Хтоны. Книга третья. Имя матери

Глава 1

Полные горсти мелкого желтого песка и блаженная улыбка, обнажившая темнеющую дырку на месте выпавшего молочного зуба. Какая некрасивая девочка! – часто шептались за ее спиной соседки, но любящие материнские глаза не желали верить сплетням. Ее Лидочка – самая чудесная девочка на свете. Как большая белая гусыня, растопырившая крылья, прикрывала Майя свою пятилетнюю дочь, защищая от всякого дурного взгляда и недоброго слова. Ее крошка такая слабенькая и ранимая. А мир вокруг такой жестокий… Майя ни на секунду не забывала об этом.

Темные тонкие волосики прикрывали высокий, выпуклый, как у папы, лоб. Небольшой курносый носик и неожиданная россыпь веснушек на розовых детских щечках. Серо-зеленые глаза сияли единственным ярким пятном на невыразительном лице. Всем было удивительно, как у такой красивой девушки, как Майя, мог родиться такой невзрачный ребенок. Однако все становилось понятным при взгляде на сидящего рядом отца. Михаил Петрович мало изменился за прошедшие шесть лет. Только в полностью темных когда-то волосах появились первые прядки седины. Теплый взгляд внимательных глаз скользил по любимым девочкам, которые, словно большая и маленькая подружки, сидели в песочнице и лепили бесконечных слоников и черепашек. Иногда ему становилось тревожно, что Майя так ревностно оберегает дочь, но если вспомнить, что она пережила… Он поговорит с ней еще раз. Они справятся…

Теплый сентябрьский день пролетает незаметно и вот уже понемногу начинает тянуть вечерней прохладой, хотя солнце еще достаточно высоко. Михаил Петрович со вздохом сожаления поднялся со скамейки и тронул жену за плечо:

– Пора, милая. У меня сегодня вечером лекция в 19:30.

– Уже? – капризно сморщила губы Майя. – Лидочка расстроится.

– Знаю, что расстроится. Я и сам не рад уходить, – грустно пожал он плечами и предложил, – давай еще по парку быстренько прогуляемся. Пусть листья пособирает. Это ее успокоит.

– Да, это она любит, – улыбнулась Майя и протянула руку к детскому рюкзачку, чтобы сложить туда пластиковые формочки.

Лидочка, стараясь не показывать, что расстроена, помогала маме складывать любимые игрушки в свой розовый, в белых бабочках рюкзачок. Затем послушно надела его на плечи и крепко ухватилась за материнскую руку теплой ладошкой.

– Догоняй, папа, – лукаво улыбнувшись, прошепелявила она и потянула мать вперед.

– Ну, держись, егоза. Если догоню, заберу тебя у мамы! – шутливо пригрозил он.

– Нет! Меня нельзя забирать у мамы! – испугалась Лидочка. – Бежим скорее!

Маленькие ножки бежали старательно, словно девочка и не догадывалась о том, что они просто играют, а не убегают от настоящей погони. Майя, крепко сжимая ладошку, таяла от нежности, бросая короткие взгляды на сосредоточенное лицо дочери. Лидочка всегда все делала основательно и по-настоящему, с несвойственной ее нежному возрасту серьезностью. Папа отстал где-то далеко позади, но девочка все не успокаивалась и продолжала тянуть маму вперед, время от времени бросая за спину озабоченные взгляды.

– Все, маленькая! Мама устала, – остановилась Майя и подхватила на руки малышку с алеющими от долгого бега щечками и, танцуя, закружилась с ней вдоль парковой аллеи. – Папа снова проиграл! Видишь, как он далеко.

– Вижу, – закивала счастливая Лидочка, – а тебя точно никто у меня не заберет? Не украдет?

– О чем ты говоришь, малыш? – сделала удивленное лицо Майя. – Конечно, меня никто не сможет у тебя забрать. Мы всегда будем вместе!

– Я тебя очень люблю, мамочка, – прошептала девочка, крепко обнимая ее за шею.

– Я тоже тебя очень люблю, Лидочка! Больше всех на свете, – шептала Майя, нежно прижимая к себе драгоценную ношу.

– Ладно! Я теперь пойду листики собирать. А ты здесь сиди и меня жди, – заерзала на руках девочка, показывая на скамейку.

– Только далеко не ходи, хорошо? – опуская дочь на землю, попросила Майя.

– Я тут, за кустиками. Я буду «ау» говорить! – солнечно улыбнулась малышка, снова демонстрируя отсутствие первого молочного зуба.

Мать внимательно следила за маленькой неуклюжей фигуркой, что копошилась в двух шагах от скамейки под ажурной листвой желтеющей акации. Легкий шум на секунду отвлек ее внимание. К скамейке, прихрамывая, подходил Михаил Петрович.

– Миша, что с ногой? – встревоженно кинулась она навстречу мужу.

– Подвернул, кажется, – сморщился он и спросил. – А где Лидочка?

– Тут, за кустами. Листья собирает, – махнула рукой Майя и вернулась к своему наблюдательному посту, выискивая глазами сиреневую кофточку дочери. Под кустами у скамейки никого не было. Стараясь не тревожиться раньше времени, Майя раздвинула гибкие ветки, вглядываясь в пространство между деревьями. Ответом была тенистая пустота.

– Лидочка! – взорвал осенний воздух высокий истеричный вопль.

Муравьиная тропка спускалась по светлому стволу старого клена и вела за собой вдоль серого бетона бордюра, прячась в тени его подножия. Муравьи крошечными черными точками деловито бежали по одному им известному маршруту. Лидочка, сжимая в кулачке веер из желтых листьев, спешила по их тропе, забыв обо всем на свете. Была в муравьином движении неясная смутная тревога. И не след бы им бежать, куда они бегут, а они все же с отчаянной обреченностью бежали.

Большая черная развороченная яма на месте муравейника и светловолосый мальчик, с каким-то злобным усердием ковыряющий на ее дне обломком сухой сучковатой палки. Девочка подошла ближе, с ужасом глядя на разоренный муравейник. Потом перевела взгляд на лицо мальчика. Шапка кудрявых волос обрамляла симпатичное детское лицо, искаженное сладострастной жаждой разрушения. Лидочка протянула руку и коснулась его плеча. Мальчик поднял глаза и слепо уставился куда-то вдаль, не видя ничего вокруг. Затем взгляд его прояснился и, обернувшись, он удивленно посмотрел на девочку, не снимающую руки с его плеча. Потом опустил свой взгляд ниже и сморщился от страха.

– Это я сделал? – спросил он.

– Да, – кивнула она.

– Я такой плохой, – мальчик наотмашь ударил себя по лицу и вскрикнул, потирая ушибленную щеку.

– Не нужно себя бить, – с недетской печалью вздохнула Лидочка. – Я тебе помогу. Просто держи меня за руку. Я отведу тебя к твоей маме.

Мальчик кивнул и схватил предложенную руку. Где-то совсем рядом раздавались громкие крики матерей, зовущих детей. Скрытые за густыми, еще только начинающими облетать кустами, они не были заметны из глубины парковой рощи, куда их кинулись искать в первую очередь. Девочка вывела его на простор освещенной неярким осенним солнцем аллеи и громко, во всю силу своих детских легких, закричала:

– Ау! Мы здесь!

– Мама! Я тут! – кричал ее маленький напарник.

Выбежавшая из кустов Майя с диким, ошалевшим от ужаса лицом подскочила к дочери и упала перед ней на колени, ощупывая нежное детское тело. Сама не осознавая, что она пытается найти, а потом прижала дочь к груди и закрыла глаза, из которых потекли жгучие слезы облегчения. С другого края аллеи к ним неслась еще одна женщина.

– Кеша, я же просила тебя не отходить далеко, – с упреком посмотрела она на испуганное лицо сына. – Ты постоянный источник неприятностей. В кого ты такой уродился только!

Мальчик нахмурился, уставившись на свои кроссовки, не желая принять протянутую руку матери и отпустить маленькую ладошку своего нового друга.

– Ты иди, – улыбнулась ему Лидочка. – Мы потом с тобой поиграем.

Михаил Петрович, молча стоявший рядом с женой, внимательно наблюдал за детьми. Крупная женщина схватила руку сына крепче, чем это было необходимо, и стала стремительно удаляться прочь, не особенно заботясь о том, что мальчику приходилось бежать следом, чтобы поспеть за ее размашистыми шагами. Лидочка тоже посмотрела им вслед и, грустно вздохнув, вывернулась из объятий матери.

– Пойдемте домой, – взяла она за руки обоих родителей.

– Пойдем, маленькая, – ободряюще сжал ее ладошку отец.

– Только мы сначала папу отвезем в больницу, хорошо? – улыбнулась ей мама.

В белоснежном холле приемного отделения травматологии было пустынно и тихо. Лидочка, непривычно молчаливая, сидела на краешке кресла рядом с матерью и смотрела через кристально прозрачные стекла широкого окна на говорливую стайку воробьев, суетившихся на ветках осины, шелестящей желтеющими в красноватых прожилках листьями.

Из глубины коридора, немного прихрамывая, к ним уже приближался Михаил Петрович, еще издали разводя руками:

– Прописали несколько дней полного покоя.

– Ну вот и прекрасно. Хоть немного посидишь дома, – немного ворчливо улыбнулась жена.

– Да. Это то, что нам сейчас нужно, – задумчиво кивнул он, глядя на дочь.

Всю дорогу до дома девочка продолжала молчать, словно у нее не осталось сил на разговоры, как это обычно случалось в ночное время перед сном. За одной только разницей, что на часах еще не было и шести часов вечера. Машина, плавно затормозив, остановилась на парковке перед воротами, ведущими к добротному одноэтажному дому с крышей из терракотовой черепицы. Обернувшись к заднему сиденью, Майя с изумлением заметила, что дочь уснула. Отец было потянулся поднять ее на руки, но Майя, многозначительно хмурясь, кивнула на забинтованную ногу. Осторожно освободив девочку от ремней безопасности, она вытянула ее из детского кресла.

Невозмутимо спавший на кресле дымчатый кот даже не пошевелился при звуке открывающейся двери. За прошедшие шесть лет Тишка немного отяжелел и больше не скакал бешенным галопом по всем комнатам, как это бывало раньше. Ну и совершенно избаловался в отношении своей миски. В фаворитах теперь была вареная рыба.

Аккуратно раздев дочь, Майя уложила ее в кровать, ломая голову, что они будут делать, если Лидочка не проснется до ночи. Разбудить? Или будь что будет? Не просто же так ребенок уснул.

На просторной кухне уже закипал поставленный заботливой рукой чайник. Михаил Петрович, немного припадая на правую ногу, суетился около стола.

– Ну зачем ты? Я что, сама на стол не накрою? У тебя же нога! – улыбаясь, покачала головой Майя. Она знала, что он не может иначе. Забота о ней была его самой главной и первостепенной задачей.

– Садись, садись. Уже готово почти все, – отмахнулся он и поднял на нее глаза, где сквозь обожание мелькнул проблеск непривычного для ее уравновешенного мужа беспокойства.

– Все в порядке? – спросила она.

– Да. Т. е. не совсем. Ты садись. Я хотел обсудить с тобой кое-то, – испытующе глядя на нее, сказал Михаил Петрович.

– Что-то случилось? – напряглась Майя.

– Нет. Все хорошо. Ничего серьезного. Меня беспокоишь ты, Майя, – наконец решился он.

– А что со мной не так? – удивилась она.

– Мне кажется, ты чрезмерно опекаешь Лидочку. Гиперопека может ей навредить, – терпеливо начал объяснять Михаил Петрович.

Майя молчала, отказываясь верить своим ушам. Он критикует ее? Он не знает, в каком мире они живут? Да, если бы она могла, то ни на секунду не отходила бы от дочери.

– Ты должна дать ей пространство для проявления самостоятельности. Научиться отпускать от себя хотя бы шагов на десять для начала. Я понимаю, что Лидочка еще очень маленькая, но подобное поведение может травмировать ее. Она любит тебя и старается быть послушной. Быть рядом, чтобы ты не переживала, – продолжил он и сделал паузу, ожидая ответ.

Ответа не было.

– Ты не подумай, что я критикую тебя. Ты просто должна сделать над собой усилие и попробовать справиться с душевной травмой. Ради нашей дочери, – тихо сказал он.

– Ты понятия не имеешь, через какой ужас мне пришлось пройти, – медленно проговаривая каждое слово, ответила Майя. – И ради чего? Разве мы можем чувствовать себя в безопасности? Мы продолжаем прятаться, как трусливые зайцы, надеясь, что нас не найдут. Наша дочь может стать их следующей жертвой, и ты предлагаешь мне отпустить ее на десять шагов?

– Майя… – только и смог прошептать он, виновато заглядывая в наполненные слезами любимые глаза. Затем, забыв про поврежденную ногу, широко шагнул к ней и крепко прижал к себе, позволяя ее лицу спрятаться у него на груди.

В ту ночь в окнах детской за неплотно закрытыми шторами долго не гас ночник. Михаил Петрович сидел у кроватки спящей девочки и напряженно всматривался в невинное детское лицо, думая о том, догадывается ли Майя, какая необычная дочь у них родилась. Под плотно сомкнутыми веками девочки бродило пока еще неприрученное голубоватое сияние.

Глава 2

Энергично дергая ногой, он безуспешно пытался вытащить ее из западни. Очень хотелось плакать от страха. Он морщился, но изо все сил старался сдержать рыдания. Что подумает о нем Лидка? Что он девчонка какая-то? Ему плакать вообще не положено. Он же сын чемпионки международных соревнований по борьбе.

– Давай помогу, – протянула руку Лидочка.

– Я сам, – угрюмо набычившись, ответил невысокий плотный мальчик.

– Мирошка, ну почему ты всегда такой упрямый? – недовольно поджала губы девочка.

– Перестань называть меня Мирошка. Мне уже 10 лет! – обиженно фыркнул он.

– Хорошо. Мирон, – она шагнула ближе и, ойкнув, проломила ногой трухлявую доску.

– Ну вот, ты тоже попалась, – с досадой проворчал Мирон.

Лида молча посмотрела вниз и попробовала шевельнуть ногой. Больно, но терпимо. Наклонившись, она схватилась за острый край сломанной доски и резко дернула вверх. Гнилое дерево с хрустом обломилось, увеличивая дыру еще на двадцать сантиметров. Этого было достаточно, чтобы вытащить детскую ступню наружу. Девочка села на заросшую мятликом землю и внимательно осмотрела ногу, словно напрочь забыв про своего спутника. Сбоку в ступне торчала потемневшая от времени, но все еще достаточно острая щепка. Лида сосредоточенно потянула ее из ранки, не обращая внимания на боль. Мирон, затаив дыхание, встревоженно следил за ней, переживая за своего маленького друга. Вскоре щепка полетела в сторону, а из ранки стали вытекать мелкие вишневые капельки. Пошарив в кармане шорт, Мирон выудил маленькую упаковку влажных салфеток.

– Лови, – бросил он салфетки девочке.

– Спасибо, – кивнула она и прижала влажный комочек к ступне, надеясь, что кровь скоро остановится.

– Тебе больно? – спросил он.

– Нет, – смело замотала она головой. – Я сейчас тебе помогу.

– Лучше не подходи. А то вдруг опять провалишься! – замахал на нее руками Мирон.

– Я с другой стороны, – отмахнулась девочка и заковыляла в обход старой деревянной лестницы, сторожившей вход в заброшенную дачу.

Встав на колени, она осторожно, стараясь не поцарапать его напряженные от боли мышцы, выломала еще один кусок старой прогнившей доски и, поднявшись на ноги, предложила ему свою руку для опоры. Мальчик больше не сопротивлялся и с благодарностью принял протянутую руку. С Лидой всегда было так. Если он попадал в беду, она всегда была рядом, чтобы помочь ему выбраться. Опираясь на ее худенькое плечо, он медленно ковылял по серому, в трещинах асфальту дачной дороги. Пробираться сквозь путаницу садовой поросли дети не решились, и вместо пути, по которому пробрались сюда, на старую соседскую дачу, они выбрали другой – длинный, но безопасный. Мирон не задавался вопросом, как семилетняя, хрупкая на вид девочка не гнется под тяжестью его упитанного тела, но практически тащит его на себе. Такое случалось уже не в первый раз. Лида была очень крепкой физически, хотя ее мама все время тревожилась за дочь и беспрестанно хлопотала вокруг нее.

– Лид, а почему твоя мама так за тебя переживает всегда? Ну что ты потеряешься или еще что-нибудь? – задал он давно интересовавший его вопрос. С Лидой можно было разговаривать на любые темы. Несмотря на то, что она была на целых три года моложе, иногда казалось, что она знает гораздо больше него самого.

– Она боится плохих людей. Так она говорит, – вздохнула девочка.

– Каких еще плохих людей? – не понял Мирон.

– Она думает, что меня могут украсть, – пояснила Лида. – А я боюсь, что украсть могут мою маму. Поэтому стараюсь быть рядом и присматривать за ней. Я должна ее защищать.

– Как же ты можешь ее защищать? Ты совсем малявка еще. Это взрослые защищают маленьких, – фыркнул Мирон.

– Я спасаю маму от монстров, которые иногда ей снятся, – серьезно ответила девочка. – Они ищут ее, а я не позволяю найти.

– Что еще за ерунду ты болтаешь? Сказки придумываешь всякие, – насмешливо улыбнулись полные губы мальчика.

– Не хочешь верить, не верь! Я знаю, что я говорю, – обиделась Лида и остановилась, снимая со своего плеча его руку. – Дальше сам ползи. Не маленький.

– Не обижайся, Лид. Я больше не буду, – примиряюще взял ее за руку Мирон.

– Ладно, не буду обижаться, – улыбнулась девочка и кивнула на поворот. – Кажется, нас уже ищут.

Взрослые стояли на перекрестке дачной дороги и с видимым облегчением наблюдали за приближающимися детьми. Было заметно, как Майя сдерживается изо всех сил, чтобы не метнуться им на встречу. Михаилу Петровичу с помощью долгих ненавязчивых бесед удалось, наконец, убедить жену, чтобы она снова научилась доверять окружающим. А главное, верить в благоразумие своей не по годам развитой дочери. Майя не стала упрекать свою девочку, а лишь молча взяла за руку и повела за собой. Счастливая уже тем, что снова слышит рядом биение ее сердца.

В мангале жарко горело пламя, время от времени рассыпая в ночном воздухе снопы светящихся в темноте огненных искр. Обеденное происшествие уже почти забылось, напоминая о себе лишь полосками белых бинтов на ногах у детей. Лида любила смотреть на огонь, поэтому не торопилась идти в дом, где, прячась от комаров, шумели дети и взрослые. Она предпочла остаться с отцом, сосредоточенно колдующим над очередной партией заманчиво благоухающего сочного жареного мяса.

Девочка сидела на выбеленном дождями и старостью бревне и следила за ловкими движениями отца, который был бессменным поваром на всех семейных и дружеских посиделках. Он почувствовал ее взгляд и с улыбкой обернулся к дочери:

– Не скучно тебе тут?

– Нет, пап. Мне нравится наблюдать за тобой и за огнем, – улыбнулась она в ответ.

– А темнота? Ты боишься темноты? – внимательно глядя на дочь, спросил он.

– Нет. Я ничего не боюсь, – беспечно ответила девочка.

– Так вот, прям совсем и ничего? – усмехнулся отец.

– Ну, только за маму боюсь, – поправилась Лида.

– Почему ты боишься за маму? – посерьезнел Михаил Петрович.

– Что они придут и заберут ее у нас, – просто ответила она.

– А ты знаешь, кто это – они? – продолжал копать отец.

– Монстры, – пожала плечами Лида. – Мама думает, что они хотят украсть меня, а они охотятся за ней.

– Откуда ты знаешь? – напрягся Михаил Петрович, чувствуя, как его бросило в холод.

– Я вижу, – задумчиво ответила девочка. – Иногда.

– Можешь описать, что ты видишь, Лидочка? – попросил отец.

– Нет. Я не понимаю, как я вижу. Но я знаю, что они ищут маму, – скривилось ее лицо. – И тогда я боюсь.

– Хорошо. Давай не будем тогда об этом говорить, – ободряюще потрепал ее по плечу отец.

– Хорошо, – шмыгнула носом девочка. – Я просто буду рядом с мамой и не дам ее украсть.

– Правильно, маленькая. Нашу маму надо охранять, – тепло улыбнулся Михаил Петрович.

Какое-то время он молчал, не решаясь еще больше растревожить ребенка, но девочка сама продолжила интересующий его разговор.

– А знаешь, пап, я иногда еще кое-что вижу, – заговорщицки улыбаясь, сказала она.

– И что же такое ты видишь? – подбодрил ее отец.

– Когда кто-то заблудился внутри себя, – подбирая слова, ответила она.

– Как это заблудился? – не понял он.

– Потерялся. Запутался. Забыл кто он такой. Стоит там в темноте и плачет. Понимаешь? – медленно говорила девочка, словно заглядывая внутрь себя.

– Не совсем, Лидочка, – покачал головой Михаил Петрович.

– Помнишь мальчика? В парке. Когда я немного потерялась? Когда совсем маленькая была, – напоминала ему дочь. – У тебя еще тогда нога болела.

– Да. Помню, помню, – закивал головой отец.

– Он стоял там и плакал. А я его спасла. Помогла ему выйти из темноты, – объяснила девочка.

– Ты его в парке нашла. Он не знал, где его мама? – все еще не до конца понимал он, что имеет в виду дочь.

– Нет. Он внутри себя потерялся. Ему холодно жить. Мама не любит, а папы нет. И он иногда уходит в себя. А там небезопасно, – глядя на огонь блестящими глазами, говорила она. – Я могу помочь и вывести из темноты, если кто-то не может найти дорогу.

Михаил Петрович лишь закивал головой, не в силах справиться с изумлением. Он молча любовался худеньким лицом своей дочери, гадая, какие еще тайны хранит ее чудесная душа.

Гости уже давно разъехались, а Михаил Петрович все продолжал копошиться на кухне, бесконечно перетирая уже и так безупречно чистые тарелки. Потом зачем-то взял тряпку и стал смахивать с полок несуществующую пыль. Майя сидела за круглым столом и наблюдала за мужем через полуприкрытые ресницами глаза. Безумно хотелось спать. Но, судя по поведению Миши, он явно хотел о чем-то поговорить.

– Ладно. Сдаюсь! Выкладывай, – громко зевнула она.

– Что ты имеешь в виду? – притворился он удивленным.

– Я хорошо тебя знаю. Не юли, – улыбнулась Майя. – Поговорим и пойдем уже спать.

– Хорошо, – он подошел к столу и сел рядом. Взял ее за руку, поглаживая длинные прохладные пальцы. Чувствуя, как маленькой счастливой птичкой замирает внутри его сердце, наполненное обожанием к своей прекрасной жене. Он не может позволить себе ее потерять. Он и дышит только ради того, чтобы быть рядом с ней и Лидочкой.

– Майя, – нерешительно начал он. – Скажи, тебе снятся странные сны? Ну, ты знаешь, о чем я.

– Кошмары? – бессознательно кусая губу, уточнила она.

– Да, – закивал он. – Ты видишь ИХ во сне?

– Иногда. Мне кажется. Я не помню своих сновидений, но бывает, просыпаюсь в холодном поту. Как, бывало, раньше, если снился какой-нибудь гадкий сон, – медленно кивая, говорила Майя. – Почему ты спрашиваешь?

– Ты же знаешь, что в городе давно не было случаев. Они словно затаились. Меня даже на исследовательскую работу перевели. Слава богу, некому давать консультации, – вздыхая, сказал он. – Но я не верю, что эта чума ушла навсегда. Они наблюдают за нами, мне кажется. Но я чувствую себя абсолютно слепым. За последние годы не было получено никакой существенной информации, которая могла бы помочь нам глубже изучить этот вопрос.

– Ты думаешь, так происходит из-за того, что теперь мы знаем их секрет? – тихо спросила Майя, сдерживая дыхание. Она боялась говорить о таких вещах вслух.

– Возможно. Затаились. Не хотят рисковать, – кивал он в такт своим мыслям.

– Они ищут нас, Миша, – посмотрела она в его глаза. – Ты не хуже меня это знаешь. Не нужно притворяться и подбирать слова. Моя душа заперта для них на замок, и я больше не позволю подобраться к себе на расстояние пушечного выстрела. Но Лидочка! Она может быть в опасности. Она еще такая маленькая и ничего не знает…

– Я думаю, Лидочка сможет за себя постоять, – мягко сказал Михаил Петрович.

– Ну что ты такое говоришь? Она еще такая маленькая. Как ребенок может себя защитить? – возмущенно вскочила на ноги Майя. – Я не хочу, чтобы наш разговор снова перешел на эту тему. Я дала ей пространство. И даже не десять шагов, как ты просил, а гораздо больше. И посмотри, что они сегодня вытворили??

– Это дети, Майя. Они обязательно будут попадать в истории. Это часть жизни. Несколько царапин ей не помешает, – развел он руками.

Майя ничего не ответила и, резко отвернувшись от мужа, вышла на веранду, всем своим видом показывая, что не желает продолжать этот бессмысленный разговор. Спать больше не хотелось. Испуганное сердце снова, как сумасшедшее, качало кровь и разгоняло ее по жилам, прогоняя прочь блаженную усталость. Оно требовало от нее действий. Ей срочно нужно было бежать. Найти укромное место, где можно спрятать свою маленькую девочку. Миша тоже очень напуган. Она почувствовала, увидела это в его взгляде. Но куда бежать? Разве можно скрыться от вездесущих тварей?

Нет, она должна пойти по другому пути. Если она расскажет Лидочке все, что знает, подготовит ее, тогда ее девочка будет в безопасности. А если не в безопасности, то, по крайней мере, она будет вооружена.

Успокоенная принятым решением, Майя вернулась в комнату и молча прижалась к мужу, позволяя теплу его тела успокоить свою растерзанную душу.

Глава 3

В школьном дворе творилось что-то шумное и беспокойное. Никто не торопился идти домой после уроков. Сгрудившись толпой вокруг новой спортплощадки, школьники наблюдали за битвой между сильнейшими на брусьях. Лида не особенно интересовалась такой ерундой. Толкаться в толпе, чтобы ничего не увидеть и помять новенькую нарядную форму? Нет уж! Вместо этого она мирно болтала со своей подружкой, сидя на шершавых досках деревянной скамейки недалеко от входа в школьный двор. Если бы не Мирон, она бы уже давно шла домой, но как же он может пропустить такой важный спор. Ее тонкие темные волосы жидкими прядками спадали вниз, прикрывая склонившееся над телефоном подружки лицо. Они рассматривали фотографии пушистого длинноухого щенка. Лида тоже очень хотела собаку, но в доме уже жил Тишка, поэтому все ее просьбы упирались в каменную стену. Иногда со злости хотелось выкинуть мохнатого толстяка, но это бывало только в минуту слабости. Мама очень дорожила своим котом, а значит, про собаку лучше забыть.