Под розой

Пролог

Дорога из Нью-Йорка в Филадельфию заняла почти шесть часов с учетом всех пробок и остановок, чтобы размяться. Я опустила окно, подставила лицо под ветер и закрыла глаза, впитывая этот момент. Солнечные лучи на лице. Приглушенный разговор Кейт и Саманты с заднего сидения – кажется, они говорили об ароматических свечах, но музыка из динамиков заглушала слова, так что я не была в этом уверена. Играл новый альбом Halsey, и песни прерывались, когда рвался сигнал Bluetooth. Эмма ехала с превышением разрешенной скорости, отчего мои волосы немилосердно трепало во все стороны. Позже я устану распутывать колтуны и пытаться уложить волосы в некое подобие прически, но сейчас мне было все равно. Сегодня был один из немногих хороших дней. Я хотела, чтобы он таким и остался.

Экзамены прошли, до нового учебного года еще было далеко. Я могла думать только о летних каникулах, о сне до полудня и о ничегонеделанье. Больше никаких планов. Никаких разочарований.

Лето. Если бы я могла остановить время в любой точке календарной шкалы, то выбрала бы именно этот день. Не слишком взрослая, но уже и не ребенок. Студентка, но мне не нужно идти на занятия. Одна, но ни в коем случае не одинокая. Если бы я только могла закупорить этот момент в бутылку, поставить на полку в холодильнике и доставать, когда становится грустно. Если бы только я могла сохранить это воспоминание на жестком диске и поделиться с кем-либо.

Сзади что-то зашипело, послышался звук льющейся воды. Эмма убавила музыку.

– Да что там происходит?!

– Ничего, – поспешно сказала Кейт. Зашуршал целлофановый пакет.

– Амелия права, вас нельзя сажать вместе. Вы устроите апокалипсис и не заметите этого.

– Говоришь так, словно мы пятиклассники.

– Скорее пятилетки. Клянусь Богом, если я увижу на заднем сидении какие-либо пятна…

Я зажмурилась и сделала вид, что ничего не слышу. Ни-че-го. Не слышу, не вижу, не чувствую. Идеальное состояние. Безмятежное.

Вот бы меня саму кто-нибудь закупорил в бутылку и оставил на полке. В тишине, в покое. На видном месте – а может, в темноте. Доставал бы, когда становится одиноко. Дул на меня теплым дыханием, и я бы раскрывалась свои лепестки, как полуночный цветок.

Машина остановилась. Я неохотно разлепила веки, отчаянно цепляясь за это хрупкое чувство покоя. Хотелось сохранить его до конца дня. А лучше бы – до конца лета.

Эмма припарковалась у дешевого отеля на окраине города, где нам предстояло провести выходные. Обшарпанный, втиснутый между универсамом и жилым домом. Зато, если верить отзывам, без клопов.

Сохранить бы этот день, этот час. Нажать «Сохранить как», поместить в надежное место. И ждать, когда память создаст подборку воспоминаний «В прошлом году в этот день вы…».

Не считая парочки прохожих, на улице никого не было. К вечеру температура поднялась до тридцати одного градуса, и если верить прогнозу погоды, ночью жара достигнет тридцати пяти. Где-то недалеко журчал фонтан. Я представила, как сажусь на бортик, опускаю ноги в воду. Смотрю на свое кривое отражение. А затем ныряю, плыву ко дну, а его все нет и нет, словно это не фонтан, а кроличья нора…

Вздохнув, я выползла из машины и надела кепку. Девочки закончили обсуждать, пойти ли сначала в кафе, а потом уже заселяться, или сделать все в точности наоборот. Было двое против одного, но они все равно дождались моего ответа.

– Давайте сначала в кафе.

Эмма кивнула, будто это и ожидала от меня услышать. Она быстро нашла на картах что-то близкое и недорогое и махнула, чтобы мы следовали за ней. Я попыталась пойти замыкающей, но Эмма оглянулась, схватила меня за локоть и заставила идти рядом. Я благодарно сжала ей руку.

Мы дружили с ней со средней школы. А вот Саманту и Кейт она нашла уже в колледже. Я старалась свыкнуться с тем, что нас теперь было четверо, но это оказалось нелегко. Я не знала, во мне говорит социофобка или эгоистка.

Возможно, они обе.

– Концерт начинается в восемь, – напомнила Саманта, когда нам принесли наш заказ. – Предлагаю подойти заранее и занять очередь.

– Это маленькая инди группа, а не Coldplay, – возразила Эмма. – Сомневаюсь, что там будет много народу.

– Все билеты раскуплены.

– Может, это сумасшедшие фанаты выкупили оставшиеся билеты, чтобы поддержать группу.

Я фыркнула.

– Еще большие фанаты, чем мы, которые шесть часов тряслись ради них в машине?

Строго говоря, из нас четверых настоящей фанаткой Golding Fish была только Эмма. Мне нравились их песни, хоть и не настолько, чтобы ехать на их концерт в другой штат. Но мама уехала куда-то в командировку – опять, – а я отлично знала, что если позволю себе абстрагироваться от людей хотя бы на пару дней, то потом не смогу заставить себя даже в магазин пройтись. Поэтому когда Эмма сказала, что уже купила четыре билета и теперь собирает компанию, я согласилась. Я никогда раньше не ходила на концерты, да и не ночевала в другом городе без мамы. Не такой уж плохой повод, чтобы не убить двух зайцев одним выстрелом.

От жары меня разморило, и не помог даже холодный чай. Я вполуха слушала девчонок и гадала, откуда они берут силы на болтовню.

– Есть предложение снимать вместе квартиру, – сказала Саманта, обведя нас взглядом. – Что скажете?

Родители Саманты были одними из самых богатейших латиноамериканцев в Нью-Йорке, но жила она почему-то в общежитии, деля комнату с Кейт. Я понимала их желание съехать и обзавестись своим жильем, однако не понимала, зачем они зовут нас с Эммой.

Я нахмурилась.

– Мы с Эммой живем всего в часе езды от кампуса.

– Да, но с родителями, – возразила Эмма. Она пихнула меня в бок. – Это не считается. Как мы научимся самостоятельности, если будем сидеть под надзором взрослых?

– Я считай что живу одна. Если так хочешь, переезжай к нам.

Я не знала, говорила ли я всерьез. Одиночество одновременно манило и пугало меня. Мне нравилось приходить в пустой дом и не зависеть от чужого расписания, но иногда от тишины хотелось выть.

– Это совсем не то, – Эмма посмотрела на часы и подозвала официанта, чтобы расплатиться. – Нам уже пора, иначе ничего не успеем.

Мы поплелись обратно в отель, но сделали крюк, чтобы идти через сквер, а не под палящими лучами солнца. Я смотрела по сторонам, рассеянно кивая на речь Эммы о повышении температуры Земли из-за вырубки лесов. Мой мозг настолько расплавился, что не сразу обработал то, что видели глаза. Когда я поняла, что смотрю на мамину машину, то резко остановилась, и Кейт с размаху в меня влетела. Эмма схватила меня за локоть, не давая упасть.

– Ты чего? – возмутилась Кейт.

– Кажется, это мамина машина, – пробормотала я, глядя на черный Форд, припаркованный через дорогу. Я помнила номер только частично, но вмятину на бампере было трудно не узнать. После того как я проиграла параллельной парковке, мама навсегда отлучила меня от ее машины. Пришлось работать два лета подряд, пока я не смогла выкупить у Саманты ее старый автомобиль по хорошей скидке.

Эмма проследила за моим взглядом.

– Ты не говорила, что она будет здесь.

– Я и не знала…

Когда-то очень давно, когда мы еще жили в Денвере, штат Колорадо, мы с мамой были неразлучны. Папа работал в компании по производству телефонов и постоянно где-то пропадал, а мама занималась бизнесом по продаже цветов, который унаследовала от семьи. Она часто брала меня с собой в магазинчик, и пока она составляла букеты или принимала поставки, я вклеивала в альбом опавшие лепестки и листья, составляя из них композиции.

Но затем папа умер. Мы переехали в Нью-Йорк, и мама словно бы заняла его место. Я росла под присмотром няни, которая следила, чтобы я вовремя возвращалась домой и не голодала. Мама стала работать в фирме, организующей мероприятия вроде свадеб, дней рождений и даже похорон. Благодаря своим организационным навыкам и перфекционизму она была востребована, а значит, часто находилась в разъездах. Когда она не занималась мероприятиями, то искала новых поставщиков и следила, чтобы все было безупречно. В большинстве случаев я даже не знала, в каком она штате, не то что городе.

– Может, ее фирма организовывает концерт Golding Fish? – с надеждой спросила Эмма. Она мечтала отловить после концерта солиста и предложить ему тему для следующего альбома.

– Может.

Но разве она занималась концертами? Я не имела ни малейшего понятия. Вчера она прислала мне список того, что я должна сделать к ее приезду. Я спросила, когда она возвращается, но она уже пропала из сети. Сначала я хотела отписаться, что уезжаю с девочками в Филадельфию на выходные, но затем передумала. Возможно, я вернусь раньше ее. А если и нет – что ж, мне девятнадцать. Могу делать, что хочу – по крайней мере, в рамках закона.

– Слушайте, вы идите, а я догоню.

Эмма пожала плечами.

– Ладно. Есть пожелания, с кем делить номер?

– Нет. Буду по остаточному принципу.

– Окей. Мы напишем, как все пройдет.

Девочки махнули мне на прощание рукой и двинулись дальше. Я выбралась из сквера, перешла дорогу по пешеходному переходу и прошла на парковку отеля. В какой-то паре сантиметров от меня на большой скорости проехал серебристый блестящий автомобиль и с первого раза припарковался недалеко от ворот. С водительского места выбрался парень в солнцезащитных очках, насвистывающий какую-то мелодию. До ужаса хотелось ему крикнуть, чтобы вместо солнцезащитных очков стал носить обычные, раз не видит пешеходов. Пока я размышляла, как указать ему на его отвратительную манеру вождения и не получить порцию нецензурной лексики в свой адрес, он уже обогнул здание и зашел в отель.

Качая головой, я подошла к маминому Форду и заглянула внутрь. Абсолютная чистота в салоне, словно только что из дилерского центра. Внутри зародилось нехорошее предчувствие. А что, если мама здесь не по работе? Папа умер, когда я была маленькой, и с тех пор мама ни с кем не встречалась – все время уходило на работу и на меня. Отель казался слишком дорогим для наших карманов, но что мешало моей маме поймать на крючок богача? Она привлекательна, занимается спортом, эрудирована.

Я набрала маму, но меня перекинуло на автоответчик. Вот так всегда. Кто выключает телефон, уезжая в командировку? А если со мной что-то случилось? А если с ней что-то случилось?

Эмма прислала сообщение, что они уже заселились. Быстро-то как. Хотя что-то мне подсказывало, что в отеле с такими дешевыми номерами не слишком-то парятся насчет правильного оформления жильцов. Я шагнула в сторону выхода с парковки, но затем снова оглянулась на машину. Если мама с кем-то встречалась, то я хотела это знать. Я имела на это право, ведь так? Я же ее дочь. Несу за нее ответственность.

Ты не эгоистка. Ты собственница, – поставила я самой себе диагноз.

У входа стоял швейцар в бархатном красном костюме. Я сглотнула. Сейчас он посмотрит на мою футболку с мультяшными героями и скажет, что этот отель мне не по карману. Однако он улыбнулся мне, как старой знакомой, и придержал мне дверь.

Внутри царила суматоха. Со стороны ресторана раздавался звон посуды и гул голосов. Лифты звенели, предупреждая о своем прибытии на этаж, каждые несколько минут. Через мраморный холл туда-сюда сновали люди разных возрастов в разноцветных париках, соломенных шляпах и в футболках с черепом и костями. Я наконец заметила у входа стенд с афишей: на этих выходных в отеле проходила фанатская встреча с актерами «One Piece». Что ж, теперь понятно.

Я с сомнением посмотрела на трех администраторов, которые в поте лица пытались решить вопросы гостей. И что дальше? Не могла же я подойти и сказать: «Здравствуйте, у вас здесь случаем не остановилась Лили Фрейзер?». В местах вроде этого должны были ценить конфиденциальность гостей, и вряд ли они мне поверят, если я скажу, что она моя мама.

Я попробовала снова ей позвонить. Слушая механический голос, твердящий, что я должна дождаться звукового сигнала, прежде чем говорить, я обвела холл долгим взглядом… и увидела, как откуда-то из недр отеля стремительно вышла мама собственной персоной. Совершенно не замечая меня, она поспешила вниз по коридору, что-то быстро говоря в телефон.

– Мам?

Но она меня не услышала – мой голос утонул в гуле разговоров и жарких споров.

Я рванула за мамой. К тому времени, как я добралась до коридора, она уже сворачивала за угол. Мужчина в красном костюме с эмблемой отеля испуганно дернулся, когда я налетела на тележку с постельным бельем и средствами для уборки. Он схватился за ручку, словно боялся, что я украду тележку.

– Извините, – выдохнула я.

Я обогнула тележку по широкой дуге и поспешила дальше.

Коридор заканчивался двустворчатыми дверьми с матовыми стеклянными вставками. Мамы в поле зрения не было, но одна из дверей плавно закрывалась, свидетельствуя о том, что кто-то недавно здесь проходил. У стены стоял стенд наподобие того, что был у входа в отель, но теперь здесь была афиша о свадьбе между некими «Гордоном и Флафией Гроувз». Под фотографией жениха и невесты шла программа мероприятия, а в углу плаката я заметила логотип в виде буквы «А», вылезающей из цветов. «Акации». Компания, в которой работала мама.

Я отстала от мамы секунд на пять, но когда прошла через двери, оказалась единственным человеком в помещении. Это был просторный холл в белых и кремовых оттенках. Пустые столы, накрытые белыми скатертями, чинно ждали гостей. На небольшом расстоянии от стен тянулись по три колонны с каждой стороны, а около невысокой сцены валялось не подключенное оборудование. В центре зала стоял огромный бежевый торт с фигурками жениха и невесты, вокруг него на столе размещались подарки. Мой взгляд зацепился за большие старинные часы с кукушкой, перевязанные ленточкой. Не считая их тиканья, в помещении не было ни звука.

Я повертела головой, но мама словно сквозь землю провалилась. Из зала вело несколько дверей и две лестницы на балконы на втором этаже, с которых можно было бы наблюдать за происходящим внизу. Мама могла уйти куда угодно.

По телу пробежали мурашки. Я не могла избавиться от ощущения, что за мной наблюдают.

Мне хотелось крикнуть: «Мам?», но страх стянул горло. Я отчетливо ощутила, что мне не стоило сюда приходить. Следовало уйти из отеля и нагнать девочек, а уже потом, после выходных, рассказать маме, что видела ее в отеле. Заодно и упрекнуть в отключенном телефоне.

Я уже шагнула назад, в сторону выхода, когда одна из дверей в углу тихо скрипнула. Инстинктивно я спряталась за ближайшей колонной, достаточно широкой, чтобы меня не было видно, и вжалась в стену. В мою сторону направились шаги. Слишком тяжелые и неспешные, чтобы принадлежать маме.

«Идиотка,» – подумала я. Зачем я спряталась? Могла бы сказать, что зашла сюда случайно. Вряд ли бы мне сильно влетело за то, что я прогуливалась по отелю, особенно когда в холле кого только не было. А теперь выглядит так, словно я пришла за свадебными подарками.

Шаги остановились совсем рядом со мной. Я услышала что-то, похожее на смешок. Меня засекли и смеются над моим ненадежным укрытием? Я судорожно придумывала правдоподобное объяснение, почему я прячусь. Внезапно до меня дошло, что я больше не слышу тиканье часов.

А затем раздался взрыв.

Часть 1. Кошки-мышки

Глава 1

Мне казалось, я только коснулась головой подушки, и вот уже звенит будильник.

С трудом раскрыв глаза, я выключила его и села в кровати. Из приоткрытого окна доносился шум улицы: проезжающие мимо машины, голоса, где-то далеко – протяжный вой сирены. Я покопалась в памяти, вспоминая, какой сегодня день.

Среда. Пара по испанскому, перерыв на два часа, затем лекция по истории. Могло быть и хуже.

Я щелкнула выключателем на черной коробочке около кровати, и из динамика в углу раздалась слабая вибрация. За три месяца я должна была к ней привыкнуть, но волны до сих пор нервировали меня. От них сбивалось дыхание и, казалось, сердце начинает биться в другом ритме. Кэра убеждала, что все учла, и последствий для организма не будет, но что-то я слабо ей верила. Зато благодаря этому я могла оставаться в доме, в котором провела большую часть жизни, и продолжать учиться в колледже.

Повторяя про себя последовательность Фибоначчи (я доходила до 6765, после чего начинала сначала), я запихнула в себя бутерброд и запила его кофе с молоком и сахаром. Затем почистила зубы и умылась – ещё один проход по последовательности. Зеркало над умывальником было заклеено черной пленкой, как и зеркало в спальне. Одна из многих попыток меня обезопасить. Одевалась я, мысленно напевая «Hit the Road Jack». До колледжа ехала под «Feeling Good» – ну и вибрацию, конечно же. Мама лично приклеила прибор, издающий ее, к приборной панели. Точно такой же я носила с собой в рюкзаке, вместе с газовым баллончиком и трекером GPS.

Каждый раз, когда я думала, что моя жизнь не может стать хуже, происходила очередная катастрофа, которая переворачивала мои планы вверх ногами.

Припарковавшись, я выключила прибор и глубоко вдохнула, запрещая себе о чем-либо думать. Вы когда-нибудь пробовали не думать вообще ни о чем? Тот еще квест.

До аудитории я шла, не поднимая глаз от пола и повторяя про себя времена в испанском языке. Сегодня нам обещали тест, который влиял на итоговую оценку, и мне не хотелось его завалить. К тому же это позволяло держать мысли в узде.

– Привет.

Я подпрыгнула на месте и оглянулась. Эмма.

Нет. Никаких имен.

– Ну что, готова к тесту? – спросила она, подстраиваясь под мой шаг. Она заплела свои длинные черные волосы в две роскошные косички, и теперь размахивала одной из них, как хлыстом.

– Вроде бы.

– А вот если бы ты не упрямилась и позанималась вчера с нами, то была бы более уверена в своих силах, – упрекнула она меня.

Я промолчала. Правый висок запульсировал, в голове появилось уже знакомое давление.

«Yo he pensado, tú has pensado, él ha pensado…1» – быстро мысленно произнесла я.

Давление в голове исчезло.

Мисс Молина начала занятие с напоминания, что не потерпит нарушения дисциплины. Она сказала это на испанском и на английском, внимательно изучая аудиторию. Затем она раздала нам тест, и я тут же приступила к его выполнению. Труднее всего было написать на листе свое имя, не концентрируясь на нем слишком внимательно. С именами в целом все было сложно, и иногда мне казалось, что мы зря напрягаемся. Но пока мы не знали точно, что ему уже удалось узнать, а что нет, приходилось перестраховываться.

На шестом вопросе я наконец смогла выкинуть из головы все, что не имело отношения к испанскому. Тест оказался легче, чем я думала, но мисс Молина славилась своей любовью к ловушкам, и в каждом вопросе мне виделся подвох. Могло быть здесь прошедшее завершенное вместо прошедшего простого? Не является ли это глаголом-исключением? Чем дольше я смотрела на написанное слово, тем больше сомневалась, так ли оно пишется. Но время еще было. Я успевала дописать тест и перепроверить себя.

Боль пришла внезапно. Я сдавленно охнула и выронила ручку. Висок снова пульсировал, но теперь к нему добавилась жгучая боль в боку, словно меня ударили раскаленной кочергой. Аудитория исчезла. Я моргнула и увидела уютную гостиную с большим телевизором на стене. В меня целился из пистолета мужчина в костюме и с кривым носом, будто его сломали и неправильно вправили. Раздался выстрел, моя рука дернулась от отдачи. В нос ударил запах чего-то горелого. Мужчина выронил пистолет и рухнул на пол, уставившись в потолок немигающим взором.

Я закричала, но не знала, кричу ли я вслух или только у себя в голове.

«Черт бы тебя побрал,» – выругался Аарон.

А затем я снова оказалась в аудитории. Мисс Молина не сводила с меня глаз. Саманта, сидящая справа от меня, подняла мою ручку с пола и положила мне на парту. Она посмотрела на меня с беспокойством. Неужели я все-таки закричала вслух?

Я заставила себя разжать пальцы, которыми вцепилась в парту. Боль в боку ослабла, но не исчезла совсем. Я посмотрела на лист с тестом. Буквы расплывались перед глазами. Я все еще ощущала запах пороха при каждом вдохе, а рука помнила рывок отдачи.

Приложив неимоверные усилия, я встала и подошла к мисс Молине, стараясь при этом не сгибаться пополам. Женщина подняла брови, когда я протянула ей тест.

– У вас есть еще десять минут.

Я покачала головой. Мисс Молина пожала плечами и приняла работу. Я быстро собрала вещи и выбралась в коридор, избегая смотреть на Эмму и Саманту. Прислонившись к стене, сползла на пол и позвонила маме. Мои звонки она больше не пропускала.

– Что случилось?

Я сглотнула поднимающуюся по горлу желчь и выдавила всего два слова:

– Его подстрелили.

***

Почему-то считается, что именно взрослым, а не детям, соответствуют такие качества, как рассудительность и практичность. Но при этом это родители, а не дети, зачастую принимают решения, которые в конечном счете приводят к глобальным проблемам.

Давайте начистоту: если бы я знала, что моя мама – тайный правительственный агент, мне бы и в голову не пришло идти за ней тогда в отеле.

Но я понятия не имела ни о настоящих делах «Акаций», ни об их плане по поимке некоего преступника по прозвищу Меркурий. Они не видели, что я вошла в холл отеля, и когда на камере слежения мелькнул мужчина, который мог быть Хароном, правой рукой Меркурия, включили прибор, который должен был создать ментальную связь между мамой и этим преступником, позволив ей отслеживать каждый его шаг и выдергивать у него из головы всю необходимую информацию. Однако мало того, что вместо мамы под удар попала я, так еще и прибор сразу после этого вышел из строя, разнеся пол холла и устроив переполох в отеле. Я очнулась в больнице с сотрясением, синяками по всему телу и посторонним человеком в своей голове.

Последующие два месяца мне приходилось учиться блокировать его, чтобы он не мог узнать ничего обо мне или о моей маме, и вместе с этим копаться у него в мыслях, пытаясь выведать информацию для «Акаций».

Не так я хотела провести летние каникулы.

Организации не нравилось, что я собираюсь вернуться в колледж: там я не могла использовать прибор, создающий вибрации и блокирующий нашу связь, да и при общении с преподавателями и сокурсниками я выдавала слишком много данных о себе. Но от изоляции я начинала сходить с ума. Я согласилась играть по правилам «Акаций», но взамен потребовала сохранить мою жизнь моей настолько, насколько это было возможно.

– Залезай, – сказала мама, перегнувшись через сидение и распахнув дверь со стороны пассажира.

Я села и едва успела закрыть за собой дверь, как она вдавила педаль газа в пол. Я завалилась на бок на повороте, после чего экстренно пристегнулась.

– Почему ты не включила прибор?

– Я…

Мама щелкнула защелкой, и машину заполнила вибрация. Я прикрыла глаза.

– Сколько прошло времени?

– Минут двадцать. Я позвонила сразу, как смогла. Я…

– Не сейчас, – резко оборвала меня мама. – Закрой глаза.

– Уже.

Я снова стала считать – не чтоб сконцентрироваться на чем-то неважном, а чтобы хоть как-то себя развлечь. По моим прикидкам, от кампуса до нью-йоркского штаба «Акаций» было чуть больше тридцати минут. Когда машину тряхнуло на лежачем полицейском, а солнечный свет исчез, я открыла глаза. Мама несколько раз каталась туда-сюда, пока не припарковалась идеально параллельно отметкам на парковочном месте. Она залезла в сумку и протянула мне повязку на глаза. Еще один способ обезопасить меня. Или, точнее, «Акаций».

По подземной парковке мама вела меня, положив руку мне на спину. Несколько секунд спустя мы зашли в лифт, раздался писк и двери закрылись. Первое время я жутко стеснялась подобных прогулок с завязанными глазами, но затем смирилась. Вряд ли меня видел кто-либо кроме «Акаций», а им не было дела до таких мелочей.

Я подозревала, что мама водит меня разными путями: заезжает сначала на один этаж, проходит по коридору, потом едет на нужный. Бродит по коридору кругами. Делает все что угодно, чтобы я не имела ни малейшего понятия, где именно располагалась комната, в которой я могла отчитываться без опаски. Я все равно считала все повороты и ступеньки, и не могла избавиться от ощущения, что я преступница.

Щелкнул замок на двери, помещение заполнила вибрация. Я стянула с глаз повязку и заморгала, привыкая к яркому освещению. Комната была обита белыми мягкими панелями, а из мебели были только стул и стол, за которым я могла делать зарисовки увиденного. Мама называла это помещение переговорной, но из-за односторонности общения мне на ум приходило другое слово.

Допросная.

Динамик зашипел, прежде чем выплюнуть мамин голос.

– Расскажи, что успела увидеть.