Разрешаю умереть
- -
- 100%
- +
Приятно было видеть, как Гай улыбнулся, и его лицо вмиг помолодело на десять лет.
– Уж простите, не спрашиваю, что будете пить, шеф, – демонстративно развел руками Батчелор. – Мои возможности тут ограниченны.
Грейс улыбнулся в ответ, но тут же посерьезнел.
– Ну, рассказывай. Кстати говоря, неплохой шифр.
– Не сомневался, что вы его разгадаете.
– Вообще-то, его разгадала Клио.
– У вас все по-прежнему? – криво усмехнулся Батчелор, склонив голову к плечу.
– Так чего ты хочешь? Переехать в тюрьму особого режима или рассказать о моем добром друге по имени Церковная Скамья? – с напускной строгостью спросил Грейс.
– Выбираю второй вариант.
– Так я и думал.
– Короче, когда я коротал время в тюрьме Льюиса, в шикарно обставленном номере для двоих со смежным сортиром, чей последний ремонт датируется концом девятнадцатого века, был у меня сокамерник, и он, подобно мне, впервые оказался за решеткой. Очаровательный индиец, биржевой маклер из фирмочки в Лондонском Сити. Как понимаете, мы – не в последнюю очередь из-за нехватки обслуживающего персонала – проводили очень много времени в четырех стенах, где совершенно нечего делать. Разве что читать, смотреть телевизор и чесать языком.
Грейс кивнул.
– Индиец оказался из болтливых. Поначалу я старался скрыть, что служил в полиции, но об этом узнали еще до того, как я прибыл в тюрьму. Приятель по камере – имени и фамилии называть не стану, пусть будет Радж – рассказал, что несколько лет назад водил дружбу с высокопоставленным копом из столичной полиции. Тогда этот офицер служил в отделе по борьбе с мошенничеством в особо крупных размерах, где вели следствие по делу богатого клиента фирмы Раджа, предположительно связанного с организованной преступностью. В итоге эта связь осталась недоказанной, и дело закрыли. Но в процессе наш индиец сдружился с означенным детективом.
– Чье имя я, вероятно, знаю?
– Вполне вероятно, – одними губами улыбнулся Гай. – Радж дал этому копу пару наводок, благодаря чему тот сколотил значительное состояние. Что совершенно незаконно. Несколько лет фирма Раджа, относительная мелюзга по меркам Сити, обеспечивала клиентам невероятные успехи на фондовом рынке, поскольку действовала, полагаясь на инсайдерскую информацию.
– Но затем настал критический момент? – предположил Рой Грейс.
– Вот именно. Компания Раджа засветилась на радаре финансового регулятора. Парень из полиции Лондона позвонил ему и велел навести порядок в конторе, причем по-шустрому. То есть преднамеренно нарушил Закон о защите информации, разгласив сведения, которые не следовало разглашать, чем воспрепятствовал ходу правосудия.
– И?.. – заинтересованно спросил Грейс.
– Благодаря этому звонку Радж успел принять меры и ограничить число улик, обнаруженных полицией у него дома и на работе. Это предупреждение, как сказал мне Радж, вполовину сократило его тюремный срок. Сейчас индиец ожидает визита ребят из отдела финансовых преступлений. Те захотят выяснить, что еще он может рассказать о бывших клиентах. И Радж планирует обменять эту информацию на перевод из тюрьмы Льюиса в колонию неподалеку от Бирмингема, поближе к семье.
– Не желаешь ли назвать имя детектива из столичной полиции? – спросил Грейс.
– Вы уже разгадали эту тайну с помощью дедукции, Шерлок, – снова усмехнулся Гай Батчелор. – Вернее сказать, ее разгадала Клио. Какая у нее девичья фамилия? Случаем, не Уотсон?
Гай открыл лежавший на столе блокнот и начал читать, временами запинаясь при расшифровке собственного почерка. С подобной трудностью сталкивался и Рой Грейс, когда в бытность младшим сотрудником полиции собирал свидетельские показания, пока эта работа по большей части не перешла в электронный формат.
Когда Батчелор закончил, Рой едва удержался от победного жеста.
Среди биржевых маклеров принято записывать все телефонные разговоры с клиентами – на случай, если придется доказывать, что финансовый специалист действовал в полном соответствии с полученными инструкциями. Гай Батчелор только что зачитал расшифровку цифровой записи разговора между Раджем и Кассианом Пью, где тот настойчиво требовал, чтобы индиец уничтожил все упоминания о покупках, сделанных Пью на фондовом рынке за три года, предшествовавшие началу расследования. По всей видимости, Радж, перед тем как сесть в тюрьму, оставил эту улику у кого-то из родственников.
Если запись более или менее соответствует устному пересказу, это будет бомба.
Какое-то время Рой Грейс молча все обдумывал, а затем произнес:
– Одного не пойму, Гай. Зачем ты делишься со мной этой информацией?
Батчелор пожал плечами:
– По двум причинам, шеф. Одна личная, другая нет. Сперва о личной. Я обратился к помощнику главного констебля Кассиану Пью с просьбой выступить в суде в качестве свидетеля, дающего показания о репутации подсудимого. Пью так и не ответил, хотя я трижды отправлял запрос. – Он снова пожал плечами. – А во-вторых, я знаю, что он вам изрядно подгадил. Вы никогда меня не бросали. Помню, что вы сказали в суде, несмотря на все пережитое по моей вине. Таких слов я не заслужил, но считайте, что вы навсегда заручились моим уважением.
– Будь добр, Гай, до поры до времени подержи эти факты при себе. Хочу положить их на стол Элисон Воспер. Теперь она служит в столичной полиции заместителем помощника комиссара. Пью совершал эти преступления в бытность сотрудником лондонской полиции. Ну что, сделаешь мне такое одолжение?
– Конечно.
– Безмерно рад, что ты – не важно, по какой причине, – ввел меня в курс дела. – Грейс ненадолго задумался. – Скажи-ка, могу я при необходимости воспользоваться записями из твоего блокнота? Кстати, к тебе придут из лондонского отдела по борьбе с коррупцией. Пожалуй, в самом скором времени.
– Он ваш. – Батчелор подтолкнул блокнот в его сторону. – Забирайте. Не могу отделаться от ощущения, что за мной должок.
За много лет Грейса не раз спрашивали о профессиональном риске: доводилось ли чувствовать, что на карту поставлена твоя жизнь? И он отвечал: да, бывало. В последний раз это случилось, когда Грейс, преодолевая боязнь высоты, карабкался по отвесной внутренней лестнице брайтонской Смотровой башни, чтобы помешать потерявшему голову Гаю Батчелору спрыгнуть с высоты пятисот тридцати одного фута. На подъеме Роя подпитывал адреналин, но спускаться, зная, что стоит ослабить хватку, и ты устремишься навстречу неминуемой смерти, оказалось куда страшнее.
– Можно и так сказать, – согласился он и вскинул блокнот. – Считай, что долг выплачен. С процентами.
5
1 сентября, воскресенье
Рой Грейс вернулся на тюремную парковку, забрался в «альфу», приоткрыл окно, чтобы салон наполнился свежим воздухом, достал из кармана красный блокнот и приступил к чтению – вернее, кропотливой расшифровке записей, – чувствуя, что у него дрожат руки.
Закончив, он неожиданно понял, что прошло целых полчаса, а руки дрожат сильнее прежнего. Черт, если все это правда, можно считать, что помощник главного констебля Кассиан Пью взят с поличным!
Он завел машину и поехал домой. В голове царил полнейший кавардак. Грейс никак не мог решить, что делать дальше. Если информация в блокноте соответствует истине, в чем Рой почти не сомневался, и этот Радж, кем бы он ни был, передаст следствию запись разговора с Кассианом Пью и выступит в качестве свидетеля, имея на то весомые причины, то на карьере помощника главного констебля можно ставить крест. Более того, Пью светит тюремный срок.
Но по пути домой Грейс не улыбался. Конечно, Пью – тот еще геморрой, и Рой терпеть его не может, но уничтожить карьеру сотрудника полиции, коллеги и товарища по оружию… Не аморально ли это? Несколько минут Грейс размышлял, способен ли на такое. В глубине души он знал, что теперь, обладая информацией, просто обязан дать делу ход, и чем быстрее, тем лучше.
Он свернул на стоянку возле трассы A27 и выключил двигатель, после чего достал телефон, нашел в адресной книге нужный номер и позвонил на мобильный Элисон Воспер.
Рой ожидал, что попадет на голосовую почту, но приятно удивился и слегка занервничал, когда после третьего гудка ему ответила сама Элисон.
– Рой! Рада слышать. Что, передумали? Решили перейти на должность коммандера в Лондоне?
– Ну… не совсем, мэм. Однако мой звонок связан с вашим предложением, хоть и косвенно.
– «Косвенно»? Разве стоит забивать себе голову словами вроде «косвенно», да еще в воскресенье вечером?
За все время знакомства с бывшей помощницей главного констебля графства Суссекс Рой так и не научился понимать, шутит она по-доброму или ее голос сочится сарказмом.
– Стало быть, опущу слово «косвенно» и перейду прямиком к делу, мэм.
Он вкратце пересказал слова Батчелора. Почти все, о чем говорил Гай, подтверждалось записями в красном блокноте.
Выслушав его, Элисон так долго молчала, что Рой было подумал, что их разъединили. Затем, совершенно другим тоном, деловым и серьезным, она спросила:
– Рой, насколько вы уверены, что ваш бывший сотрудник говорит правду?
– На сто процентов, – без раздумий ответил Грейс.
– Даже несмотря на то, что сейчас он в тюрьме?
– Он не ищет личной выгоды, мэм.
– Тогда зачем он передал вам эти сведения?
– Затем, что ненавидит коррумпированных полицейских, хотя и сам такой, однако не исключено, что он этого не понимает. И еще Гай хотел отплатить мне за честную характеристику на суде.
– А вы всегда верны своей команде?
– Дело не в верности, мэм. Он совершил ужасные поступки, несвойственные его характеру, и судье требовалось об этом знать.
– Ну хорошо, Рой. – Похоже, ответ ее устроил. – Не обсуждайте эту тему с коллегами в Суссексе. Вы не могли бы как можно скорее отсканировать и прислать мне записи из блокнота?
– Как только вернусь домой. Где-то через полчаса.
– Отлично. Знаете, что я сделаю? Передам эти сведения в отдел по борьбе с коррупцией. – Она помолчала. – Нет нужды упоминать, что дело весьма деликатное. Действовать надо аккуратно и в обстановке строжайшей секретности.
– Полностью согласен.
– Также я лично побеседую с главным констеблем Суссекса и комиссаром по полицейским и криминальным делам. Их надо ввести в курс дела. На нынешнем этапе от вас больше ничего не требуется.
– Понял, мэм.
Завершив звонок, Рой несколько минут сидел, зачарованный сошедшим на него спокойствием. Будто бремя, с незапамятных времен лежавшее на его плечах, вдруг исчезло без следа. Он думал, как славно будет вернуться домой и разжечь угли для барбекю, пока не стемнело. При условии, что дождя не будет еще несколько часов.
6
1 сентября, воскресенье
Стоя у машины, Найл Патерностер спрятал телефон в карман и растерянно посмотрел по сторонам. Господи, куда же она подевалась? Не может быть, чтобы Иден зашла в «Макдоналдс», ведь она терпеть не может их стряпню, включая вегетарианское меню. В пути Найл, бывало, перекусывал бигмаком, но давно уже перестал об этом рассказывать, если только не хотел позлить жену. Ведь за подобным признанием неизменно следовала лекция о здоровом питании.
Может, заглянула в «Эм-энд-Эс»? Ей нравился их продуктовый отдел, и Иден все еще покупала там некоторые вещи, хотя Найл понимал, что с падением его дохода такие магазины стали им не по карману. По крайней мере, пока семья Патерностер снова не встанет на ноги. Ладно, Иден по-прежнему неплохо зарабатывает, и слава богу, но значительная часть ее средств уходит на оплату ипотеки и других счетов.
Найл прекрасно знал, что у жены имеется дополнительный доход – портфолио сдаваемой в аренду недвижимости, созданное еще до их знакомства, и процент с каких-то хитрых инвестиций, сделанных за счет накоплений Иден, – но они условились, что эти деньги трогать не следует, и Найл совершенно не интересовался, как Иден распоряжается личными финансами. Да, если уж на то пошло, и семейным бюджетом. Найл настаивал, чтобы основные продукты и какие-никакие приятные излишества, включая выпивку, приобретались на те жалкие гроши, которые он ежедневно зарабатывал извозом. Вот и еще одно яблоко раздора: Иден твердила, что концепция мужа-добытчика является не только нелепой и старомодной, но еще и оскорбительной.
С тех пор как в начале года разорилась его типография, Найл пересел на такси, «шкоду» своего приятеля Марка Таквелла, и работал от случая к случаю в те часы, когда Марку не хотелось садиться за руль. То есть с позднего вечера до раннего утра. Подбирал пьяных, постоянно рискуя, что чистка заблеванного салона встанет ему в 350 фунтов, а иногда играл роль курьера.
Он направился было к огромному зданию магазина «Эм-энд-Эс», но уже с сотни ярдов заметил, что тот закрыт, а Иден нигде не видно. Найл снова позвонил ей. Абонент недоступен. Сбросил эсэмэску и сообщение в «Вотсап» – с тем же результатом. Иден говорила, что телефон разрядился не полностью. Наверное, уже включила бы, будь все хорошо?
Иден, это не смешно. Черт побери, ты где? Я волнуюсь.
Он вернулся к «БМВ» и стал ждать. Еще десять минут. Пятнадцать. Все меньше автомобилей на парковке. Черт! Почти половина пятого!
Он сел в машину и начал обдумывать варианты. Что могло случиться с женой?
Ее похитили по пути в магазин или в торговом зале?
Бред.
Она вышла на парковку с тяжелым мешком наполнителя и не смогла найти Найла?
В таком случае позвонила бы. Или отправила сообщение.
Ей сделалось нехорошо?
Она где-то отключилась?
Но магазин обыскали.
«Милая, ну где же ты, где?!»
Найл призадумался. У жены ирландские корни и вспыльчивый нрав. В прошлых поездках у них случались полноценные скандалы на пустом месте, когда Иден велела Найлу остановиться, выходила из машины и возвращалась домой на такси.
Но сегодня… Сегодня они не ссорились – в смысле, по-настоящему. Он зацепился за эту мысль. Бога ради, наполнитель для кошачьего лотка? Но Иден, как известно, женщина импульсивная и независимая. Может, встретила в магазине кого-то из знакомых и попросила подвезти ее домой?
Такое тоже случалось. Однажды, после скандала. Но не могла же сегодняшняя перебранка привести к такому результату?
Ну а вдруг Иден уже дома и встретит Найла самым рациональным объяснением, до которого он не додумался? Хотя он не представлял, что это будет за объяснение.
Он завел мотор и сделал круг по парковке, не забыв проверить служебные помещения за магазинами.
Ни следа Иден.
Выбирая маршрут, Найл решил поехать на восток по оживленной Олд-Шорхем-роуд. На каждом светофоре он проверял телефон, не переставая думать, куда же подевалась жена.
Невилл-роуд, длиной чуть меньше мили, тянулась по предместью Брайтон-энд-Хова к северу от Олд-Шорхем-роуд, мимо стадиона «Грейхаунд» для собачьих бегов, вдоль парка Хов и заканчивалась на окраине города неподалеку от национального парка Саут-Даунс.
На светофоре Найл свернул налево, миновал школу, затем опять налево и на подъездную дорожку к дому из красного кирпича, чей угол смотрел на стадион. Машину он остановил в паре ярдов от контейнера для мотоцикла, где хранились «хонда-фаерблейд» – Иден наотрез отказывалась на нее садиться – и не менее крутой дорожный велосипед фирмы «Трек». Снова проверив телефон – и опять никаких новостей, – Найл вышел из машины и направился к двери, которую собственноручно выкрасил в ярко-белый цвет, а заодно покрасил и деревянную обшивку дома, поскольку свободного времени было у него теперь хоть отбавляй.
– Любимая, это я! – крикнул он, войдя в прихожую.
В ответ раздалось жалобное «мяу».
– Иден? – снова крикнул Найл, теперь громче.
Очередное «мяу», жалобнее прежнего. Из кухни с укоризной выглянул Реджи. Бурманский кот платинового окраса получил это имя в честь гангстера Реджи Крэя, поскольку, по мнению Иден и Найла, был самовлюбленным хулиганом, безмерно очаровательным и совершенно ненасытным. И еще эти его «мяу» бесили Найла как черт знает что. Сколько ни скорми этому вечно толстеющему существу, ему все мало. Недавно Иден сказала, что надо было назвать кота Оливером Твистом, но Найл встретил ее слова с равнодушием, поскольку не понял шутки.
С таким же равнодушием он встретил сейчас кошачьи вопли.
Но не стоявшее в доме зловоние.
Разве котам не положено делать свои дела на улице? В этом Найл тоже винил Иден. После кастрации она несколько месяцев отказывалась выпускать Реджи из дома, поскольку тот стоял рядом с магистральной дорогой, а позже разрешила ему выходить, но только в сад, по высшему разряду защищенный от кошачьих недоразумений. В результате Реджи часами ошивался в саду, но в туалет бегал домой, через дверцу для кошек.
Отсюда и необходимость в наполнителе для лотка.
Игнорируя вопли Реджи, Найл заглянул в гостиную, отделенную от столовой сводчатым проходом. На журнальном столике шахматная доска с неоконченной партией, по обе стороны от него – белые диваны. Найл с подозрением глянул на доску. Мало ли, Иден сбежала домой, чтобы тайком переставить фигуры. Найл уже лишился одной ладьи. Но расстановка, похоже, не изменилась. Как всегда, выигрывала Иден.
Снова выкрикнув ее имя, Найл взбежал на второй этаж, в спальню с холщовым потолком. Такое оформление предложила Иден, когда они только въехали в этот дом. Увидев нечто подобное в дизайнерском журнале, она решила, что спать в подобии бедуинской палатки весьма романтично, вот только стоило включить свет, и в глаза бросались десятки мушиных трупиков на холстине.
– Иден!
Найл заглянул в примыкающую к спальне ванную – пусто.
Он снова взглянул на часы. Затем подумал, не проверить ли результаты Гран-при, но совладал с искушением. Незачем тратить драгоценное время.
«Дура ты, Иден, и шутки у тебя дурацкие», – подумал он, снимая пропотевшую футболку и шорты, после чего вошел в ванную и бросил одежду в корзину для белья.
Умылся, сполоснул грудь холодной водой, освежил щеки любимым лосьоном, а затем надел свежую футболку, шорты, натянул велогольфы и зашнуровал кроссовки.
Телефон, рубашку, брюки и туфли он сунул в рюкзак – переоденется позже, перед поездкой в аэропорт – и закинул его за спину, сбегая вниз по лестнице. Прихватив ключи от входной двери, Найл подошел к контейнеру с велосипедом и мотоциклом, проверил, не спущены ли камеры – слава богу, не спущены, – и нахлобучил шлем.
Несколькими секундами позже, закрыв контейнер, он остановился на подъездной дорожке – глянул направо, налево, но Иден нигде не было. Тучи сгущались, однако Найл не боялся промокнуть под дождем. Он сел на велосипед и приналег на педали.
Значит, Иден надумала поиграть? Что ж, на здоровье. К тому времени, как Найл сгоняет в аэропорт и вернется в Брайтон, она непременно объявится. Непременно.
7
1 сентября, воскресенье
– Господи, – сказала Клио. – Этот бедняга отрекся от престола ради любимой женщины, и королевская семья стала смотреть на него как на пустое место. Думаешь, заслуженно?
– Любовь моя, в этом сериале нельзя верить ни единому слову. Прости, но он меня раздражает. Если снимаешь историческую драму, будь добр уважать зрителя и соблюдать достоверность. Согласна? – спросил Рой Грейс.
Отужинав – барбекю успели приготовить перед дождем, – они уютно устроились на диване. Между ними лежал сытый Хамфри. Казалось, он смотрит телевизор с тем же интересом, что и хозяева. Последние месяцы он страдал от боли, но сегодня, в кои-то веки, сумел запрыгнуть на диван, так что курс массажа, похоже, шел на пользу, возвращая пса к нормальной жизни. Рой взял себе бокал розе, а Клио – стакан воды и миску пряных орешков, обожаемых ею на нынешней стадии беременности. Мальчишки разошлись по своим комнатам. Ной спал глубоким сном, а Бруно, вне всяких сомнений, играл в какую-нибудь игру.
– Терпеть не могу признавать твою правоту, Рой, – сказала Клио, обнимая Хамфри, – но он и правда не злился на детей. Ему и впрямь было больно. Только погляди, каким он стал после массажа. Наш старый добрый Хамфри. Просто чудо.
– Ага. – Рой погладил пса. – Умница. Какой же ты у нас умница!
Наконец-то они добрались до сериала «Корона». Год 1953-й. Герцог Виндзорский, отказавшись присутствовать на коронации племянницы – королевы Елизаветы Второй – без Уоллис, своей супруги, графини Виндзорской (демонстративно не приглашенной на церемонию), находился у себя во французском шато, где в обществе Уоллис и нескольких друзей смотрел коронацию на крошечном телеэкране. Стоя с сигаретой в руке, герцог бегло комментировал происходящее – с явной завистью, что не оказался на месте племянницы, и не менее явной горечью из-за того, как с ним обошлись.
– Графу и графине хотя бы повезло оказаться в приличном шато, в отличие от того адского отпуска, когда я выбирала нам жилье, – заметила Клио.
– Но-но, – сказал Рой, – мы выбирали его вместе.
– Что ж, в следующий раз давай выбирать получше. – С тонкой улыбкой Клио вновь повернулась к экрану. – Насчет сериала ты прав. В школе я вообще не интересовалась историей, учитель не нравился, а сейчас она меня завораживает. Хочу узнать как можно больше, но как тут разберешь, что правда, а что вымысел? Я читала интервью со сценаристом: он говорил о выдуманной сцене. Откуда знать, что еще он выдумал?
– Полностью согласен. Если смотришь нечто историческое, хочется надеяться, что тебе преподносят достоверную информацию. Иначе какой в этом смысл? А искажения в этой или любой другой из бесчисленных исторических драм… Ведь миллионы людей поверят, что так и было на самом деле, а это очень опасно.
– К тому же, – добавила Клио, – непросто судить прошлое по сегодняшним стандартам.
– Конечно. В те времена ко многому относились совсем иначе. Разводы, к примеру, считались едва ли не смертным грехом, а сейчас они в порядке вещей.
– Ну а ты? Отказался бы от трона ради меня? – вопросительно посмотрела на него Клио.
– Не задумываясь.
– Обманщик! – Она шутливо стукнула Роя в плечо.
– Говорю же, отказался бы вмиг!
Словно в ответ на эту фразу пес испортил воздух, и Клио с Грейсом замахали руками, отгоняя едкое зловоние.
– Хамфри, фу! Это отвратительно! – отчитал его Рой.
Пес бросил на него недобрый взгляд, полностью лишенный сожаления.
– И очень невежливо в присутствии ее величества, Хамфри! – с упреком добавила Клио, схватила пульт и поставила фильм на паузу. – Я все думаю о твоем рассказе. О том, как ты ездил проведать Гая.
Клио указала на лежавший на столе блокнот Батчелора.
– Он может уничтожить Кассиана Пью. Но что, если тебе это откликнется?
– И такое нельзя исключать, – кивнул Грейс.
– Полагаться будут на показания осужденного жулика-брокера и сотрудника полиции, совершившего непредумышленное убийство. По-твоему, все получится?
– Попади дело в умелые руки, можно будет распрощаться с Кассианом Пью.
– В бытность свою королем, – кивнула Клио на телевизор, – Эдуард Восьмой допустил громадный просчет и провел остаток жизни в печали и забвении, отвергнув атрибуты королевской жизни.
– К чему ты клонишь?
– Поменяй местами Уоллис Симпсон и Кассиана Пью. Ты ставишь на кон все, что имеешь, против него. Помнишь китайскую пословицу?
– Которую?
– Прежде чем мстить, вырой две могилы.
– Вырою, – улыбнулся Рой. – Одну для Кассиана Пью, а другую для его самомнения.
8
1 сентября, воскресенье
Мистер и миссис Сазерленд, постоянные клиенты Марка Таквелла, оказались парой милых восьмидесятилетних богачей, в течение года живших то в своем доме во флоридском Нейплсе, то в квартире в испанском городе Марбелья, то в пентхаусе близ пляжа Хов.
Набравшись терпения, Найл помог невыносимо медлительным старикам добраться от аэропорта до такси, а от такси – до пентхауса. В багажник отправились ходунки мистера Сазерленда, складное кресло-каталка миссис Сазерленд и невообразимое число невероятно тяжелых чемоданов, с трудом уместившихся в такси, а затем Найл, следуя указаниям пассажиров, разнес багаж по соответствующим комнатам.
– Вы очень добры, – объявила наконец Джоан Сазерленд. – В этом не было необходимости.
– Не вопрос, – ответил насквозь пропотевший Найл.
А треклятый мистер Сазерленд… Да, он дал Найлу чаевые, сунул ему в руку какую-то купюру, поблагодарил за помощь и наказал пропустить пару стаканчиков. Решив, что разжился десяткой, а то и двадцаткой – или даже полусотенной, – Найл рассыпался в благодарностях, но в лифте обнаружил, что сжимает в кулаке одинокую пятерку. То ли милейшего старика подвело зрение, то ли он слегка отстал от жизни. Или, быть может, оказался прижимистой сволочью.
Из-за «медленной забастовки» французских авиадиспетчеров, повлиявшей почти на всю Европу, рейс задержали на час с лишним. В результате Найл, отогнав такси и проехав на велосипеде очередную милю, причем в горку, – вернулся домой за пятнадцать минут до полуночи. За вычетом стоимости горючего и доли Марка у него осталось пятьдесят фунтов. За пять часов работы. Вернее, пятьдесят пять, если считать чаевые.