Убить еврея

…Убить! Убить! Убить еврея!

Это вопль резонировал в сердце, выкручивал мочевой пузырь, хлестал по глазам. Наконец, он достиг мозга и взорвал его…

Мокрый жгут окольцовывал горло, откуда вырывался хриплый стон. Казалось, малейшее движение еще больше затягивает кольцо, приближая неминуемый конец. Артём сжал зубы, задержал дыхание и попытался сосредоточиться. Когда сердечный ритм почти нормализовался, он открыл глаза.

Свет ударил так больно, словно в окно светила не луна, а полуденное солнце. Стараясь не шевелиться, чтобы не затянуть петлю, он обвел взглядом вокруг. Это была его комната, его окно, его кровать. А жгут? Артём принялся медленно высвобождать горло, отметив, что это не так уж и трудно. Оказалось – это была его простыня. Мокрая. «Черт! – подумал он, – как же она очутилась на шее?» Лучше бы он не напрягал память. Она с мгновенной услужливостью напомнила его кошмар. Он был настолько живым, что желудок попытался отреагировать. Артём включил свет и, вытащив себя из постели, и поплелся в ванную. Потом побрел на кухню. Открыл холодильник и тупо уставился в него. Взял бутылку сока и вышел на балкон. Четыре часа ночи – время особенной тишины. Это – экватор сна, его равноудаление от пробуждения. Артёму не хотелось додумывать эту мысль, после которой по инерции следовали бы размышления о привидениях и оборотнях.

Он вошел в комнату, долго рылся в поисках чистого листа и ручки, потом сел за стол и написал: «Мои знакомые евреи». «Черт! – резюмировал он после получасового напряженного мышления, – Кажется, я единственный человек, у которого таковых нет. Как же я умудрился прожить 27 лет, побывать в стольких странах и не познакомиться ни с одним евреем? А ведь говорят, они повсюду».

Он сделал еще одну ревизию памяти, но итог был тот же – нет!

– Ну, нет, так нет, – подытожил Артём и, вооружившись детективом, вернулся в постель. Последнее, что проплыло в мозгу до погружения в сон, было: «Почему я писал свой список не в компе, а на бумаге»?

Когда его выбросило из постели, он услышал свой дикий крик. Именно выбросило – Артем почувствовал это физически. Сон длился ровно 3 минуты. 3 минуты, за которые он увидел двухсерийный фильм. Ужасный! Огромная толпа в странных одеждах неслась на Одинокого человека, который, вместо того, что бежать сломя голову, в спокойном напряжении ожидал ее приближения.

– Убить! – орала орда. —Убить! – стучало в голове Одинокого человека.

Когда фронт толпы вплотную подошел к нему, Артёма выбросила из сна. Ему казалось, что он сам сделал это усилием своей воли, чтобы не видеть того, что с очевидностью должно было произойти с Одиноким. В тот самый последний миг, когда сила вырвала его из сна, он успел услышать чью-то тихую констатацию с нотой явного сожаления: «Боишься». Но в миг пробуждения сразу забыл об этом. Он думал об ужасе.

Нет, сам по себе сон не был триллером, иногда он видел куда круче – натурализм, какой не снился и киношникам. Ужас был в том, что во сне Артём отчетливо осознавал себя одновременно и Одиноким и толпой. Он выполз из постели, понимая, что сегодня уже не вернется туда. Залез под душ и вышел, только когда зубы стали выбивать степ. Пошел на кухню, перебрал пакетики с разными сортами чая и решил заварить настоящий и по всем правилам. Вернулся в комнату, включил комп и нырнул в Интернет. Слегка початил, зашел на порно сайты и, почти было, забыл о кошмаре, как в мозгу вдруг всплыло: «Боишься…».

– Черт! – подумал он, – Черт! Черт! Черт! Да что ж это такое?!

Лесбы, которых он до этого рассматривал с ироническим восхищением, вдруг показались мерзкими уродинами. Артём понял, что Ужас не даст ему покоя.

Он оделся и вышел на улицу. Было начало шестого.

– Сползай, – сказала Ада.

– Что? – не понял Артём, по инерции продолжая свои безуспешные потуги. А когда дошло, кровь ударила в голову. – Сука, – подумал он, – в кино в таких случаях женщина пытается успокаивать мужчину, а эта, как…

Найти определение он не успел. Ада бесцеремонно спихнула его с себя. Встала, подошла к окну, уселась на подоконник и закурила. Его всегда бесила эта ее привычка – сидеть нагишом на подоконнике. Ее аргументы – занавеска, девятый этаж, напротив нет дома – его не устраивали. Его не устраивало ничего, из того, что делала Ада. Она его бесила. Уже три года. Если б и она относилась к нему так же, он бы еще понял – борьба и единство идентичных противоположностей. Но она к нему относилась «дискретно» – так она сама определяла это. Все еще глядя в окно, Ада сказала: «Посмотри на себя».

– Что? – опять не понял он.

– Посмотри на себя. В зеркало, – уточнила она. Артём подошел к зеркалу, стараясь не смотреть на то, что было не достойно даже беглого взгляда, ибо так опозорило его. А в остальном… торс – что надо, просто супермодель. Лицо… Лицо! Это было не его лицо. Надменное с брезгливым изгибом губ.

– Ну, – услышал он голос Ады, – что скажешь?

– Черт! Не знаю, – прохрипел Артём.

– Боишься? А я…, – он не успел дослушать, потому что заорал: «Да что вы пристали ко мне с этим? А ты…»

– Не ори, – сказала Ада, – ты мне не дал договорить. Успокойся и давай на кушетку.

– Нет, сказал он, – тоже мне психоаналитик хренов. Не хватало стать твоим пациентом.

– Ну-ну, – выдохнула она струю дыма. Как знаешь. Надумаешь, моя такса тебе известна. Хотя могу сделать скидку.

Артём, уже одетый и направлявшийся к выходу, остановился, пошарил взглядом по комнате, взял нефритовую статуэтку и запустил в горку посуды. Ада, наконец, соблаговолила оторваться от окна и посмотреть на Артёма.

– Отлично, – сказала она, – а теперь посмотри в зеркало.

Артём почувствовал, как у него зашевелились волосы.

– Не боись, – хмыкнула ведьма на подоконнике и он, почему-то успокоившись, подошел к зеркалу. Оттуда на него смотрел его привычный фейс крутого мачо, как определяли это женщины.

– То-то! – донеслось из зоны окна. – И пусть кто-то осмелиться называть меня хреном.

Конечно, надо было сделать жест примирения, но Артём буркнув: «Счет вышли по «мылу», вышел, злобно хлопнув дверью.

За пару дней он сделал работу, от которой отверчивался три месяца – дописал две статьи в журналы, прописал блок рекламных роликов фирмы, производящей соки, придумал слоган и лого для очередных мелкотравчатых выборов и концепт под это дело. Конечно, это можно было считать халтурой и, если честно, таковой она и являлась. В «цивилизованном мире» каждым пунктом этого списка занимался бы соответствующий отдел. «– Но, – подумал Артём, с удовольствием отключая комп, – мы, слава Богу, в ином измерении. И получилось неплохо». Способность к языкам – он знал семь и постоянно что-то прибавлял к списку – давала возможность жить как «птички небесные», не задумываясь о хлебе насущном. Плюс связи отца в глобальном мире. Так что Артём, хоть и не числясь в штате ни одной, был фактически постоянным корреспондентом нескольких солидных изданий в Европе и Америке. Ко всему прочему, это давало возможность путешествовать по миру на неплохие командировочные. Впрочем, он и так не был стеснен в средствах – на его 18-тилетие отец открыл на его имя счет в одном из швейцарских банков. Не только из пижонства, просто, он жил в Швейцарии.

Довольно насвистывая, Артём спустился вниз, оседлал своего мерина и решил, что вечер проведет, как Бог на душу положит – не планируя.

Очевидно, у Господа было не лучшее настроение, потому что на светофоре в мерин Артёма сзади кто-то ткнулся. Он выскочил из машины и пришел в себя, уже когда его оттаскивали от водителя злосчастной хонды. Но он умудрился-таки вывернуться и достать гада. Дальнейшее покрыл туман.

Когда Артём открыл глаза, оказалось, что он лежит на асфальте. Мокрый – видимо его приводили в чувство, обильно поливая водой. На рубашке была кровь. Рядом стояли два автоинспектора. С фальшивым участием они помогли ему подняться и затребовали права. Кряхтя, Артём вытащил их из бардачка и протянул менту. Тот после трех взглядов на Артёма и на фото с усмешкой изрек: «Понятно. А доверенность у вас есть?»

– Какая? – удивился Артём.

– На вождение машины, – как тупому медленно сказал гаишник.

– Издеваетесь? Я дал вам права, – рявкнул Артём и услышал: «Дал. Только не свои. Может, ты угнал машину»?

– Да, вы внимательней посмотрите. Это же я! И машина моя и права. Читать не умеете?

– А ты не хами, вмешался второй блюститель порядка. И читать умеем, и фото разглядывать и пальчики снимать. И не лезь на стенку, лезь в машину. Нет, не в эту, в нашу.

Когда его впихивали в полицейскую ауди, он случайно посмотрел в боковое зеркало и понял. Это опять было то самое чужое лицо! Оно настолько не имело ничего общего с его собственным, что он понял скепсис ментов. Удивительно еще, что этот циничный изгиб губ не вывел их из себя.

Напряжение спало. Артём обмяк и позволил впихнуть себя в салон. По дороге менты рассуждали о дураках, которые вместо того, чтобы полюбовно решить проблемы – ведь царапина на машине была пустяковая – лезут в драку. А самое, мол, смешное, что владелец хонды не отрицал своей вины и готов был возместить ущерб, но глупый и грубый угонщик, Артём, то есть – встал на рога. До чего оборзел народ! Артём изо всех сил держал себя в руках, чтобы не встрять в диспут.

Наконец, они доехали до отделения и Артёма повели по коридору. Неожиданно его ослепила вспышка. Вместо того, чтобы зажмуриться, он, почувствовав, что его тело готово к прыжку, еще шире распахнул глаза. Еще одна вспышка и… Рывок Артёма и железная хватка мента на его плече произошли практически одновременно. Один из ментов, ругаясь, поволок Артёма дальше, впихнул его в какой-то закуток и, заперев дверь, прогромыхал по коридору. Бросившись на кровать, Артём слушал брань второго, что-то орущего – видимо, фотографу.

Артём открыл глаза. Невообразимо тощий полицейский тряс его за плечо, гудя, что не время дрыхнуть, его давно ждут. Артём встал, чувствуя необыкновенную ясность в голове и общий прилив сил.

«Доброе утро, – улыбнулся он и добавил, – Веди меня, Вергилий». По дороге он почему-то вывернул куртку наизнанку, отметил, что без носок и перестал думать. Через пару минут они оказались в кабинете следователя, который что-то весело говорил по телефону. Кивком он предложил Артёму сесть и кивком же отпустил Тощего. Все еще продолжая разговаривать, он глянул в лежащее перед ним «дело», поднял глаза на Артёма, снова опустил их в бумаги, опять посмотрел на Артёма, и… благостное выражение его лица стало деревенеть. Артём понял, в чем дело и изо всех сил постарался «не менять лицо». Наконец, следователь завершил телефонный разговор, но начинать беседу с Артёмом не спешил. Он выпятил нижнюю губу, скосил на нее глаза, что-то чиркнул в компе, снял трубку и попросил, чтобы сержант Епремян зашел к нему. Пока он все с той же выпяченной губой что-то строчил в компе, Артём пригладил волосы, заправил рубашку, словом, попытался привести себя в приличный вид. Наконец дверь открылась, и с преувеличенно почтительным: «Разрешите?», на пороге возник один из давешних копов. Следователь кивнул, продолжая что-то остервенело выстукивать на клавиатуре.

– В Сети, что ли? – подумал Артём, отмечая, как вянет «преувеличенная почтительность» копа, которому так и не было предложено сесть. Видать, не простые отношения в команде, подумал Артём и услышал: «Ну?».

Они оба – Артём и коп одновременно посмотрели на следователя. – Ну, повторил тот, взглянув на Епремяна, – как прикажете понимать?

– Что? – спросил тот. Следователь вздохнул, обозначая, с каким человеческим материалом ему приходится работать, и спросил: «Вы знаете этого человека?»

Коп посмотрел на Артёма, который не преминул придать своему лицу выражение блаженного идиотизма, чтобы окончательно сбить бедолагу с толку. Епремян, чувствуя, что над ним издеваются, набычившись, буркнул: «Нет!». – А какого черта вы его задержали? – спросил следователь, рукой подзывая к себе Епремяна и подвигая к нему «дело». Тот посмотрел в бумаги, потом на Артёма, потом в бумаги и побагровел: «Он был другой». Следователь демонстративно вздохнул: «Епремян, вслушайтесь в свою фразу: „ОН БЫЛ ДРУГОЙ“. Он и другой – взаимоисключающие понятия. Ясно?»

– Да, – буркнул Епремян, судя по всему, решивший, что чем раньше он отсюда уйдет, тем лучше.

– А мне вот не ясно. Ни-че-го! – мстительно объявил следователь. – Если это Артём Мамьян, а это он и есть, ибо соответствует фото на правах, то, за что его задержали? В рапорте написано о хулигане, который угнал машину Мамьяна, а на фото, сделанных журналистом, который черт-те как оказался здесь, совсем другое лицо. Если же это один и тот же человек, то почему вы говорите, что не знаете его? Не говоря уж о том, как на месте хулигана-угонщика в камере оказался Артём Мамьян? Ладно, – еще раз вздохнул он, поняв, что от его вопросов мозги Епремяна вряд ли стали работать интенсивней, – идите.

Когда за Епремяным закрылась дверь, следователь снова выпятил губу, потом втянул ее и изрек: «Ну?». Артём развел руками. Следователь вздохнул. Дверь без стука открылась. Вошедший начал говорить на английском, дошел до стола, пожал следователю руку, бросил взгляд на бумаги на его столе, и спросил: «Что за Тутанхамон?». Не дожидаясь ответа, он передал следователю пакет и вышел. Следователь с минуту рассматривал фото на своем столе, потом сказал: «Тём, я, что, так изменился»? Артём, который после Тутанхамона начал медленно покрываться потом, выбросил себя в реальность, отметив, что фраза следователя была какой-то женской. Тот ухмыльнулся и сказал: «Впрочем, не будь здесь написаны твои имя-фамилия, я бы тоже тебя не узнал».

– Котик! – подскочил Артём. – Надо же! Черт! Сколько лет прошло! Я же в классе шестом уехал. Черт, и где встретились!

– Да, уж, – улыбнулся тот в ответ, – и. главное – как! Точнее, как всегда на поле боя.

– А что с Алкой?! – это они сказали одновременно и рассмеялись, уже не сдерживая себя.

– Ладно, брат, – сказал Котик, – формально у нас к тебе претензий нет, Передай, пожалуйста, стакан и папку. Спасибо. Пойдем, посидим где-нибудь. Да, вот здесь распишись. Никуда не уезжаешь? Если что, я позвоню, зайдешь, да? ОК, пошли.

– Слушай, Котик, а можно я возьму одно фото…. Тутанхамона?

– Хочешь ему…

– Нет, просто интересно.

– Ты, что, знаешь его? Ладно, только обещай без самодеятельности. Бери.

Они вышли.

Мишка – знакомый дизайнер – отсканировал фото «Тутанхамона», которое дал ему Артём, рядом поместил фото с изображением настоящего Тутанхамона и резюмировал: «Фигня».

– Ладно, – вздохнул Артём, – давай, нахлобучь на моего фараона атрибуты с настоящего и, вообще, поколдуй над лицом. Он курил, изредка давая Мишке ЦУ (ценные указания), на которые тот фыркал, хотя и внедрял. Наконец, не выдержал: «Бред! Не притягивай за уши. Совсем другое лицо». Артёму ничего не оставалось, как согласиться. Он вышел от Мишки, думая о том, почему его так заклинило на Тутанхамоне. На мобиле прорезался номер Котика. Артём вздохнул, понимая, что хорошего ждать не стоит. Нарочитое безразличие в голосе следователя, приглашавшего выпить пива, не обмануло. Приглашение было не из дружеских, а из тех, от которых нельзя отказаться.

После обмена репликами о джазе – обязательными в ереванском кафе «Поплавок», Артём сказал: «Братан, конечно, чем лучше актер, тем длиннее он держит паузу, но, давай не будем играть в Раскольникова и Порфирия Петровича».

– Я сличил отпечатки пальцев, – сказал Котик. И потому, что он обошелся без предисловий, и сам его тон не оставляли сомнений – он в шоке, но иллюзий о «сотрудничестве» не питает. Артём закурил: «Мне нечего тебе сказать». Котик кивнул, словно подтверждая, что иного не ждал и положил перед ним распечатку. На одной был «Тутанхамон» – снимок, сделанный журналистом с Артёма в коридоре ментовки, на другой – фото настоящего с барельефа с изображением фараона.

– Тутанхамон, – выдохнул Артём.

– Эхнатон, – поправил Котик, – Он же – Аменхотеп, он же муж небезызвестной Нефертити, он же – великий реформатор, он же…

– Черт! – Артём со злостью раздавил в пепельнице окурок, – а меня заклинило на Тутанхамоне.

– Стандарт мышления, – без иронии и превосходства сказал Котик, – Лицо на фото было фараонское, а самый хрестоматийный для большинства – это Тутанхамон. Поэтому Алекс так отреагировал. А в тебя засело. Значит, и тебя…

Мобильник Артёма заверещал, сообщая о месидже от Ады. Артём прочел: «Эхнатон». Она переслала и фото.

– Ведьма, – сказал Артём, – а она откуда взяла?

Пока он думал, говорить об этом Котику или нет, тот, перегнувшись, будто за зажигалкой, посмотрел картинку.

– Ну, – безлично произнес он.

– Мистика какая-то, – сказал Артём, – все равно, ты мне не поверишь. Хочешь, засади, хочешь, оштрафуй – делай, что хочешь, но я не знаю, что тебе сказать.

К его удивлению, Котик не стал настырничать. Допил пиво, похлопал саксофонисту, бросил какую-то незначительную реплику по поводу «Поплавка», где уже собираются не эстеты, а чёрт-те кто и сказал, что ему пора. Даже не предупредил, чтобы Артём позвонил, если что надумает. Это было особенно плохо. Они сухо простились.

Артём заехал на базар, купил веник, отправился в цветочный магазин и попросил упаковать «букет» так, чтобы содержимое стало понятно только после того, как снимут обертки. Взял в супермаркете кучу разных орешков, сухофруктов, отличное гранатовое вино и отправился к Аде.

Выражение ее лица при виде шикарно упакованного букета – Артём никогда не дарил цветы – из индифферентного стало удивленным. Правда, с плохо скрываемой радостью, за которой читалось: «Я сломала его». Приняв пакет, она отправилась на кухню. Артём занял место у окна, понимая, что в этом случае прагматичная Ада вряд ли швырнет в него что-то тяжелое, способное разбить стекло. Но она опять обманула его ожидания. Вошла с подносом, на котором были вазочки со всякой принесенной им дребеденью, вино, бокалы и ваза с веником. Веник, кстати, смотрелся в букете неплохо. Расставила все на столе. Он разлил вино, она попросила включить музыку. Выпили. Заговорили о пустяках. Артём почувствовал, что ему не по себе. Случайно поймал взгляд Ады – ухмыляющийся. Она поставила на стол старинный потрясающей работы графинчик и усмехнулась уже открыто.

– Отравила, – понял он и, собрав последние силы, двинулся к выходу.

– На кушетку, – услышал он и вырубился.

Мальчик заглянул в комнату и увидел на кушетке маму. Рядом стоял какой-то дядька и что-то над ней делал. Никогда! Никогда мальчик не видел на ее лице такого выражения блаженства. А он ведь всегда старался угодить ей! Он так старался, но она всегда оставалась печальной, изредка улыбаясь так, словно это причиняло ей боль. И вдруг какой-то гнусный дядька, и эта его поза над ней и… испуг в глазах мамы, когда она поймала взгляд сына и… дядька, обернувшийся, чтобы увидеть, что ее так напугало. Если бы дядька не обернулся, может, все не было бы так ужасно. Может, не произнеси он: «Не бойся!», все кончилось бы иначе. Но он обернулся и сказал эти слова, потом его отшвырнуло к стене, что-то хрустнуло в шее и…

Артём открыл глаза, когда сердце готово было вырваться через его хрипящий рот. Он сжал губы, усилием воли загоняя его обратно, смахнул пот с глаз и увидел ведьму. Впервые в жизни в ее глазах читался страх.

– Боишься? – прошипел Артём и сделал попытку встать. Не получилось. Ада протянула ему бутылку негазированной воды, и он выхлебал весь литр. Она села на подоконник в своей любимой позе, закурила и, глядя в окно, сказала: «Я ничего тебе не подсыпала. Флакончик показала так, чтоб побесить… за веник. Я не ждала, что тебя… что ты…»

– Боишься? – повторил он мстительно, словно, впервые за многое время, пробуя на вкус это запретное омерзительное слово.

– Да, – сказала она, – И что? Что страшного в том, что можно испугаться? Почему ты так реагируешь? Ты реагируешь на слово или на состояние?

– Отвянь, – вяло сказал Артём, – если ты скажешь, что не рыскала в моем подсознании, значит, это не первая твоя ложь. Тогда… Все.

– Испугал! – вздернула она брови, но, вспомнив, что слово под табу, извинилась: «Ладно, забудем. Я пробовала порыскать. Это…

– Это все равно, что оглушить девушку и изнасиловать, – перебил он, зная, что «изнасиловать» – под ее личным табу, как «не бойся» – под его. Это было низко, но он жаждал низости. Она даже не поморщилась: «Это было единственное, что я могла сделать – ты хрипел, тебя на метр подбрасывало над кушеткой. Я боялась, что „Скорая“ не успеет. Надо было что-то делать – это на уровне профессионального рефлекса».

– И?

– Ты, хотя бы перестал подпрыгивать.

– Что ты увидела? – грубо перебил он и повторил. – И?

– Думаю, он – мальчик, все не так понял.

– Дура! – резюмировал Артём. Встал, пошел в душ, оделся и вышел.

Пол ночи он колесил по городу, заходил в бары, снял проститутку, опять пошел по барам. На автопилоте доехал до дому. Вошел в квартиру и, не раздеваясь, упал на диван.

Проснулся от омерзительной тошноты. Ярко светило солнце. Он обрадовался, что столько спал – организм после многодневной бессонницы был на пределе. Потащился в ванную и увидел, что дверь в квартиру открыта. Нахмурился, подумав, что Ведьма заглядывала. Но, она была аккуратисткой и такого себе не позволила бы. Машинально закрыл дверь и увидел записку: «НЕ СПИ С ОТКРЫТОЙ ДВЕРЬЮ – ПРОСТУДИШЬСЯ». Тошнота, наконец, прорвалась. Он едва добежал до унитаза. Потом, обливаясь потом и шатаясь, встал под душ. Когда от холода свело скулы, вышел и жестко растерся. Все это время он не позволял себе ни о чем думать. Прошел на кухню. Сделал, вопреки обыкновению, не чай, а кофе, включил музыку и с чашкой в руке начал обход своей двухярусной квартиры. Пропали деньги – 5 тысяч долларов, которые ему все было лень отнести в банк. Пропал потрясающий комплект – бриллианты с изумрудом, сделанный его другом-ювелиром (когда-то, на заре отношений с Адой, Артём заказал это для нее, потом они рассорились, а когда помирились, отношения не располагали для подарков такого рода). Пропала вся его супер техника – лап-топ, профессиональный фотоаппарат, видеокамера, диски – все это он привозил из Европы. Остался только старый комп, который он использовал как пишущую машинку – исключительно, когда шлепал статьи.

Артём перестал искать, стало скучно и зло. Он понял, что сам оставил дверь открытой, когда пришел пьяным. Допив кофе, аккуратно вымыл чашку – новое качество, и пошел к двери. Снял записку, вернулся к столу, положил ее перед собой и уставился в буквы. Через какое-то время на месте букв стало проступать изображение. Он увидел двух парней, с опаской входящих в квартиру. Один нашарил выключатель и щелкнул им. Артём увидел, как изменилось выражение их лиц – из овечьих стало завистливым. Они подошли к нему, убедились, что он пьян в дупель и начали шмон. Волна злости, захлестнувшая Артёма, смазала картинку, но лица мерзавцев он отлично запомнил.

Артем набрал номер Котика и, ничего не объясняя, попросил зайти. Уселся в кресло-качалку и стал ждать. Котик пришел через полчаса. С водкой. Артём разлил по-русски, в граненные стаканы. Котик молчал. Артём начал говорить. Завершив рассказ, он взял лист бумаги и нарисовал портреты обоих мерзавцев. Котик посмотрел, кивнул и убрал листочки в кейс.

– Больше ничего не хочешь сказать? – индиферентно спросил он. Артём пожал плечами. – Тогда, посмотри в зеркало, – с той же интонацией предложил Котик. Артём был ему благодарен за то, что Котик не стал дожидаться результата смотрин, да и вообще, больше ничего не сказал, просто встал и ушел.

Позвонил он через три дня. Все это время Артём не выходил из дому. Он принял лошадиную дозу снотворного и вырубился. Когда просыпался, опять принимал таблетки и засыпал. Окончательно его разбудил звонок Котика, предложившего вечером встретиться. Артём поплелся в ванную, дав зарок не смотреть в зеркало. Встал под душ. Чесалось. Он раздвинул ноги, увидел сыпь и вспомнил проститутку, снятую на улице в ту распроклятую ночь. Удивился отсутствию в себе злости на нее – он не сомневался, что конкретная эта шлюшка была ни при чем. Как, впрочем, и те двое воришек. Все они были всего лишь «засланцами» – исполнителями Воли. Он так и подумал – с заглавной буквы. Это были мессиджи. О чем? Ему надо было понять. Как и свои сны. Но, сначала следовало избавиться от заразы. Он позвонил однокласснику, ныне процветающему венерологу и договорился о встрече.