За забором

Марианна Хан Редактор

Марианна Хан Корректор

Сагидолла Жанар Ерланкызы Иллюстратор

© Айсалкын Джолдошева, 2020

© Сагидолла Жанар Ерланкызы, иллюстрации, 2020

ISBN 978-5-4498-8123-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава I

Он безумно любил вторую дочь, которая исчезла ровно пять лет назад, и белые розы. Последние любил так же сильно, как отец любит своего ребенка. Аккуратно и ненасытно. Он просыпался утром и первое, что он хотел видеть, были его цветы.

Дедушка Дайыр сидел у ворот и, задумавшись, провожал взглядом пролетающую над ним птицу. И сам улетал мыслями за ароматом свежей белой розы. В саду своих идей он был просто счастлив. Он сидел у ворот с утра до вечера и радовался чему-то. Довольное лицо говорило о том, что его мысли шушукаются, как молодые женщины в гареме. Солнце плыло и пряталось за грязной плакучей ивой. Когда все собрались ужинать, он отвлекся от своих мыслей, зашел в комнату и тихим голосом сказал:

– Я решил убрать ворота.

Все сидящие за столом выпучили глаза. Ни дочь, ни невестка не собирались ему что-то отвечать. Они знали, что это только начало.

– Опять началось, – буркнул младший сын Дайыра, Курбан, и вышел из комнаты. Не мог он нормально разговаривать. Ни с отцом, ни с людьми. Любая его фраза заканчивалась двумя-тремя словами. А его голос звучал так, будто в доме мычал злой бык. Длинный рост, черные кудрявые волосы и большой широкий нос делали его еще более грубым. Его жена молчала, чтобы не показывать, что она тоже нервничает, и продолжала усердно поправлять скатерть на столе.

– Куда собираетесь перенести их? – спросила Зейнеп, дочь Дайыра, с интересом, не выдержав долгой паузы.

– Ну на свое место. Где раньше была. Чуть-чуть где-то метр назад от прежнего места установим и поставим скамейку на улице.

– А раньше тоже была скамейка. Причем неплохая, не шаталась. Можно покрасить ее в какой-нибудь цвет и все.

Дайыр обиделся на дочь, взял топу и положил на макушку, закрывая блестящие части головы. А покидая комнату, гордо произнес: 1

– А я что? Впустую жизнь прожил? Спрашивать должен?!

Напоследок он откашлялся, после чего в комнате воцарилась томительная тишина. Дайыр не спеша ушел в свой сад, в свой музей воспоминаний. Место под виноградником, где он раньше сидел с женой и проводил счастливые вечера, было тем местом, где он чувствовал себя счастливым. Там он встречал в жаркие летние дни солнце и провожал. Особенный запах того времени ощущал в своей памяти Дайыр. Один раз он заставлял его вспоминать прошедшие дни и задумываться, в другой – наполнял его глаза слезами от прошлых ошибок.

Сейчас даже пятилетняя внучка Айпопо понимала, что у него душевное неспокойствие. То, что он двигает дверь во дворе с одного места на другое и меняет ее не первый раз, знала вся улица. И каждый раз он менял размер ворот, материал и цвет.

– Даже хамелеон не так часто меняет цвет. И какой будет на этот раз? Зеленый, коричневый были и голубой тоже. Какой еще? Давайте лучше радугу нарисуем, и вы не будете меня больше беспокоить? А? Землю надо готовить к весне, а не вот этим заниматься, – возмущался младший сын, приближаясь к отцу, и его лицо сильно побелело.

Дайыр, прислонившись к опоре-шпалеру из дуба, которая держит виноградное дерево, стоял под дождем. Именно в дождливую погоду он не чувствовал себя одиноким. И эти последние снего-дождевые февральские дни давали ему надежду жить. Жить и чувствовать, что не он один плачет. Бог вместе с ним. Ничего не радовало его кроме дождя. Земля без зелени, деревья без листьев и сыновья дрянные. Родной брат тот еще козел, а дочери какие-то непутевые.

Наступил новый день, и Дайыр был готов приступить к работе. Невестка Зарина с дочерью Дайыра Зейнеп сидели за столом и продолжали есть давно остывшую еду. Детей дома не было. Их еще в начале января отправили к своим бабушкам и дедушкам. Сын Зейнеп Жамгырчы, которому исполнилось недавно 13 лет, был у тети по отцовской линии. Он туда часто ходил развеяться и там же учился ремонтировать машины. Все понимали, что ему сложно с дедом, с его характером. Иногда он не выдерживал. Он учился в школе три дня в неделю, а в остальные дни выполнял прихоти деда, слушался его, не бунтовал. Тогда его школьная сумка не двигалась с места, как стояла за старым шкафом, так и стояла, покрываясь пылью.

По телевизору показывали давно снятый советский фильм, да и сам телевизор был старый. Иногда он просил, чтобы постучали по его бокам, подергали за провода и тогда он дальше продолжал работать. В фильме показывали голубые автобусы, напоминающие сапоги, женщин и фонари.

– Красивые фонари, – сказала невестка.

– Ага, – согласилась Зейнеп, но вдруг вздрогнула и добавила, – хорошо, что папа не видел.

– Почему? – с опасением поинтересовалась невестка.

– Он и фонари хотел поставить, но удачно забыл.

– Кстати, сегодня до меня дошли слухи, что брат папы собирается в паломничество. Не знаю, правда это или нет. Не слыхали?

– Кто? Этот мерзкий человек? – Зейнеп, зная о ком идет речь, не стеснялась и высказывала, кем она в конечном счете его считает.

– Акмат Байке, – не хотя произнесла его имя невестка.

Она всегда говорила с осторожностью. Она была неухоженной и неаккуратной, но все считали ее хорошим человеком. У нее было светлое лицо, большие голубые глаза, тонкий нос, и по внешности она была полной противоположностью мужа, младшего сына Дайыра – Курбана.

– Вот мою посуду и понимаю, насколько он грязный человек. Липкий и грязный, вот как вода после мойки посуды. Даже после недолгого разговора о нем остается тяжелый осадок на душе.

– Вы что? Оставьте мне, я сама помою.

– Я ничего, со мной все нормально. Был бы он с совестью, пришел бы на мамины похороны. Живет в двух метрах от нас. Не пришел же, зато с женой на свадьбу поехал. И на поминальный день не пришел. Ничего я еще не забыла. Я все помню. Кто в каких носках пришел и с чем, тоже помню. Всем соседям он рассказывает, что ездил на похороны какого-то друга сына. Зачем оправдывается, не могу понять.

Зейнеп завелась не на шутку. Голос ее стал твердым и жестким, лицо как будто окаменело, постепенно приобретая синий оттенок.

– Может, так и было? – предположила невестка.

– Врут они. Внук, которого взяли с собой, сын младшего сына, рассказывал потом всем, что были на свадьбе. Родной брат все-таки, не чужой. Отцу тогда было особенно одиноко, нелегко, хотя у него и есть четверо сыновей. Они никудышные, даже для ножа рукоятью не годятся. Со дня смерти матери прошел почти год, а отец до сих пор с эмоциями не может справиться. За что ему такая жизнь? Ну скажи, за что? Акмат Байке, родной брат, всю жизнь пил и бил жену. Теперь живет, как пчела в банке с медом. Пускай едет! Ты думаешь, что он стремится к праведности?

Невестка растерялась, ибо не видела ее еще такой смелой в высказываниях. Она была в недоумении от реакции Зейнеп на новость. Зейнеп пугала ее, как одно из чучел, которые создавал Дайыр. Он делал их из разных материалов и был известен этими пугалами на весь район, ведь они всегда получались очень похожими на людей. Он делал чучела на заказ и имел свой небольшой доход. А еще Дайыр славился своими сыновьями.

– Может, отправим отца пока что к Лоле, старшей сестре? Если эти слухи правдивые? – предложила невестка.

– Почему? – Зейнеп не понимала, при чем тут отец.

– Не все могут совершать хадж. А папа всегда хотел. Но знал, что у него такой возможности не будет, поэтому молчит. 2

– Не знаю. Согласится ли отец? – то ли она бы умной, то ли мамина кровь в ней все еще жила, но она всегда возвращала вопросы, избегая конфликта и недопонимания.

– Предполагаю, что, да, согласится. Если нам повезет, то он и о своих планах про ворота забудет. Ему нужен покой. Он сам себе не дает отойти в сторону от проблем. Который раз люди смеются над нами.

– Никто же еще ничего не сказал.

– Но они видят ведь! Какое позорище! Сколько раз в день они по нашей улице ходят на базар, на свадьбы, в школу и на работу?! Прославились мы на весь район. Если из этой дороги сделают объездную, вот водителям будет весело. Наш дом и так превратился в живой театр. Давай тогда отправим его к Лоле, побудет у нее хотя бы до осени. Забудет, так забудет про ворота и про брата, если нет, то мы ничего с этим не сможем поделать.

Через два дня Дайыра отправили к старшей дочери. Но уже на следующее утро он вернулся. Спросить, почему так быстро и таким ранним утром, никто не успел. Дайыр выглядел счастливым. В правой руке он держал новую куклу с рыжими кудрявыми волосами и такими же карими глазами, как у самой маленькой внучки Айпопо. А на неровной сырой земле в пакете лежало покрытое пылью зеркало, в старой раме без краски.

– А это я повешу на вороту, – радостно сказал Дайыр, вытаскивая зеркало из полиэтиленового пакета.

– Такое большое зеркало повесишь на ворота? – удивленно спросил младший сын, который вышел навстречу отцу.

– Ты сначала поздоровался бы. Да, но оно не большое, тебе кажется. Оно совсем не большое, – возражал Дайыр. – Только рамку надо окрасить, но не сегодня. Надо ему сначала дать высохнуть, валялось на складе у Лолы, в куче мусора. Я там прибрался как мог. Жамгырчы надо было взять с собой, он бы помог мне. У Лолы вся семья заболела гриппом. И я решил вернуться. Ничего, теперь спокойно могу заняться делом.

Дальше он рассказывал, что соловьи поют у дочери как-то странно, и что они издеваются над людьми по утрам. Он был сильно удивлен тому, как они поют с настроением. Затем он поведал, как ошибся, когда до вечера ждал, что дождь закончится. И поделился, что младший сын дочери какой-то нервный, от злости на него он остался под дождем и стал рвать траву.

Дайыр был стар, и 50 лет он прожил в своем большом доме. Он строил его сам, своими руками, когда только женился. Окон в доме было много. Он был похож на местную больницу, потому что в нем было много окон – спереди, сзади и по бокам. Стены дома были блекло-белыми. Последние пять лет часто шли дожди, и дом терял яркость, как Дайыр терял разум. Потолки в доме были из самых дорогих сосен в то время, с узорами, напоминающие острые морские волны.

«Ручная работа», – говорила младшая дочь Дайыра Венера, шутя и отвечая на вопросы гостей, почему они такие. Картавила она заметно. Из всей семьи по росту самой маленькой была она. Ее узкие глаза, тонкий нос и маленькое лицо заметно выделяли ее. Она была точной копией брата Дайыра Акмат Байке. В разговоре Зейнеп с невесткой случайно вспомнили ее.

– Давно Венеры не было дома, не навещает отца.

– Слушай, мне надо сообщить старшей сестре о состоянии отца, – вдруг вспомнила Зейнеп. – Ты накрой на стол, а я пойду письмо ей передам. Пора вмешаться, я переживаю за отца. Отправлю письмо через водителя. Если сейчас к двенадцати успею, то к вечеру она приедет. Меня мучает зеркало, зачем оно нужно? Кажется, все серьезно. Он и правда хочет повесить его на ворота.

– Кто сегодня водитель? – спросила невестка.

– Не знаю, забыла их график, – задумалась ненадолго Зейнеп.

– Если Андрей, то он передаст. А вот этот новый странный какой-то, мне он один раз отказал.

– Ну тогда дам немного денег, думаю, не откажет.

– Он и деньги не берет.

– Не знаю. Не знаю, что делать. Не знаю, кому пожаловаться. Я вот сама живу с вами, разведенная и не молодая на вашей шее с сыном подростком. В чье плечо я могу порыдать? Нет мамы, нет женщины, платье которой впитает мои слезы! – дав волю слезам, Зейнеп разрыдалась.

– Старший брат Токтогул дома, не знаешь? – через пару минут спросила она, успокаивая себя. – Какой сегодня день? Он не на дежурстве?

– Невестка была дома, дети еще не приходили.

– А Султан? 3

– Тоже не знаю. Омка утром приходил, не соврать, часов в пять. Был в майке и трусах. Походил по саду, поел и ушел. Бормотал, что папа спит. Айпопо где, спрашивал. 4 5

– Асхат тоже тогда на работе? 6

– Вчера заходил, сказал, что сегодня берет выходной.

– В принципе мы все дома. Если Лола успеет, то сегодня можем собраться. 7

– Но Арууке нет, и Венеры нет. Отпустят ли ее, мы еще не знаем. 8 9

– От Арууке сестры, кстати, вестей нет? – спросила невестка. Про нее последние шесть месяцев никто и не вспоминал. И Зарина думала, что Зейнеп знает что-то, чего не знает она.

– Нет, никаких, – резко ответила Зейнеп.

– Сколько лет прошло? – задумалась невестка.

– Четыре, нет, вру, скоро будет пять лет, – вспоминала Зейнеп.

– Папа после смерти мамы сильно ослаб. И за сестру переживает. Может, чувствует себя виноватым перед ней, – сказала невестка, высказывая свое мнение.

– Но в этом нет никакой его вины. Она обанкротилась сама. А с такими долгами она не могла остаться в городе. Люди не дали бы ей жить. Поступили бы так, как с покойным Ким. Его ведь заставили есть мозг осла, а потом убили в горах. Люди звереют, когда речь идет о больших деньгах. Но я помню ее последний разговор с отцом. Говорила, что винит его. Он не продал тутовый сад, когда она просила и не выдал ее замуж. Арууке тогда была не в себе. Плакала. И они с отцом долго разговаривали. Я не выдержала, не стала подслушивать. Если бы они согласились тогда выдать ее замуж, то все было бы по другому. У нее была бы семья, дети…

– Ты же знаешь, все было совсем не так. Ей тогда и восемнадцати не было. А вашей старшей сестре было двадцать восемь. Тогда все девушки выходили замуж до двадцати трех, а старшая сестра оставалась в старых девах. И папе было стыдно перед людьми. Выдавать замуж восемнадцатилетнюю, когда есть старшая незамужняя дочь – это был позор. Помню еще, что про сватов узнали старшины через соседей и приходили к отцу поговорить. Контролировали. Это только сейчас об этом забыли. Сейчас не так, как раньше. Тогда соблюдалась очередь. Сейчас поселок стал городом. Много чего изменилось с тех пор. Нет жесткого контроля со стороны старшин.

– Да… – подхватила Зейнеп, – Арууке же хотела замуж за своего парня. И она об этом открыто сказала родителям. Но они были категорически против. Нельзя было по обычаям выдавать замуж вторую дочку, когда есть старшая. Выдавать младшую замуж первой считалось позором. А она не захотела ждать сестру. Настаивала на своем. Тогда ей запретили встречаться с ним. Но она с этим не смирилась в душе.

– Да?

– Да, – продолжала Зейнеп, – парень женился на другой. На своей соседке. Месяц Арууке не выходила из дома. А потом начала заниматься бизнесом, чтобы забыть его. Жила хорошо. Купила квартиру. Но свою любовь никак не смогла забыть. Воспоминания о нем сбили ее с пути. Осенью, когда саранча съела весь урожай, она обанкротилась. Оставила все, как есть, и уехала. Исчезла. Мама начала по ней скучать. Тосковала. Ее страдания известны только нам… Мы все думали, что она вернется через год. Но вестей так и не было. Затем второй год прошел. Папа признался семье, что сильно ошибся. Родители пожалели, что отказали дочери. А потом уже мама слегла в постель, а папа начал уходить в себя. Хотя тогда мы еще толком ничего не замечали.

– Это тогда его поведение сильно изменилось?

– Да… Мы надеялись, что она вернется домой. Не было никакой информации о ее существовании. Помню, что папа именно тогда начал вести свои странные записи, разговаривать с собой… Но кажется, я заговорилась. Давай потом это обсудим. Все, я побежала отдавать письмо. Что мне сказать Лоле? Что срочно надо приехать сегодня? Или сказать, что семейное собрание? – Зейнеп ненадолго задумалась. – Ладно, на месте разберусь.

– А Венере как сообщим?

– Сходи в лесхоз, у них заработал телефон. Позвони в роддом и попроси, чтоб Аскара позвали. Думаю, он на дежурстве. И скажи ему, что очень надо. 10

– Он ревнивый. Вряд ли отпустит ее одну.

– Как будто только у него жена есть, а у остальных нет. Скажи, что очень надо.

Зейнеп взяла сумку и пошла отправлять письмо. В ее и так безрадостных глазах появились блуждающий страх и боль за отца. Поступки отца не выходили у нее из головы. Но она успокаивала себя, думая, что отец все-таки зеркало прикрепит внутри двора, а не снаружи. Уверяла себя, что беспокоится по пустякам. Она задумалась и не заметила, что автобус уже проехал вперед и сигналил ей. Водитель узнал ее и остановился. Подбежав к автобусу, Зейнеп широко улыбнулась. Быстро поздоровавшись, шофер сказал:

– Письмо?

Зейнеп в ответ кивнула головой.

– На сегодня надо?

– Да.

Глава II

Собрание состоялось. Но собрались не все. Как всегда не пришел второй сын Дайыра, Султан. Хотя этому никто и не удивился. Даже, когда Дайыр просил его навестить, он не приходил под разными предлогами.

– Где папа, – спросила Зейнеп у старшей дочери отсутствующего Султана.

Та ответила, что он сейчас придет. Но Зейнеп продолжала спрашивать, точно ли он придет или ему не сообщили о собрании. И только жена Султана и Дайыр знали, что он все равно не придет. Хоть бульдозер отправляй за ним.

Собрание начали спокойно, за общим столом. Уже был вечер. За окном дул еле заметный ветерок. Дети играли в большой комнате в прятки.

– Папа хочет повесить зеркало на ворота, – сказала Зейнеп в начале семейного собрания.

Дайыр глотнул свежезаваренный чай.

– Оно не большое, – начал он, заранее зная, что дети будут против.

– Который раз передвигаем ворота. Давай вот на этот раз остановимся. Зачем каждый раз передвигать? – вступил в разговор старший сын Токтогул.

– Я бы лучше вместо ворот занялся подготовкой земли к посеву пшеницы, – добавил младший сын Курбан, уставший от папиных идей. Его же неожиданная идея не всем понравилась. Дайыр задумался и с недоверием спросил:

– Ты решил вернуться к фермерству?

– Земля уже достаточно отдохнула, набралась сил. Думаю, теперь можно пользоваться ею.

– Не рановато? Два года отдыхала? Может, еще год подождем?

– У людей по пять лет отдыхает, – добавила жена Курбана. Его идея больше всех не понравилась ей. Она знала, что тогда и ей придется трудиться на поле. А она вышивала дома на заказ и не хотела отвлекаться.

– Нет, достаточно. Почва хорошая была еще осенью. Я тогда уже начал готовить землю. Если ждать, то и десяти лет будет мало, – стоял на своем Курбан.

– Кого знаю, все оставляли на покой на пять лет. За два года не восстанавливается она, – Дайыр не знал, что делать. Соглашаться или нет. Но всегда мечтал, чтобы сын сам пользовался землей и никому не отдавал в аренду.

– Ты всегда начинаешь и бросаешь. Отдохнувшую землю отдаешь в аренду, а когда она истощается, начинаешь сам ею пользоваться. В итоге никакой пользы, мало урожая, разве что только вам самим хватает, – добавил третий сын Асхат.

– Сам видел, какой урожай был последние годы. Не только у Курбана, у всех, – в защиту младшего брата отозвалась старшая сестра Лола. – Саранча сделала свое дело. Сколько шума было из-за нее, она все съела. С пустыми руками остались, – она хотела отвлечь Дайыра от его непонятных идей и была готова на все.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

1

Головной убор.

2

Хадж – паломничество в Мекку, город в Саудовской Аравии, где в мечети Аль-Харам находится главная святыня ислама – священная Кааба. Кааба – кубическая постройка, покрытая черным вышитым шелком. Она стоит во дворе Запретной Мечети в Мекке.

3

Второй сын Дайыра.

4

Сын Султана, внук Дайыра, больной ребенок.

5

Дочь Султана, внучка Дайыра.

6

Третий сын Дайыра.

7

Старшая дочь Дайыра.

8

Вторая, пропавшая дочь Дайыра.

9

Четвертая дочь Дайыра.

10

Муж Венеры, четвертой дочери Дайыра, работает в роддоме.