Влюблëнная в чайку

Я вышла из «Эдема» и услышала чайку. Она сидела на крыше ресторана. Я увидела только ее левую часть. Я влюбилась в эту птицу.

Я шла за расписанием. Вчера его забыли поменять у входа в ресторан. Взяла листы с расписанием в «домике».

Когда шла назад, в «Эдем», поняла, почему влюбилась в чайку: я испытала к ней жалость. Из-за ее истошного крика. Сразу вспомнила напутствие мамы на свадьбе сестры: «Жалейте друг друга». И другие мамины слова: «Помни всегда, человек может уйти и не вернуться».

Не от тебя уйти. Из жизни. Если помнить это, свой человек становится еще ближе, родным. Жизнь – это много, но это – только жизнь. Для каждого потом ее не будет. Нет смысла выяснять отношения. Лучше помнить, что, уходя, человек может видеть тебя в последний раз. И ты его. И быть родными.

Я еще раз поняла, осознала, вспомнила, что любовь – это жаление…

Сегодня третий месяц, как мы не общаемся с Сергеем. Но я счастливая, потому что влюбилась в себя. Сегодня я снова работаю в детском уголке над пляжем. Он крытый и открытый одновременно: с потолком, но без стен.

Я работаю с морем. Каждый день слушаю его. Я осознаю счастье внутри меня. Обожаю эту работу. Вчера после завтрака в ресторане бежала с улыбкой к морю, на свой пинай, детский уголок. Вытянула руку, чтобы ощущать мягкость хвойных кустарников. Наслаждалась ощущениями в формате 5-D: прикосновения, ветерок по коже, щебетание птиц, запах хвои и роз, красота моря впереди, ощущения в голове, сердце и душе. Ароматы, блажь для глаз, осязание, звуки, осознание всего этого.

Я говорю, что работаю с морем, потому что осознаю, как его близость влияет на то, что происходит внутри меня, на мое счастье, на слаженный, спокойный, почти незаметный процесс работы над собой: я наслаждаюсь гармонией этого течения и его результатом.

Я боюсь толщу воды. Боюсь моря, его шума. И боялась любить себя раньше. Сейчас я успокаиваюсь благодаря звукам моря. В том числе благодаря его ритму я вхожу в состояние любви к себе, через его музыку.

Море действительно было для меня лишь пугающей, опасной огромной толщей воды. Его шум вызывал во мне только панику, даже во время относительного спокойствия. Это был шум-катастрофа. Я закрывала глаза однажды вечером, стоя на берегу, в Геленджике, когда море было не самым безмятежным: с каждой волной мне казалось, будто эти стены обрушатся сейчас на все, поглотят жизнь, весь мир утонет в этой воде. Внутри себя я сама все сжимала, чтобы оградиться от грядущей волны и страха. Я не выдерживала и открывала глаза, чтобы удостовериться, что море не разбушевалось еще больше, и я не права: мир останется жив.

Когда я начала понимать, что суть женщины раскрывается не в борьбе с самой собой, за мужчину, к примеру, а в распаковывании себя, чтобы обнаружить свою суть, я осознала, что мне нужно расслабляться. Поняла, что сейчас у меня есть прекрасный шанс: от чего еще можно хорошо расслабиться, кроме как от мелодии моря? Возможно, много от чего, но сейчас к моим услугам – Черное море.

Однажды днем на работе, на пинае, я закрыла глаза. Море было спокойным: если бы даже немного бушевало, я не рискнула бы снова слушать его с закрытыми глазами и оказаться в вольной фантазии, где огромные волны-стены обрушиваются и поглощают меня и весь мир.

Рокота моря я боялась, даже когда оно было сравнительно спокойным: оно все равно наваливалось на меня всей толщей, страшный вал грозил захлестнуть все вокруг, когда я сосредотачивалась на шуме волн. Я сразу оказывалась будто в плену этой страшной мощи, которая так легко может отобрать жизнь.

Иногда я намеренно на секунды отдавалась панике: в эти короткие моменты мне было интересно узнать, насколько огромен, глубок мой страх, как далеко он может зайти и увести меня. Убеждалась, что глубок и огромен, как само море.

Я боялась не только саму воду, море, плавать в нем, но и его шум, пока не начала вдаваться в то, что оно говорит в спокойствии. Для меня оно было огромным, опасным, не поющим, а действительно шумным. Мне сложно было решиться начать успокаиваться грохотом воды.

Так вот, однажды я выбрала день, когда был штиль, не полный, и все же я позволила себе вслушаться в спокойное море. Оно начало покачивать меня.

Море зашелестело. Оно и сейчас не было очень уж тихим, но теперь его разговор был не шумом или угрозой: море шептало. Я начала расслабляться, оно пело для меня колыбельную.

Я слушала его, и слышала там теперь не угрозу, а шепот: «Люби себя, люби себя», как покачивание на волнах. Я входила в состояние любви к себе через этот морской транс.

Я входила в транс и в состояние любви к себе.

Теперь я просто расслабилась внутренне, позволила себе плыть по его мелодии, его ритму – унести меня. Я влюбляюсь в себя, не боюсь этого.

Я всегда воспринимала море только как что-то мощное, что может на раз лишить жизни. А оно вернуло меня ко мне, которую я, может, никогда не знала или знала в детстве, оно помогло мне добраться до моего существа, распаковать мою суть, увидеть, прочувствовать, понять меня настоящую, снимая слой за слоем то, что мне не нужно, например, попытки нравиться кому-то вместо того, чтобы нравиться себе. Оно даже не то что вернуло меня к жизни: показало мне жизнь. Показало мне меня.

Спокойное море помогает мне купаться в моей неге. Позволяет мне увидеть мое отражение, отражение женщины.

Но процесс этот – только внутренний: я не срослась с морем полностью, по-прежнему боюсь плавать, слушать его, когда оно бушует, – тогда нас обоих штормит, – боюсь стоять и ходить по пирсу, когда волны – с мой рост и больше, удивляюсь, как люди без страха, спокойно ходят по дамбе для причала в шторм.

Наблюдала, как пара – девушка и парень – гуляли темным вечером по пирсу в шторм, между волн возмущенного моря, и умиротворенно, безмятежно обнимались.

Может, я боюсь и пытаюсь убежать от отношений в реальности, поэтому нашла кого-то на расстоянии Казань-Баден-Баден, вместо того, чтобы жить настоящей жизнью сейчас и здесь, а не мечтами и думами о том, кто далеко… об одном русском немце… Мечтательница боится, что будет шторм?…

Прожив три месяца в Геленджике, я так и не рискнула научиться плавать в море. Но в процессе распаковывания моей сути мы с ним стали партнерами.

Поющее море… Казалось бы, хорошая ситуация, чтобы рефлексировать, лениво предаваться размышлениям о своей жизни. Но я анализировала, делала выводы только в своем романе о себе, Стамбуле, Геленджике, море. В романе, который я иногда, когда творчество желало выхода, писала в смартфоне.

Лишь изредка, когда Черное море волнуется, то воспоминания нахлынут, то размышления: я на его волне. Настоящие партнеры.

Через три месяца я забыла, что боюсь шум воды.

Каждый день я вижу синюю или бирюзовую водную гладь, солнце. Чаек: над морем, пляжем, надо мной. Каждую секунду я дышу свежим морским воздухом.

В течение этих трех месяцев я поняла, что буду отстаивать свою любовь к себе: наслаждаться жизнью, не зацикливаться на тех, кто холодно ведет себя со мной и не давать задевать свои права. И мне нравится этого процесс: процесс любви к себе.

Я живу с 17-25-летними коллегами. Они поздно ложатся и поздно встают, собираются вместе в нашем жилище на территории отеля, мы называем его «домик», и шумят по вечерам и ночам.

Мне 30. Люди думают, что мне не больше 27. Кто-то говорит, что 25, кто-то дает чуть больше.

В 30 лет я не буду терпеть шум, когда сплю, я говорю не шуметь, когда шумят так, что даже в берушах слышно.

В 30 я не буду убирать пинай за коллегами моложе, которые в мой выходной оставляют после себя воду в стаканчиках с разбросанными красками.

Я учусь любить себя только сейчас. Не думать, что я много требую от коллег. Не бояться, что за спиной будут обсуждать. Не остерегаться, что не полюбят.

И они уважают.

Мне нравится процесс любви к себе, он делает меня еще более осознанной: некоторые вещи я делаю, потому что у меня такой характер – не терпеть, но что-то сейчас я делаю специально, осознанно, когда мои права задевают (все же с детства была приучена давать отпор, но только когда уже невмоготу, а до этих пор якобы можно и потерпеть). И мое внутреннее нежное, справедливое, взрослое, потому что разумное, а не капризное, но все же дитя, потому что все мы – дети, которых нужно любить, благодарно мне.

…Любовь – это жаление. Если помнить, что жизнь – это всего лишь жизнь, а потом ее не будет у каждого, родных жалеешь. Потому что когда-нибудь расстанешься с ними и их будет не хватать.

Я хотела быть с Костей, но начинала любить себя, говорящее со мной море, улыбающееся солнце, ветерок по коже, свежий морской воздух, завтраки с лавандой на столе под спокойную музыку, танцы с детьми. Эту жизнь, повседневную. Потихоньку я влюблялась в свою радость, осознанность. В крики чаек… Наверное, чаек я любила всегда…

Бакланы «смеются», как люди. Я несколько раз думала, что так «прикалываются» люди, потом видела, что это разговаривают птицы.

А чайки плачут. Они кричали так истошно, мне становилось жаль их. Я, наверное, хотела любить, тонуть в чувствах, жалеть, испытывать глубокую обоюдную привязанность. Я – как литературная героиня. Тургеневская девушка во мне не давала найти мужчину: все казались чужими, один он – свой.

Я сравнивала себя с тургеневской девушкой: чувственной и сильной. И с молодыми коллегами: где они дислоцировались, так и находили себе партнеров. Я так не могла. И не могу, несмотря на то, что мужчины у меня давно во всех смыслах не было, почти никогда и не было за всю жизнь. «Почти», если не считать полуторагодовые отношения, которые я прервала после того, как он сделал мне предложение, потому что потому что узнала, что от чайлдфри.

Я уютно сижу сейчас в кресле-мешке, которое подстраивается под тебя. Я на работе. В детском уголке на берегу Черного моря. Подо мной – пляж. Море солнца. Солнце в море, на небе – везде. Черное окружают горы. Летают чайки, бакланы. Я все это вижу, замечаю, осознаю.

Я сижу, поглядываю на красоту вокруг и пишу. Пишу в телефоне книгу, свою историю.

О том, как от меня отказался мужчина, потому что при нем у меня выпал зуб.

С Сергеем нас познакомила моя бывшая коллега. Она знала его как продавца дома. Сергей продавал свое жилье, когда переезжал из Перми в Германию, в Баден-Баден. Коллега купила у него дом, через два года продала жилище и приехала жить в Казань, мой родной город, где мы с ней узнали друг друга, работая учителями в школе. С моего разрешения она дала ему мой номер телефона.

Четыре месяца мы с Костей переписывались и созванивались, говорили о создании семьи, если, конечно, встретившись, будем продолжать нравиться друг другу, не менее, чем в удаленном общении.

Через два месяца переписки я узнала, что он женат, но с женой не общается уже два года. Общих детей нет. Разводиться не спешит, потому что размер налогов у женатых в Германии меньше, чем у холостых. Сказал, что разведется после нашей встречи.

Прилететь в Россию он мог только с несколькими пересадками. Решили увидеться в Стамбуле.

Почему я поехала к нему, а не продолжила искать близкого поблизости, рядом, вокруг себя? В самом начале переписки Сергей сказал, что хочет семью уже здесь и сейчас (не как кто-либо другой, который, как, возможно, выяснится года через полтора, не хочет детей сейчас или совсем). Этим все сказано…

Я больше не хотела терять время, хотя в целом, в жизни, и спешила, не торопясь, как в поговорке. Но, возможно, все-таки поторопилась… А может, это все нужно, ведь это – жизнь, опыт, причина стать партнерами с морем, окунуться в свою суть, найти себя, женщину в самом глубоком смысле этого слова, чтобы больше не терять.

Сергей приехал в Стамбул на день раньше меня. Меня встретил в аэропорту. Там же он подарил мне маленький, красивый букет с красными цветами – даже не знаю их названия – и листьями эвкалипта. Взял меня за руку. И мы пошли. Правда, потом он отпустил мою руку, но об этом – позже…

Если честно, мы встретились в Стамбуле, чтобы сделать никах. Никах – мусульманский брак, – а не официальная женитьба, потому что он был женат, но, я хочу подчеркнуть, с женой он не общался уже два года. Почему не развод сначала? Глупо, может, было торопиться. Тем более потом он не спешил с разводом.

В общем мы переписывались о желании иметь семью, ребенка еще до встречи. Решили, что, если понравимся друг другу, то он примет ислам (он на три четверти русский, на четверть татарин, воспитывала его то бабушка-татарка, то родители), сделаем никах. Мне это нужно было, в том числе чтобы я не ощущала себя «гулящей» женщиной, которая приехала на встречу к мало знакомому мужчине в другую страну.

Я немного стеснялась его сначала. Но все же настроила себя вести с ним естественно: всю жизнь вместе жить, и как сразу пойдет, так и будет дальше, наверное.

В отеле мы жили в одном номере, но спали на разных кроватях, которые потом сдвинули, потому что отравились жирной рыбой, но не чтобы чувствовать единство в тошноте, а чтобы совместно легче перенести болезнь.

Мы гуляли по Стамбулу, общались, продолжали говорить о создании семьи, ходили в кафе, отравились рыбой, как уже сказано, смотрели достопримечательности, сидели на крыше одного кафетерия и наслаждались видом исторической части города, грелись у открытого огня в одном из заведений и пили розовый чай. Смеялись.

В один момент я увидела его странный взгляд на мне. «Странный», потому что я еще не знала, почему он так смотрит. Он смеялся, но резко перестал. Взгляд направлен на мои зубы. Или их отсутствие. Одного зуба. Я догадалась. Я носила брекеты, и у меня не было одного, самого первого, зуба. Я осталась без него в небольшой аварии, в которой, слава Богу, никто и ничто, не пострадало, кроме этого самого зуба. Его «заместителя», искусственный зуб, ортодонт по моей просьбе прикрепила на брекет, конечно, только на время ношения скобов, и на соседние зубы.

И вот «заместитель» отвалился.

Случившееся стало моей личной катастрофой. С этого момента я перестала чувствовать естественность рядом с Сергеем. Наверное, потому что смотрела на себя со стороны, его глазами, и думала, что я идеальная для него, со мной у него хорошие ощущения, в которые он влюбился (я читала, психологи считают, что мужчина на самом деле влюбляется не в женщину, а в свои ощущения, которые он испытывает рядом с ней).

Так было до «падения» зуба и моего образа в его глазах. Сейчас я понимаю, что не ощущала себя счастливой женщиной только потому, что мне хорошо рядом с ним, а старалась, «работала» на его ощущения, в которые он должен влюбиться. Я наслаждалась идеальным своим образом.

Раньше все было хорошо, и я жила в этом образе. Но теперь он сломан, и я перестала быть им. Теперь я женщина без зуба. Это уже не привлекательно. Я больше не работала на образ. Я потухла.

Образа нет. Меня, какую он знал, меня, какой я старалась быть, нет. Может, это нужно, чтобы я стала живым человеком, у которого может быть все. Но я не стала им. Я погасла.

Мои мысли все время занимал этот "зуб". Его отсутствие. Казус. Мне хотелось вернуться домой, спрятаться.

Я думала, что до конца жизни теперь буду стесняться, думать о зубе, и он будет думать об этом случае, и что вся радость жизни из-за этого будет навсегда омрачена.

Я не делала вид, что сникла. Наоборот, хотела показать, что мне смешно. Делала уверенный вид. Но постоянно видела теперь свой образ беззубой, которым я стала в секунду, и себя в одновременно смешной и катастрофической, а потому нелепой ситуации.

Я старалась держаться бодро, но теперь была без пыла образа, а живым человеком не могла общаться с Костей так, как общалась до случившегося.

Мы вернулись каждый в свою страну.

Он был дорог мне. Но я не могла не думать о зубе.

Он писал мне теперь раз в двести реже, чем до встречи. Если раньше мы переписывались днями напролет, то сейчас – раз в неделю дежурное: «Привет. Как дела?».

Я отвечала, но сама теперь не проявляла инициативу: стеснялась, думая, что не нужна.

Я не хотела терять его и свои планы на семейную жизнь с ним. Однажды я настроила себя, придумала себе другой образ: женщины, у которой могут быть в жизни разные случаи, но которая не обращает внимания на мнения окружающих, исправляет ситуацию, живёт дальше и по-прежнему не думает, что о ней подумали в том или другом случае, каким бы комичным, ужасным либо просто глупым он ни был.

Я настроила себя на такой лад, потому что видела, что мы теряем общение и друг друга, и хотела предложить ему следующий этап отношений.

Я сказала, что нам нужно жить вместе.

Потом еще несколько раз говорила ему об этом. У него были отговорки: то он готовится к сессии в магистратуре, то нужно отдавать долг, то нет средств сделать визу для меня, потому что еще не получил возврат налогов за предыдущий год. Я уже даже не переживала о зубе. Потому что видела, что он относится ко мне, как к чужой.

Теперь мне было все равно, что он думает. Если он так может. Я уже не так ярко воспринимала ситуацию с зубом. Мне было все равно, какой у меня образ в нашем общении. Если общение все равно сходит на нет и запланированная семья бледнеет на горизонте жизни. Что там семья: вся распланированная мной жизнь исчезает на горизонте будущего.

В списке контактов смартфона я переименовала его с «Кости» в «Уральский Пельмень», когда стала понимать, что он ищет причины, чтобы я не приезжала к нему и чтобы не разводиться. В промежутке он был также «Любимый муж», «Муж», потом «Сергей» и снова «Сергей». Понятно, что наименования менялись по мере развития или угасания нашего общения.

Сразу после Стамбула общение не радовало из-за зуба. Но теперь я не ощущала радости, потому что в жизни было грустно. Я теряла его. Больше никого нет.

Да другой и не нужен. Однажды я сказала ему, что если с ним ничего не получится, то не знаю, будет у меня мужчина или нет, потому что остальные кажутся чужими.

А он сейчас, видимо, считал меня чужой.

Я сказала ему, что наше общение приближается к нулю, и что мне нужно больше коммуникации и взаимодействия с ним, он сказал, что ему нужно то же самое. На этом наше общение прекратилось.

Через три месяца я взяла себя в руки и ощущала счастье от прикосновения ветерка в Геленджике. Прямо здесь, сидя на своем кресле-мешке. От близости шумного, иногда поющего, а иногда бушующего моря. Запаха моря. Завтраков в красивом ресторане "Эдем" со свежей лавандой на столах. От вкусов. Огоньков на другом берегу, которые горят для меня, когда я сижу в уютном кресле на пляже после работы. Это Новороссийск зажигает огни для меня. Я почти серьезно начинала думать, что все это создано за миллиарды и десятки лет до моего рождения, чтобы я могла наслаждаться данным чудом.

Я слушаю море. Вдыхаю запах его. Ощущаю ветер. Ну, вы уже знаете… Но ещё я вижу яркие звёзды над морем и территорией огромного пятизвездочного отеля, где я работаю. Знаю, что завтра в «Эдеме» для меня приготовят вкусный завтрак, потом обед, ужин. Я могу брать на шведском столе все, что хочу: утром – творожную запеканку, овсяную кашу, чай любой (черный, зелёный, травяной), кофе, сыр, хлеб, масло, зелень, выпечку, омлет, вареные яйца и так далее. Днём – супы, каши, любой гарнир, котлеты, мясо во всяком виде. Вечером – тоже богатый выбор.

Потом за мной уберут со стола и помоют посуду.

Я работаю на солнечном собственном пляже отеля, крыша защищает меня от палящего солнца, у меня здесь есть питьевая вода в 19-литровом кулере – все для удобства, я вдыхаю полезный чистый свежий морской воздух и получаю за это деньги.

Сейчас я работаю. Вернее, я провожу время на работе, его мне оплачивают. Но детей, как часто бывает, в этом детском уголке сегодня нет.

Я кайфую, когда здесь есть дети, мне нравится работать с ними, когда их нет, я просто отдыхаю.

Сейчас я сижу в удобном кресле-мешке и пишу в своем смартфоне этот роман про себя.

Я люблю себя. Научилась по-настоящему любить себя.

За эти три месяца что мы не общались с Сергеем. Но сегодня это время закончилось.

Я пишу роман и вдруг вижу сообщение. От: «Уральский пельмень».

«Привет. Как дела?»

Я смотрела на сообщение, оно скрылось. Я потянула скрывшееся вниз – оно открылось. Я открывала глаза шире. Я читала, по очереди глядя на каждую букву: у, р, а, л, ь, с, к, и, й, п, е, л, ь, м, е, н, ь. И аватарка все та же.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.