Ультрафиолет: Тени Рождества

- -
- 100%
- +
Он спустился с небес, сияя Божественным Светом, который мягко, но уверенно озарил её скромную комнату, растворяя сумрак. Его белоснежные крылья переливались перламутром и светом звёзд, а лазурные глаза светились неземной добротой, пониманием и бесконечным покоем. Ангел склонился к ней, и его голос, подобный журчанию горного ручья, такой мелодичный и успокаивающий, зазвучал прямо в её душе, проникая в самые её глубины:
– Не бойся, дитя моё, – сказал он. – Твоя судьба предначертана на Небесах ещё до твоего рождения. Тебе суждено стать женой Иосифа, ибо так повелел Господь, и это Его Воля принесёт тебе истинный мир.
Его слова пронзили её сердце, словно яркий луч солнца, пробивающийся сквозь густую листву, не причиняя боли, но наполняя светом и ясностью. Она почувствовала, как тяжёлый камень спадает с души.
– Но как же Салом? – прошептала она, и в её голосе звучала неподдельная боль, когда слёзы вновь медленно катились по её щекам. Это была не обида, а скорее мольба, вопрос, идущий из самой глубины раненого сердца, которое всё ещё цеплялось за утраченное.
Ангел улыбнулся, и его улыбка была подобна лучу света, пробивающемуся сквозь грозовые тучи, обещая скорый рассвет и мир после бури.
– Салом – он тоже твой Ангел, как и я, – сказал он, и в его глазах читалась великая мудрость. – Ангел, посланный Небесами, чтобы защитить тебя. Он твой ангел-хранитель, дитя моё.
Слова Ангела ошеломили её. Её глаза широко раскрылись от удивления.
– Как это? – воскликнула она, не веря своим ушам, пытаясь осмыслить услышанное.
– Он будет рядом с тобой, хоть ты и не будешь видеть его постоянно, – пояснил Ангел, и в его голосе слышалось бесконечное терпение, словно он объяснял простую истину малому дитяти. – Он будет твоим хранителем, твоей путеводной звездой в самые тёмные часы. Он поможет тебе… Он будет всегда хранить тебя.
Девушка затаила дыхание, чувствуя, как в её душе зарождается новая, хрупкая, но такая сильная надежда.
– Я буду видеть его? – спросила она, и в её голосе звучала уже не мольба, а робкая, но искренняя вера.
– Да, – ответил Ангел. – Ты будешь видеть его, когда тебе будет особенно нужна его помощь. Он будет являться тебе в разных образах, но ты всегда узнаешь его. Потому что связь между вашими душами сильнее видимого мира, она выкована Небесами.
В этот момент, словно всполох молнии, она вспомнила те странные сны, которые ей снились в последнее время. Сны, в которых ей являлся прекрасный юноша, спасавший её от опасности, помогавший в трудных ситуациях, всегда появляясь в самый нужный момент.
– Неужели это был Салом? – спросила она, и в её голосе послышалось изумление, смешанное с благоговением.
Ангел кивнул, его улыбка стала ещё светлее, наполняя комнату сиянием.
– Да, – сказал он. – Он всегда будет рядом с тобой, даже если ты не будешь знать об этом. Его любовь к тебе – это щит, который не даст тебе упасть, это незримое крыло, что укроет от бед.
С этими словами Ангел медленно растаял, словно утренний туман, растворяясь в воздухе и оставляя после себя лишь лёгкое сияние и ощущение неземного покоя, которое окутало Мэриам с головы до ног.
Мэриам проснулась с чувством глубокого спокойствия и умиротворения, какого не испытывала давно. Тревоги отступили. Она знала, что теперь она не одна. У неё есть два Ангела – один на небесах, направляющий её путь, а другой на земле, оберегающий её. Она была готова к новой жизни, полной испытаний, но и наполненной великими надеждами. Она знала, что Салом будет рядом с ней, пусть и не так, как ей мечталось, и это знание давало ей силы двигаться вперёд, несмотря ни на что, принимая свою судьбу с достоинством.
Прохладный зимний ветерок ласкал её лицо, едва касаясь кожи. Вдали виднелись холмы, укрытые пеленой тумана, словно небеса спустились на землю, чтобы прикоснуться к ней. Она украдкой наблюдала за ним. Его лицо, освещённое мерцанием костра, было спокойно и задумчиво. Волнистые волосы обрамляли красивый профиль. И лишь в его глубоких и проницательных синих глазах читалась какая-то неуловимая тоска, но вместе с тем, в них светилась необыкновенная доброта и тепло, которые так притягивали.
– Как же так? – терзалась она сомнениями, глядя на Салома, на его такой земной, такой реальный облик. – Ведь он совсем не похож на посланника Небес из моих снов. Вот он сидит, зябко обняв руками колени, а я, не раздумывая, отдала ему свой плащ, чтобы он согрелся, и гладила его волосы, успокаивая. Он же такой настоящий, такой добрый, словно Ангел… Разве Ангелы бывают такими… земными? Такими близкими и понятными?
Вдруг он поднял голову и, словно читая в её глазах терзающие её вопросы, улыбнулся. Улыбка его была печальной, но в то же время светлой, как зимнее Солнце, пробивающееся сквозь облака после долгой ночи, обещая новый день.
~ XI ~
Совсем недавно, в горах, где ночной холод пробирал до костей, юный Салом дремал у небольшого костра, пока его чуткое ухо пастуха не уловило тихий шорох, такой необычный для ночной глуши. Распахнув сонные глаза, он с изумлением увидел, как из тьмы, словно выткавшиеся из самой ночи тени, к ним приближаются три фигуры. Сердце его забилось сильнее, стуча прямо в горле.
Салом, затаив дыхание, словно завороженный дикий зверь, не смел ни шелохнуться, ни моргнуть. Он даже забыл, как дышать, боясь спугнуть это видение. Перед ним стояли три человека, чей облик завораживал и пугал одновременно. Неужели это были те самые Волхвы – волшебники, маги, о которых он с детства грезил, слушая сказки у костра, где старики шептали о невероятных путешествиях и древней мудрости? Он всегда думал, что это просто выдумки.
Первый из них был старцем с белоснежной бородой. Его лицо, изборождённое морщинами, словно древняя карта звёздного неба, хранило на себе печать прожитых лет и невыразимой мудрости. В его пронзительных серых глазах, будто бездонных, замерзших озёрах, таилась вековая тайна, и Салом чувствовал, что они видят его насквозь. В руке старец держал посох из тёмного, неизвестного дерева, увенчанный сияющим кристаллом, который пульсировал мягким, внутренним светом.
Второй Волхв был юн. Его кожа, загоревшая под лучами тропического солнца, сияла тёплым золотом. Тёмные, как смола, волосы, коротко остриженные, обрамляли лицо, полное спокойствия и глубокой, непроницаемой мудрости. Глаза, глубокие и проницательные, словно два чёрных озера, отражали бесконечность ночного неба, и в них Салом увидел отблеск древних пустынь. На поясе его висел кинжал с рукоятью из слоновой кости, искусно украшенной хитроумными письменами, которые юноша никогда раньше не видел.
Третий же… Стоп, да это же не он, а она! Она сбросила капюшон с головы, и ниспадавший красивыми складками плащ из тёмно-синей или пурпурной ткани не мог скрыть её неземной, африканской красоты. Поразительно, но без капюшона он видел её ещё хуже, чем в нём. Её кожа была так черна, так глубока, что сливалась с темнотой ночи, и лишь отсвет костра и еле уловимые ультрафиолетовые тени делали её видимой на фоне этого нереального мира. Она казалась сотканной из звёздного бархата. Её волосы, цвета воронова крыла, ниспадали волнами на плечи, а в глазах, самой глубины чёрного ночного звёздного неба, отражались все краски мира, словно в них собрался весь космос. Салом почувствовал, как сердце у него сжалось от благоговения и необъяснимого страха.
Они стояли в почти полной темноте, освещаемые лишь всполохами костра и этим странным ультрафиолетовым сиянием, и смотрели на него с таким же любопытством, как и он сам на них. Наконец, Салом, не выдержав напряжения, которое натянулось в воздухе, словно струна, робко окликнул их:
– Приветствую вас, незнакомцы! Кто вы? Откуда пришли? – его голос прозвучал тонко и неуверенно, как голос испуганного ребёнка.
Старец, неспешно подняв посох, произнёс, и его голос был глубоким, как далёкий гром:
– Мы – странники, ищущие путь по Звезде, что возвестила о рождении Царя нового мира. Отстали от каравана и просим пристанища на ночь, чтобы согреться у твоего костра и разделить с тобой трапезу, юноша.
Салом, успокоившись немного, но всё ещё чувствуя себя так, словно оказался в сказке, пригласил путников к огню. Он угостил их своей простой пастушеской едой – немного хлеба, сыра и сушёного мяса. Всё, что было, зато от всего сердца, без лишних церемоний. Волхвы же, в свою очередь, поведали ему истории о дальних странах, о мудрых народах и о чудесах, которые творились на свете. Они говорили о горах, что достают до небес, о реках, что текут золотом, о городах, где живут люди, никогда не видевшие снега.
Слушая их рассказы, Салом словно погружался в другой мир, полный тайн и загадок, где реальность смешивалась с грёзами. Ему чудилось, что эти люди не просто странники, а настоящие маги, обладающие неведомой ему силой. Причём, не просто силой и властью над простыми людьми, а чем-то большим, высшим, чем-то вообще иного порядка… почти божественным. И как такой, как он, простой пастух, может сидеть с ними за одним костром? Это было так же невероятно, как если бы звезды сошли с небес, чтобы побеседовать с ними.
Внезапно, тёмная красавица, чьи глаза казались бездонными колодцами, промолвила, и её голос был подобен бархатному шёпоту ночи:
– Мы чувствуем, что в этом краю таится великая тайна. Нечто, что может изменить ход истории, – она пристально посмотрела на Салома. – И мы верим, что ты, Салом, можешь помочь нам её разгадать.
Но эти слова почему-то смутили Салома, заронили в сердце его зерно глубокого сомнения. Кто он такой, простой пастушок, или даже, что точнее будет, «нечистый пастух», как порой презрительно говорили надменные богатенькие ученики в Храме, чтобы быть причастным к таким грандиозным событиям? Кто он, чтобы помогать таким людям?! Таким! Явно они не были простыми смертными, уж он-то это заметил по их взглядам, по их манерам, по самой их ауре. Это было странно…
Почему они обратились именно к нему? Он ведь был никто. Но в то же время, несмотря на все свои сомнения и страхи, он ощущал непреодолимое, почти магнетическое желание следовать за этими загадочными путниками, куда бы они ни повели. Словно невидимая нить тянула его за ними, обещая нечто большее, чем его скромная жизнь.

Иллюстрация Shedevrum.ai
~ XII ~
Несмотря на все свои сомнения и тревожные предчувствия, Салом, честное слово, бросил бы прямо здесь всех своих овец. Ну да, они, конечно, не его были, они принадлежали Храму, и бросить их было бы чистейшим безрассудством. И всё же, он бы бросил всё прямо здесь, и помчался вслед за этими чудесными, почти неземными людьми. В этом призрачном, чуть сиреневом ультрафиолетовом свете ночного неба, под завораживающее стрекотание цикад, он отправился бы в путь вместе с Волхвами, навстречу неизвестности, навстречу Судьбе, которая, казалось, уже плела свою хитроумную, невидимую сеть вокруг его простого и столь бесхитростного пастушьего существования. Он был готов, он чувствовал, что рождён для чего-то большего, чем просто пасти овец. Но… но этому не суждено было случиться.
Потому что проснулся он поутру отдохнувший, выспавшийся и… в полном, абсолютном одиночестве. Никаких Волхвов и в помине не было. Ни следа, ни шелеста их диковинных одежд, ни отголоска их странных голосов. Только одни лишь овечки, которые уже желали также, как и он сам давеча, отправиться в путь в неведомые дали за вкусной свежей травой, а не торчать тут, на этом голом пустыре, обдуваемом немилосердно всеми ветрами, невесть уже сколько времени.
– Как же так! Меня забыли! – вырвалось у него с удивлением, горечью и негодованием на судьбу одновременно. Голос его дрогнул. – Неужели они просто ушли?
Ведь договорились же! Обещали же! Вот всегда так… Только доверишься людям, откроешь им душу, а на тебе, вот… Ну что я за невезучий такой… Может, это всё мне приснилось?! Просто сон, слишком яркий, слишком настоящий, чтобы быть просто грёзой пастуха?
Он сел на холодную землю, выдохнул, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце, и стал вспоминать. И в памяти отчётливо, до мельчайших деталей, всплыла картина ночи. Пламя костра, словно живой зверь, металось языками, освещая лица путников и Салома, окутанных сиреневым полумраком ночи. В воздухе витал тонкий, незнакомый аромат свежего чая, который Волхвы разливали по его глиняным мискам. Они, утомлённые долгой дорогой, с благодарностью приняли угощение, а Салом, не сводя с них глаз, жадно ловил каждое их слово, каждый жест, боясь упустить хоть что-то.
– Расскажите мне, мудрые странники, – просил он, подавшись вперёд, – о чём говорят звёзды? Какую тайну они хотят нам поведать? Что это за такая Новая Звезда в небе?! Она ведь не похожа ни на одну другую!
Старец Балтазар, прищурившись от дыма костра, медленно произнёс, его голос звучал как шёпот ветра в горах:
– Эта Звезда говорит о переменах, о грядущих событиях, которые могут изменить мир до самого основания. Но язык звёзд не прост, юноша, и лишь те, кто обладает чистым сердцем и открытым умом, способен его понять. Он не откроется лжецам или тем, кто ищет лишь собственной выгоды.
Тёмная царевна Мельхиора, взяв в руки свою странную цитру2, сделанную, казалось, из одного куска чёрного дерева, добавила, и её голос был похож на мелодию:
– Музыка – это тоже язык звёзд. Она способна пробудить в душе человека то, что скрыто от глаз, те струны, о которых он и не подозревал. Она может вести нас по верному пути, если мы умеем её слушать. Так вот, чтобы услышать послание звёзд, нужно услышать их музыку. И не просто слушать ушами, а всем своим существом.
Третий же Волхв, Каспар, с глубоким вниманием разглядывая Салома, словно видел в нём нечто большее, чем простого пастуха, спросил:
– А ты, юный друг, что ты чувствуешь, когда смотришь на звёзды? Расскажи без прикрас, что видит твоё сердце.
Салом задумался, пытаясь найти самые точные слова, чтобы выразить свои сокровенные мысли.
– Я чувствую, – промолвил он, и слова эти шли прямо из сердца, – что они далеки, неимоверно далеки, но в то же время близки, словно могут дотронуться до моей души. Что они таят в себе множество тайн, но готовы поделиться ими с теми, кто ищет истину не только глазами, но и всем своим существом.
Волхвы одобрительно кивнули. На их лицах появились лёгкие, почти незаметные улыбки.
– Ты прав, о юный философ, – сказал старец, его голос звучал теперь ещё теплее. – Не по твоим годам слышу я мудрость в твоих речах. Именно поэтому мы здесь. Мы ищем тех, кто готов помочь нам разгадать тайну звёзд. Тех, кто не боится неизвестности и готов ступить на путь, полный опасностей и испытаний. Путь, который изменит не только их, но и весь мир.
Салом, не раздумывая, ответил, его сердце переполняла решимость:
– Я готов! Я пойду с вами, куда бы вы ни повели. Моя жизнь здесь не имеет смысла, если я могу быть частью чего-то великого!
– Значит, судьба благоволит нам, – улыбнувшись, произнёс старец. – Тогда отдохнём немного, а завтра с рассветом отправимся в путь. Пусть ночь придаст нам сил.
Салом кивнул, чувствуя себя частью чего-то большего, частью большой тайны, которая могла изменить мир. Ведь теперь он уже не был просто маленьким пастухом. Он был избран.
Но в то же время он не мог отделаться от тревожного предчувствия, которое глодало его душу. Волхвы казались ему мудрыми и добрыми, но в их глазах таилась какая-то недосказанность, какая-то скрытая цель, о которой они не говорили. Что-то они не договаривали. И Салом не мог не задаваться вопросом: кто же они на самом деле, эти странные путники, и куда они его поведут? Что это за путь, который может изменить мир?
Ночь окончательно поглотила мир, а Салом, не смыкая глаз, лежал на своей циновке, терзаемый сомнениями, но при этом весь в предвкушении грандиозных перемен. Он уже явственно ощущал, как завтра его жизнь изменится навсегда. Единственное, что он переживал о бедных овечках. Как-то они без него? Кто о них позаботится? Он не мог просто так их бросить.
~ XIII ~
Но сон всё же сморил его возбуждённый, встревоженный мозг, уставший от мыслей и предвкушений, и он провалился в ультрафиолетовое небытие, куда-то за грань реального мира, прямо в самую гущу недавних впечатлений.
И вот, он снова сидит у костра, а перед ним Волхвы.
– Ты прав, – произнёс старец Балтазар, его голос звучал, как далёкий колокол, пробивающийся сквозь ночную тишину, наполняя каждый уголок сознания Салома. – Именно поэтому мы здесь. Мы ищем тех, кто готов помочь нам разгадать тайну звёзд. Тех, кто не боится неизвестности и готов ступить на путь, полный опасностей, путь, который требует не только силы, но и чистоты духа.
Салом, затаив дыхание, словно боясь нарушить это священное мгновение, впитывал каждое слово мудреца. В его душе зарождалось новое, трепетное чувство, смесь благоговейного страха и светлой надежды. Он был готов следовать за этими странниками, куда бы они ни повели, пусть даже на край света, но в то же время не мог избавиться от тревожного предчувствия, словно невидимая рука сжимала его сердце. Что-то невероятное должно было случиться.
Внезапно, из глубины пещеры, где укрылись от ночного холода Волхвы, донёсся еле слышный шорох, словно шуршание листьев на ветру, но гораздо более значительное. Салом, вскочив с места, бросился ко входу. Его сердце колотилось в груди, как пойманная птица, которая отчаянно бьётся о прутья клетки. Что там? Опасность? Или чудо?
Но, сделав лишь несколько шагов, он замер, словно окаменев, поражённый зрелищем. Перед ним, озарённый неземным светом, который исходил, казалось, из самого его существа, стоял Ангел. Его белоснежные, огромные крылья, подобные лепесткам распустившейся лилии, сияли в полумраке пещеры, переливаясь всеми оттенками света, которые Салом никогда прежде не видел. А лицо, исполненное кротости и безграничного величия, светилось божественным светом, невыносимо ярким, но не обжигающим.
– Не бойся, Салом, – произнёс Ангел, и его голос звучал, как нежная, проникающая в самую душу мелодия, льющаяся с небес, наполняя пещеру дивным эхом. – Всё хорошо. Она в безопасности. Но тебе суждено стоять на страже этой пещеры. Не позволяй никому войти внутрь, пока не придёт время. Твоя верность сейчас важнее всего.
Салом, ошеломлённый и очарованный этим неземным видением, не мог произнести ни слова. Он лишь молча кивнул, чувствуя, как по его щекам текут слёзы – слёзы благоговения, облегчения и какой-то необъяснимой радости, словно все его сомнения растворились в этом свете. От этого ощущения, от холода и сырости он и проснулся, обнаружив себя лежащим на своей тонкой, сырой подстилке. Спать на ней зимой было очень неприятно.
Вернувшись к уже почти потухшему костру, Салом не мог найти себе места. Изумление его не имело границ. Он видел Ангела! Своими глазами видел! Такое вообще может быть? Неужели это был сам посланник Небес, явившийся прямо к нему, простому пастуху? И что же происходит в этой таинственной пещере, которую теперь он должен охранять? Почему Волхвы молчат?
Он терзался сомнениями, его разум пытался осмыслить невероятное, но он дословно помнил слова Ангела. Он должен был стоять на страже, охраняя секрет, о котором, казалось, не знал никто, кроме него и Волхвов. Рассказать бы кому, да все спят. Ладно, утром… если утро вообще наступит в этом мире чудес.
Ночь тянулась бесконечно долго. Салом, борясь с сонливостью, которая пыталась одолеть его уставшее тело, не сводил глаз с тёмного зева пещеры. Он знал, что от него зависит судьба чего-то очень важного, возможно, даже судьба всего мира. Он чувствовал груз ответственности, непосильный для юноши. Но, несмотря на всё его сопротивление, сон снова одолел его на этот раз… и был он без видений, просто глубокий, восстанавливающий сон.
На рассвете, когда первые бледные лучи солнца едва коснулись горизонта, Волхвы вышли из пещеры. Их лица были озарены не просто светом нового дня, но глубокой радостью и торжеством, словно они только что стали свидетелями величайшего чуда. Их глаза сияли.
– Салом, – тихо прошептал старец Балтазар, которому, как оказалось, тоже было видение в ту ночь, но совершенно иное, – Ты выполнишь свой долг. Твоя верность неоценима. Спасибо тебе за неё. Теперь мы можем спокойно продолжать наш путь, зная, что ты верный человек и не отречёшься от данного тобой слова! Спи с миром, брат, скоро придёт твоё время – время подвига во имя Него! Твоя миссия ждёт тебя…
Волхвы бросили на спящего сладким сном юношу последний взгляд, полный умиления и глубокого уважения, словно прощаясь с ним навсегда, но зная, что их пути ещё пересекутся. А затем, не издав ни звука, растворились в предрассветной дымке, оставив Салома одного, мирно спящего, но уже не просто пастуха, а хранителя великой тайны.
~ XIV ~
И вот сейчас, стоя на страже пещеры, где, как он чувствовал, находилась его любимая, его сердце было полно такой тоски и такой странной решимости, что он погрузился в свои мысли, не замечая ничего вокруг. А ничего вокруг и не было, кроме вездесущего, странного ультрафиолетового света, который делал ночь нереальной. Капюшон сполз ему на лицо, скрывая от него мир. Он видел лишь землю у своих ног, тускло озарённую лунным светом, да силуэты овец, мирно спящих неподалёку.
Вдруг он что-то услышал – не шорох, не шаги, а какой-то едва уловимый свист, прорезавший ночной воздух. Инстинкт пастуха, отточенный годами, заставил его вскочить… Но резкая, жгучая боль тут же пронзила его грудь, словно раскалённый прут. А потом ещё раз, и ещё, с интервалом в доли секунды. Он вскрикнул, но его крик был заглушен дикими, нечеловеческими воплями, пронёсшимися невдалеке, где спали овцы. Ошеломлённый, опустил он взгляд на свою грудь и с ужасом увидел три тёмные стрелы, с чёрным оперением, торчали из неё.
В следующий момент, ещё до того, как он успел осознать весь ужас происходящего, в воздухе мелькнуло что-то большое и тяжёлое – копьё, брошенное с невероятной силой. Оно с чудовищным свистом проткнуло плащ в районе левого бока и сбило его с ног. Он рухнул назад на бок, а затем навзничь, сильно ударившись левым виском о торчащий так некстати большой, острый камень. Боль пронзила всё его тело, словно тысяча молний, расколовших его пополам. Он не мог ни дышать, ни двинуться, каждый вдох отдавался мучительным спазмом. Перед его глазами, словно в замедленной съёмке, проносились обрывки видений: Она, её лицо, полное боли, Ангел, его сияние, Волхвы, их мудрые глаза, Звезда, пульсирующая в небе… Ещё мгновение, и сиреневый мир вокруг него померк, растворился, и он погрузился в непроглядную черноту беспамятства, падая в бездну, где не было ни света, ни звука.
Он уже не видел этого, не чувствовал, кто появился из темноты, стремительно подбегая к нему на помощь…
– Салом! – воскликнул старец Балтазар, его голос дрожал от истинного, неподдельного волнения, смешанного с ужасом. – Что с тобой?! Боги, что с тобой?!
– Он ранен! – крикнул второй, Каспар, подбежавший следом, держа в руке кинжал, который теперь казался таким бесполезным. – Он серьёзно ранен! Кто это сделал?! Кто посмел?!
Из темноты, словно тени, возникли несколько воинов, посланных Волхвами, но слишком поздно. Их одежды, суровые и помятые, были покрыты пылью и свежей кровью схватки. Мечи в их руках блестели, также покрытые кровью. В глазах читалась решимость, смешанная с беспощадностью победителей.
– Мой Царь, – прохрипел один из них, тяжело дыша, обращаясь к старому Волхву, чьё лицо выражало теперь смесь недоумения, гнева и пронзительной боли. – Мы перебили злодеев, что из кустов стреляли в него. Их было четверо. Они не похожи на обычных бандитов, Мой Царь. Вероятно, это шпионы Ирода, его личные убийцы. Слишком хорошо обученные воины, мы всемером едва одолели их. Среди моих бойцов трое ранены. Но их главарь сумел скрыться, пока мы бились с его шайкой. Но и он ранен, Мой Царь, мы его точно несколькими стрелами достали. Только думаю, далеко ему не уйти. Он скрылся на коне, словно призрак. Нам его было не догнать.
Старец, стиснув посох в руке так сильно, что костяшки пальцев побелели, кивнул. В его глазах пылал холодный огонь, яростно и скорбно.
– Хорошо… то есть, плохо… Очень плохо! – произнёс он, его голос был твёрд и непреклонен. – Охраняйте пещеру. Мы нашли то, что искали. Но потеряли… – он взглянул на неподвижное тело Салома, и голос его дрогнул. – И это действительно были люди Ирода, что следили за нами, я уверен в этом. Он знает. Сейчас надо быть настороже, более чем когда-либо. Вы трое – не дайте никому приблизиться к пещере, пока мы не вернёмся. А вы, остальные, быстрее перевяжите раненых и возвращайтесь в лагерь. И мальчика в лагерь отнесите, осторожно. Мало вероятно, что мы сможем ему помочь… хотя бы последние почести отдадим юному герою…