Чаровница

© Синан Джейда, 2025

ISBN 978-5-0065-3176-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие.

Она влюбилась. Это точно. Влюбилась до блесток в глазах и глупых улыбок. Карвахол – ее судьба. На этом и на том свете. И она ни за что от него не откажется, даже из- за своей бесчувственной хозяйки, которой вовек не понять теплых чувств, согревающих грудь, когда твой человек, родной не по крови – по духу, находится рядом, рука об руку. Карвахол всегда смотрел на Мэнди так, словно в мире нет иного счастья, чем заглядывать в ее синие глаза. Нет, она ни за что не позволит хранительнице вмешаться в их отношения и все испортить; поэтому она должна хранить все в тайне.

Неделю назад, а может месяц – Мэнди не могла бы определить точнее, время в этом мире шло иначе, чем в человеческом- хранительница сочла ее любовь опасной и заставила девушку обещать ей навсегда расстаться с Карвахолом, напоминая, что ее долг, как помощницы – заботиться о сохранности хаба и чтобы корзинка в доме хранительницы всегда была полна ими. А приняла отношения Мэнди и Карвахола хранительница за угрозу для ее работы и безопасности их мира от того, что в какой- то из хаба увидела о будущем парня. Сомнительном будущем, по ее словам; имеющим отношение к преступным деяниям. Что именно изображала хаба, хозяйка не помнила и проверить было нельзя- ожерелье парня куда- то затерялось.

Однако в том и заключалась по мнению Мэнди вся ужасная несправедливость хранительницы. Всего лишь из- за смутных опасений та способствовала разлуке возлюбленных. Вечной разлуке. А ведь рано или поздно Мэнди итак пришлось бы страдать от нее, ведь продолжительность ее жизни несравненно длиннее, чем обычной человеческой.

Сердце Мэнди болело. Даже стоя некоторое время назад под взором пронзительно- холодного взгляда хранительницы и вырывая из себя заверения, что больше не станет никогда и ни по какой причине видеться с любимым, слезы наперебой срывались с ее ресниц при одной мысли о об этом. Нет, она не была честна с хозяйкой и любым способом собиралась пойти ей наперекор. Просто та минута ознаменовала начало изменений в открытом общении ее и ее грозной спасительницы. Незаметно для последней растаяли их давние доверительные отношения.

Хотя, возможно, хранительница тоже чувствовала это. Может потому и не удовлетворилась одними лишь словами помощницы, а помимо них прибегла к решительным мерам. Она отрезала ей, Мэнди, путь в мир человеческий, заперев ее навсегда здесь, в обиталище беспрестанной ночи. Она применила свою особенную магию и проход меж мирами даже если и открывался, то не выпускал Мэнди наружу, в яркое солнце и под покровительство голубого неба.

Вот и сейчас девушка стояла перед тем самым проходом, дверью меж мирами ее и ее любимого. На этот раз зеркало отказалось даже показать ей мир людей. И глазком не позволяло в него заглянуть. Вредное. Только хозяйку и слушается.

Мэнди рассеяно провела пальцами по своему ожерелью на шее- сплошь черному, матовому, без картинок, как у других —без особой нужды поправила складки своего белоснежного платья и улыбнулась самой себе в расколотом на множество кусочков отражении, но без доли радости. Этой улыбкой она будто бессознательно хотела оказать поддержку себе самой. Ничего, это еще не конец- молча утешалась она и вскинула руку в невольном желании погладить порезы некогда ровной поверхности зеркала. Это хранительница оставила их на нем. Множество трещин, пересекающих друг друга, похожих на букет молний в ненастную погоду. Если попытаться различить в них закономерности, то можно было заметить, что в основном сломы складывались в форму треугольника разных размеров, но были и четырехугольники, и пяти – только попадались реже. Из- за них- то все и усложнялось для Мэнди. А ведь обычным способом зеркало было не разбить. Пожалуй, только магия хранительницы и могла ему повредить.

Толку было теребить эти бескровные раны. Мэнди их было не залечить, а хозяйка теперь ни за что не станет с этим возиться. По крайне мере, пока Карвахол не покинет мир людей естественным образом, забирая с собой и угрозу, которую он якобы представлял.

Но ничего. Мэнди сдаваться не спешила.

Более суток назад хранительница покинула свой дом и отправилась осматривать волшебный лес на признаки нездоровья. Деревья, зараженные болезнью, давали испорченные плоды, а те в свою очередь теряли возможность стать хаба. Причем не всегда получалось определить дурное самочувствие дерева сугубо по внешнему его виду. Часто зараза сидела глубоко внутри ствола и могла полностью его выточить и изъесть, но снаружи дерево бы ни веточкой, ни листочком об этом бы не поведало. Мэнди еще не умела определять наличие этих скрытых изъянов, и хранительница ходила по лесу сама, то и дело устраивая тщательные обходы. Она и из дому выходила почти только ради них, отчего девушке иногда казалось, будто порой хозяйка задумывала очередной обход исключительно ради достойной причины размять ноги. Уж слишком часто она их делала.

Но сейчас Мэнди то было в пользу. Обходы занимали по несколько суток, а то и недель – лес ни дитя уже, с каждым годом все рос и рос. Вместе с тем у нее появилось свободное от надзирательства время на воплощение своей идеи.

Все верно, Мэнди отныне не доступен мир людей. Но запрет касался лишь ее. В конце концов, кто запретит ее любимому навестить ее в этом? За тем она и украла у хозяйки интересный камушек. Та давным- давно о нем при ней обмолвилась, так девушка о нем и узнала, а нынче он ей пригодился. Она еле- еле нашла его. Хранительница славно его припрятала.

В свойствах камушка было открывать портал между мирами – этим и человеческим. Но не так, как это делало зеркало. Камень слушался только людей. Ни Мэнди, ни сама хранительница воспользоваться им для перехода в иной мир не могли. Девушке оставалось лишь сделать так, чтобы камень попал в руки ее любимого. И ей удалось притворить это в жизнь.

Дело в том, что зеркало не пускало в мир людей ее, Мэнди. Она была слишком большой, чтобы поместиться в целые части зеркала. А вот камень в них вполне умещался. Представив место, куда бы она хотела его послать, она просунула камушек сквозь зеркальную гладь, в один из цельных кусочков, и то упало на другой стороне. Девушке оставалось лишь надеяться, что оно там, где должно быть и Карвахол скоро его найдет.

Однако спустя час и даже два ничего не произошло. Мэнди нетерпеливо, будто тигр в клетке, металась перед зеркалом и ей казалось будто ожерелья, увешивавшие дом хранительницы сплошь и рядом, глядят на ее отчаяние со смешинками в блеске их хаба. Она была близка к тому, чтобы самым нелицеприятным образом начать грызть ногти. Еще спустя два часа- правда по времени их мира- она услышала вежливый стук в дверь.

Тук, тук, тук.

Сперва она обмерла от страха. Мысль, что хранительница вернулась так быстро испугало ее до бледноты кожи. Затем, с очередным стуком, она с облегчением осознала, что хозяйка не стала бы стучаться, чтобы войти в собственный дом, а просто открыла бы уже дверь и величественно бы предстала перед своей помощницей в своем неизменном черном платье с длинным подолом. К тому же стук был почти робкий, а не просто вежливый. Так стучаться гости, которые не уверены, что их действительно ждут.

Также быстро, как ее обескуражил страх, ее поглотила и неубыточная радость. Он пришел! Ведь кто еще мог? В этом мире кроме них с хранительницей больше никто не живет.

Мэнди чуть ли не в один прыжок подскочила к деревянной двери и распахнула ее навстречу очам любимого. И он был там. Стоял и смотрел на нее своими очаровательными карими глазами, не веря в свое счастье, а в левой руке у него светло- оранжевым оттенком светился камень.

Сколько им отведено времени, чтобы побыть друг с другом? Не желая терять ни секунды из него, Мэнди сбежала с булыжных ступеней дома и самозабвенно прыгнула в его объятия. Они вместе, вместе, вместе!

– Привет, лапонька, – он глубоко вдохнул запах ее волос.

Мэнди тут же про себя отвлеклась от его объятий и упала в другие, принадлежащие чувству сомнения. Хорошо ли от нее пахнет? После того, как она стала жительницей мира судеб, все в ней словно застыло: ее рост, ее запах, даже ее взгляды на жизнь. Перед уходом из мира людей она пахла ромашковой водой, которую ее мама часта настаивала для нее и ее сестры, чтобы они ополаскивали свои тела после использования дегтярного мыла для купания. Она чуть было не ляпнула вопрос об этом, но побоялась показаться глупой – этого она вообще все время боялась, что в этом мире, что в том – и промолчала. Когда руки их разнялись и чуть отстранились друг от друга, Мэнди позволила себе лишь комковатую улыбку и быстрое движение рукой, чтобы убрать с лица парочку прядей за ухо. Волосы у нее были на гордость длинные, черные и лоснящиеся в свете двух лун.

– Ты нашел его, – она кивнула на камушек, зажатый в его руке.

– Да, он удивительный. Расскажешь мне о нем подробней? – бросая на нее взгляд из- под бровей и одновременно не выпуская из виду свой подарок, он улыбнулся ей кривоватой улыбкой, исполненной то ли неуверенности, то ли смущения от чего- то.

Впрочем, его неуклюжесть нисколько не тревожила Мэнди. В Карвахоле она видела свое воплощение мечты. Еще слишком наивная, чтобы смотреть вглубь. Мэнди считала, если парень имеет определенный вид поведения на людях, это рассказывает о нем все. Ей пока не открылась страшная тайна, что наедине с собой, вдали от мнения общественности, люди ведут себя иначе: кто- то лучше, кто- то хуже – а их внешний образ – это скорее карта, на которой нужно отыскать ключи к их внутренней сути. Но откуда это было знать той, чей ученический путь и опыт оборвался на шестнадцатом году жизни? Возможно, среди ее ровесников нашлись бы такие проницательные умы, которые сразу бы раскусили обманщика, но, увы, она к ним не относилась.

Откинув волосы за спину, она со всеобъемлющим радушием согласилась на его предложение, полагая – ему просто нужен был повод, чтобы интересно провести с ней время. Все только ради того, чтобы побыть с ней рядом.

Они сели под раскидистой кроной ближайшего к дому Хранительницы дерева, и она поведала ему сперва про камушек и его историю, а потом и про весь остальной их мир, созданный в череде естественного порядка, замышленного Всевышним для каждой существующей вещи. Ничего не утаила, была честна до безобразия и считала это правильным. Поджав колени к груди и опустив на них подбородок, она в той же скучающей манере раскрыла ему тайну ожерелий, оберегаемых ее хозяйкой. В мире людей она не находила случая раскрыться, но теперь считала честью поведать парню о своем образе жизни.

– Хаба, – начала она, срывая тонкие травинки с плодородной земли, – показывает то, что произойдет с человеком в будущем. Смысл жизни хранительницы – складывать хаба в ожерелье и защищать их. Одно ожерелье – один человек – одна судьба. Моя задача – собирать хаба с деревьев в лесу, когда они созреют. Занудное занятие, да? —она повернула голову к парню. – Твоя жизнь наверняка куда более насыщенная и животрепещущая, наполненная множеством событий.

– Моя жизнь – самая обыденная, – воспротивился ей парень, но по мнению Мэнди сделал он так сугубо для ее успокоения. – И тяжелая. Постоянно приходиться чего- то боятся и искать где- то заработок.

Пока они говорили, парень успел пообвыкнуть на новом месте. С губ его не снималась нагловатая улыбка, разве что иногда пропадала, утопая в его мрачно задумчивом взгляде, но непременно возвращалась обратно. Рыжие волосы его постоянно лезли ему в глаза, словно пытались уколоть их. Левую руку он примостил на животе, а правую закинул себе за голову, да и вообще принял лежачую позу, вместо подушки использовав оголившиеся у подножия ствола корни дерева. Но к тому моменту, как зашла речь об ожерельях, вся его расслабленность вмиг испарилась. То есть он все также продолжал производить впечатление заправского бездельника, но с примесью притворства, играя самого себя в обычном состоянии.

– Тебе очень трудно приходиться в мире людей, да? – сочувственно поинтересовалась девушка. – Кстати, где ты нашел камушек? Я представляла твой дом, когда отправляла его, но тебя долго не было. Куда именно он попал? Здесь прошло несколько часов, а в твоем мире, наверное, прошли дни вплоть до его находки, – устав сидеть, она откинулась на спину, а со спины перекатилась на живот, вытянула ноги и, подперев подбородок ладонями, уставилась большими от любопытства синими глазами прямо на любимого.

Откуда ей было знать, что тот милый домик с двориком, который Карвахол показал ей в мире людей и по которому устроил целую экскурсию, вовсе не имел к нему никакого отношения? Карвахол, ее дражайший Карвахол был плут и предатель, укравший свои одежды, манеры и даже имя у своего ровесника, что являлся наследником некоего знатного рода. Тот мальчик тоже остался перед ним в простаках, но то уже другая история.

А в нашей дело было так: настоящие владельцы милого дома вернулись из поездки и заняли свое законное жилье; наш обманщик соответственно перестал в него хаживать. Камушек же Мэнди упал прямо в подвал милого дома, куда его владельцы редко забредали из- за чудовищного скопления в нем пыли и паутин, вычищать которое совсем не спешили. И так бы и суждено было бы лежать иномирной волшебной вещице в этом рассаднике бактерий, если бы не случай, погнавший парня в него заглянуть. К несчастью для всего будущего Мэнди.

– Да нет, не беспокойся ты обо мне, – он лениво передернул плечиком, мол, нестоящая тема для разговора. – Все пустяки. Камушек твой залетел в подвал. Честное слово, лучше бы ты сад представила. Два месяца разлуки с тобой – та еще пытка. Но это ничего. Главное – мы снова вместе.

И в этом Мэнди была с ним полностью согласна.

– Оставь его у себя. Он поможет тебе навещать меня тут.

– Ты больше не появишься в моем мире? – встрепенулся парень. Но вовсе не по той причине, на которую его реакцию списала девушка.

Мэнди горько вздохнула, и, сняв голову с подставки из рук, уложила левую щеку на траву.

– Нет. Хозяйка не пускает. Сломала проход между нашими мирами. Я еле тебе смогла отправить камушек.

– А если с его помощью перенесешься? – обеспокоено спросил ее любимый.

– Нет. Я больше не человек. По крайне мере, не такой, который… все сложно. Просто знай, что я не могу им воспользоваться.

Карвахол – сие имя не принадлежит ему, но мы с вами пока станем звать его так за неимением его настоящего имени – помолчал немного, а затем вновь спросил.

– А где сейчас хранительница? В доме?

– Что ты! – развеселилась девушка. Ей его непонимание показалось до нелепого смешным; как у детей, заявляющих нечто невозможное из- за своего богатого воображения. – Она мне строжайше запретила с тобой видеться. Узнает – и больше в жизни меня в свой дом не пустит. Камушек у тебя заберет, да и много чего еще предпримет.

– То есть дом пустой?

– Да.

– Покажешь? – он приподнялся на локтях с какой- то жадной надеждой вперившись в Мэнди. Не знай она, что он здоров, подумала бы, что у ее любимого началась лихорадка. До того в возбужденное состояние он пришел от одной мысли попасть в эту сокровищницу.

Мэнди замешкалась. Конечно же, она ему доверяла. Она боялась обидеть любимого, однако хотя бы один завет ее хозяйки – тот, что был строже всех – не хотела рушить. Дом хранительницы судеб был тайной из тайн. Даже ей, Мэнди, женщина позволила в него войти лишь после нескольких здешних лет службы – столетия по меркам мира людей.

Она снова поменяла позу, приподнялась на траве и села на колени, упершись пятками в таз. Замком сложив пальцы на ногах, она потупила взгляд.

– Прости, – от сожаления из- за необходимости отказа у нее почти покраснели щеки. – Я не могу.

– Почему?

– Это запрещено.

– А разве мое пребывание тут тоже не под запретом? Но ты все равно привела меня сюда.

От его напористости она почувствовала себя почти жалкой. Трудно, когда не можешь дать любимым то, что они просят.

– Прости, – она молилась, чтобы он перестал упрашивать, иначе она точно заплачет.

– Ты чего? – невесело хмыкнул он. – Еще заплачь. Перестань, ну же. Уже носом шмыгаешь. Ладно, не буду я докапываться. Давай лучше сменим занятие. Как на это смотришь? Нам ведь нравится играть в прятки друг с другом? Давай и сейчас сыграем. Тем более места для них – ого- го вон какое большое. Целый лес, – он развел руки и покрутил рыжей головой, жестами показывая, как же им повезло иметь такую отличную территорию для игры.

И Мэнди повелась.

Она быстро- быстро закивала, унимая плохое настроение, и постаралась быстро переключится на улыбку.

– Давай, – она в последний шмыгнула носом и забыла слезы. – Чур ты первый прячешься.

Так и началась их игра. Сначала прятался он, потом она, затем снова он, и вот, когда в очередной раз пришла ее очередь искать укрытия в деревьях, вся гадкость натуры Карвахола и вылезла наружу.

Ветер шелестел в синих листьях крон, две луны застыли друг напротив друга на ночном небосклоне, тем временем звезды, будто озорные их дети, весело мерцали, наблюдая за неизменным сближением и расставанием своих родителей. Вот- вот луны собирались сойтись воедино, зайдя одна за другую, и Мэнди решила тихо полюбоваться ими, пока ждала в дупле своего любимого. Дупло имело достаточно уютную форму и принадлежала одному из старейших деревьев леса. Оно выросло таким большим, что баобабы из мира людей на его фоне казались бы муравьишками. А в дупле его можно было бы построить дом, не меньше того, где жила и работала хранительница.

Мэнди ждала и ждала, пока, наконец, не появились у нее мысли о том, что, кажется, слишком хорошо она спряталась и Карвахолу ее не никак тут не найти.

Она высунулась из своего укрытия и осмотрела с высоты дупла окрестности. В их мире мало чего было достопримечательного, вот и сейчас перед ней распростёрся лес, уходящий за горизонт, несколько крупных полян и мелких прогалин, домик хранительницы, окна которого горели теплым желтым светом благодаря сотне свечей внутри него, и также отсюда она видела его- озеро; оно простиралось справа от взгляда Мэнди, не так уж далеко от ее дерева. Озеро это было особенным, оно было двигателем всей жизнедеятельности их мира, источником, из которого пили все деревья в лесу.

Заметив шевеление на его берегу, она замерла. Приглядевшись, она отчетливо различила фигуру парня. Нет, нет, нет! Она испугалась за любимого и поспешила вниз, по коре. Только бы ей успеть! Ему ни в коем случае нельзя было касаться воды. Это сулило ему непоправимые неприятности. Просто ужасающие.

Спрыгнув на землю весьма с приличного расстояния из- за спешки, она чуть не подвернула лодыжку и укорила себя за риск, коим своим неосторожным поступком, подвергла жизнь своего любимого. Ведь кто еще ему поможет, коли не она?

Она опрометью бросилась через лес, словно белая лань, рассекая по нему в своем платье, стелящимся за ней по ветру. Или призрак. Сейчас девушка чувствовала себя ближе ко второму. Это все она виновата, ее вина. Послушайся она хозяйку, его жизни не угрожала бы опасность.

– Карвахол! – крикнула она, завидев его впереди, в просвете меж толпы деревьев. Он как раз присел на корточки перед кромкой воды. – Не смей! Тебе нельзя ее трогать! – отчаянно призывала она его до тех пор, пока ступни ее не оказались в пяти больших шагах позади его спины. —Карвахол? – с дрожью тихо проронила она. – Карва…

Но она не успела договорить, как, вдруг, он резко выпрямился и повернулся к ней. На лице его блуждала хамоватая улыбочка, подбородок высоко вздернулся, а в глазах блестел триумф.

– Все в порядке, лапонька. А теперь скажи мне, что это за озеро? Ты ни разу мне о нем не рассказывала.

Мэнди собиралась было поведать ему, но тут глаза ее опустились ниже. Веки ее округлились от ужаса, пожалуй, даже большего, чем тот, что она испытала минутой ранее. Теперь речь шла не об одной, хоть и дорогой, жизни, а нескольких десятков.

Ожерелья! Руки Карвахола охапкой держали с десяток чужих судеб, и она лишь сейчас обратила внимание на черные, будто стеклянные, шарики – хаба, сжатых в его объятиях.

Так пока она пряталась, он пробрался в дом хранительницы. Вот почему ей пришлось ждать так долго. Но зачем? Зачем ему понадобилось все портить? Хранительница об этом пыталась ее предупредить?

– Что ты наделал? – привкус разочарования смочил горечью ее язык и с каждой следующей секундой становился лишь сильнее. Она подбежала к нему и выбросила вперед руку в отчаянном жесте, вцепившись пальцами в его локоть – так крепко она ни за что еще не держалась, даже когда спускалась по коре с верхушки самого большого дерева в их лесу. – Все еще можно исправить. Пойдем, вернем их на место, – она потянула его в сторону дома. Однако парень грубо дернул локтем, освободив его из ее хватки, и отошел от нее на несколько шагов.

– Нетужки. Я уже потерял одну выгоду. Еще и эту я тебе не отдам.

– Что ты такое говоришь? – неверующе спросила Мэнди. Разве она не любила его? За что он с ней так? Но, как оказалось, дальше ее поджидало нечто еще более худшее, чем кража ожерелий.

– Я хотел продать пиратам иномирянку. Даже доказательство привел им. Знаешь, сколько мне обещали золота за тебя? – в голосе его промелькнула недовольство пополам с обидой. Будто он взаправду винил ее в том, что она воспрепятствовала его намерению совершить гнилостный поступок, – А эта карга запретила тебе являться в наш мир. Но ты молодец, нашла меня и привела сюда. А этот камень? Думаю, мне за него дворец, не меньше, отдадут.

Коварство его открылось теперь Мэнди в полной мере. Как жестоко она обманулась, глупая! Больше никогда она не ослушается свою хозяйку, больше никогда не поверит ни одному мальчишке. Она обещает.

Сглотнув обиды, но не избавившись от них, а лишь отринув их на потом, она сделала шаг к парню. Он вместе с тем – шаг от нее.

– Ты отдашь мне ожерелья, – сказала она голосом, еще не до конца оправившимся от задетых ее сердечных чувств. Однако все же какую- то твердость ей выдать удалось. – И камень отдашь, – она сама откроет портал и выбросит его в него.

Парень притворно вздернул брови, вытянул щеки, сжал губы и повертел головой, словно ища что- то. Или кого- то. Но вокруг были лишь деревья, озеро, да небо над их головами. Ветер, и тот застыл, будто в напряжении ожидая конца их переделки.

– С чего бы? – фыркнул он и скинул шутовскую маску. – Я забираю эти ожерелья. Не за тебя, так за них что- нибудь отхвачу. Да и доказать, что они волшебные будет гораздо легче. Смотри- ка, на них, на всех этих бусинах, отображается какая- нибудь шевелящаяся картинка. И все, будто взаправдашние, живые. Да мне за них даже больше, чем за тебя заплатят, – сказал он, осматривая свою кражу.

Она сделала еще шаг, он не заметил.

– Ты не понимаешь, – замотала она головой.

– Ой, только не плачь, – глаза его небрежно закатились, подбородок поднялся аж к звездному небу. – Хочешь, поцелую на прощанье? – ехидная улыбка растянула его губы, причиняя ей душевную боль. Она ведь любила… – Тебе же всегда нравились мои поцелуи.

– Убирайся вон из этого мира, – прошептала она.

– С радостью, – он подскочил на месте, выражая то веселье, на какое горазды одни безумцы. И почему Мэнди не увидела в нем отсутствия разума раньше? Он из обделенных Всевышним, а у нее и мысль об этом ни разу не обмолвилась.

Парень достал камушек, и тот засветился, открывая портал меж их мирами. Он был похож на плавный разрез в невидимой ткани, по разные стороны от которой находилось по полноценному миру. Внутри разреза был виден мир – теплый, солнечный и зеленый. На фоне сумрачной синевы он выглядел манящим, будто звезда, спустившаяся с неба и застывшая в миллиметрах над земной поверхностью. Вора он тоже влек пуще некуда.

И тут Мэнди ринулась в бой, сочтя момент как нельзя подходящим. Она прыгнула вперед, сиюсекундно сокращая итак небольшое расстояние между ними, и ударила его правой пяткой в голень, заставляя упасть. Меж тем позади парня открылся портал.

– Ррр, Мэнди, – раздраженно крикнул вор и предатель. – Отстань! Я все равно унесу их. Но будешь препятствовать мне, и я не посмотрю на то, что ты девочка. Понятно тебе?

Вместо ответа Мэнди попробовала заставить парня распустить руки и выронить ожерелья. Она решила добиться этого при помощи укуса. До крови она въелась зубами в его запястье. За этим последовал исполненный боли вой; он прошелся по всей округе, пронесшись над берегом и потревожив тишь озерной глади.

– Ты напросилась сама!

Карвахол подскочил с песка, одновременно с тем вырывая руку из зубов девушки и этим решением нанес себе непоправимый ущерб, потеряв кровь и кожу в этом месте. Забегая вперед, надо сказать, что на месте этом у него останется шрам и будет преследовать его воспоминанием об этой ночи всю его жизнь вплоть до самой смерти.