рука сама по себе взлетела к лицу, нащупывая спасительный ворот куртки, да вот беда, скидывала она всегда её дома, а с зельями предпочитала работать просто в штанах и рубахе. Парни оглядывали её и наряд с неприятным любопытством, и она торопливо выдернула руку из лап этого шутника:

– Ты что-то путаешь, Велез! Никакая я тебе не невеста! Учились вместе, да, дело было. Но что-то не припомню, чтобы согласие выйти за тебя давала, – гневно посмотрела в его единственный искрящийся восхищением глаз.

– Вырасти-то выросла, а всё такая же, с характером… – выдохнул он, невозмутимо заключив её ладонь обратно. – Раз раньше не давала, то дай сейчас…

Рванул с плеча витую серебряную заколку, фибулу, совершенно не обратив внимания, что добротный плащ свалился на земляной пол. Встал на одно колено перед девушкой и силком вложил ей в руку дорогое украшение.

– Если бы я знал, что встречу тебя здесь, обязательно прихватил бы дары, достойные тебя. Марфу́шенька, возьми её в знак моих серьёзных намерений и ответь: ты согласна стать моею супругою?

Девушка вспыхнула, не зная, как расценивать его слова: снова шутит? Да разве ж можно быть таким жестоким?! Лишь в ней шевельнулось сомнение, что Велез говорит искренне, от чистого сердца, как ратники загоготали, закрепляя её дурные подозрения.

– Шутить надо мною вздумал?! Да ты!.. Ты… – не найдя слов, чтобы высказать ему в лицо всю степень своего возмущения, Марфа вырвалась из рук елизара и бросилась из кухоньки вон, решив скрыться от него за домом в буйно заросшем саде.

– Вот дурни! Я же всерьёз! – гаркнул на друзей Велез и кинулся за нею следом: – Марфа, стой! Да погоди, зазноба ты моя колючая!

Она бежала, но быстро поняла, что от елизара ей не спрятаться: найдёт по магическому свечению. Да и дружки его наверняка поджидают её у калитки: больше со двора ей некуда деться. Поэтому, чтобы оторваться от Велеза, Марфа рванула в ту сторону сада, где часть ограды была низкой из-за разросшегося куста.

Но мужчина нагнал её в два прыжка и прижал к стволу яблони, заключив в крепкие объятия.

– Стой, Марфу́шенька… стой, Колючка моя Белоцветная… – хрипло выдохнул, зарываясь лицом в её волосы. – Ты прости, если обидел тебя чем…

Марфа рванулась, задыхаясь от ярости:

– Обидел?! Да ты, сколько себя помню, меня только и шпыняешь! Взять, к примеру, поганое прозвище, которым по-прежнему меня обзываешь! Ни стыда в тебе, Велез, ни совести!..

Он отклонился, загадочно вглядываясь в её лицо, и улыбнулся, тихо прошептав:

– А второе название этой травы ты не помнишь, получается?.. Вот же я дура-ак…

Марфа открыла было рот да тут же обратно его захлопнула: вспомнила.

«Звезда Снежная» – второе название этого растения, данное за то, что его цветки поражали стойкостью, поднимаясь над снегом и распускаясь ровно в день зимнего солнцестояния, после которого день начинал прирастать. Эти крохотные белые цветочки сложно было встретить в лесу, пуще цвета папоротника. Они несли в себе маленькие искорки солнца, созвучные с той магией, какой обладали елизары, и были символом, что однажды тьма, как и зимняя стужа, неминуемо сгинет.

– Может быть, я тебе не мил из-за того… – мужчина дотронулся рукой до своего лица, – из-за того, что я покалеченный?..

– Что ты, Велез! Ты красивый! Очень!.. – поторопилась успокоить его Марфа, а когда увидела, что он расплылся в радостной улыбке, и поняла, что сказала, покраснела так, что пар чуть из ушей не повалил от смущения. – Вот… Опять ты надо мной потешаешься…

Он бархатно рассмеялся и сгреб Марфу в объятия, позволяя спрятать лицо у себя на груди, поглаживая по волосам, проворковал:

– Марфу́шенька, милая, соглашайся быть моей женой! Славно ведь вместе заживём: я с отрядом в дозор ходить буду, ты за нашим домом присматривать… – Девушка возмущённо вскинулась, и Велез, вновь хохотнув, поспешил добавить: – Хорошо-хорошо, ещё и зелья можешь варить… – Марфа нахмурилась, и он сдался. – Ладно, как наскучит дома, тоже в дозоры буду отпускать. Но изредка и когда не беременная! Вот что за Звёздочка у меня Колючая?.. Жениться ещё не успели, а она уже из меня верёвки вьёт…

Девушка не удержалась и хихикнула:

– Ответ «нет» ты от меня не примешь, упрямый?

– И почто ты у меня такая догадливая? – в наигранном удивлении дёрнул плечом он.

– Велез, я… Ну, зачем я тебе, некрасивая? – предприняла Марфа ещё одну попытку образумить его. – Ты, вон, ладный, что витязь княжеский… И тут я… уродина! – не выдержала и опустила взгляд, покусывая губу от накативших слёз: хоть и пыталась она смириться со своей непригожестью, а всё равно больно знать, что никому мил не будешь.

Велез моментально посерьёзнел и нахмурился, приподнял её подбородок, заглянул в глаза:

– Я, надеюсь, тот, кто сказал это тебе, уже сдох страшной смертью? Если нет, покажешь мне его, сам прибью. А всем скажу, что его твари загрызли, – она хихикнула сквозь слёзы, и он продолжил: – Марфушка, милая, неужели у тебя в избе зеркало совсем мутное? Я куплю тебе самое лучшее, чтобы посмотрела ты в него и увидела, что краше нет тебя на всём белом свете! Моя ж ты Снегурочка… – наклонился и впился ей в губы жарким поцелуем. Жадным, мужским, совсем не похожим на слюнявые детские ласки Бажена.

От неожиданности и пыла, с которым Велез целовал её, только крепче стиснув в объятиях, сердце в груди Марфы сладко заныло, затрепетало с надеждою: ну и пусть, что Велез для неё пока только как старый друг, разве в семье это главное? Он прав, ей не найти никого на сто вёрст вокруг, с кем бы можно было создать семью: по указу магам только с магами сочетаться требуется.

А раз так, почему бы и не уступить этому настырному? Сердце чувствовало – этот парень не обидит её, не станет жену поколачивать, как некоторые ухари. Да и вместе им всё лучше век коротать: для всего мира они проклятые…

– Ладно, Велез, твоя взяла… – выдохнула, стоило ему чуть отпустить её. – Так и быть, засылай сватов: не унижу тебя отказом…

Мужчина вздохнул было с радостью, а потом встревожился:

– Некогда, милая, нам вокруг друг друга хороводы водить: женимся сегодня же! День-два, надоест этому лоботрясу купеческому корчить из себя смертельно раненного, и поедем мы дальше, в столицу, с тем, что от каравана осталось. Время это долгое, сама понимаешь, – нежно погладил её по щеке: – Мне тепло на душе будет от осознания, что меня здесь жена дожидается… моя Снегурочка любимая…

Потянулся было снова за поцелуем, но девушка отшатнулась, нахмурившись:

– Как-то это… уж очень быстро! У меня ни платья, ни наряда подходящего нет… и отец с матерью! Не поймут они, к чему эта спешка! Да к тому же мне скоро с отрядом в дозор идти: я – единственный елизар в этом селении!

Он прижал её к себе:

– Я схожу сегодня вместо тебя. Хватит времени, чтобы поговорить с родными? А наряд… я возьму тебя и голую, – и так предвкушающе оскалился, что Марфа возмущённо толкнула его кулачком в плечо: вот бесстыжий! Велез хмыкнул и сорвал всё-таки с её губ быстрый поцелуй. – К утру будь готова: как вернусь, сразу женимся! Зайду в хату, закину на плечо и вынесу!

Они ещё немного постояли (целовались, конечно же!), а после, разгорячённые, вернулись на кухню, где уже умаялись без дела топтаться ратники. Марфа отдала им лекарство для раненых и сходила с Велезом к старосте, сообщила о замене на сегодняшнюю ночь. Велез тоже за словом в карман не лез и поставил старика в известность, что утром намерен заключить брак с девушкой, чтобы тот готов был встать раньше обычного и засвидетельствовать, как положено. Марфе показалось, что глава украдкой вздохнул с облегчением.

После она вернулась домой, вошла в горницу, села у двери на лавку и обвела глазами притихших мать и отца. Облизнув пересохшие из-за переживаний губы, помялась и промолвила:

– Даже и не знаю, как вам сказать…

* * *

Суматоха поднялась страшная!

Мать принялась перебирать свои наряды, чтобы одеть дочь поприличнее: не было у родителей надежды, что для Марфы жених сыщется, вот и не готовили ей ни платья, ни приданого. Вернувшаяся Настаська только добавила паники, что-де, сам молодой купец собирается в раненном теле сил сыскать, чтоб на свадебке елизаров поприсутствовать. Тут уж стали её сундуки трясти да наряды-украшения выискивать, чтобы перед знатным гостем лицом в грязь не ударить.

По весёлым глазам сестры, внезапной ласке и щедрости поняла Марфа, что у Настаськи с Иваном всё складывается. И ожидает она, что на пиру в честь свадьбы Марфы с Велезом сделает Иван ей предложение.

Соседки наперебой кинулись помогать, особенно те, у кого дочери на выданье: все имели интерес корыстный. Пусть купец всего один, зато ратников у него холостых много имелось. А куда уж лучше, если дочку за столичного воина выдать? Тут и родителям почёт, и для кровиночки жизнь устроена.

Запылали ночью в домах печи, стали хозяйки поросей да гусей зажаривать, всей деревней колготились до самого рассвета.

В доме Марфы собрались девушки незамужние, распевая ритуальные песни, помогали невесте готовиться. Прихватили нитками платье, чтобы не было видно, что не на Марфу шито. Напарили-намыли девушку, волосы ей заплели в сложную косу, украсили венком из цветов и лент, шею покрыли бусами красными.

Много намечтать Марфа успела: какой будет дом, как жить они в нём станут. Обязательно кота-мышелова заведут, чтобы ночами ей было не так одиноко, пока муж в дозоре будет: пусть мурчит и трётся об ноги, пока Марфа зельями занимается. Пристройка-лаборатория ещё требовалась и отдельный погреб-ледник, где для снадобий хранить компоненты можно было бы. И детишек чтоб было минимум двое: мальчик и девочка. Пусть сынок в Велеза полностью уродится: чтобы вырос таким же ладным витязем. Ну, а дочке она никогда не скажет, что та уродина, даже если на мать окажется похожей. Станет называть дочку, как Велез её, Снегурочкой…

Солнце выглянуло над горизонтом, и час для свадьбы пробил.

Девушки оживились, стали во двор поглядывать, а как высыпали они всем скопом на улицу, поняла Марфа, что всё, пришли за нею. Ей было очень любопытно посмотреть, как от девчонок будет отбиваться Велез, что скажет? Наверняка легко переговорит даже говоруний: у него язык хорошо подвешен.