- -
- 100%
- +
Уолтер взглянул на Пемброка и широко улыбнулся. Очевидно, женщины Роузлинда испробовали свое волшебство и на нем. Правда, рот и нос Ричарда все еще покрывали ужасные язвы и синяки, но опухоль почти исчезла, и граф отправлял в рот ложкой какую-то кашицу темного цвета с относительной легкостью и заметным аппетитом.
– Вкусно, – пробубнил Ричард, заметив, что Уолтер косится на непривлекательное на вид жидкое месиво.
Хотя слово понять было трудно, но прозвучало оно вразумительно. Уолтер понимал, что Пемброку речь наверняка еще давалась с трудом, и, вероятно, его предостерегли от этого, но, по крайней мере, он мог быстрее и легче направлять беседу, нежели с помощью письма, что значительно облегчало дело. Между тем Ллевелин пригласил Уолтера присесть рядом с ним и за трапезой поведать ему историю о сражении. Хотя Ллевелин задавал множество заковыристых вопросов, Уолтер четко и быстро рассказывал ему все, что знал. На некоторые он отвечал, исходя из собственных наблюдений, на другие – ограничивался передачей информации, полученной от Джилберта Бассетта. Несколько последних вопросов касались личного участия Уолтера в битве, и, когда Уолтер ответил на них, принц Ллевелин засмеялся и покачал головой.
– Мне рассказывали об этом не совсем так, – сказал он. – Мне дали понять, что ты был героем Дня.
– Кто? Я? – искренне удивился Уолтер. – Кто вам это сказал, милорд?
– Я никогда не раскрываю своих источников, – поддразнил Ллевелин.
Но Ричард застучал ложкой по столу, энергично закипал головой и, отогнув три пальца, пробормотал:
– Спас меня.
– Да и, по крайней мере, один раз я чуть не убил вас, выкрикнув ваше имя, приковав тем самым внимание врага, – рассмеявшись, запротестовал Уолтер. – К тому же, милорд, вы спасали меня не реже, так что мы квиты.
Ричард энергично замахал ложкой, но, очевидно, то, что он собирался сказать, было ему не под силу, поэтому он отказался от такой попытки и указал на Ллевелина, который улыбался.
– У разговора с союзником, который едва способен говорить, есть большие преимущества, – сказал лорд Гвинедда. – Всю инициативу в беседе приходится брать на себя, а меня это вполне устраивает. Итак, я полагаю, что первоначально лорд Пемброк стремился захватить замок Монмут... Конечно, – мягко говорил Ллевелин, – я бы не мог предоставить большую помощь. Мой народ не обучен и не вооружен для взятия замков. Недостаток доспехов и оружия мы можем возместить лишь своими потерями. Таким образом, должен признать – я не сожалею о том, что вопрос о захвате замка Монмут больше не возникает.
– Почему? – спросил Ричард.
– Потому что гарнизон замка восстановлен, и даже более чем восстановлен. Как я понимаю, что Болдвин де Гюзне все еще висит между жизнью и смертью, но теперь в замке находится сам Джон Монмутский. Он привел с собой много людей, и каждый день прибывают все новые силы. Думаю, там что-то затевается, но мы узнаем об этом, когда придет время.
– Как?
Ллевелин с удивлением взглянул на графа.
– Разве сэр Уолтер, присутствующий здесь, не по вашему приказу написал Саймону, попросив его выставить наблюдение за Монмутом?
– Да, я писал ему об этом, – быстро ответил Уолтер, – но не по приказу лорда Пемброка. Я полагал, что если король захочет отомстить, то его люди, избегая больших замков, начнут грабить владения, в которые мог войти и мой собственный замок Голдклифф. Но не думаю, что лорд Пемброк подразумевал в своем вопросе именно это. Я считаю, что он выражал удивление по поводу того, как много и как скоро вы узнаете обо всем.
Это вызвало у Ллевелина улыбку. Уолтер не догадывался, то ли принц радовался тому, что удивил графа, то ли потешался над пособничеством Уолтера утонченному сознанию Ричарда. Уолтера не очень-то интересовал этот вопрос, и он не беспокоился; он положился на такт Ллевелина.
Это доверие было вознаграждено, поскольку Ллевелин сказал лишь следующее:
– Вам нужно поточнее расспросить Саймона о работе, проделанной его людьми, хотя я сомневаюсь, что вы получите вразумительный ответ. Саймон несколько озабочен все эти дни. И, тем не менее, я уверен, что на донесения его людей можно полагаться.
Обсуждение положения противостоящих сторон длилось достаточно долго, но ответ на вопрос, сколь же будет продолжаться эта бессмысленная война между королем Генрихом и его вассалами, был дан принцем Ллевелином.
– Она будет продолжаться до тех пор, пока министрам Генриха удастся убеждать короля в том, что у него имеется шанс разбить вас, – решительно заявил Ллевелин. – А они смогут убеждать его в этом, пока сражения протекают в одном и том же месте. Генрих не станет интересоваться тем, сколько людей потеряно и какой ценой – пока он не увидит, как погибают эти люди и не прочувствует цену сражений. И я уверяю вас, в данной ситуации от него будут с чрезвычайной тщательностью скрывать эти факты. Более того, лорд Пемброк, правда заключается в том, что время на стороне короля и его министров. В его руках вся Англия с ее людьми и золотом, и он может призвать на службу большие пополнения наемников с континента. У вас и у меня нет таких ресурсов.
– Бог, – прошептал Ричард.
– Вы хотите сказать, что Бог поможет нам? – Губы Ллевелина подернулись в улыбке. – Леди Элинор ухаживала за вами прошлой ночью, – сказал он. – Известен ли нам ее любимый афоризм? На Бога надейся, а сам не плошай. Уолтер заметил, как сжались и задрожали в порыве не насмеяться Мускулы на щеках Ричарда. Ссылка на неоднократно цитируемую поговорку Элинор принесла с собой поток светлых в большинстве своем воспоминаний, снова нахлынувших на Ричарда. Всю свою юность он испытывал на себе тесные узы, связывающие Маршалов с кланом Роузлинда. И хотя между семействами никогда не существовало кровного родства (возможно, узы были столь тесными, что дополнительные связи казались ненужными), Ричард относился к Элинор, как к своей тете. Он не только отлично знал афоризм Элинор, но и признавал, что некоторые хитрости этой леди, направленные в угоду себе, отдавали скорее дьявольской, нежели небесной силой. Более того, Ричард боялся, что принц Ллевелин был одним из тех, кто с восторгом рукоплескал даже самым незначительным остротам с ее стороны.
И все же за весельем, которое таки сумело отразиться на израненном лице Ричарда, мелькнула тревога. Связав все это с тем, что он слышал утром от Джеффри, Уолтер при упоминании о леди Элинор получил пищу для серьезных размышлений. Однако необходимость внимательно прислушиваться к тому, о чем говорил Ллевелин, оторвала его от призрачных зловещих раздумий.
– Вы, конечно, хотите знать, почему я выбрал Шрусбери, а не какое-нибудь другое место, – сказал Ллевелин, заметив, какой эффект произвел его дерзкий отзыв о поддержке Богом праведников, и будучи достаточно проницательным, чтобы не дожидаться ответа. – Я признаю, что до некоторой степени мною движут эгоистические соображения. Их я выложу первым делом: Шрусбери богат, и Шрусбери подходит для моих воинов, большинство из которых пехотинцы. Но это не единственные соображения. Шрусбери плохо подготовлен для нападения, поэтому он падет с наименьшими для нас потерями. Вдобавок, он расположен достаточно далеко от короля Генриха, который находится в Глостере, а это способствует еще двум целям: королю будет труднее послать армию на подмогу Шрусбери, и нападение на город не воспримут как непосредственную личную угрозу по отношению к Генриху со стороны наших объединенных сил.
Восхищаясь таким превосходным планом, Уолтер чуть не присвистнул от восторга. Он сомневался, что Ллевелин хоть каплю волновался насчет личной угрозы по отношению к Генриху, но он точно знал, что Ричарду эта проблема была далеко не безразлична. Уолтер посмотрел на графа. Ричард не отрывал глаз от Ллевелина, и светился в них и расчет, и понимание дела. Взгляд Пемброка избавил Уолтера от сомнений, которые у него возникли в начале беседы, когда он думал, предупреждать ли графа о неискренности принца Ллевелина.
Уолтер ясно понимал, что Ричард не больше его верит в неожиданное беспокойство Ллевелина в отношении чувств Генриха; и все же Ричард был готов признать справедливость предложений принца. Лицо Ллевелина оставалось бесстрастным; он знал, что Ричард не поверил в его обеспокоенность, но суть договора между союзниками была представлена.
Внезапно Уолтер ощутил желание выйти из этого безмолвного поединка.
– Если я больше не нужен вам, милорд, – сказал он, – нельзя ли мне уйти?
Поглощенный мыслями о предложении Ллевелина, Ричард рассеянно кивнул. Радуясь возможности отвлечься на мгновение от своего союзника-соперника, принц одарил Уолтера улыбкой. Осторожно высвободив колено и выйдя из-за скамейки, Уолтер машинально поклонился мужчинам, не очень-то задумываясь, заметили ли они это. Его глаза уже искали Сибель, и хотя она поменяла местоположение, в котором он заметил ее в последний раз, глаза, казалось, сами знали, где она была, и тотчас же нашли ее.
9
Когда Уолтер увидел, куда переместились Сибель и ее спутники, он ощутил огромный прилив удовлетворения. Они оставили стол, ломившийся от изобилия хлеба, сыра, небольших пирогов с пряным, рубленым мясом и высоких графинов вина, и устроились в укромном углу, спрятавшемся за выпуклыми камнями большого очага, в котором пылал огромный костер. Так как он горел, насколько позволяли обстоятельства, день и ночь круглый год, камни постоянно выделяли тепло.
Здесь было не так уютно, как перед камином, но более уединенно, и Уолтер спросил себя, не Сибель ли увела их в это место. Намереваясь присоединиться к молодежи, Уолтер направился по залу и обнаружил, что этот укромный уголок был наполовину спрятан от стола, за которым он сидел. Это удивило его и немного смутило: не наблюдал ли он неосознанно за Сибель все то время, что находился за столом с Пемброком и Ллевелином. Он тут же убедил себя, что это не имело значения. Граф и принц слишком были поглощены своими собственными проблемами, чтобы заметить это; к тому же, он уже чувствовал, как завораживающе действует на него Сибель. Возможно, это и беспокоило его, но чем ближе он подходил к ней, тем легче и радостнее становилось на душе.
– Я говорил с вашим отцом, – сказал Уолтер, не повышая голоса, как только достаточно близко приблизился к Сибель. – Я получил его позволение жениться на вас.
Поскольку Джоанна рассказала Сибель о встрече Уолтера с ее отцом, девушка не удивилась этому. Не удивил ее и его голос, хотя она и сидела к нему спиной, когда он подошел. Она каким-то образом постоянно знала о присутствии Уолтера, пока тот вел беседу с Ричардом и принцем Ллевелином. Сознание того, что Уолтер на равных совещался с двумя самыми влиятельными людьми в Уэльсе, доставляло ей удовлетворение. Сибель привыкла, что ее отец играл видную роль на советах короля. Вполне справедливо и верно, что ее будущему мужу должны были оказывать такие же почести и уважение. Сибель едва удерживалась от того, чтобы не одарить Уолтера ослепительной улыбкой и не назвать его тут же своим мужем.
То ли заметив нерешительность Сибель, то ли из чистого озорства, на помощь к ней пришел Саймон.
– Доброе утро, Уолтер, – серьезно сказал он.
Уолтер сверкнул глазами на своего давнишнего друга, и, если бы взглядом можно было убить, Саймон упал бы замертво. Он обратил свой взор к Сибель.
– Так что вы мне можете сказать на это, Сибель? – резко спросил он.
Звонкий, благозвучный смех раздался справа от Уолтера.
– Думаю, мы здесь de trop[9], Саймон! – воскликнула Рианнон.
– О нет, – ответил Саймон. – Он даже не подозревает, что мы здесь. Уолтер, не хочешь ли ты сказать Рианнон: «С добрым утром»? Знаешь, она ведь невеста и заслуживает, чтоб с ней обращались со всей учтивостью.
На этот раз, когда Уолтер посмотрел на Саймона, на лице его отразилось безропотное раздражение.
– Прошу прощения, леди Рианнон, – улыбнулся он. – Вам я от всей души скажу: «С добрым утром». Но тебе, Саймон, я скажу: «До свидания». Убирайся, негодник. Никогда в жизни не встречал более озорного дьявола, чем ты. Ты хочешь, чтобы твоя племянница вечно оставалась невенчанной?
– Позволь мне сказать тебе кое-что, Уолтер, – произнес Саймон. – Как-то немного нетрадиционно начинать ухаживания с вопроса: «Так что вы мне можете сказать на это?» Большинство мужчин начинают с того, что они восхищены красотой женщины, или...
– Сибель известно, что она красива, – сказал Уолтер.
– Она была бы ненормальной, если бы не знала об этом, – согласился Саймон, – но, тем не менее, женщинам нравится, когда им говорят об этом.
– Саймон, если ты не исчезнешь, я убью тебя... – Уолтер раздраженно вздохнул. – Позволь мне решать мои дела по-своему.
Рианнон принялась тянуть Саймона за руку, и он, засмеявшись, позволил увести себя. Уолтер поблагодарил девушку и снова повернулся к Сибель.
– Я с готовностью скажу вам, как вы красивы, – начал он, – но я не хочу вести себя, как идиот. Вчера вечером вы дали мне повод думать, что я не неприятен вам... но не явилось ли это лишь дружеским тоном?
Справившись со своим первым порывом, не раздумывая, броситься в объятия Уолтера, Сибель испугалась того, что в ней возникло подобное желание. Пытаясь сопоставить предостережения матушки со своим влечением к Уолтеру, она провела нелегкую ночь. Когда Сибель осматривала его раны прошлым вечером, она на самом деле была полностью сосредоточена на этой проблеме. Тем не менее где-то по ту сторону своих переживаний за его физическое состояние она испытывала сладострастное наслаждение, прикасаясь к телу Уолтера, наблюдая за ним.
Сибель отлично сознавала, что ни один мужчина, к телу которого она прикасалась ранее, не возбуждал ее до такой степени, и от этого Уолтер, естественно, становился еще желанней. Ей и в голову не приходило, что все другие мужчины, которых она одевала и мыла, приходились ей близкими родственниками, знакомыми с самого рождения и окруженными табу кровосмешения. Она лишь ясно понимала то, что ей хотелось прикасаться к Уолтеру, хотелось, чтобы он прикасался к ней, и это пугало ее.
– Вы задали вполне понятный вопрос, сэр Уолтер, – сказала Сибель, – но у меня нет на него определенного ответа. Могу сказать только то, – медленно и не очень охотно добавила она, – что я, не задумываясь, отклоняла все предложения, сделанные мне ранее, но не отклонила вашего – поэтому, что бы вы ни сказали, в любом случае можете оказаться в глупом положении. Как мужчина вы нравитесь мне, но я не знаю вас как человека.
Уолтер пришел в замешательство. Вид у него был совершенно озадаченный.
– Я стяжал себе доброе имя среди мужчин, – сказал он. – Ваш отец не стал бы меня слушать вообще, если бы я пользовался дурной репутацией. – Он улыбнулся девушке. – Я добр к своим лошадям, собакам, даже серфам. За мою храбрость может поручиться граф Пемброк, я уверен в этом.
Сибель не удержалась от смеха.
– Вы знаете, я совсем не это имела в виду. – Но она тотчас же стала серьезной. – Между мужем и женой существуют особые отношения. Большая близость может породить огромную любовь... или огромную ненависть. Я... мой отец, должно быть, рассказал вам о моих особенностях. Мне очень важно... знать своего мужа. Сэр Уолтер, в отличие от большинства женщин, во мне не воспитали покорность.
– Я заметил это.
– Но вы не сталкивались с этим в жизни, – возразила Сибель. – Считаться с мнением женщины не очень-то легко, даже такому человеку, как мой отец, воспитанному в семье моей матери.
– Ваш отец говорил об этом иначе.
И хотя у Уолтера не было прямого ответа (свой первоначальный, неожиданный вопрос Уолтер задал с целью дать Сибель понять о неизбежности их отношений), он был доволен. Уверенности ему придало не только поведение Сибель и то, что она сказала. Но, поскольку тема разговора была весьма необычной, Уолтера удивила та непринужденность, с которой он говорил. Как правило, мужчина не обсуждал с девушкой вопросы брака. Браки устраивались родителями: если мужчина вроде Уолтера просил руки девушки у ее отца, а она должна была покорно смириться со своей участью. Приличия не позволяли подвергать сомнению результаты брачных соглашений. Заключенные (по словам священников) на небесах, все браки считались счастливыми и плодотворными. Таким образом, подобная тема могла породить между ними неловкость, но Уолтер не испытывал стеснения.
– Ваш отец, – продолжал он, – говорил о бесконечном счастье в своей супружеской жизни. Именно к этому я и стремлюсь, Сибель.
– Я тоже, – пробормотала Сибель, пристально глядя на Уолтера.
– Мы едины в своем стремлении, давайте же разделим и счастье, – не унимался он.
Сибель опустила глаза и голову. Уолтер заметил, как она сжала руки, когда те начали дрожать. Он взял ее сложенные руки в свои, и она, не убрав их, прошептала:
– Я боюсь.
– Меня? – недоверчиво спросил Уолтер. – Уж кому-кому, а вам абсолютно нечего опасаться мужчин. Вы же знаете, что мужчины вашего рода всегда станут на вашу защиту, кроме того, мне уже объяснили, что своими землями вы будете владеть сами. Вам нечего бояться, по крайней мере, меня. Я люблю вас.
– Этого-то я и боюсь.
Ее голос прозвучал столь тихо, что Уолтеру пришлось наклониться, чтобы расслышать ответ. Он был смущен, но не чувствовал раздражения, как это случалось, когда женщины напускали на себя притворную застенчивость или, чтобы казаться таинственными, пытались завуалировать пустячные проблемы. В поведении Сибель не было ни грамма кокетства. Он допускал, что такая проблема существовала на самом деле. Он не понимал, что именно беспокоило ее, и чувствовал лишь мощную волну самозащиты. Он выпустил ее руки и обнял за плечи здоровой рукой. Это был скорее жест утешения, чем объятия, и Сибель прильнула к нему, словно обессилела от внутренней борьбы.
– Я не понимаю, – ласково произнес Уолтер, – но, если вы попытаетесь объяснить мне, я выслушаю вас.
Сибель подняла глаза.
– Любящие часто причиняют друг другу боль.
Такое утверждение сбивало с толку. Уолтер начал было протестовать, бормотать утешительные банальности, а затем признал глубокую истину слов Сибель. Ропотом благозвучных пустяков можно было нанести обиду серьезности и искренности Сибель.
– Да, но, кроме того, любящие помогают и поддерживают друг друга.
– Но что ждет нас? – прошептала Сибель.
– И то, и другое, – искренне ответил Уолтер. – Дорогая, невозможно, чтобы в нашей долгой совместной жизни, о которой я молю Бога, не возникло разногласий. – Он улыбнулся ей. – Я уже испытал на себе ваш острый язычок. Тогда я был слишком ошарашен, чтобы ответить вам – к тому же вы были до некоторой степени правы в своем недовольстве, хотя и не полностью, – но боюсь, что в другой раз я выпалю первое, что сорвется с языка, и мы поссоримся.
– Я боюсь не ссор, – вздохнула она, – а того, что последует за ними.
Единственными женщинами, с которыми когда-либо ссорился Уолтер, бывали его любовницы. Некоторые из них пускались на такую хитрость, чтобы набить себе цену прежде, чем отдаться ему в постели, другие ссорились из ревности или чтобы придать изюминку любовной связи. В любом случае все ссоры Уолтера с женщинами вертелись вокруг простыней.
Не сообразив еще, что в случае с Сибель все обстояло иначе, он сказал:
– Вы боитесь заниматься любовью? Боитесь совокупления?
На этот раз в замешательство пришла Сибель.
– Не думаю, – ответила она. – Из того, что я слышала, это очень приятная штука... но какое это имеет отношение к ссорам?
Уолтер покраснел, порываясь сказать, что неправильно понял ее, но вместо этого искренне ответил:
– Любовные утехи являются причиной большинства ссор между мужчинами и женщинами.
– Но как они могут повлиять на вопросы отправления правосудия или назначения кастелянов, например?
– Что... – начал было Уолтер, но тут его рот сам собой захлопнулся. Он собирался спросить Сибель, при чем тут правосудие или назначения кастелянов, когда вдруг вспомнил, что ей на самом деле придется принимать такие решения. – Вы думаете, что мы можем ссориться из-за подобных вещей? – вместо этого спросил он. – Ваш отец убеждал меня, что ваши мать и бабка всегда готовы были внять голосу разума в отношении собственности. Разве вы менее сговорчивы?
– Это будет зависеть, сочту ли я разумным то, что будет являться разумным с вашей точки зрения, – парировала она с оттенком присущей ей дерзости. Но тут же продолжила серьезно: – Правила Роузлинда установлены давно, и, возможно, они не соответствуют тому, к чему привыкли вы. Поэтому существует вероятность того, что между нами возникнут разногласия.
– Но не ссоры, – сказал Уолтер, впервые выказав тень нетерпения. – Я ничуть не удивляюсь, что вы не решаетесь принять меня своим мужем, раз считаете, будто я настолько глуп, что стану ссориться из-за давних традиций земли, с которой не знаком.
Сибель снова потупила взгляд.
– Я не думаю, что вы настолько глупы, да вовсе не читаю вас глупцом. Я вижу в вас мужчину... настоящего мужчину. Вот причина моего страха.
– Я снова запутался, – признался Уолтер, но раздражение исчезло из его голоса. Едва уловимая лесть успокоила его.
Но это была не лесть, и Сибель, догадывавшаяся о нетерпении Уолтера, не заметила в нем перемены настроения.
– И вам не надоест жена, постоянно вмешивающаяся в дела мужчин, как вы изволите выражаться? – беспокойно просила она.
– С чего бы это? – Уолтер улыбнулся ей. – Я бы еще мог рассердиться, если бы ваши вмешательства были по-женски глупы, но ваш отец убедил меня, что это не тот случай. Я не замечал, чтобы лорду Джеффри хоть чуть-чуть надоела ваша мать. И должен сказать, что я заметил за время своего пребывания в Роузлинде, как совершенно ослеплен лорд Иэн леди Элинор. Они уже женаты более двадцати лет. Почему бы вам не удерживать меня так же крепко?
– Возможно, я не столь красива или умна...
Уолтер внезапно напряг руку, ослабленную во время разговора.
– Какой стыд! – громко рассмеялся он, перебив девушку. – Так открыто напрашиваться на комплимент. Вам отлично известно, что вы самая красивая из всех виданных мною женщин. Вот насчет ума я так не уверен. Безусловно, умная девушка могла подыскать и более утонченный способ заставить меня сказать ей то, что она желает услышать.
Сибель тоже не удержалась от смеха, но веселое настроем тс ее смешалось с предательским теплом в теле, настойчивым желанием оказаться в объятиях Уолтера, испробовать сладость его губ, растянувшихся сейчас в приятной улыбке. Его рука на ее плече уже не являлась обычным жестом утешения. В ней томилось страстное напряжение, а его голубые глаза горели беспокойным огнем. Дыхание Сибель стало чаще. Там, где его пальцы касались ее тела, возникло странное ощущение тепла, хотя она отлично знала, что тепло его руки не могло проникнуть через шерстяное верхнее платье, тупику и нижнюю рубашку.
– Я умнее, чем вы думаете, сэр Уолтер, – сказала она, выскользнув из его рук. – Вы приняли искренность за отсутствие утонченности. Но должна признаться, что если бы я жаждала комплимента, то могла бы проявить неловкость, напрашиваясь на него. Однако у меня никогда не возникало такой необходимости.
– Значит, вы подтверждаете мою точку зрения, – парировал Уолтер, не переставая смеяться. Он заметил, как отреагировала Сибель на его собственное плотское желание. Факт, что она высвободилась из его объятий, лишь подчеркивал сознание ею того, что природа этого желания изменилась. – Вы только что сами доказали, что никогда не опостылеете ни одному мужчине. Вы знаете, что вы красивы. Скажу вашими же словами – вы умны, но просто еще не умеете расставлять приманки для мужчин...
– Перестаньте дразнить меня, – перебила его Сибель, чувствуя, что его юмор был так же опасен для нее, как и его страсть. – Судя по всему, мы обсуждаем серьезную проблему. Или вы не считаете брак серьезным делом, сэр Уолтер?
– Конечно, считаю, но бессмысленно обсуждать путь, который вы хотите избрать, Сибель. Вы не рассудительны. Что бы я ни говорил, мне не удастся уверить вас в моих будущих чувствах. Словами ничего не докажешь, только делом. Ради доказательства своих чувств я готов пройти любое испытание временем. – Он протянул ей руку.
Сибель не только вложила свою руку в руку Уолтера, но и невольно сжала его пальцы.
– Я боюсь, – повторила она. – Неужели мы никак не можем узнать друг друга получше? Не буду лгать вам, сэр Уолтер. Я неравнодушна к вам. Я... я думаю, что хотела бы стать вашей женой, но... но я боюсь.
Уолтер взглянул на нее. Никак нельзя было предсказать будущее. Теперь он лучше понимал, что имела в виду Сибель. В отличие от большинства женщин, она не боялась физически. Он знал – она понимает, что физически не будет зависеть от него, что отец и дяди всегда защитят ее и ее собственность, прогонят его или даже убьют, если он будет жесток и бесчестен в отношениях с ней. Она явно не опасалась этого. Она боялась, что различия во взглядах: вызовут такие трения между ними, что их брак рухнет, а любовь перерастет в равнодушие или даже ненависть.