Не отпускай меня

Ах, да… Точно же…

Сандр же упоминал, что обряд заставляет вспомнить своё прежнее воплощение. А значит тело, в котором я оказалась, – моё. И те обрывки воспоминаний, что сейчас яркими рваными лоскутами проявляются в моём сознании – также принадлежат мне. Боги, какое несчастное детство было у меня в прошлой жизни!.. И, судя по воспоминаниям о пансионе, отрочество было не слаще: холодные кельи, больше похожие на темницы. Беспрестанные молитвы и посты покаяния. Из всех магических наук – изучение искусства магической вышивки шёлковыми нитями да плетение обрядовых гобеленов на удачу и плодовитость рода. Бр-р!..

Средневековая темнота в умах и сексизм в полной красе: курица – не птица, женщина – не маг. Её удел – рожать детей, вязать мужу тёпленькие трусишки да на мужскую состоятельность их заговаривать. А уж где он эту «состоятельность» использует, в супружеской спальне или с девками в борделе, не её куриного ума дело.

Теперь понятно, почему Элизабет, то есть я, так упорно противилась скорому замужеству: не успела вернуться из пансиона, а уже сразу «взамуж». Порывшись в памяти, я попыталась выяснить, когда же вернулась домой, и у меня глаза непроизвольно на лоб полезли от шока: оу… А ничего себе так мой прошлый папенька собственной дитяткой тяготится: я вернулась всего пару недель назад! На солнышке ещё не успела вдоволь согреться, а он…

– Барышня, вы вставать думаете? – резкий голос горничной прервал мои мозговые изыскания. – Ваш папенька нас обеих по головке не погладит…

Я бросила на неё косой взгляд из-под ресниц: ишь, говорливая какая! Меня, значит, она не боится, только папеньку. Но, в принципе, оно и понятно почему: сегодня семья де Ривьеро прибудет к обеду, Диего сделает мне предложение, на которое я не смогу сказать «нет», и через пару недель–месяц я убуду отсюда в южную провинцию империи. Навсегда. Чего меня бояться или проявлять уважение, да?

– Помоги мне встать, пожалуйста… Что-то голова кружится… – наигранно слабым голосом произнесла я и протянула к горничной руки.

Та, не чуя нависшей над собой опасности, пожала плечами, подошла, взяла мои ладони и небрежно дёрнула на себя. Я села на постели и крепко сжала её руки, не позволяя их выдернуть в случае чего.

– А теперь, мерзавка ты этакая, повторяй за мной, – зло прошипела и призвала Няшу. Фантом тут же явился и кольцами обвил наши руки, опаляя кожу жаром. – Я, такая-то такая, приношу магическую клятву верности и преданности Елиз… Элизабет де Розеншипской. Повторяй, ну? Чего ртом хлопаешь?!

Девушка побелела, как снег, и с ужасом таращилась на кобру.

– Барышня… Госпожа! Пожалуйста, не надо!.. Я с детства всякой магии боюсь!.. – просипела она.

Ага, счаз! Но двигаться мы, наконец, стали в нужном мне направлении: вон как я буквально за долю секунды выросла в её глазах от барышни до госпожи. Так что нет уж, доведём начатое до конца: я сейчас остро нуждаюсь в верном человеке, у меня нет времени ковыряться в памяти прошлого воплощения и выбирать того, кто ко мне расположен. Да и выбирать-то особо наверняка не из кого, раз я была отправлена из дома в совсем юном возрасте и только недавно вернулась.

– Повтори слова клятвы, – медленно, с угрозой произнесла я, Няша раздула капюшон и увеличилась в размере, нависая над горничной и демонстрируя ей в огненной раззявленной пасти приличной длины клыки.

– Хорошо-хорошо! Только не жгите мне лицо! – взвизгнула горничная, зажмуриваясь, и скороговоркой проговорила: – Я, Глафира Шеттель, клянусь в верности и преданности своей госпоже Элизабет де Розеншипской…

– Клянусь, что не причиню ей вреда ни делом своим, ни словом, – принялась подсказывать я, а она за мной повторять: – Клянусь, что не умолчу, если станет мне известно о затевающемся против неё зле. А если нарушу сию клятву, то сгореть мне на том же месте в пламени праведного гнева Светлых Богов! – последнее я добавила для красного словца и пущей острастки.

Но Глаша немеющими губами повторила слово в слово. После этого я передала Няше мысленный приказ. Кобра взмыла вверх, приняв образ феникса, сделала круг над перепуганной горничной и с громким хлопком исчезла, осыпав её снопом искр напоследок.

– Ну, вот и всё, а ты боялась, – хмыкнула я, слезая с кровати. – Теперь можно и вставать.

Горничная громко судорожно сглотнула, приходя в себя, и тут же засуетилась:

– Сейчас-сейчас, моя госпожа…

Я мысленно хихикнула: вот что значит темнота в умах и магическая необразованность. Цена этой клятвы, что я сейчас взяла с Глаши, – пшик, пустой звук. Балаганная шутка, а не клятва. А всё почему? Правильно. Потому что Глаша свою магию не использовала и не вплела в мою. Хотя она у неё, без сомнений имеется, просто магический резерв с носик колибри. Но эффект плацебо – такая вещь… иногда пуще любой магии работает.

– Можешь называть меня, как и прежде, «барышня», – смилостивилась я, подходя к зеркалу и разглядывая себя в отражении. – А что ты там про лицо говорила?..

– Простите, моя госпожа, что напомнила! – взвыла Глаша и кинулась мне в ноги. – Дворовые болтали и… Не со зла я!

Так, а вот это уже плохо, если девка постоянно так трястись передо мной будет. Похоже, я немного переборщила со спецэффектами.

– Поднимись, Глаша, – миролюбиво произнесла я, показывая, что не сержусь. – Ты мне принесла клятву, и я тебе принесу: клянусь, что не буду обижать попусту ни словом, ни делом свою горничную, Глафиру Шеттель. Обещаю заботиться о ней и не подвергать опасности… – что-то было знакомое в её фамилии, но при попытке вспомнить, моя голова до звона в ушах наполнилась звуками белого шума: треском и шипением.

Я сотворила сияющую бабочку и вплела в неё небольшое целительское заклинание успокоения для купирования истерик у больных.

– Подставь руку и позволь ей сесть на ладонь, чтобы клятва активировалась, – тихо сказала настороженно наблюдающей за мной Глаше.

Девушка нехотя послушалась: всё-таки страх перед магией в ней был силён. Бабочка сорвалась с моей руки, плавно подлетела, и как только она коснулась кожи Глафиры, в тот же момент растаяла, а целительское заклинание впиталось в тело. Глаша продолжала сидеть на полу с удивлением глядя на свою пустую руку.

– Ну как? Что чувствуешь? – полюбопытствовала я.

– Тепло… Мурашки побежали… а ещё так покойно стало на душе, даже радостно… – недоумённо пробормотала она.

– Вот и отлично. Значит, моя клятва принята Светлыми, и тебе больше не о чем волноваться, – я вновь повернулась к зеркалу. Прошлая я была похожа на меня настоящую, как две капли воды. Только сейчас мои волосы были не каштановыми, а тёмно-русыми с насыщенным золотисто-красным отливом. Удивительно… – Так что там дворовые болтают, ты не рассказала мне?

– Ну, так это… Что перед тем, как вас в пансион отправили, вы своей матушке лицо обожгли, – пробормотала Глаша, поднимаясь с пола и поправляя платье. На мои вскинутые брови она добавила: – Будто покойная барыня говорила, что сделали вы это специально, злонамеренно… простите, моя го… то есть барышня. Так люди болтают, не я.

Хм, пожалуй, я правильно поступила, связав «клятвой» первую попавшуюся девицу: чувствую, долго бы мне пришлось искать здесь верного себе человека. Благодаря усилиям покойной белокурой мымры, сторонников у меня тут нет.

Вот странно, да? Вроде мать, а столько ненависти ко мне у неё было. Насмерть ведь она меня забивала, если так рассудить. Издевалась, как хотела. Я бросила взгляд на своё отражение, вспомнила тёмно-каштановую гриву «папеньки», и внезапная догадка осенила меня.

– Послушай, – осторожно начала я подбираться к волнующей меня теме. – А больше ничего не болтают? Не было ли у моего папеньки возлюбленной? До брака или потом?

Глаша смутилась, потупила взор и кивнула:

– Вы же сами знаете, что ваша матушка – вторая жена у барина. Первая-то была ведьма. Как-то об этом стало известно, и она сбежала, бросив барина. Ведьм всегда недолюбливали, а в то время на костёр сразу отправляли. Это сейчас магию в женщинах немного стали признавать… Но вы и сами всё знаете.

– В том-то и дело, Глашенька, что я не зря с тебя клятву взяла: что-то с памятью моей вчера приключилось. Ничего не помню, иначе б не спрашивала. Но ты, смотри, о том, что я память потеряла, никому не говори, поняла? Вообще никому ничего про меня не рассказывай, иначе клятва сработает.

Девушка испуганно закивала, но новой волны истерики не случилось: целительское заклинание, несмотря на простоту, было рассчитано на долгое действие и отлично работало.

– Говорят, это покойная барыня первую жену барина в колдовстве анонимкой обвинила. А когда та сбежала и их развели, как закон в то время позволял, приворожила к себе вашего папеньку и вышла за него замуж. И ещё… – она замялась.

– Что я дочь ведьмы, а не покойной барыни? – закончила я вместо неё и девушка смущённо кивнула.

Что ж, похоже было, что так оно всё и есть. Маман оказалась мне не матерью, поэтому и вымещала на мне свою злость. Папаша видел во мне сбежавшую первую жену и старался постоянно сбагрить куда-нибудь. Сначала пансионат, а сейчас замуж. Класс: не родственнички, а сказка.

Радует, что, в случае чего, муки совести испытывать не обязательно: будем с Няшей чмырить всех, они заслужили. Ах да, кроме Глаши, конечно же. Она девчонка вроде бы ничего да и вообще мне ещё пригодится.

– Тогда, Глаша, проведи мне сегодня экскурсию! – в приподнятом настроении хлопнула я в ладоши. – Буду знакомиться с домом заново. Начнём с этих дверей. Что за ними?

– За этой ваша гардеробная, – спешно бросилась горничная демонстрировать, что скрывается за ними. – А тут барин к вашему приезду купальню оборудовать велел. Последняя новинка из столицы. Во-до-про-вод, – с придыханием и трепетом по слогам произнесла она название.

Хмыкнув, я прошла в «купальню» и обнаружила там вполне сносный санузел: ванную и унитаз. Покрутив краны, отметила, что «новинка» работает исправно, и стала набирать себе воду для купания. Заметив, что горничная продолжает наблюдать за мной с благоговейным трепетом, объяснила ей приблизительное устройство и как пользоваться. С горящими глазами девушка молча внимала мне и только кивала, показывая, что понимает.

Оставив ванну наполняться, мы прошли в гардероб, чтобы выбрать мне наряд для прогулки. Сразу в глаза бросилось нечто, бесформенной кучей свисающее с вешалки.

– Фу-у… Это что за лиловое убожество? – не удержалась я и недовольно сморщила нос.

– А это то самое платье, которое вам папенька из столицы привёз, – весело хохотнула Глаша и, заметив мой ошарашенный взгляд, добавила: – То самое, которое он сказал вам сегодня к обеду надеть. Оно вам и раньше не нравилось.

Я осторожно потянула его на себя, пытаясь оценить масштаб бедствия. И тут же душной вспышкой моё сознание накрыл рваный лоскут памяти прошлой жизни: тускло освещённый коридор, я прижата к стене, и мне некуда бежать. Нечем дышать из-за торопливых влажных поцелуев по лицу, глазам, губам, шее и, – о, боги! – почти вываливающимся из лифа платья грудям.

– Моя… моя… – хрипло шепчет между поцелуями тот, кто тёмной горой нависает надо мной. – Диего женится на тебе, и я востребую право первой ночи, как позволяет наш хаддарский обычай. Ты будешь моей, строптивая беляночка… Я буду всю ночь любить тебя так, что с утра ты не сможешь ходить…

Я пытаюсь оттолкнуть его от себя, чувствуя тошнотворное омерзение:

– Пожалуйста, лэв Френсис де Ривьеро… пустите меня!.. Нас увидят слуги или… или отец!..

Но этот мерзавец лишь сипло рассмеялся, с лёгкостью подавляя моё сопротивление:

– Твой отец проигрался мне в карты, глупенькая… И в счёт долга уже согласился отдать тебя за моего сына… Но знаешь что? Сразу после вашего с Диего обряда я заберу тебя себе… взамен отдам сыну трёх наложниц… Да пусть хоть забирает весь гарем! Но только отдаст тебя мне… Диего не посмеет пойти против моей воли, поэтому ты уже моя… Моя, слышишь? Ты моя!

– Пожалуйста, не надо… – слёзная пелена застилает мне глаза, заставляя всё в нынешней мне кипеть от злости.

Этот гад вновь опаляет своим дыханием мою шею:

– Ты специально дразнишь меня… Распаляешь своим упрямством моё желание… Скажи мне «да», и я тотчас дам тебе всё, что ты только можешь себе пожелать! – он взял мою руку и прижал к своему низу живота. Ладонь ощутила недвусмысленное возбуждённое состояние мужчины. – Смотри, что ты делаешь со мной…

– Пожалуйста, нет… – и слёзный поток из глаз усилился.

«Да не будь ты такой овцой! – захотелось мне в ярости заорать ей. – Вмажь этому кобелю коленом между ног! Или сожми руку крепче и оторви, к Забытым, ему причиндалы, раз они так его беспокоят!»

В тот же миг воспоминания прошлого отпустили меня, и я с брезгливостью отдёрнула ладонь от платья. Какая мерзость!..

– Интересно, папенька сильно расстроится, если оно, скажем, совершенно случайно будет испорчено? Предположим, на него невзначай кто-то уронит свечу, и оно сгорит? – задумчиво пробормотала я.

– Он отправит вас на конюшни, где вас выпорют, – уверенно заявила Глаша. – А меня иссекут кнутами до полусмерти и разжалуют в прачки. Если выживу, конечно.

Горничную было жалко, а себя ещё пуще. Пожалуй, не стану проверять границы терпения своего родителя.

– Я буду в нём похожа на чернично-йогуртовый торт, – обречённо вздохнула я, смирившись. – Ладно, чего уж там, приготовь его потом. А пока посмотрим, что тут ещё имеется…

Я принялась перебирать плечики, стараясь найти приемлемый вариант для прогулки. В принципе, одежды особой у меня не было. Наткнувшись на серую пансионскую хламиду из тонкой шерсти, я поняла, что весь мой гардероб был куплен совсем недавно. Оно и не удивительно, раз я всего пару недель как вернулась. Кроме лилового убожества, остальной мой гардероб из пяти платьев был единого скромного кроя с закрытой грудью и воротничком–стоечкой. Тона преобладали пастельные, что более приличествовало молодым и незамужним барышням любого времени.

Выудив платье светло-жёлтого цвета, я заметила на подоле пятно и недовольно поморщилась, продемонстрировав его Глаше.

– П-простите меня! – побледнела горничная. – Я-я совершенно о нём забыла!.. У меня матушка в тот день заболела и… Боги, простите меня!.. Я не нарочно!..

Извинения звучали искренне, и я небрежно отмахнулась:

– Надену что-нибудь другое. Но в следующий раз, Глаша, подобной небрежности в работе я не спущу: лично отправлю тебя к прачкам, а себе возьму другую, более расторопную служанку. Ясно? – она закивала, принимая у меня из рук платье.

Мысленно вздохнув, что это платье мне понравилось больше всех, я решила в очередной раз продемонстрировать Глаше магию: лёгким движением руки начертила в воздухе простые руны очищения, и пятно на платье исчезло. Сама ткань разгладилась и стала пахнуть нежным цитрусовым ароматом.

Девушка вновь оказалась под впечатлением:

– Вот это да, барышня! А как вы это так ловко сделали? Неужели вас этим штукам в пансионате научили? Ой, вы бы не показывали никому, а то вас тоже за ведьму примут… Не хотелось бы мне потерять такую хорошую хозяйку, как вы…

Я расхохоталась:

– Какие глупости! Такой простой магии учат ещё в школе! Для этих «штук», как ты выразилась, большой резерв не нужен. А у тебя так тем более должно хорошо получаться: твоя основная же стихия – вода… Неужели вас этому не учат?.. – перестав смеяться, пробормотала я, заметив ошарашенный взгляд горничной. – Глаша, скажи… а много ли в округе магов? Ну, или… ведьм?

Глаша, продолжая пялиться на меня, отрицательно покачала головой:

– Нету никого… Только аристократы, наверное… Но я никого не видела, чтобы вот так, как вы…

Мне невольно поплохело: час от часу не легче! Я помню по истории, что иногда случались периоды бессилия магов. Как будто магия вырождалась в мире. И сопровождались обычно эти периоды прорывами тварей из Пограничья, сумеречного места между мирами. Проблема заключалась в том, что эти создания представляли опасность как живые, так и мёртвые. И мало было убить подобную тварь, её ещё следовало сжечь. Чтобы сумеречная плесень, спорами обитающая в этих организмах, не разносилась вокруг, подобно чуме, и не уничтожала на своём пути всё живое и не отравляла воздух и землю, делая их непригодными для жилья.

– Скажи, – облизала я пересохшие губы, – а часто бывают ли здесь прорывы, из которых появляются тёмные монстры?

– Здесь нет. По крайней мере, я о таком не слышала, – успокоил меня ответ девушки. – А вот в столице, поговаривают, самая настоящая война идёт: что ни день, то прорыв. Твари лезут и лезут… Жрецы говорят, что это всё ведьмы виноваты: они служат Тёмным богам и призывают тварей Пограничья, чтобы свергнуть нашу светлую добрую императрицу Екаттарину… – и она осенила себя знаком Светлых. – Поэтому, барышня, вы бы не особо-то показывали, что магичить умеете… Не ровён час, со дня на день новая охота на ведьм может начаться…

О, императрица Екаттарина! Занятная особа, да. По крайней мере, теперь понятно, в каком времени я очутилась. Я помню по истории, что молодой император Константин женился, а через некоторое время сильно заболел и слёг. Бразды правления империей легли на хрупкие плечи юной жены. Наступило смутное время: прорывы тварей из Пограничья, бунты и заговоры. Чтобы удержать власть, Екаттарине пришлось короноваться в качестве регента при больном муже, а всех недовольных она приструнила с помощью своего драгунского эльфийского полка. Который, в свою очередь, она собрала, даровав эльфийским невольникам свободу. Она также издала указ, по которому всякому, кто смел обращать эльфов в рабство, светила пожизненная каторга. Многие эльфы в благодарность присягнули ей на верность и отказались возвращаться в эльфийскую империю Иегрес–Аскаин. А потом… потом…

Белый шум вновь взвился в моей голове до дурноты и боли, мешая мне вспомнить нечто важное. И я отступила, поняв, что этот блок мне не преодолеть. Решила задать Глаше вопрос, который всегда мучил меня на уроках истории:

– Неужели простые люди даже не пробуют использовать магию? Вот ты, Глаша, пробовала хотя бы раз?

– Жрецы говорят, что колдовство – это прямой путь в лапы Тёмным богам, – я невольно поморщилась с досады: ох, уж эти фанатики! Вечно поперёк истории костью в горле становятся! Как быстро бы мог наступить прогресс, если б не вот такие людишки! – Но я, честно говоря, немножко пробовала… Только вы не смейтесь и не говорите никому! Вода… мне кажется, я чувствую её…

Я удовлетворённо кивнула:

– Значит, я верно определила твою основную стихию. Ты, Глашенька, маг воды. Только внутренний резерв у тебя совсем крохотный, и управлять ты можешь разве что каплей. Если хочешь, я покажу тебе упражнение, чтобы его расширить. Последствия после него неприятные, тебя будет тошнить и даже рвать, если ты переусердствуешь с занятиями. Но очень уж это упражнение действенное.

– И я смогу чистить одежду вот так, как вы, не стирая?! – с горящими от восторга глазами громким шёпотом спросила она.

– Это будет для тебя легче лёгкого. А потом, когда стихия воды тебе станет хорошо подчиняться, ты сможешь управлять и другими элементами, которые дружественны ей, – со снисходительной улыбкой заверила. – Пойдём, я тебе его покажу. Чтобы быстрее добиться результата, тебе лучше делать его рядом с водой.

Мы вышли из гардеробной и прошли в купальню. Ванная уже набралась, и я выключила воду: дополнительный слив был ещё не предусмотрен. Показала горничной упражнение из начального уровня магической школы, и с удовольствием стала наблюдать, как девушка выполнила его со всем рвением и тут же кинулась к унитазу. Нависла над ним и стала оглушать помещение недвусмысленными тягучими утробными звуками. Не удержалась и расхохоталась над ней:

– Куда ты так его резко дёргаешь, заполошная? Растягивать резерв нужно медленно и терпеливо. Иначе откат последует незамедлительно, и ты вот так бякать будешь круглыми сутками. Ладно, помогу тебе сейчас немного, – смилостивилась над страдалицей, сплела лёгкое усмиряющее заклинание при укачивании и применила на неё. – Зелье было бы надёжнее, но что имеем, то и применяем… Ну, как? Легче?

Горничная разогнулась и с удивлением ощупала свой живот. Цвет её лица по-прежнему был землисто-серый, но рвота прекратилась.

– Гораздо легче… А вы что, барышня, и лечить умеете? Вас и этому обучили?

– Угу, – буркнула я, понимая, что постоянно палюсь не по-детски: ну, какой, к Забытым, меня магии могли научить в пансионе при таком-то гонении на ведьм?!

Глаша кинулась мне в ноги, чуть лицо себе не свезя о кафель на полу и взвыла:

– Госпожа! Миленькая! Помогите моей матушке, шибко она болеет! Вылечите её! У меня, кроме неё, никого на этом свете нету-у!.. Я вам по гроб жизни буду обязана! Да что там! Сколько б жизней мне не жить, всегда верна вам буду-у!.. В огонь и в воду за вами пойду-у!…Только помогите–е!..

Я ошеломлённо замерла, глядя, как с её пальцев сорвался крохотный голубоватый огонёк и впитался в кожу моих ног, обдавая жаром магической клятвы напоследок. Ах, ты ж, глупая, заполошная девчонка!.. Что наделала, что наделала… И ведь сейчас не объяснить, не втолковать ей, что она натворила. И не на одну эту жизнь, но и на будущие…

– Да разве я могу?.. – попыталась я разорвать связавшую нас магическую нить, пока она не окрепла. – Тут наверняка ни лаборатории, ни инструментов нет, чтобы зелье сварить… Тебе лекарь нужен! Другой! Не я!..

– Да вы хотя бы её просто посмотрите, и то дело уже будет, – шмыгнув носом, подняла она на меня своё заплаканное лицо. Магическая нить вспыхнула, и клятва закрепилась. Всё, кабзда… Вот же ж… Проклятье!

– Лекари её уже смотрели. Прописали пиявок. А денег за услуги взяли столько, сколько мы с ней вдвоём за три месяца не зарабатываем. Посмотрите её? А про место, где зелье варить… На территории усадьбы стоит «домик ведьмы». Старый флигель, где ведьма своё колдовство чинила. Той самой, первой жены графа. Барин велел его запереть, внутрь не заходить и ничего не трогать… Может быть, там найдётся то, что вам надобно?

– Ладно, – глухо проговорила я. Теперь уже ничего не поделаешь: девчонка связала нас клятвой навечно, и не важно, помогу я её матери или нет. Потому как сказала она: «хотя бы просто её посмотрите», в огонь и в воду ей теперь судьба со мной идти, ну, и далее по тексту, что она сейчас выла. – Сперва искупаюсь, оденусь, а после проводишь меня к этому домику… Мать-то у тебя где? В деревне?

– Нет, здесь в усадьбе прачкой работает! – оживилась эта дурёха.

– Иди, приготовь мне то платье жёлтое. И нижнее бельё. Да только смотри, новое принеси, не ношенное которое! – потому что одевать после кого-то, пусть даже это была я, как-то не особо хотелось. – И про полотенце не забудь…

Она унеслась выполнять поручение, а я со вздохом разделась и залезла в ванную. Ладно, теперь уже ничего не поделать, чего ныть? Впредь, Лиз, правила магической безопасности будешь объяснять перед упражнением растягивающего резерв.

И к тому же всё к лучшему: за полчаса Глашка успела узнать и увидеть столько, что рано или поздно всё равно пришлось бы брать с неё настоящую магическую клятву верности и преданности. Не на все жизни, конечно же… Но всё же.