Земляки

© Вагаб Джафаров, 2025

ISBN 978-5-0067-0581-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Земляки

Былая гордость

В разгар рабочего дня на центральной проходной машиностроительного завода было многолюдно: одни спешили на территорию, другие её покидали, были и те, кто находили места для встреч. Посередине просторного помещения располагался пост охраны, откуда две женщины в форменных костюмах тёмно-синего цвета наблюдали за передвижением людей через турникеты. На информационном стенде висела фотография мужчины с траурной лентой, о том же отчаянным голосом говорил по телефону рослый молодой человек в костюме, привлекая к себе внимание людей вокруг. Сбоку было расположено бюро пропусков, из окошка которого время от времени выглядывала девушка с зелёными глазами.

Стоявшему в сторонке бывшему работнику предприятия Заману Гадаеву в неурочный час редко приходилось бывать на оборудованном для проверки права прохода работников предприятия помещении. Чуть выше среднего роста, с чёрными короткими волосами, носом с горбинкой и с ямочкой на подбородке стройный мужчина тридцати пяти лет был в неприметной коричневой вельветовой рубашке с длинным рукавом в серых штанах и кроссовках. В детстве его имя часто произносили в связке со словом «зуп», что он воспринимал как нечто разумеющееся; словосочетание «Заман-зуп» было первым, выведенным им самостоятельно в тетради. После того, как старший брат, который и сам его нередко употреблял, объяснил, что оно, должно быть, имеет негативные оттенки, он запрещал искажать своё имя и очень скоро все об этом забыли. Однако стереть из памяти не вполне понятный, оскорбительного характера, потому и ненавистный слог, оказалось невозможно. Порой его наличие в глубине сознания находил причиной того, что в молодом возрасте стал причастен к нелепому преступлению с последующей изоляцией от общества на долгие годы. Он допускал, что парочка слов в письменном виде где-то ещё осталась, так как перед отправлением в армию брат снимал его на свой фотоаппарат со словами, что первый же кадр, без разницы, каким бы он не получился, подпишет на удачу и положит в свой альбом.

Сюда его привело желание увидеться с бывшими коллегами, в первую очередь искал встречи с Алексеем Павловичем, под наставничеством которого начинал свою трудовую деятельность. Лишь в день его обращения в отдел кадров предприятия появилась вакансия с пометкой «срочно», и он занял освободившееся место в одном из подразделений по обработке металлов. Освоил быстро, работу полюбил, зарплата устраивала, отношения с окружением – тоже, иногда потеря работы казалась значительнее, чем лишение свободы. Разумеется, ему не терпелось побывать в том самом цехе, но ещё не был преодолён первый рубеж. За то время, что находился здесь, показались знакомыми всего два лица: женщина из центральной столовой и хромой охранник с седыми волосами. Работница предприятия общественного питания выглядела так же привлекательно, как и много лет назад, а призванного следить за правопорядком мужчину, напротив, годы не пощадили. Охранник подменил одного из контролёров за турникетом, и Гадаев отошёл назад, не захотев попасться ему на глаза.

Стены проходной с двух сторон были стеклянными с синим отливом, а та, что выходила на улицу, ещё оборудована современными световыми приборами. Две другие оставались облицованы серыми мраморными плитками. Какая раньше была общая обстановка, Гадаев не вспомнил, но были заметны и очевидные изменения. Помимо различных плакатов, исчезли списки очередников на получение жилья, в двух углах появились маленькие деревянные будки. Одна из них была предназначена для ремонта обуви, а другая – часовая мастерская, судя по всему, перестала функционировать.

Он покинул помещение и прошёлся по широкому тротуару под окнами заводоуправления. От торца главного здания начинался высокий кирпичный забор, который прерывался в углу из-за ветки железной дороги. Обойдя его, пошёл дальше, держа путь на то место, через которое ему однажды приходилось покинуть завод. Насколько он помнил, заборная стена не была неприступной – снаружи проходили две толстые трубы с теплоизоляцией, а с внутренней стороны для удобства имелись места, куда ногу поставить, и за что схватиться. К нему можно было пройти через заросший соснами небольшой участок, и он углубился в него. Всё здесь сохранялось в прежнем виде: стали попадаться разнообразные побеги растений, которые становились выше и гуще, камни, битое стекло, куски проволоки. Трубы тоже были на месте. На скрытом от посторонних глаз участке вначале он забрался на них, затем на кирпичную кладку. Но, оказавшись наверху, подумал, что поступает неосмотрительно, что патрулирующие территорию сотрудники охранной службы, должно быть, средь бела дня не дремлют. К тому же при малейшей неосторожности одежда могла прийти в негодность. Жажда попасть внутрь предприятия пересилило опасения, и он спрыгнул. Вокруг стояла тишина, и Гадаев поспешил к центральной дороге, условно делившей завод на две половины. Здесь чувствовалась знакомая атмосфера, был слышен привычный шум работавших механизмов из расположенного рядом подразделения по ковке деталей. Два электрокара друг за другом пересекли дорогу и за углом потерялись из виду. Следом выехал большеколёсный трактор с прицепом и затмил на время рёвом мотора остальные звуки. Люди встречались преимущественно в повседневной одежде, тут и там виднелись легковые автомобили. Поняв, что вокруг не только работники предприятия, Гадаев перестал беспокоиться по поводу осуществлявших охрану лиц. Здания по одной стороне дороги заметно отличались от тех, что были расположены напротив. Если одни практически не подверглись изменениям: те же огромные проёмы для поступления света с грязными и местами потрескавшимися стёклами, протянутые кабели, торчавшие трубы; то другие, с обшитыми стенами, пластиковыми окнами и дверьми, смотрелись как новые. Вывески над дверями указывали, что они превращены в складские помещения, в центры оптовых продаж и прочее, а в цехе, где он трудился раньше, изготавливали оконные рамы. Остальное интересовало его уже в меньшей степени. Не обнаружив самую заметную в прошлом вывеску, вслух произнёс: «Правильно, тут гордиться особо и нечем!» Прилегавшие к обновлённым корпусам территории, одна из которых была обложена строительными лесами, смотрелись ухоженными. Гадаев обошёл оказавшийся на пути медпункт, который вызывал у него досадные воспоминания (дружба с одной из сотрудниц учреждения закончилась скандалом) и, в надежде встретить другого знакомого, отправился на электромонтажный участок. Проходя мимо полуразрушенной теплицы, столкнулся с мужчиной пенсионного возраста с ножовкой по металлу в одной руке и длинным прутком желтовато-красного цвета – во второй. Вежливо попросив сигарету, он рассказывал, что попал в зависимость от никотина после сорока лет, когда на два месяца замещал своего начальника, упомянул и своего дядю, который всю жизнь выращивал самосад. Судя по его говорливости, Гадаев предположил, что мужчина не из числа курильщиков, о чём говорило отсутствие спичек, что его самого восприняли за ответственного работника предприятия, и движет им снисходительный мотив – он мог не знать, что ответить, с какой целью был спилен пруток.

Угостив его, Гадаев пошёл дальше. На конечном пункте, где шли ремонтно-строительные работы, тоже ничего не добился. Старые окна, двери и прочий хлам были выставлены на улицу. Недалеко от входа сидела женщина средних лет в выцветшей рабочей форме и с прикрытой платком головой. При виде постороннего человека она встала и направилась к нему, выражая своё возмущение:

– Я тебе говорила, больше не появляться? Когда же ты, паразит, насытишься? На выходных увёз целый «Камаз». Скоро ни винтика, ни гвоздика тут будет не сыскать.

– Ты что, старая, бред несёшь? – бросил Гадаев в её сторону. – Совсем уже свихнулась?

Женщина умолкла и развернулась. Сев на прежнее место, продолжала смотреть на него, будто бы не поняла, что ошиблась. Ему стало понятно, что часть людей переживает за происходящее на предприятии, а некоторые принимают это близко к сердцу. Возникло желание подойти и пообщаться с ней, но не успел он и пару шагов сделать, как та опять крикнула в его сторону что-то неприятное.

В размышлениях о появившихся вокруг любителях обогатиться за счёт имущества предприятия, он вновь вышел к центральной дороге и взял курс в сторону, противоположную от заводоуправления. В этом районе видневшиеся производственные помещения внешне не подверглись изменениям, но склад металлов под открытым небом выглядел в значительной степени опустошённым. От сложенных вдоль дороги многочисленных стопок контейнеров с различными заготовками в несколько рядов остался один, и на мощных двусторонних консольных стеллажах было негусто. На основной части находились приготовленные к погрузке три связки разного диаметра металлов, и один из них блестел от попадания солнечных лучей, но почему-то всё находилось ближе к краю. Подъехал небольшой трактор с прицепом и автокран. Гадаев немного отдалился и повторно обратил к нему свой взор, вспоминая, что ещё здесь не так, и не обнаружил подъёмный механизм, который передвигался по рельсам на четырех ножках. Осознав, что заводу прежним уже не быть, ему стало грустно. Дорога вела ко второй проходной, рядом с которой находились ещё ворота для въезда и выезда для автотранспорта. Надобность пройти через турникет отпала, поскольку одна створка ворот оказалась открыта, и двое мужчин перед ним вышли за территорию через неё. Гадаев тоже воспользовался предоставленной свободой и направился к трамвайной остановке. Она была без людей и походила на заброшенную, а внутри царило запустение. Сварная конструкция, местами с облезлой краской, держалась устойчиво, но были заметны многочисленные повреждения обшивки. Трамвай всё не шёл, точно бы перестав курсировать, и рельсы были покрыты рыжим налётом. Вначале он прошёл по обочине дороги в одну сторону, затем – в другую и заметил, что на пересечении с перекрёстком на стальных балках лежит асфальт. На чём ещё доехать до дома, в котором жил Алексей Павлович, было неизвестно, название улицы стёрлось из памяти, не говоря об остальных деталях. Искать, где ближайшая автобусная остановка, не стал и взял путь в сторону дома, в котором жил.

***

Находившийся в стационарном медицинском учреждении молодой человек с прямыми волосами и впалыми щеками тоже имел отношение к пережившим трудным временам заводу (записи в трудовой книжке начинались с него). После училища дорога была одна: отслужить в армии и устроиться на работу с заселением в общежитие. Юлдаш Юлдашев дважды менял предоставленное предприятием койко-место, поскольку возвращавшиеся со второй смены соседи допоздна не давали спать. Но войти в трудовой ритм не выходило ещё от перспективы ходить в засаленной спецодежде до старости лет, как многие вокруг, и счёл возможным уволиться. Отменными физическими данными не выделялся, хоть и за медицинской помощью раньше не обращался. Он ещё несколько раз сменил род занятия и остановился на торговле мясом. Дела шли неплохо, но здоровье стало ухудшаться. Прежде чем обратиться за квалифицированной помощью, некоторое время по совету аптекаря употреблял различные лекарственные средства. За полмесяца лечения заметных подвижек по состоянию здоровья он не ощутил. К сомнениям и скуке прибавилось беспокойство, вызванное рассказом соседа по палате о первом попадании его знакомого в больницу, ставшее последним. Юлдашев выписался, и врач составил ему список обязательных к приёму препаратов для продолжения лечения в домашних условиях. За стенами старого медучреждения было тепло и солнечно. Выбрав свободную скамейку в прилегавшем небольшом сквере, он сел и поставил рядом с собой заплечную сумку. Несмотря на приятную погоду, оставался во власти грустных размышлений и сгибал пальцы: «Жилья нет, семьи тоже, образование не смог получить, здоровья нет, и не вижу выхода». Однако под лучами осеннего солнца нахлынувшее отчаяние отступало, он подумал, что в замкнутом пространстве плохое настроение ему обеспечивало чувство одиночества, что свобода принесёт больше пользы, чем многочисленные лекарственные средства и процедуры. Юлдашев не спешил уходить и обратил взгляд на общий вид сквера. Асфальтовое покрытие дорожек, по всей видимости, не обновлялось со времени первой укладки, бордюры были местами перекошены и колоты, свежая побелка где-то скрывала изъяны, а где-то подчеркивала их. Выпуклая клумба, занимавшая центральную часть благоустроенной территории, была очищена от остатков растительности и расчёсана граблями от макушки вниз к широкому газону вокруг цветника. Не лучшим образом вписывалась в общую картину выложенная из квадратных плит полоска. Образовавшаяся брешь между ними была устранена бетонным раствором, тоже не очень удачно. Круговая дорожка была окольцована с виду невзрачными, но не лишёнными ухода скамейками на металлических ножках. Тут и там виднелись опавшие листья, потерявшие свою красоту под кронами старых яблонь.

Услышав плач не желавшего расставаться с матерью ребёнка, Юлдашев переключил своё внимание на находившихся на свежем воздухе людей. Неподалеку стояла группа женщин, одна из которых с отекшим и встревоженным лицом держала руку на сердце. Из её жалостливых высказываний он мог разобрать лишь то, что она боится не проснуться. На лавочке напротив мужчина в возрасте с военной выправкой призывал кого-то из сидевших к выздоровлению.

Вдруг раздались негромкие, но полные волнения возгласы. Как вскоре стало понятно, причиной тому послужило появление у здания медучреждения высокого роста мужчины с пожелтевшим лицом и руками. Продемонстрировав недолго свой недуг, нетвёрдой походкой направился к входу и скрылся за дверью. Машинально повернувшийся Юлдашев заметил ещё и сидевшую в одиночку молодую женщину с чёрными волнистыми волосами в красной кожаной куртке. За минуту наблюдения та не повернула голову в его сторону, но ему показалось, что она его видит. С присущей уроженкам южных регионов внешностью она вынуждала его выправлять осанку и потягивать ноги в светлой обуви, не соответствовавшей одежде, назад, под сиденье. Проведя ладонью по щетине и взглядом по одеянию, решил, что сейчас не лучшая пора для знакомства. Картина осени перестала его интересовать, он встал с ощущением упущенной возможности, накинул на плечо ремень сумки и направился в сторону, где сидела незнакомка. Окидывать взором было неудобно, но, сравнявшись, боковым зрением заметил под её глазом гематому. Следующие несколько шагов проделал с мыслями, как ему лучше поступить, и остановился. Вероятность удачливого исхода попытки знакомства была низкой, но он стоял в зоне её прямой видимости, и с настроем «терять нечего», подошёл поближе.

– Ты достойна восхищения! – сказал он с несвойственным ему низковатым голосом. – Красивых девушек носят на руках и ни в коем случае их нельзя подвергать насилию. Это правило жизни! Ответь мне, что ты в порядке, и я пойду с лёгким сердцем.

Она не выразила недовольство, чего он вполне допускал. Надев находившиеся в руке солнцезащитные очки, чуть повернула голову для уменьшения обзора видимости раненой части лица и спросила:

– С чего ты взял? Я в норме, проблем нет, и жить мне в радость!

– Любое потемнение на лице наталкивает на мысль. Некоторые прямо-таки нарываются, чтобы им периодически напоминали о правилах вежливости. По правде говоря, сам удивлён, отчего посещают такие мысли. Ты не знаешь?

Слова его плохо сочетались с внешними данными, но в нём было что-то располагающее. Резковатые контуры лица ему шли, и щетина на худощавом и бледноватом лице не казалась лишней. Женщина смотрела на него изучающим взглядом и с сидячего места определила, что он выше неё пальца на три. Она отодвинулась к краю скамейки с учётом особенности своей внешности и сказала:

– В клетке золотой и то можно пораниться, а это результат нелепой случайности. Увы, и такое с нами случается. Но я слышала, что подобные метки к пополнению кошелька.

Соскучившийся по общению, он не пожелал упускать тему, но не понял, что ему предлагают присесть. Лёгкий акцент, с которым она говорила, как и её сдержанная общительность, обнадёживали.

– Может, и к знакомству. Прошу тебя, поделись со мной, обо что ты так. Я не мнительный, но мне очень хочется выяснить. Пусть даже малость приукрасишь.

– Как тебя зовут? – спросила она и встала.

– Юлдаш, – ответил он и уловил запах её парфюма, как и у прежней подруги, любительницы изысканных туалетов, для которой он был Юраша. – Одни называют на местный лад, и это нисколько не доставляет мне неудобств.

– Хорошее имя, мне нравится. Откуда будешь родом? Чем занимаешься?

– Начну с главного, что в семейном плане я свободен, внешний вид говорит о том же. Хотел бы увидеть рядом с собой женщину со схожим менталитетом. Родные края давно стали для меня чужбиной. До недавних пор служил в охранном агентстве. Что ещё? Носил пятнистый костюм и ботинки на шнурках.

Кем угодно, но бойцом или охранником его она не смогла представить. Для поддержания разговора ничего другого не нашла, кроме того, что ей нравится пятнистая одежда и мечтает приобщиться к здешней природе со всем её разнообразием.

– Мне не доводилось основательно совмещать приятное с полезным, но в лесу, в садах бывал, – ответил он. – В шкафу у меня висит новая форма, и уже поднадоела как таковая, а к женскому варианту моё отношение неоднозначное. В групповых походах многое будет зависеть от личности тех, с кем отправляешься.

– Наверное, не как правило. Со сменой обстановки люди на время преображаются. Слышала, что поляны здесь бывают полны земляникой, малиной.

– Край богатый, всего полно, но это не для одиноких. Всё живое создано по паре, вместе со своей спутницей легче и собирать, и заготовить запасы на зиму.

– И насладиться долгими зимними вечерами.

– Точно. Ждёшь кого?

– Нет, день такой дивный, и хочется насладиться им подольше. А ты с чем? Сам в порядке? – в темпе спросила она, испытав неловкость оттого, что не сразу вспомнила о принятых нормах больничного двора.

– Что-то вроде переутомления. Недавно покинул палату. Так получилось, что навещать меня было некому, и ел лишь то, что давали. Сосед ещё попался странный: днём спал, по ночам копался в своих вещах и шуршал пакетами, а на замечания реагировал нервно. Как известно, подобного рода беспокойства и ограничения не с лучшей стороны влияют на состояние здоровья. Попробую восстановиться дома.

Она подумала, что могла бы позаботиться о нём и ощутила потребность, чтобы и ею поинтересовались. Только боялась, что снова возникнет тема, что привела её сюда. Держась по-прежнему чуть бочком, сказала:

– Мазель, будем знакомы. Нет у меня никакого мужа-садиста, сама виновата, что поранилась. Теперь приходится делать процедуры.

Почувствовав головокружение, он поднял руку к виску. Это являлось следствием того, что с утра ещё не пополнял запасы энергии своего организма. В сумке находился батончик «Гематоген», но не при ней же было взяться за него?! Вместе с тем решил сделать следующий шаг.

– Я рад знакомству и очень хотелось бы продолжить общение, но мне надо идти. Живу один, тут неподалеку. В восьмом доме на Кирова, квартира тоже восьмая.

– Своя? – спросила она с нотой надежды в голосе.

– Откуда? Но прописан в городе. Мне бы ответ получить!..

– К тебе я не смогу, это исключено! И уходить пока не собиралась. Увидимся ещё, если судьбе будет угодно.

– Извини, я не то говорю, – сказал он и немного отступил назад. – Состояние не очень, и выдаю желаемое за действительное.

Он предположил, что записанная на физиотерапию женщина придёт и завтра, в это же время. Глядя друг другу в глаза, они практически молча условились о следующей встрече и простились.

Казавшееся ещё недавно хлебное место представилось Юлдашеву в мрачных тонах: пол смотрелся более грязным, чем обычно, и воздух был тяжёлым. Стол, за которым он обслуживал покупателей, пустовал, но лица по соседству были новы для него. Рядом точку занимала баба Маня, до чрезвычайности доброжелательная женщина, не единожды заступавшаяся за него перед капризными клиентами. Любезничая с ней, он выбирал мясо, и ушёл с языком молодого быка. По пути домой мысленно готовил обед, но процесс не шёл дальше от варки. Живший в одиночку в съёмной квартире он с долгими по времени приготовления блюдами обычно не утруждал себя, чаще всего обходился бутербродами и чаем. На полпути по лестнице ощутил усталость и подумал, что следовало уехать на третий этаж, чтобы потом спуститься на свой. На кухне не устоял перед хрустящим батоном, отломил часть и начал запивать молоком. За этим последовало желание прилечь.

В комнате вдоль стены стоял диван-книжка, а перед ним – журнальный столик. Единственный стул был обвешан светлой осенней курткой. Напротив дивана на тумбочке находился телевизор, трехстворчатый платяной шкаф рядом был сверху и сбоку обложен сумками с молнией из полипропилена. Юлдашев лёг отдохнуть. На какое-то время уснул, затем долго лежал с открытыми глазами. Встать и включить телевизор было лень. Он думал о Мазель и о недолгом диалоге с ней. Помнил всё до последней буквы, поскольку сказывалось долгое одиночество, вдобавок привлекательная внешность самой женщины. Был удивлён, что его приметили, когда меньше всего этого ожидал. Представить её рядом с собой на природе он смог, но в камуфлированном облачении, и вспомнил много мест за городом, куда бы могли отправиться вдвоём.

Мечтательного характера мысли прервал звонок в дверь, он неспешно поднялся с долей надежды на продолжение состоявшегося общения. В отверстии со стеклом панорамного обзора увидел Кибата Мукаилова – одного из давних знакомых, который мог побеспокоить в любое время. Отсутствие телефона и постоянные материальные трудности, что читалось в его поведении, давали ему такое право.

Лицо частично поседевшего к сорока годам смуглого худого мужчины тоже было подвергнуто заметным изменениям: морщины, состояние кожного покрова, тусклый взгляд, выступающие скулы… Папку с долговыми расписками открывал нечасто, а словесные обещания в своём большинстве забывались. Мукаилов тоже не имел собственного угла и много лет жил в съёмных квартирах, но неплатёжеспособность вынуждала периодически сменять их. Переставший получать хорошие оценки сын-старшеклассник, жена, редко покидавшая дом из-за отсутствия более-менее нормальной одежды и беспросветные будни не являлись для него причиной, чтобы пересмотреть своё отношение к жизни. За спиной был химический факультет университета, много читал и имел собственное суждение по большинству событий в мире. Но былые связи в преподавательской среде двух вузов и в системе правления одного из ведущих заводов пищевой промышленности города пригодились лишь для завязывания знакомств. Периодически попадались люди, которые не столько протягивали руку помощи, сколько пытались понять с виду обычного мужчину. Но он не любил углубляться в причины своей беспомощности и выставлялся жертвой обмана со стороны родного брата.

Мукаилов снял обувь, и с чёрной лёгкой курткой на плечах прошёлся в комнату. Был, как обычно, снисходителен и находил нужные слова для сохранения отношений, понимая, что тот не рад его визитам. Знались они много лет, а больше двух – виделись регулярно, обычно по инициативе пожаловавшего мужчины.

– Не умеем беречь себя! Последний раз, когда виделись, ты был бледен. Через неделю я приходил сюда, но не застал, потом ещё раз и понял, что захворал. Люди с рынка подтвердили, но без подробностей. Как ты?

– Жив вроде, по большому счёту без изменений, – сонно ответил мужчина в теплой рубашке и расположился на диване рядом с ним. – Было бы лучше оставаться дома и просто отдохнуть. В больнице одно хорошо, что максимально отбрасываешь свои проблемы, но и минусов хватает.

– Мне незнакомо, что такое госпитализация. Ни дня не приходилось. Я направлял тебе энергетические лучи, как мог, чтобы поскорее выздоравливал.

– Не могу сказать, что сигналы помогли, но верю в искренность твоих помыслов. Объяснили, что нужно делать, и как.

– Что конкретно?

– Могу поискать выписку, рецепты, если разбираешься в почерках врачей и названиях препаратов. Нужно продолжать принимать их и следить за режимом питания. Сказали, что в случае ухудшения состояния положат обратно.

Здоровье было практически единственной темой, по которой Мукаилов позволял себе давать советы другим, чему способствовали его познания по лекарственным растениям. Не то что был увлечён их сбором и обработкой, он таким образом экономил на чаях. Иногда удавалось что-то продать, или обменять на продукты, изредка заказывали.

– Попробуй с помощью внутренней силы одолеть болезнь, – сказал он. —

Сиди себе спокойно, выпрями спину и закрой глаза. Направь мысли на больное место и дыши ровно, пока не ощутишь тепло. Как освоишь технику, проделай на ходу. Недомогания обычно являются следствием малоподвижности.

– В этом убеждены все, но разве заставишь себя отправляться куда-то без надобности? То же самое и с питьём.

– В твоём случае цель очевидна. Каждый человек должен провести на ногах не один час в день. Мы так устроены.

– Нет уж, я лучше полежу – это тоже естественное положение тела, – сказал Юлдашев и облокотился. Дома он больше времени проводил полулёжа на диване, и пищу принимал чаще всего здесь же. В зависимости оттого, что на тарелке, и ноги мог задирать на спинку стула.

– Из всех мясников на рынке один ты такой хилый. Лёгкость тела что-то значит, но не до такой степени.

– Я не у черты. Да, остальным здоровья не занимать, что как-то ещё отражает толщину кошелька.

– По мне толстопузы в своей массе не есть богачи, а набивают брюхо от боязни оставаться голодными. Мне не доводилось набирать вес по росту, и с удовольствием попробовал бы, каково это.

– Здоровье изначально должно быть на уровне. В детстве нужно получать необходимые витамины, калории, а не глотать таблетки, чуть что.

– У кого как! Я рос, так и не познав вкус лекарств, – сказал Мукаилов, взгляд которого выражал недовольство судьбой. – Но каждую зиму на пару недель оставался без голоса. Иметь рядом кому позаботиться – уже здорово.

– Родители сами мало что понимали и страдали от элементарных недугов. Приходилось переждать непогоду не один день, чтобы съездить в город к врачу. Немного того, немного этого, и на тебе результат.

– Не изводи себя грустными воспоминаниями. Лучше от этого точно не станет.

– Проблема-то никуда не исчезла, – сказал другой, будто бы рядом с ним сидит тот, кто в ответе за его состояние здоровья. – Печень больная, из-за неё страдают и остальные органы.

– С твоей болезнью не сравнить, но мне знакомо чувство одеревенения тела. В таких случаях нужно заставлять себя ходить, потом перейти на пробежку, и как только кровь заиграет, считай, что ты в норме. Прими мой совет: побалуй себя регулярными прогулками. Я могу составить тебе компанию, но лучше в одиночку. В выздоровлении присутствует тайна, и свидетели ей, думаю, не нужны.

– От друга рядом бесспорная польза. На счёт прогулок… я целые дни проводил на ногах, особенно последние полгода. О чём это говорит?

Мужчина в куртке понял, что стараться объяснить тому свой взгляд на некоторые вещи бесполезно. Само-собой, рассуждал тоже по своему образу жизни и состоянию здоровья. Посмотрев ему в болезненное лицо, сказал:

– Похоже, что ты врождённый привередник. Чувство отвращения тоже способно спровоцировать появление недомоганий. Возьмём, что обрабатываю ливер, ну, счищаю. Удовольствие это не доставляет, а кушать надо. Ты как считаешь?

Временами Юлдашев допускал, что частое касание с мясом не лучшим образом действует на состояние его организма. Обоняние было острым, и держал при себе пропитанную острым запахом маску, но не был склонен соглашаться во всём с жившим в нищете человеком.

– Ты сам себе противоречишь: только что говорил, что у остальных мясников хорошее здоровье. Привыкнуть можно ко всему. Захотел отведать курочки деревенской, или уточки – нужно порезать и обработать. Занятие, да, не из приятных. Знакомая бухгалтерша впадала в депрессию от несовпадения цифр. А что испытывают торговцы, у которых дела не идут? Чистой работы как таковой, видимо, не существует.

– Я бы возразил, но не стану.

– Правильно сделаешь. Мне бы какой позитивный разговор, или дать отдохнуть, – сказав, Юлдашев принял сидячее положение. – В моём состоянии общение пошло бы на пользу, но не сейчас.

– Понял, поправляйся. Сын два дня сидит дома, обуви нет никакой. У тебя ничего не осталось? – спросил Мукаилов, сбавив тон.

– Ты имей совесть! Я не в силах заставить себя ужин готовить, а рыться в кладовке, разбросав содержимое – и вовсе.

– Я тебе помогу, то есть сам сделаю. Аккуратно, ещё пыль протру.

– Печёнке моей это не понравится, – ответил Юлдашев, через силу ухмыляясь.

– Я пойду и вернусь с женой. – Тот встал. – Тебе готовить нужно будет, стираться, ещё в доме прибраться. Чистота вокруг тоже многое значит.

– Не стоит, мне надо побыть одному. Подруга ещё может прийти.

Квартиросъёмщик закрыл за Мукаиловым, который одобрительно кивнул на новость, дверь, не будучи уверенным, что его оставят в покое. Он прилёг и повторно переключился на новую знакомую, но уже более трезво смотрел на состоявшийся контакт. Остановился на том, что она и сама недовольна жизнью, что в погоне за идеалом не заметила, как утро жизни осталось позади.