Морозко. Марфа и ледяной чародей

- -
- 100%
- +
Но минуты шли, а с улицы не доносилось ни смеха, ни разговоров, ни музыки. Марфа настороженно выглянула, а заметив хмурые лица, вышла на крыльцо и сразу всё поняла.
Дом, лавка, печка, дети и кот-мурлыка – всё моментально рассыпалось в её сознании. Тёплые руки Велеза, жаркие губы и сильное плечо мужа – ничего не будет этого. Марфу наполнило звенящее до боли горе, разорвавшее её жизнь трагедией. Сердце дурацкое трепыхалось в груди и обливалось кровью от муки в надежде, что это враньё, дурацкая шутка парней, и сейчас жених выйдет из-за спин и начнётся гуляние… Шторм, что бушевал в душе от пришедшей на порог беды, у главы уместился всего в три слова:
– Нет больше Велеза.
И всё. Её точно мешком по голове ударили. Мир оглох для Марфы, отупел от раздирающей нутро боли: не успела даже замуж выйти, а уже вдовая. Бабы-девки завыли, заголосили пронзительно. Мужики развздыхались, зацокали.
Кто-то вложил ей в руки добротный плащ жениха, рассказывая, как случилась трагедия. Как через толщу воды, в каком-то отстранении она слушала, что вместе с елизаром в дозор пошли и купцовые ратники. Твари полезли на мага из болот кучной волной за волной, и несработанные воины растерялись. Одни понадеялись на других, те на этих… а досталась вся атака тьмы Велезу. И что, мол, не следует парней винить…
Как в прострации, Марфа кивала, а потом, прижав к груди пропитанную кровью жениха ткань, пошла в старую летнюю кухню. Чтобы поплакать там и погоревать о Велезе в одиночестве. Яркой вспышкой промелькнуло перед ней видение зарёванной Настеньки:
– Да ты и впрямь, сестрица, про́клятая! – прошипевшей ей в лицо со злостью.
Не о Велезе Настаська в тот момент кручинилась, а о себе: из-за постигшего купеческих людей траура по погибшему единственному магозащитнику Иван не сделает ей предложение.
Марфа на это ей ничего не ответила. Ушла в пристройку и закрылась там. Люди видели через мутные стёкла, что девушка упала на топчан лицом, уткнувшись в плащ, не шевелилась и ни на что не реагировала.
Вечер близился, и старосту стало одолевать беспокойство: не померла ль, случайно, Марфка с горя? Без елизара их деревне совсем тяжко будет: они сторожевым оплотом оберегали другие деревни от расползающейся из болот напасти, и, если не станет мага, порождения тьмы легко сметут их хлипкое поселение.
Как только солнце заползло за горизонт, прощальными лучами золотя верхушки деревьев, он послал дружинников к дому Марфы, чтобы те хоть силком бы волокли проклятую в болота. Но воины даже постучать в дверь кухни не успели, как она распахнулась, а на пороге стояла Марфа, полностью готовая, в елизарскую форму одетая и привычно прикрывшая лицо высоким воротником.
В гробовом молчании они добрались до места, где прошлой ночью погиб её жених. Марфа била тварей так яростно, что ратникам стало страшно: тронулась умом девица, полыхает силой немеренной, и та всё у неё не кончается!
Когда Велез упырём из болота поднялся, воины с опаской покосились на Марфу: что делать станет? Забьётся в истерике? Предложили знаками самим прикончить мертвеца, но она воспротивилась. Сковала его силой и привязала к чахлому дереву. Чтобы утром, когда твари станут отползать обратно в болото, вывести его на сухое место и упокоить.
Марфа достала из котомки плащ Велеза, прикрыла им его тело, а на грудь положила витую фибулу, что подарил ей. Полыхнула магией, сжигая и развеивая прах жениха, друга, однокашника, так и не ставшего ей мужем любимым.
Воины стояли чуть в стороне, сняв шлемы, и хранили молчание. Ждали, пока елизар с другим простится, как у них, у магов, это положено: разве им ведомо? Но при этом каждый хмуро размышлял о том, что тоже не дал бы другу бродить мертвяком по болоту, а собственноручно прикончил. И в этот момент им стало на душе легко и радостно от того, какой правильный маг ходит с ними в дозоры: с таким не страшно погибнуть, зная, что девушка вернётся и не позволит впитавшему тьму телу бродить и губить невинных.
А в это время сердце Марфы покрывалось толстой ледяной коркой: Настаська права, Марфа проклята. Первым вместо отца она любила Кречета, и он погиб. Только оттаяла от ласки Велеза, как суток не прошло, и его не стало. Тут явно не обошлось без дурных сил, сглаза. А раз так, то отныне, кто б ни попросил её руки, Марфа решила отказывать: велика ли печаль, если она, уродина, проживёт свой век бобылём? Да к тому же у елизаров он короток…
Глава 4
Но беда не приходит одна. Двух дней не миновало, как Иван отбыл из деревни со своими подводами, обещая Настаське вернуться со сватами, как Марфу позвал к себе старейшина.
Он рассказал, что пришла ему весть из города, от посадского. Что-де сынок его прознал, что на подконтрольных его роду землях есть девица-елизар, и пожелал, чтобы магиня стала служить лично ему.
Тут долгого ума не нужно иметь, чтобы понять, что этому барчонку требуется: какие твари в городе, где полным-полно ратников и магов? Знал это и глава. К тому же не раз купцы, с обозами мимо проезжающие, говорили, что сынок посадский уж до девок больно охоч. Видимо, надоели ему обычные, подавай теперь магиню. А так как по закону его никто жениться б не обязал, то можно было делать с ней всё, что захочется.
Прав был Кречет, сыскались умные, что закон переиначили и безнаказанно позабавиться вздумали. Только такому, как сын посадника, мало кто отказать осмелится….
– Вот что, девка, – хмуро рассудил глава. – Ему только на раз потешиться, а нам без елизара ни дня нельзя. Поэтому сделаешь, как я велю: обрядишь в свои одежды сестру и вместо себя выдашь. Тебя в лицо из чужих никто не знает, магией при людях пользоваться запрещено, поэтому подмены супостат не заметит. Помнёт её пару недель в хоромах своих да успокоится…
– Как ловко вы всё придумали, – презрительно возразила Марфа. – Елизар при вас останется, барчонок – довольным, а моей сестре потом позор? У неё, вообще-то, жених имеется! Иван, столичного купца сын, али забыли?!
Глава поморщился до зубного скрежета:
– Не забыл. Вернётся, отправлю его с претензиями за порчу невесты к посадскому, мол, ошибочка вышла. Пусть баре между собой разбираются. Только, кажется мне, Иван возвращаться-то не собирается…
То же самое казалось и Марфе. Что Иван повеселился, а как за ограду выехал, так Настаська из головы у него и вылетела. И никаких сватов, конечно же, ждать им не следует. Но говорить об этом старосте она была не намерена: имя Ивана – сейчас единственная Настаськина защита.
– Я сестру на позорище не отдам, – упрямо нахмурилась Марфа. – Придумаю что-нибудь, чтобы барчонок от меня сам отказался.
Глава приободрился и смерил девушку ехидным взглядом:
– Придумай-придумай, мне-то всё равно: Настаська уедет или сын посадника решение сменит. Но имей в виду, если что-то иное замыслила: ты с барчонком только из деревни выедешь, я в тот же день-вечер отправлю всё твоё семейство на болота. Твои обязанности исполнять, так сказать… Разумеешь?
Марфа на это только гневно цыкнула и молча вышла из хаты.
Дома мать и Настаська заголосили-завыли на все лады, узнав про веление старосты. Отец поднялся, оперся о стол и, брызжа слюной, прошипел Марфе:
– Из-за тебя всё, паскудина! Сама проклята, и на наши головы из-за тебя беды сыплются!
И впервые девушка хлопнула о стол ладонью и грозно гаркнула:
– А ну, цыц! Сели все и успокоились! – прозвучало это так внушительно, что родные, опешив, подчинились. Марфа гораздо спокойнее продолжила: – Есть у меня задумка одна, но мне нужно ваше полное безоговорочное согласие. Станете делать, что я скажу, не задавая вопросов, зачем и почему. Когда барчонок во двор войдёт, не будет времени, чтобы вас уговаривать и объяснять, для чего это всё. Просто знайте, если я говорю, значит, так надо, ясно? Сумеем вместе сработать, как отряд в патруле, получится перехитрить супостата и при целых головах остаться…
Делать было нечего, и родня согласно покивала.
Мысли Марфы были просты: сыну посадника приелись деревенские девушки, и захотелось какой-то изюминки. Для него бы всё сошло: и непривычный елизарский наряд, и девица, облачённая в него, с мечом в руках. А раз так, то нужно показать, что в магинях нет ничего особенного. Нарядиться в сарафан-кокошник-бусики да с елейным трепетом ему в рот заглядывать. Парень посмотрит и, глядишь, остынет, разочаруется.
А нет, то на такой случай Марфа зелье припасла такой силы слабительной, что просидит барчонок в туалете несколько дней безвылазно, пока она что-нибудь другое придумает.
Вновь принялись трясти сундуки с нарядами и украшениями: всё должно было выглядеть так, что он в этом доме гость дорогой и долгожданный, как его везде встречают.
В назначенный день его приезда с раннего утра они начали готовиться. Наготовили кушаний разных и взялись «украшать» Марфушку. Нанесли на лицо и шею толстый слой простокваши, с пшеничной мукой смешанной, нарисовали углем из печи брови широкие. Спрятали волосы девушки под кокошник, а к затылку накладную косу приляпали так, чтобы сразу было видно – ненастоящая. Натёрли щёки свеклой, чтобы пылали бордовыми пятнами, а губы криво намалевали соком ягодным. Под сарафаном стянули бока подушками, чтобы выглядела Марфа несуразно толстою. Шею обмотали таким количеством бус, что дышать стало невозможно.
Смотрела она на себя в зеркало и вздрагивала.
– Ты похожа на шута горохового! – потешалась, стоя рядом, Настаська.
И Марфа внезапно поняла, что барчонок, чтобы не уезжать из деревни с пустыми руками, вполне может переметнуться с одной сестры на другую.
– Маманя, замажь-ка ей тестом брови, натри лицо сажей из печки, а косу спрячь под старую ветошь, – распорядилась Марфа.
Сестрица моментально перестала хохотать и попятилась:
– Это… зачем это?.. Не надо мне этого!
Марфа, не без мстительного удовольствия, оскалилась:
– А посрамлённой быть сыном посадника надо? Помнишь, о чём договаривались? – Настаська отчаянно замотала головой, но девушка безжалостно скомандовала: – Маманя, мажь!
Женщина вздохнула и взялась за дело. Отец ничего не сказал, лишь гневно поцыкал. Минут через десять Марфа оценила глотавшую от обиды слёзы сестрицу и недовольно поморщилась:
– Эх, всё равно красивая! Глаз у него обязательно зацепится за такую фигурку ладную и походку плавную! Если не дурак, быстро смекнёт, что тут просто отмыть грязь —и будет не девка, а одно загляденье!
Настька тотчас перестала белугой реветь, стоило ей услышать, что и в таком виде она пригожая, а отец гордо вскинул подбородок и выдал напыщенно:
– Да, краше Настеньки моей в селении нет никого!
– Ты, старый, смотри, это при супостате не ляпни! – злобной кошкой прошипела на него мать. – А то мигом без любимой дочурки останешься!
– Молчу-молчу, – тут же поджал хвост старик.
Марфа малость поразмыслила и рассудила:
– Лучше б ему вовсе тебя не видеть. Иди-ка, сестричка… да хоть на реку! К мосткам. Там мальчишек сейчас нет, уже не рыбачат, посидишь, отдохнёшь немного…
Настьке было любопытно посмотреть, как сестрица станет барина-боярина отваживать, и она заныла:
– Не хочу-у! Там скучно!
С трудом подавив раздражение, Марфа прикрыла его показной нежностью:
– Ну, так ты ведёрко с собой возьми да полей пенёк там старый. Вот и не будет тебе скучно, – острым слухом уловив на деревенской улочке оживление, поторопила: – Иди сейчас же! Да не через калитку, а через задний двор!
Девушка послушалась, но остановилась на пороге и обернулась:
– Сестрица, а сколько пенёк поливать-то требуется?
Марфа чуть в голос не застонала от такой наивной простоты, но с трудом сдержала рвущуюся наружу иронию:
– Пока цветочки на нём не расцветут, милая.
– Так сейчас уже осень, какие цветы?! – округлила глаза Настька.
– Долго нужно поливать, они и расцветут! – подключилась мать, выпихивая младшую из дома: уже и она слышала приближающегося «гостя» со свитою из деревенских жителей.
Только Настасья выскользнула через задний двор, как в дом вошли староста и незнакомый юноша. Парень был одет богато, вычурно, придерживал у бедра узкий меч с серебряным эфесом, украшенным каменьями самоцветными. Марфа тут же встала, будто атаку тварей на болоте встречая. Юноша сморщил нос, оглядев простое убранство избы, а глава залебезил:
– А это вот, Всемил Всеволодович, и есть наш… – он осёкся и вытаращился, хлопая ртом, когда Марфа шагнула вперёд и поклонилась в пояс, картинно поведя перед собой вытянутой рукой. – Елизар… – закончил глава, с трудом узнав, и от её вида потешного спрятал смешок в бороду: вот же змеища хитрая! Вон чё она придумала!
Парень ошарашенно вскинул на девушку брови:
– Это пугало – ваш хвалёный елизар?.. – достал из кармана кружевной платок и приложил его к носу, будто в избе невыносимо воняло.
Марфа проигнорировала обидные жест и обзывательство, придала размалёванному лицу дебиловатое выражение и старательно противным визгливым голоском протянула:
– Проходите, гости дорогие! Мы уж вас заждались, все глазоньки на улицу проглядели! Садитесь, пожалуйста, отведайте, что боги послали! – пригласила жестом к накрытому столу.
Барчонок скривился, но всё же прошествовал и сел туда, куда Марфа указала. Староста же, в предвкушении занятного зрелища, уселся за стол более охотно. Взялся разливать по стопкам настойку ягодную. Девушка пристроилась рядом с посадским сынком, демонстративно с ним заигрывая. Хотя по ехидному тихому кряканью старосты понимала, что ужимки её больше на нервный тик похожи.
За столом потекли ничего незначащие разговоры о погоде, урожае и о том, как барин-боярин доехать изволили: не сильно на тракте твари донимают? Марфа на нём разве что не висла, с удовольствием замечая, как парень от неё отшатывается и всё с большим интересом поглядывает в сторону выхода, где возле избы толпилось куча любопытствующих девушек.
– А покажи-ка мне свою магию, – внезапно огорошил её, когда она уже решила, что терпеть гостя осталось совсем недолго.
– Что вы, Всемил Всеволодович, как можно! Мне же за это голову отрубят… – нашлась Марфа с ответом, картинно засмущавшись.
– Так мы никому не скажем, правда? – процедил парень, явно уже выходя из себя.
– Нет-нет-нет, что вы! Зачем же? Раз нельзя, то не просто так же запретили! – противным голоском запротестовала девушка и торопливо попыталась сменить тему: – Да вы кушайте, Всемил Всеволодович, кушайте!
Он шумно засопел, раздосадованный отказом, поцыкал и выдал:
– Куры жареные, поросята, кабаны на вертеле – всё это без сомнения, очень вкусно. Но я бы сейчас съел потрошков варёных гусиных. Желательно, сваренных из только пойманного гуся.
Марфа покусала губу, размышляя, как быть. В хозяйстве гусей было несколько, но сейчас они на речке плавали. Староста нахмурился, и девушка решилась:
– Всё сейчас будет, Всемил Всеволодович, всё сделаю. Только гуся нужно с речки принести…
Гость отчего-то приободрился и насмешливо посмотрел на Марфу.
– Не против, если я посмотрю, как ты его готовишь?
Девушка скривилась в притворной улыбке:
– Почту за честь даже!
Всей гурьбой направились они к реке.
Мальчишки да соседки лупоглазые, как увидели Марфу, шум-хохот подняли такой, всю округу переполошили. Парни-ратники, вытаращились от «пригожего» вида своего елизара да в гробовом молчании с каменными лицами их и проводили, не зная, как реагировать: с одной стороны, лицо Марфы они редко открытым видели, некоторые, почитай, никогда, а засмейся с остальными, маг может обидеться, и за простое «хи-хи» не вернёшься ты с болота…
Плавающие на речке гуси при приближении толпы отплыли от берега на середину, зашипели-загоготали, крыльями захлопали. Марфа с удовлетворением отметила, что у сестрёнки хватило ума бросить ведро и спрятаться в кустах. Оставалось дело за малым – добыть треклятого гуся.
Девушка прикинула, что гуси, переполошённые шумливыми людьми, и не подумают на зов подплыть к берегу. Можно было бы использовать силу, накинуть петлёй на шею птице да подтянуть… но вид ехидно хмыкающего барчонка только подкрепил её подозрения: на это он и рассчитывал, когда о потрошках речь заводил, змей хитрый, на магию поглядеть хотел!
Что ж, делать было нечего, выбор у неё был невелик: или магию применить и в тот же миг с барчонком в город укатить, или окончательно опозориться перед всей деревней. Марфа выбрала второе.
Вышла на мостки и, сложив руку щепоткой, стала кликать гусей:
– Тега-тега-тега!
Те, естественно, косились на неё, а подплывать и не думали. Люди на берегу зашумели с новой силой, потешаясь над ней. Глава сложил руки на груди и раздражённо цыкал. Вздохнув, мысленно помолясь богам, Марфа кинулась в холодную воду. Плавала она с малых лет отлично, только не в таком наряде: длинный сарафан опутал ноги, подушки моментально впитали воду и стали тянуть ко дну – не это было великой проблемой, она оттолкнулась бы ногами и спокойно выплыла, а то, что на её театральные басовитые крики:
– Помогите! Утопаю! Мама-а-аня! – из кустов выскочила переполошённая Настаська и кинулась ей на помощь.
Народ зашёлся просто в гомерическом хохоте, когда девушка принялась вытаскивать сестру на берег, ухватив за накладную косу. Та, намеренно закреплённая кое-как, тут же оторвалась под бурный восторг зрителей. Марфа сопротивлялась «спасению» как могла, но Настаська оказалась настырной, и очень скоро обе девушки выползли на берег, дрожащие, мокрые и задыхающиеся.
Размалёванное лицо Марфы от воды потекло, краски смешались и сделали его ещё более безобразным, а вот сажа с личика сестрёнки смылась, явив всю его красоту и пригожесть.
– Что ж, – цыкнул барчонок, презрительно кривясь на Марфу, – теперь мне понятно, почему вы с тварями из болот никак сладить не можете. Если ваш елизар с гусем совладать не в силах, то о порождениях тьмы и говорить не следует, – повернулся к главе и прошептал: – Сегодня выезжать уже поздно, а завтра, к моему выезду, пришлите ко мне девушку: я её с собой заберу.
– Да как же… – опешил староста. – Всемил Всеволодович, нам совсем без елизара, ну, никак нельзя…
– Да не это чучело! – раздражённо цыкнул парень, бросив неприязненный взгляд на Марфу. – А ту, другую… – и указал на Настаську, выжимающую подол.
– А… – с облегчением выдохнул староста и торопливо заверил: – Будет сделано, Всемил Всеволодович, не извольте беспокоиться!
Сын посадника прошествовал от берега, а глава развёл руками, показав зло буравящей его взглядом Марфе, мол, ничего поделать не могу, мне своя голова на плечах дороже.
Дома, при вести о том, что барчонок желает Настаську с собой увезти, воцарилась такая траурная атмосфера, будто умер кто. Мать и сестрица, картинно заливаясь слезами, с надеждой поглядывали на Марфу: авось, что придумает? И Марфа думала. Напряжённо шевелила извилинами, а ничего, кроме того, что следует этого Всемила на болота заманить да там прихлопнуть, у неё не придумывалось.
На душе и без кислых лиц родни было тошно, и Марфа, помывшись и облачившись в елизарский наряд, загодя пришла к дружинникам. Те встретили её по-разному. Одни, более взрослые мужи, сдержанно и делали вид, что ничего сегодня не приключилось. Другие, ещё совсем молодые ратники, хохотом и насмешками:
– Так вот чего ты постоянно лицо прикрываешь! Зря, Марфа, зря: твой вид «сказочный» – отличное оружие против тварей! Увидят, все разом со смеху и передохнут!
Марфа ответила им холодным прищуром, а командир стражи, знающий её ещё со времён Кречета, на них прицыкнул:
– А ну! Умолкните, пустоголовые! Поучились бы лучше военной хитрости и смекалке: девчонка сегодня всех обдурила так, что даже я сперва не понял… – повернулся и поглядел на девушку с отеческой заботой: – То, что над тобой смеются, то пусть. Главное – посадский выщенок сам от тебя отказался…
– Зато сестру мою забирает, – глухим рыком из-за ворота откликнулась девушка и тяжко вздохнула: – Что делать, ума не приложу…
– Давайте его сегодня с собой на болота позовём, – предложил один из зубоскалов. – А там «случайно» потеряем…
– Угу, а завтра на деревенской площади наши головы разом у всего отряда «потеряются», – огрызнулась Марфа, хотя всё больше склонялась именно к этому решению: хотел барчонок магию посмотреть? Вот пусть перед смертью и насмотрится вдоволь, она ему устроит представление.
– А ты сходи за реку да попроси помощи у ледяного колдуна, – хмыкнул второй. – Чай, не откажет: вы же, получается, одного поля ягоды, маги. К тому же, говорят, силы он такой, что его сам князь боится, поэтому никто колдуна этого и не трогает…
Марфа так ошарашенно на него вытаращилась, что командир обеспокоился:
– Не вздумай, девка! А ты, пустая голова, язык свой, что помело, прикуси-ка и умолкни! Его князь потому и боится, что силы он немереной, и живёт так, будто людские законы ему не писаны…
Но девушка уже ухватилась за эту идею, как утопающий за соломинку. С горящими глазами умоляюще посмотрела на командира:
– Сколько у меня до выхода времени? Я только туда и сразу обратно!
Мужчина понял, что отговаривать её бессмысленно и сдался, хмуро проворчав:
– Часа два. Ещё час тебе даю, но догонять отряд уже у болот будешь. Не вернёшься после этого времени, объявлю тебя дезертиром, поняла?
Она покивала, порывисто его обняла и бегом рванула за ворота.
Глава 5
До заветной ёлки-стражницы Марфа, как ей показалось, не добежала, а долетела. Остановилась у границы, прижав руку к груди и переводя дыхание.
Лезть без приглашения во владения древнего чародея было страшно. А всё же за Настаську страшнее: кто её, опороченную, потом замуж возьмёт? Поломает барчонок девчонке судьбу, просто поигравшись, а как надоест, выбросит. И не его беда, что жизни Настаське в деревне после этого не станет.
Укрепившись этими мыслями, Марфа шагнула было через линию, разделяющую лес на осенний и зимний, да будто в невидимую стену с размаху впечаталась. Так сильно, что не могла определить: лёгкий звон, прокатившийся между деревьев, звучит на самом деле или только у неё в голове?
Протянула руку и ощутила упругую завесу силы, не позволяющую пройти дальше. Постучала, надеясь, что чародей ответит, походила туда-сюда и, не найдя лазейки, пригорюнилась: что делать? Поворачивать обратно к деревне не солоно хлебавши?
Опасливо поозиравшись и, не увидев никого из живых, попыталась проломить невидимую стену потоком своей магии, в надежде создать крохотную брешь в защите. Звон в лесу поднялся такой, что переполошённые птицы взмыли в небо! И Марфа, боясь, что её, использующую магию просто так, заметят люди, прекратила.
Села под ёлку прямо на землю и пригорюнилась: идеи кончились. Точно сам по себе взгляд упал под дерево. Там, под елью-стражницей, чёткой разделительной линии, как везде, не наблюдалось, и Марфа сперва не придала этому значения. Но какое-то зудящее чувство в душе не давало ей покоя, и она, сдавшись, на четвереньках полезла под ель.
Очень удивилась, когда беспрепятственно вылезла с другой стороны. Встала, отряхнулась и огляделась. Будто в снежную сказку попала!
Мороз тут был соответствующий зиме, и после влажного тепла осеннего леса Марфа моментально продрогла до костей. Притоптывая и прихлопывая от кусачего холода, с досадой подумала, что сначала нужно было поддеть под тонкую форменную куртку тёплую кофту, а уж после лезть во владения ледяного чародея.
Так же ей было не ясно, куда идти и что делать дальше: ни крыш хором, ни дороги, ни тропок, ни иных ориентиров, указывающих, что где-то поблизости есть жильё – ровное полотно снега и зимний лес вокруг настолько, насколько хватало взгляда.
Девушка осмотрела деревья, приметила берёзу с удобно растущими ветвями и решила взобраться на неё, чтобы оглядеться: вдруг дым увидит? Или ещё что? Должен же колдун где-то жить?
Только она собралась на неё взобраться, как на ветку, прямо над головой, сел чёрный ворон. Никогда прежде Марфа не видела такого крупного. Но моментально вспомнила, как в школе для елизаров им рассказывали, что многие маги используют в качестве помощников разных птиц и животных, повышая свою магическую силу до такого уровня, что могут смотреть их глазами.
Девушка смекнула, что ворон непростой и наверняка принадлежит чародею. Поэтому оставила попытки взобраться на берёзу, поклонилась птице, выражая почтение к его хозяину и молвила:
– Прошу передать ледяному чародею, что елизар соседней деревни просит об аудиенции…
Она не успела даже договорить, как по лесу прозвучал-прокатился хохот:
– Гляди-ка, какие она слова умные знает! Ой, не могу! Насмешила! Птичка-невеличка, метр в прыжке, а туда же, елизаром называется!
Марфа огляделась, а когда поняла, что чародей показываться не собирается, стала терпеливо ждать, когда у старика приступ веселья пройдёт, приплясывая и притоптывая на месте от холода. Хотя, положа руку на сердце, она не могла определить, насколько колдун стар: голос как голос, мужской. А то, что грохочет, так просто магически усиленный, совсем не страшно.




